Или Идейная интеллигенция приходит к власти

Все революции похожи друг на друга. Порой они схожи просто как близнецы, отличить коих человеку со стороны возможно только по именам. И, главное, как быстро всё развивается!

Двух лет не прошло со дня бесславной кончины Учредительного собрания, год с небольшим миновал после провозглашения лозунга «Отечество в опасности!», а страна уже не похожа на самоё себя. Случилось цареубийство, введён новый календарь, фанатичной молодой девушкой совершено покушение на одного из главных революционных лидеров… Я имею в виду не Каплан и Ленина, а Шарлотту Корде, которая убила бывшего журналиста и видного революционера Марата.

Страна в кольце фронтов – войска Англии, Австрии, Пруссии с севера и Испании с юга теснят полуголодных, босых и оборванных солдат республики. Английский экспедиционный корпус, поддержанный беляками (роялисты выступали под белым флагом), высадился в Тулоне. Внутри Франции полыхают крестьянские восстания – Вандея в огне, голодающий Лион тоже потерял интерес к «свободе, равенству и братству». По селам рыщут комиссарские продотряды.

В такой ситуации революция решает отчаянно защищаться. Защищаться – это просто… Для начала революционный парламент – Конвент избавился от оппортунистов в своих рядах. Метод «очищения» был по-тогдашнему безальтернативен – умеренная часть парламента просто казнена. На эшафоте депутаты-жирондисты пели «Марсельезу». Впрочем, пение это становилось всё тише и тише, по мере того, как их головы одна за другой падали в корзину.

Власть в парламенте переходит к якобинцам и их вождям – бывшему адвокату Робеспьеру, бывшему журналисту Эберу и бывшему адвокату Дантону. Робеспьер возглавляет избранный в условиях чрезвычайности и наделенный особыми полномочиями Комитет общественного спасения. Дантон создаёт Ревтрибуналы.

Принят знаменитый Декрет о подозрительных. «Подозрительныеми считаются все те, кто своими действиями, сношениями, речами, сочинениями и чем бы то ни было ещё навлекли на себя подозрение.» Подозрительные подлежали немедленному аресту и суду Революционного трибунала. Раздаются призывы к бдительным гражданам узнавать подозрительных на улице. В ту пору во Франции родилась поговорка: «Если ты ни в чём не подозрителен, то в любой момент можешь стать подозреваемым в подозрительности».

История донесла до нас множество документов той эпохи. Но интереснее всего читать письма, дневники и мемуары очевидцев происходившего. Такие, как, например, эти записи одного из адвокатов, защищавших обвиняемых в Революционном трибунале.

«Революционный трибунал разрешал обвиняемым приглашать защитников, но функции последних не имели реального значения в тех случаях, когда жертвой являлось лицо, указанное комитетами конвента или клубом якобинцев, а также народными союзами или уполномоченными депутатами. Защитники являлись правомочными только тогда, когда у них было удостоверение в их гражданской благонадежности. Всех тех, кому было отказано в таких свидетельствах, пресловутый закон объявлял подозрительными.

У меня удостоверения не было, и, тем не менее, я выступал защитником. Часто даже сам трибунал назначал меня таковым. Должен, однако, сознаться, – и мне без труда поверят, – что я ни разу не появлялся в суде без внутренней дрожи.

Частенько, разбуженный в пять часов утра звонком, я считал, что пробил мой последний час. Звонил же судебный пристав, принося мне обвинительные акты, а в десять часов утра я должен был выступать защитником, без предварительного свидания с обвиняемым. Страх мой был вполне уместен: аресты по соседству все учащались, и с зарею я часто пробуждался от шума дверных молотков, стучавших у соседей.

Обвинительные акты революционного трибунала обычно формулировались следующим образом: «Раскрыт заговор против французского народа, стремящийся опрокинуть революционное правительство и восстановить монархию. Нижеследующее лицо является вдохновителем или сообщником этой конспирации». При помощи этой простой и убийственной формулы буквально каждому невиннейшему поступку можно было приписать преступное намерение.

Одной из многочисленных улик при обвинениях в заговоре было констатирование намерения заморить французский народ голодом, чтобы побудить его к восстанию против конвента. Считался виновным в этом преступлении тот, кто хранил у себя дома или в другом месте предметы первой необходимости или продукты для обычной пищи в количестве большем, чем нужно на один день. Так, один богатый фермер, отец десяти детей, был присуждён к смертной казни за то, что один из его слуг, просевая рожь на веялке, рассыпал отруби по земле.

Подобное же обвинение было возбуждено против одного парижанина за то, что его кухарка накопила кучу хлебных корок в глубине буфета, что было обнаружено во время домашнего обыска. Это были те домашние обыски, которые революционные комитеты и комиссары производили у лиц, подозреваемых в отсутствии гражданских чувств – под предлогом поисков спрятанного оружия, боевых припасов, пищевых продуктов в количестве, превышающем потребности одного дня, и, наконец, в поисках доказательств великого заговора против французского народа. Редко обыскивающие уходили с пустыми руками. Когда они не находили ничего, что считалось по их инструкции подозрительным, они забирали или каждый за себя и тайно, или сообща и явно – драгоценности, часы, золотую и серебряную посуду и даже золотые и серебряные деньги.

Узнав, что один из моих соседей был только что арестован революционным комитетом за нахождение у него двух сдобных хлебов и что хлеб у него был отнят, я вообразил и себя виновным в незаконном захвате припасов, так как у меня в запасе имелось некоторое количество табаку. Я немедленно отправился в революционный комитет и заявил об этом, предложив пожертвовать часть моего запаса французскому народу. Вот диалог, который произошёл по этому поводу между Симоном и мною: «Гражданин, хорош ли твой табак?» – «Вот, гражданин председатель, попробуй его.» – «О, он превосходен! Сколько его у тебя?» – «Приблизительно сто фунтов.» – «Поздравляю тебя и советую тебе хранить его для себя: по таксе такого не купишь».

Любовь к жизни – это главное чувство всякого живого существа – совершенно ослабела во времена террора. Жизнь в это время стала бременем; доказательством этого служит равнодушие и даже как будто чувство удовлетворения, с которым осужденные отправлялись на казнь…

Г. Дюпарк, бывший консьерж Тюльерийского дворца, был узнан агентом партии на «Новом мосту» и отведён в кордегардию. Его обвинили в том, что он раздавал входные билеты аристократам которые должны были «убивать народ». Был выслушан только один свидетель-доносчик. Когда он заявил о раздаче билетов, я потребовал, в качестве защитника, чтобы он описал форму их. Он ответил, что они были круглые. Обвиняемый опроверг его, говоря, что все билеты, которые выдавались при входе во дворец со времени пребывания короля в Париже, были четырехугольные. Свидетель был смущён; ропот негодования пронесся по залу, но мой клиент, тем не менее, был приговорён к казни.

У меня всегда было несколько человек в тюрьме, которых я должен был успокаивать или утешать. Я проводил жизнь в Консьержери; я видел там осуждённых, проводивших последние минуты со своими близкими; я наблюдал нежные заботы, которыми родные окружали тех, у кого оставалась ещё надежда на спасение. Здесь расточались самые нежные ласки, и люди расставались только затем, чтобы изыскать помощь у Бога или чтобы скрыть слезы, которые только увеличили бы общую скорбь.

Если мне и удавалось иногда добиться в суде непризнания состава преступления, то я больше преуспевал, прибегая к другому способу. Я убеждал, я заставлял Фукье-Тенвиля (государственный обвинитель. – А.Н.) дать отсрочку моему делу под предлогом, что я ожидаю оправдательных документов, удостоверений от установленных властей, от революционных комитетов или народных союзов. Я всё надеялся, что этот ужасный режим изживет себя своими собственными зверствами или же что его свергнет революция.

Моя система, или скорее моя медлительность, не нравилась большинству моих клиентов! Они писали прокурору, обвиняли меня в небрежности, требовали скорого решения. Всё это было понятно: заключённые до последней минуты верили в правосудие, полагались на свою невиновность, убеждали себя, что те, которые на их глазах исчезали ежедневно, были уличены в участии в каком-нибудь заговоре… Фукье-Тенвиль отлагал дело в сторону. С той минуты об обвиняемых просто забывали, потому что смертоносная деятельность трибунала была такова, что у него еле хватало времени для новых дел, которые возникали ежеминутно. Обвиняемые прибывали толпами из всех департаментов по приказу уполномоченных…»

Республиканская вера была все еще очень сильна в столице, однако, с каждым днем народ, поначалу радовавшийся арестам, смотрел на бесконечные ряды телег с арестованными всё мрачнее и мрачнее. Но парижане ещё не знали, что творится в провинции…

А из Парижа во все стороны рассылаются комиссары – подавлять восстания против новой власти. Бывший писатель и драматург Ронсен во главе шеститысячного отряда карателей отправляется на юг. Он везёт с собой передвижные гильотины, палачи которых не знают отдыха. То же самое делает в Бордо бывший парижский редактор, а ныне комиссар Конвента Тальен. Не менее плодотворно трудится в Лионе бывший актер Коло д’Эрбуа. По канавам Лиона течёт кровь, как вода, а река Рона каждый день несёт десятки обезглавленных трупов – хоронить некогда. Мятежный Тулон осаждает генерал Карто, бывший художник.

…Воистину, нет ничего страшнее уверовавшего в какую-то идею гуманитария! А Великую французскую революцию по праву можно назвать революцией журналистов и адвокатов…

Карательная рота имени Марата «работает» в Нанте, без отдыха казня стариков, детей, женщин с грудными младенцами: мужчин почти не осталось. Походные гильотины не справляются. Палачи не успевают затачивать зазубренные о шейные позвонки лезвия. Что же делать? Как спасти революцию? Выход найден! Массовые расстрелы спасут родину!.. Расстреливают в день когда 120, когда 500 человек. Причём, бывало, что и расстреливаемые, и расстреливающие одновременно пели «Марсельезу». Через несколько дней этой беспрерывной пальбы, незатихающих криков женщин и стариков полуоглохшие солдаты начинают роптать: они устали. Революция снова в опасности!.. Слава богу, комиссары находят выход: 90 священников погружают на баржу, вывозят на середину реки и затапливают вместе с баржей… И патроны тратить не надо, и солдат мучить. Но с другой стороны, это же бесхозяйственность – топить народные баржи! Извините, погорячились… Дальше топят без барж. Связывают попарно мужчину с женщиной и бросают за борт – это называется «республиканская свадьба». Когда мужчины заканчиваются, женщин связывают с детьми. Или просто десятками сталкивают за борт и барахтающуюся толпу осыпают градом пуль из мушкетов. Иначе никак не добиться ни свободы, ни равенства, ни братства.

В Аррасе депутат Лебон (тоже интеллигент) обмакивает шпагу в кровь, ручьём текущую с гильотины и восклицает: «Как мне это нравится!». Он заставляет матерей присутствовать при казни их детей. Вблизи гильотины Лебоном поставлен оркестр, который после падения каждой головы начинает играть первые такты бравурной мелодии.

Под Лионом в какой-то день вместо положенных по списку 208 человек случайно расстреляли 210. Откуда взялись лишние? Кто-то вспомнил, что двое отчаянно кричали, что они не осужденные, а полицейские, но по запарке никто на их вопли внимания не обратил, грохнули до кучи. Ей-богу, до смешного доходит с этими врагами народа!..

В селении Бур-Бедуен кто-то ночью срубил местную революционную реликвию – дерево Свободы. Узнав об этом, карательный отряд депутата Менье сжигает всё селение, убивает всех жителей и вырезает всех домашних животных, вплоть до собак. Да здравствует революция! Поистине, со времён библейских история не знала подобных жестокостей. Только избранный богом народ, ведомый своим жестоковыйным Яхве, позволял себе такое – поголовно вырезать всех вплоть до скотины (тоже, кстати, идейные были).

Мятежные Лион и Тулон по приказу комиссаров должны быть разрушены до последнего дома. Но тут оказывается, что не все революционные приказы физически выполнимы – не хватает пороха для взрывчатки и мускульных сил, чтобы разрушить все дома в городах. Каменщики, рушащие здания, падают с ног. Ладно, чёрт с ними, потом, после войны…

Революция вообще открывает много нового. Колокола с церквей, оказывается, удобнее всего снимать при помощи пушки – выстрелом. И лазить высоко не надо! Ещё, оказывается, очень символично варить детей врагов революции в чанах с дерьмом. Вот только запах… По всей Франции как грибы растут тюрьмы. Оказывается, лучше всего под тюрьмы подходят бывшие дворцы – большие помещения, высокие потолки. Люксембургский дворец – тюрьма. Дворец Шатильи – тюрьма… Во Франции уже 44 000 тюрем, и их всё равно не хватает. Заключённые враги революции жрут падаль и траву, спят посменно на соломе. В Париже 12 забитых под завязку тюрем. Эх, жаль, что снесли Бастилию!

На фабрике в Медоне из волос гильотинированных женщин делают парики, а кожная фабрика в том же городе специализируется на пошивке брюк из человеческой кожи. Брюки получаются похожими на замшевые. Более всего ценится кожа гильотинированных мужчин, как наиболее прочная, а женская ценится меньше, она, оказывается, мягкая, похожа на лайковую, штаны из такой кожи быстро изнашиваются. Эти бабы и после смерти занимаются вредительством!

Для расстрелов и для фронта не хватает пороха. Порох – это селитра. Из-за международной блокады поставки селитры во Францию прекращены. Что же делать? Парижские учёные на службе Конвента установили: оказывается, микрочастички селитры есть в каждом парижском погребе! И вот парижане – женщины и мужчины – просеивают землю из погребов в поисках крупинок селитры. Всё для фронта, всё для победы!

И вот, наконец, крещендо нарастает предпоследний аккорд кровавой пьесы – Революция начинает пожирать главных своих палачей. Сначала казнён депутат Эбер – за то, что был слишком радикален. Потом казнён депутат Дантон – за то, что не проявлял необходимого радикализма. Любопытно, кстати, что после казни Эбера Робеспьер в Конвенте публично обнял за плечи Дантона, восклицая: «Есть ли в стране лучший гражданин?». Чуть позже выяснилось, что есть – при этом объятии в кармане Робеспьера уже лежала бумага на арест Дантона. Перед казнью Дантон воскликнул: «Я предложил учредить Революционный трибунал. Теперь я прошу прощения за это у Бога и у людей. Они все братья Каина. Робеспьер хочет моей смерти. Но Робеспьер последует за мной».

Казнят всё больше и больше, а заговоры против республики отчего-то не убывают, а только множатся. Революция в опасности! Поэтому сподвижник Робеспьера Кутон предлагает ещё больше упростить и без того несложные судебно-процессуальные формальности – вообще отменить адвокатскую защиту обвиняемых. Предложение проходит в Конвенте на ура. Срочно расширяется помещение суда, чтобы можно было осуждать по 150 человек за раз, срочно усовершенствуется конструкция гильотины. Под которую наконец попадает и главный идейный вдохновитель террора – Максимилиан Робеспьер.

А затем наступает последний акт всех революций – диктатура. Она пришла оттуда, откуда не ждали; оттуда, откуда приходит всегда – из недр самой революции. Вместе с бывшим художником Карто занятый интервентами и роялистами Тулон осаждает 24-летний, никому тогда не известный, но подающий большие надежды, худощавый и низкорослый лейтенант по имени Наполеон…

Будем резать, а что делать…

Если честно, женщина – это полумертвая, ни на что не реагирующая масса, безобидное пятно. Она застряла на полпути в сумеречной зоне между человеком и обезьяной, но гораздо хуже обезьян, поскольку, в отличие от них, способна испытывать исключительно негативные чувства – ненависть, ревность, позор. Каждая женщина в глубине души знает, что она никчёмный кусок дерьма. Женщин нужно уничтожать.

Если честно, негры – это полумёртвая, ни на что не реагирующая масса, безобидное пятно. Они застряли на полпути в сумеречной зоне между человеком и обезьяной, но гораздо хуже обезьян, поскольку, в отличие от них, способны испытывать исключительно негативные чувства – ненависть, ревность, позор. Каждый негр, в глубине души знает, что он никчёмный кусок дерьма. Негров нужно уничтожать.

…Если бы вышеприведенные тексты был опубликованы на Западе, о-о-о!.. Сколько визгу было бы! Сколько судебных процессов и демонстраций протеста против авторов – сексистов-расистов! Против газеты, опубликовавшей это. Против типографии…

А теперь вместо слов «женщина» или «негр» поставьте слово «мужчина». Была бы возмущённая общественная реакция? Реакция была, но вовсе не возмущённая. Продвинутая богемная интеллигенция с восторгом зачитывалась программным манифестом лесбиянки-феминистки Валери Соланас, которая предлагала загнать всех мужчин в газовые камеры: «О, какой великолепный перформанс!».

Респектабельные феминистки могут открещиваться от этого манифеста сколько угодно. Но это – было. И публика с восторгом зачитывалась опусом Соланас. Потому что мужчин – можно.

Кстати, авторица манифеста всё же осуществила свою пропаганду – лично расстреляла из пистолета двух мужчин. Точнее, стреляла-то она в трёх – двое были тяжело ранены, ошеломлённому третьему девушка приставила ствол к голове, но патрон дал осечку.

После чего в лучах славы Соланас торжественно села в тюрьму – как Гитлер когда-то. Ненадолго. Адольф Алоизович, кстати, тоже не чуравшийся литературных потуг, накропал в камере свой великолепный перформанс «Майн кампф», который позже обернулся… ну, мы знаем, чем.

Я не буду приводить весь манифест девушки Валерии: он слишком обширен. Так, отдельные кусочки этого примечательного человеческого документа. Читайте, это легально. «Майн кампф» запрещена, а такое кто же запретит… Феминистического Нюрнберга ещё не было.

Наслаждайтесь. Пусть будет ещё один экскурс. В прошлом мы с вами уже побывали, теперь немножко футурологии…

«Поскольку жизнь в этом обществе – абсолютная тоска, и ни одна сфера общества не имеет отношения к женщинам, то им, сознательным гражданкам, ответственным, жаждущим приключений женщинам, остаётся только свергнуть правительства, разрушить денежную систему, внедрить полную автоматизацию и уничтожить мужской пол.

Теперь стало технически возможным воспроизводить себе подобных без помощи мужчин и производить на свет только женщин. Мы должны немедленно приступить к этому. Сохранение мужчин не нужно даже для сомнительной задачи воспроизводства. Мужчина – это биологическая случайность: (мужской) ген Y – это недоделанный (женский) ген X, то есть несёт в себе незаконченный набор хромосом. Другими словами, мужская особь – незавершённая женская особь, ходячий аборт, выкидыш на генной стадии. Быть мужчиной – значит быть дефектным, эмоционально ограниченным; принадлежность к мужскому полу – это дефективность, а мужчины – эмоциональные инвалиды.

Мужчина – абсолютный эгоцентрик, запертый в себе, неспособный на сопереживание или отождествление себя с другими, на любовь, дружбу, влечение или нежность… Его реакции направлены внутрь, они не относятся к мыслительным процессам; его разум – просто инструмент для обслуживания собственных страстей и потребностей; он не способен к полёту мысли, обмену идеями; он не соотносит себя ни с чем, кроме собственных физических ощущений. Он – полумёртвая, ни на что не реагирующая масса… абсолютно скучное явление, безобидное пятно. Он застрял на полпути в сумеречной зоне между человеком и обезьяной, но гораздо хуже обезьян, поскольку, в отличие от них, способен испытывать множество негативных чувств – ненависть, ревность, позор, отвращение, вину, стыд, сомнение.

…Физические ощущения, доступные ему, – сущая ерунда, назвать мужчину животным – значит польстить ему; он всего лишь машина, ходячее дилдо.»

«Являясь неполноценной женщиной, мужчина тратит всю жизнь, пытаясь стать полноценным, стать женщиной. В этих попытках он постоянно ищет женщину, пытается подружиться с ней, жить с ней, слиться с женщиной, приписывая себе женские качества – силу чувств и независимость, силу воли, динамичность, решительность, невозмутимость, объективность, настойчивость, смелость, цельность, витальность, энергичность, глубину натуры, крутизну и т.п., а женщинам – все мужские качества – тщеславие, поверхностность, банальность, слабость и т.п. Стоит сказать, однако, что у мужчины есть одна сфера, где он обладает ярчайшим преимуществом – самореклама. (Он великолепно преуспел в этом – убедив миллионы женщин, что мужчины – это женщины, а женщины – мужчины.) Утверждение мужчин о том, что женщины находят удовлетворение в материнстве и сексуальности, означает, что мужчины хотели бы стать женщинами.»

«Из-за своего стремления компенсировать свою неженскость и неспособность сочувствовать и общаться, мужской род превратил наш мир в кучу дерьма…

Каждый мужчина в глубине души знает, что он никчемный кусок дерьма. Обуреваемый животными чувствами и глубоко стыдящийся этого, стараясь никак не проявить себя, скрыть от окружающие свою физиологичность, абсолютный эгоизм, ненависть и презрение, которое он испытывает к другим мужчинам, скрыть от ce6я ненависть и презрение, которое, как он думает, чувствуют к нему другие мужчины; имея грубую нервную систему, которая легко ломается от малейшего проявления чувств и эмоций, мужчина стремится закрепить «социальные» коды, которые обеспечивают совершенную вежливость, незапятнанную мельчайшими следами чувств или неправильных точек зрения.»

«Не существует обоснованных человеческих причин для существования денег и для того, чтобы кто-либо работал более двух-трёх часов в неделю. Все нетворческие виды труда (практически все виды работы сейчас уже сделаны) могли уже давно быть автоматизированы, а в обществе без денег каждая смогла бы иметь всё самое лучшее в неограниченном количестве. Однако есть античеловеческие, мужские причины для сохранения системы деньги-труд: вагина.

Презирая своё ничтожество, обуреваемый страхом и глубочайшим одиночеством в обществе собственного пустого «я», стремясь прилепиться к любой женской особи, в смутном желании осуществиться, мистически веря в то, что, прикоснувшись к золоту, он превратиться в золото, мужчина жаждет постоянного общества женщины. Общество самой недостойной женщины предпочтительнее его собственного или общества мужчин, которые лишь напоминают ему о собственной омерзительности. Но женщин, если они не слишком молоды или больны, необходимо подкупить, чтобы они согласились терпеть его общество.»

«Свободное время ужасает мужчину, которому ничего не останется делать, как осмысливать собственную нелепость. Неспособный на понимание или любовь, мужчина должен работать. Женщины тоскуют по всепоглощающей, эмоционально удовлетворяющей, значимой деятельности, но, не имея такой возможности или способности, они предпочитают безделье и тратят время по собственному выбору – спят, ходят по магазинам, играют в кегли и бильярд, в карты и другие игры, размножаются, читают, гуляют, мечтают, едят, мастурбируют, глотают таблетки, ходят в кино, к психоаналитику, путешествуют, заводят кошек и собак, валяются на пляже, плавают, смотрят телевизор, слушают музыку, обставляют квартиру, копаются в саду, шьют, ходят в клубы, танцуют, ходят в гости, „развивают мышление“ (всякие курсы) и изучают „культуру“ (лекции, спектакли, концерты, „элитные“ фильмы).

Итак, многие женщины, даже в ситуации полного экономического равенства между полами, предпочтут жить с мужчинами или торговать собственной задницей на улице… чем тратить много часов в день, выполняя скучную, никчемную, нетворческую работу наподобие машин. Следовательно, женщин освободит от мужской власти именно уничтожение системы деньги-труд, а не достижение экономического равенства внутри этой системы.»

«Влияние отцов, в общем и целом, заключалось в том, что все общество разъела ржавчина мужской сущности. Всё мужское обладает негативной способностью Мидаса – всё, чего оно касается, превращается в дерьмо.»

«Мужская особь – всего лишь набор условных рефлексов, неспособная на свободомыслие… Низведение женщин до уровня животных в самой отсталой части общества – в „привилегированном образованном“ среднем классе, отстойнике человечества – там, где Папочка самый главный, зашло так далеко, что они считают обычным делом родовые муки и лежат пачками в середине двадцатого века, в самой развитой стране мира с чавкающими у груди детками. Однако это делается вовсе не для детишек, когда „эксперты“ учат Маму, что она должна оставаться дома, опустившись до животного состояния, но для Папочки; сиська – для того, чтобы Папа мог за неё подержаться; родовые муки, чтобы Папа получил свой кайф вместо Мамы…»

«Мужчина не обладает внутренней индивидуальностью… Женская индивидуальность, существование которой он глубоко осознает, но которую не способен ни понять, ни воспринять, ни почувствовать эмоционально, пугает, беспокоит его, наполняет его чувством зависти. Поэтому он… пытается убедить себя и женщин в том, что функция женщины – вынашивать и растить детей… На самом же деле, функция женщины – соотноситься с собой, любить себя, наслаждаться и быть собой, и никто не способен её заменить в этом; мужская функция – производить сперму.»

«…Мужчина нуждается во внешнем управлении и контроле. Для этого он создаёт авторитеты – священников, экспертов, боссов, лидеров и т.п. – а также правительство… Нет разумных причин, по которым общество, состоящее из разумных существ, способных на сочувствие друг к другу, цельных и не имеющих естественных причин для конкуренции, нуждалось бы в правительстве, законах, лидерах (то есть в иерархии. – А.Н.).»

«Обуреваемый непреодолимой жаждой женского обожания, но не обладая внутренней ценностью, мужской пол создаёт предельно искусственное общество, которое позволяет ему определять ценность с помощью денег, престижа, „высокого“ общественного статуса, степени, профессионального положения и знания…»

«Мужская особь, предельно физиологичная, неспособная на мыслительную деятельность, хотя и способная понимать и использовать знания и идеи, неспособна, однако, соотноситься с ними, воспринимать их эмоционально; он не ценит знания и идеи в их сути (они лишь средства для достижения цели) и, следовательно, не нуждается в интеллектуальных партнёрах. Напротив, мужская особь втайне заинтересована в невежестве других; это даёт немногим познавшим явное преимущество над несведущими, и, кроме того, мужчина знает, что просвещённое, понимающее женское общество означает его конец. Здоровая, самодостаточная женщина хочет общества равных, достойных уважения, тех, от кого можно словить кайф; мужчина и больная, неуверенная в себе мужеподобная женщина ищут всего лишь общества червей.»

«Он настолько поглощён собой, настолько не связан с внешним миром, что „разговор“ мужчины, если он не посвящен ему самому, превращается в монотонное завывание, лишенное всякого человеческого смысла. Мужская „интеллектуальная беседа“ – это зажатая, натужная попытка произвести впечатление на самку.»

«Любовь – это не зависимость или секс, а дружба, и, следовательно, любовь двух мужчин невозможна, как невозможна любовь мужчины и женщины, или двух женщин, одна из которых или обе пустоголовые, беспомощные, угодливые мужеженщины. Как и разговор, любовь может возникнуть только между двумя самостоятельными, отвязными, заводными женскими женщинами, поскольку дружба основывается на уважении, а не на презрении.

Любовь не может процветать в обществе, основанном на деньгах и бессмысленном труде, она требует полной экономической и личной свободы, времени на развлечения и возможностей для интенсивной, всепоглощающей, эмоционально удовлетворяющей деятельности, которая, если вы делите её с той, кого уважаете, приводит к настоящей дружбе. Наше «общество» практически не предоставляет возможности для такого времяпрепровождения.»

«Мужчина-художник – терминологическое противоречие. Дегенераты могут создавать только дегенеративное „искусство“. Истинный художник – это каждая самодостаточная, здоровая женщина, и в женском обществе единственным Искусством и единственной Культурой будут тщеславные… сексапильные женщины, балдеющие друг от друга и от всей вселенной.»

«Самый потаённый, самый глубинный и отвратительный мужской страх – быть пойманным на том, что он не женщина, а мужская особь, недочеловек, животное… Немало биологической и психологической информации утаивается, потому что она доказывает неполноценность мужчины по отношению к женщине.»

«Неспособный на сочувствие, любовь или преданность, думающий только о себе мужчина не имеет представления о честной игре… будучи пустым, он не знает ни чести, ни цельности – он не понимает значения этих слов. Короче говоря, мужская особь – лжец и предатель, и единственно приемлемыми реакциями в мужском „обществе“ являются цинизм и подозрительность.»

«Будучи совершенно сексуальным, неспособным на мыслительные или эстетические реакции, абсолютно материалистичным и жадным, мужчина, помимо навязывания миру „Великого Искусства“, разукрасил свои лишённые пейзажей города уродливыми (внутри и снаружи) зданиями, уродливым дизайном, рекламными щитами, автомобилями, мусоровозами и более всего уродливым собой.»

«Все болезни можно лечить, а процесс старения и смерть – результат болезней; возможно, однако, никогда не стареть и жить вечно. В сущности, проблема старения и смерти могла бы быть решена за несколько лет, если атаковать её всеми силами науки. Это, однако, не произойдёт в мужском истеблишменте, потому что многие учёные мужского пола избегают биологических исследований, боясь обнаружить, что мужчины – это женщины.

Существует пропаганда, распространяемая неуверенными в себе мужчинами-профессионалами, ревниво охраняющими свои позиции, о том, что только кучка избранных способна понимать абстрактные научные концепции.»

«На сегодня существует огромное количество данных, которые, если рассмотреть их и скоррелировать, поможет найти способы лечения рака и многих других болезней и даже ключ к самой жизни. Но этой информации так много, что необходимы высокоскоростные компьютеры, чтобы просчитать её. Развитие компьютеризации будет постоянно тормозиться, поскольку мужчина боится быть заменённым машинами.»

«Мужской род любит смерть – она возбуждает его сексуально, и, будучи уже мертвым, он всё равно хочет умереть.»

«В самой своей сути мужчина – это пиявка, эмоциональный паразит и, соответственно, не имеет морального права жить, поскольку никто не должен жить за счёт других… Так же как люди имеют преимущественное право на существование перед собаками, в силу того, что они более развиты и обладают высшим сознанием, так и женщины имеют преимущественное право на жизнь перед мужчинами. Уничтожение любого мужчины, таким образом, является хорошим и правильным действием, весьма выгодным для женщин, равно как и актом милосердия.»

«Если бы мужчины проявили мудрость, они бы стремились стать настоящими женщинами, проделали бы глубокие научные исследования, которые позволили бы им посредством операции на мозге и нервной системе, через изменение психики и тела, превратиться в женщин.

Вопрос о том, продолжать ли использовать женщин для воспроизводства или делать это в лабораториях, тоже станет академическим; женщины вовсе не любят быть племенными кобылами, несмотря на то, что масса зомбированных роботов-женщин говорит это. Когда общество состоит из абсолютно сознательных личностей, этого не захочет ни одна. Нужно ли насильно оставить определённый процент женщин, чтобы они исполняли роль племенных кобыл для воспроизводства вида? Разумеется, это не может быть решением. Решение – в лабораторном производстве детей.

Что же касается вопроса о том, нужно ли продолжать воспроизводство мужских особей, то из того, что мужчины, подобно заразе, всегда существовали среди нас, вовсе не следует, что это должна продолжаться. Когда станет возможным генетический контроль, а это скоро случится, нет нужды говорить о том, что производить на свет надо только цельных, завершённых существ, а не физиологические дефекты и недостатки, включая эмоциональные отклонения, такие как мужская натура. Как совершенно аморальным стало бы сознательное воспроизводство слепых людей, также аморально было бы воспроизводство эмоциональных калек.»

«Постепенное и естественное развитие событий, социальная эволюция приведут к полновластию женщин в мире и, как результат, к прекращению воспроизводства мужского рода. Но ОПУМ (Общество по уничтожению мужчин. – А.Н.) нетерпеливо. ОПУМ не может утешиться мыслью о процветании будущих поколений, оно полностью хочет прихватить для себя захватывающие моменты жизни.

Если бы подавляющее большинство женщин были в ОПУМ, они могли бы взять полную власть в этой стране за несколько недель, просто отказавшись быть рабочей силой, парализуя, таким образом, всю нацию. Дополнительными мерами, любая из которых была бы достаточной для абсолютного развала экономики и всего остального, было бы заявление женщин об отказе от денежных отношений, отказе от покупок, грабёж и отказ подчиняться всем законам, которые их не устраивают. Полиция, Национальная Гвардия, Армия, Военный и торговый Морской Флот вместе взятые не смогли бы подавить восстание более половины населения, в особенности, когда оно поднято людьми, перед которыми они беспомощны. Если бы все женщины попросту оставили мужчин, отказались бы вообще иметь с ними дело – навсегда, со всеми, то правительство и национальная экономика рухнули бы полностью. Даже не бросая мужчин, те женщины, которые осознают уровень своего превосходства и власти над мужчинами, могли бы взять полный контроль надо всем за несколько недель, могли бы добиться полного подчинения мужчин женщинам. В разумном обществе мужская особь послушно семенила бы за женщиной. Мужчины податливы и легко управляемы, легко подчиняемы власти любой женщины, которая хочет их подчинить. Мужская особь на самом деле жаждет быть управляемой женщинами…

Однако сегодняшний конфликт – не между женским и мужским родом, но между ОПУМ – властными, спокойными, уверенными в себе, непристойными, агрессивными, эгоистичными, независимыми, гордыми, ищущими острых ощущений, неуправляемыми, высокомерными женщинами, считающими себя способными править вселенной, докатившимися до границ этого «общества» и готовыми выкатиться далеко за его пределы, – и приличными, пассивными, послушными, «культивированными», вежливыми, достойными, подчинёнными, зависимыми, запуганными, безмозглыми, неуверенными, ищущими одобрения Папиными Дочками… То есть теми, кто хочет остаться в обществе обезьян… теми, кто готовы разделять свою участь со свиньями, кто приучил себя к животным радостям, кто чувствует себя в этом комфортно и не знает других способов «жизни», которые снизили свои мысли, идеи и откровения до мужского уровня…

ОПУМ слишком нетерпеливо, чтобы ждать и надеяться на просветление мозгов миллионов задниц. Зачем смешивать судьбы крутых и занудных? Почему активные и изобретательные должны подчиняться пассивным и тупым в вопросах общественного развития?..

…Многие женщины вступят в ряды ОПУМ, но многие другие, которые давно сдались на милость врага, кто настолько привык к животной жизни, ко всему мужскому, что им нравятся ограничения и запреты, кто не знает, что делать со свободой, согласны оставаться тряпками и лизоблюдами, подобно крестьянам, стоящим по колено в воде на рисовых полях при любом режиме. Некоторые из самых непостоянных будут хныкать и дуться, бросать на пол свои игрушки и бить посуду, но ОПУМ будет неумолимо давить их дорожным катком.»

«Даже небольшая горстка членов ОПУМ может взять власть в стране в течение года, избирательно уничтожая собственность, совершая убийства.

ОПУМ станет членом нерабочей силы… они займут различные рабочие места и не будут работать. Например, ОПУМ-продавщицы не будут брать деньги за покупки… рабочие офисов и заводов будут в тайне ломать оборудование… ОПУМ будут бездельничать до увольнения, находить новую работу и не делать её.

ОПУМ силой захватит автобусы и такси, выгонит водителей и продавцов жетонов, займёт их место и будет возить людей бесплатно, раздавая бесплатные жетоны. ОПУМ разрушит все ненужные и вредные предметы – автомобили, витрины магазинов, «Великое Искусство» и т.п. Постепенно ОПУМ захватит эфирное пространство – все телевизионные и радиосети, – силой согнав с рабочих мест тех работников телевидения и радио, которые будут стоять на их пути в студии вещания. ОПУМ развалит семейные пары – внедрится в смешанные (мужчина-женщина) союзы везде, где можно, и развалит их.

ОПУМ убьет всех мужчин, не входящих в Группу Мужской Поддержки (ГМП) ОПУМ. Мужчины из ГМП – это те, кто упорно работает на собственное уничтожение, мужчины, которые, независимо от мотивов, делают добро, кто играет в одной команде с ОПУМ. Некоторые примеры мужчин из ГМП таковы:

мужчины, убивающие мужчин;

учёные-биологи, работающие в конструктивных программах, а не на биологические войны;

журналисты, писатели, редакторы, издатели, и продюсеры, распространяющие и продвигающие идеи, ведущие к достижению целей ОПУМ;

пидоры, которые своим зажигательным, ярким примером вдохновляют других мужчин размужчинить себя и сделаться, таким образом, безобидными;

мужчины, которые бесплатно раздают всё на свете – деньги, вещи, услуги;

мужчины, называющие вещи своими именами (пока ещё ни один так не сделал), говорящие женщинам, что их главная цель должна заключаться в расплющивании мужского пола (в помощь этому мероприятию ОПУМ будет проводить Дерьмовые Сборища, на которых каждая присутствующая мужская особь будет произносить речь, начинающуюся словами: «Я дерьмо, низкое, презренное дерьмо», и дальше перечислять все причины своей дерьмовости. Наградой ему за это будет предоставление после окончания собрания возможности дружеского общения на целый час с присутствующими представительницами ОПУМ. Приличные, чистенькие мужские женщины будут приглашаться на эти собрания, чтобы прояснить свои сомнения и непонимание по поводу мужского пола);

продавцы наркотиков и адвокаты, которые ускоряют вымирание мужчин.

Членство в ГМП – необходимое, но недостаточное условие для того, чтобы попасть в список спасения ОПУМ. Недостаточно делать полезные вещи, – чтобы спасти свои никчемные задницы, мужчины должны избегать делать зло.

Вот некоторые примеры особенно злостных, ненавистных типов мужчин:

насильники, политики и все, кто им служит (организаторы кампаний, члены политических партий и т.п.);

непотребные певцы и музыканты;

Председатели Правлений, Кормильцы, домовладельцы, владельцы жирных ложек и ресторанов, где играют Музычку;

«Великие Художники»;

дешёвки и трусы;

копы;

магнаты;

учёные, работающие на программы смерти и разрушения или для частных компаний (практически все учёные);

лжецы и хвастуны;

диск-жокеи;

мужчины, пристающие, даже не очень настойчиво, к любой посторонней женщине;

владельцы недвижимости;

биржевые маклеры;

мужчины, говорящие, когда им нечего сказать;

мужчины, болтающиеся по улицам и портящие вид своим присутствием;

перекупщики;

никчемные артисты;

мусорные отбросы;

плагиаторы;

мужчины, наносящие хоть малейший ущерб женщинам;

все мужчины из рекламного бизнеса;

психиатры и клинические психологи;

нечестные писатели, журналисты, редакторы, издатели и т.п.;

цензоры на публичном и личном уровне;

все, кто задействован в армии, включая вербовщиков, в особенности, лётчики.

(А также все подозрительные и подозреваемые в подозрительности, добавил бы я. – А.Н.)

Если мужчина делает как хорошее, так и плохое, будет производиться общая субъективная оценка его поведения, чтобы определить соотношение плохого и хорошего.

Очень соблазнительно исключить (из жизни), вместе с мужчинами «Великих Художников», лжецов и болтунов женского пола, но это будет нецелесообразно, поскольку для большинства людей не будет ясно, что уничтоженная женщина – это на самом деле мужчина. Каждая женщина в той или иной степени несёт в себе элемент продажности, но это проистекает от слишком долгого сосуществования с мужчинами. Уничтожьте мужчин, и женщины станут другими. Женщины могут развиваться, мужчины нет…»

«Одновременно с разграблением, раздалбыванием, разбиванием пар, разрушением и убийствами, ОПУМ будет вести вербовку. ОПУМ, таким образом, будет состоять из вербовщиц, элитных формирований… и самых элитных – убийц.

ОПУМ не будет устраивать пикеты, марши, демонстрации или забастовки для достижения своей цели. Эта тактика подходит только приличным, благовоспитанным дамам, которые старательно прибегают только к таким акциям, которые обречены на неуспех… ОПУМ, хладнокровные и эгоистичные, не позволят себе получить по голове полицейской дубинкой – эта участь для приличных, «привилегированных», образованных, обеспеченных дамочек, трогательно верящих в изначальную порядочность Папочки и полицейских. Если ОПУМ замарширует, то только по тупой, тошнотворной роже Президента; если ОПУМ устроит демонстрацию, то это будет демонстрация острой шестидюймовой бритвы в тёмном переулке.

ОПУМ всегда будет действовать на криминальной основе, а не гражданским неповиновением, то есть не станет в открытую нарушать закон, чтобы попасть в тюрьму и тем самым привлечь внимание к несправедливости… ОПУМ выступает с целью уничтожение системы, а не получения прав в её рамках. Также ОПУМ – неизменно эгоистичная и хладнокровная – будет всегда стремиться избежать наказания. ОПУМ всегда будет вороватой, подлой, закулисной (хотя убийства от имени ОПУМ всегда будут известны как таковые).

И разрушения, и убийства будут избирательными и узнаваемыми. ОПУМ против полубезумных, бессмысленных бунтов, лишённых идеи и цели, завершающихся арестом. Хладнокровно и преднамеренно ОПУМ будет выслеживать своих жертв и подбираться к ним, чтобы убить…

ОПУМ будет разрушать, грабить, портить и убивать до тех пор, пока не прекратит своё существование денежная система и не войдёт в действие полная автоматизация, или когда достаточно женщин станет сотрудничать с ОПУМ и насилие станет ненужным для достижения этих целей, то есть, когда достаточно женщин будут имитировать работу или бросят работу, начнут грабить, оставлять мужчин и отказываться подчиняться всем законам, не соответствующим истинно цивилизованному обществу.»

«Полностью автоматизированное общество может быть построено очень просто и быстро, как только общество потребует этого. Уже существуют нужные чертежи, и его конструирование займет всего несколько недель, если этим займутся миллионы людей.

Даже если денег не будет, каждый будет только рад включиться и начать строить автоматизированное общество; с этого момента начнется фантастическая новая эра, и праздничная атмосфера будет сопутствовать этой работе.

Уничтожение денег и завершение установления автоматизации являются основой для всех других реформ ОПУМ… При полной автоматизации каждая женщина сможет напрямую голосовать на любую тему с помощью электронных устройств, установленных в доме. Но поскольку правительство почти полностью занято регулированием… уничтожение денег, сопровождаемое уничтожением мужчин, которые стремятся узаконивать «мораль», будет означать почти полное отсутствие тем для голосования.»

«Женщины будут заняты решением немногих проблем, оставшихся до того, чтобы планировать повестку дня вечности и Утопии, – полностью перекраивать образовательные программы, чтобы миллионы женщин могли за несколько месяцев освоить высокоинтеллектуальную работу, которая сегодня требует многолетнего обучения (этого очень легко достигнуть, поскольку нашей образовательной задачей будет обучение, а не создание и поддержание академической, интеллектуальной элиты); решать проблемы болезней, старости и смерти и полного реконструирования городов и жилья. Многие женщины некоторое время будут думать, что им нравятся мужчины, но, привыкнув со временем к женскому обществу, постепенно увлекаясь своими проектами, они в результате поймут абсолютную бесполезность и банальность мужского рода.»

«Немногие оставшиеся мужчины могут влачить своё ничтожное существование, погрязнув в наркотиках, прогуливаясь в женских платьях или пассивно наблюдая всевластие женщин в действии, реализуя себя как зрители, как суррогаты женщин. Или смогут отправиться в ближайший гостеприимный центр самоубийства, где их тихо, быстро и безболезненно усыпят газом.»

«До установления полной автоматизации, до замены мужчин машинами мужские особи могут быть использованы женщиной, они будут служить ей, ублажать её малейшие желания, подчиняться каждой её команде, станут её абсолютными рабами, будут существовать в совершенном подчинении её воле. В отличие от нынешней уродливой, дегенеративной ситуации, когда мужчины не только всё ещё существуют, заполонив мир своим недостойным присутствием… Разумные мужчины хотят, чтобы их унижали, наступали на них… мужчины, которые разумны, не станут сопротивляться или бороться, поднимать шум, а просто будут, расслабившись, сидеть в уголке, наслаждаться зрелищем и плыть по течению к своей кончине.»

…Ну что тут сказать?.. Город солнца. Кропоткин в юбке. Плюс Гитлер в ней же. Ещё капелька Лимонова для отдушки. И всё – в одном флаконе…

Могут возразить: да это же психическая баба! Действительно, Валери находилась одно время на излечении в психушке. Но попала она туда только после истории со стрельбой, а до этого никто не подозревал, что у человеколюбицы не все дома. Подумаешь, предлагает полпланеты в газовые камеры загнать! С кем не бывает.

Да и потом… От «Майн кампф» тоже за версту несло паранойей, но как сработало!

Между прочим, в Верховном суде интересы Соланас представляла известная радикальная феминистка (и по совместительству адвокат) Флоринс Кеннеди, назвавшая свою сумасшедшую подсудимую «одной из самых ярких представительниц феминистского движения». А присутствовавшая на том же заседании Грейс Эткинсон – президент нью-йоркского отделения Национальной Организации Женщин – заявила, что Соланас – «первая выдающаяся победительница в борьбе за права женщин».

Ещё момент… Когда выдающаяся борица (и слова-то такого, кстати, нет в женском роде) гуляла на свободе, издатели наперебой предлагали ей написать роман на основе своего модного манифеста. Валери обещала, но не написала. Романы кропать ей было неинтересно: вот борьба, политика, живое дело – это да.

Главный аргумент, который выдвигают умеренные феминистки, когда им напоминаешь про Валери Соланас: «Помилуй Бог! Да это же было так давно! Тридцать с лишним лет назад! Тогда были такие времена, все бредили революцией. Сейчас это невозможно. Поэтому сегодня всерьёз говорить о работе Соланас нельзя». Бла-бла-бла…

«Майн кампф» была еще «давнее». Забудем?

Но самое главное, у «психической» были свои последователи. Которые в дурдомах не сидели ни минуты. Но такие же бешеные, как их идейная предводительница.

Андреа Дворкин: «Я хочу видеть мужчину избитым в кровавое месиво, с каблуком, забитым ему в рот, подобно яблоку в пасти у свиньи».

Салли Герхард: «Численность мужчин должна быть уменьшена и сохранена на уровне 10% от общей популяции».

Мэри Дейли: «Если жизнь на этой планете собирается сохраниться, то необходимо провести дезактивацию земли. Я думаю, это будет соответствовать целям эволюции – резкое уменьшение численности мужчин».

И так далее…

После написания этой главы я позвонил сочувственно относящейся к феминизму Аде Баскиной и, не напоминая про манифесты диких девушек, спросил, не считает ли она, что феминизм – это разновидность фашизма. Баскина на момент моего звонка только-только приехала в очередной раз из Америки и её впечатления были совсем свежи.

– Ну, в общем, да. Есть большое сходство, – вздохнула она.

Повторение пройденного,

Date: 2015-09-18; view: 301; Нарушение авторских прав