Кирочка

Авроре пришлось признаться, что обычная схема не сработала – ей не удалось справиться с Кирочкой. Разговорить, войти к ней в доверие, расположить к себе, расколоть – ничего этого не удалось.

Кирочка и вообще‑то не блистала красками юности, а сейчас, холодно глядя на Аврору запавшими от бессонной ночи глазами, выглядела еще более невзрачной, чем всегда.

Ее узкое личико с прозрачными глазами и тонкими губами было непроницаемым. Штирлиц, и тот что‑то выражал лицом, хотя бы заинтересованность в собеседнике, а вот Кирочка ничего... Казалось, она не желала показать, что устала, и смотрела на Аврору, словно занавесившись от нее табличкой: «Не тронь меня, надоедливая тетка».

«Это не человек, а просто какой‑то черный ящик», – с досадой подумала Аврора. Она чувствовала себя беспомощной, будто стараясь разглядеть время, без очков близоруко вглядываясь в часовой циферблат. Девушка не желала с ней откровенничать. Да что там откровенничать – она просто не желала разговаривать! Вежливо демонстрировала, что не собирается терять время на не интересную ей беседу и на не симпатичную ей Аврору.

Аврора не выносила, когда ее не любили. Она искренне, без всякого ложного смущения, хотела всем нравиться. Возможно, в этом и был секрет ее убежденности в том, что мир прекрасен: если общаться лишь с теми, кому ты нравишься, то начинает казаться, что тебя любит весь мир, а это чрезвычайно приятно. Сталкиваясь с открытой неприязнью, Аврора спешила убедить себя, что это чистая случайность, и молниеносно отступала, чтобы настроение не успело испортиться, а самооценка понизиться.

– Э‑э... деточка, мне, кажется, пора подкрепиться, – соврала она и на всякий случай добавила: – А может, пойдем вместе, что‑нибудь приготовим? Или лучше ты приготовишь...

Кирочка отрицательно покачала головой, а Аврора, почувствовав, что ей и впрямь пора подкрепиться, направилась на кухню.

Это замечательно, просто прекрасно, что с Кирочкой у нее ничего не вышло, – бодрилась Аврора. Когда все легко получается, сама и не заметишь, как превратишься в индюка, надутого самонадеянного индюка. А зачем ей быть индюком? У нее совсем другие планы...

Да, она растерялась, но растерялась ненадолго и теперь собирается проявить чудеса сообразительности. Но сначала нужно подкрепиться.

* * *

На кухне Аврора застала Игоря. Он сидел за столом, по‑старушечьи подперев голову руками. Перед ним стояла тарелка с курагой и орехами.

– Угощаетесь? – светски поинтересовалась Аврора. – А давайте‑ка мы с вами доедим салат... или лучше по кусочку мяса! Наесться на ночь – что может быть приятней! Вы знаете, как Похлебкин называл еду перед сном? «Паужин»... Неужели вам не обидно, что ваш паужин будет курагой, а мой – кусочком мяса?..

– Мясо есть вредно, особенно на ночь, – пробормотал Игорь, неприязненно рассматривая тарелку с курагой и орехами.

– А знаете, что? Давайте сделаем яичницу, – голосом Мефистофеля, уговаривающего продать душу по сходной цене, сказала Аврора, – с колбасой!

Аврора любила мясо. И докторская колбаса, и ветчина, и окорок, а уж копченая колбаса – что может быть лучше, особенно если без хлеба, – очень вкусные и, как подтверждала жизнь, полезные продукты. Она была знакома с одной дамой, которая, будучи сама приверженницей здорового образа жизни, сделала вегетарианкой даже свою собаку. И дама, и собака все делали по правилам и все равно постоянно болели. А Аврора нет.

– Я обычно питаюсь чем бог пошлет. Например, мясом. Или колбасой. Иногда заливаю яйцом, иногда с картошкой. С макаронами тоже вкусно... – Аврора разбила три яйца на сковородку и, плавно обернувшись к Игорю, без пауз произнесла:

– Игорь, вы любите яичницу? Хотите кусочек? Игорь, вы купили жене и любовнице одинаковые брошки?

– Да, люблю... Да, хочу, – отозвался Игорь и так же спокойно ответил и на третий вопрос: – Да, купил...

И не успел он толком сообразить, что сказал, как Аврора – уже совершенно другим тоном, быстрым и резким, произнесла:

– У вас роман с Кирочкой, – стараясь не показать, что вся дрожит внутренней дрожью, мелко и противно.

– У кого, у меня?.. – обескураженно отозвался Игорь, – с кем, с Кирочкой?

– Вы еще спросите: «Что, роман?» – передразнила его Аврора.

Она не обдумывала заранее этот тактический ход – усыпить внимание и затем внезапно напасть: этот маневр пришел ей в голову в тот момент, когда она разбивала на сковородку третье яйцо.

Аврора была почти уверена, что не ошиблась. Она уже не раз прикидывала в уме: та женщина на лестнице – это не Лариса, не Рита. И не Таня – та бы не удержалась и хоть словечком намекнула. Теперь уже совершенно очевидно, что и не Мариша. Вероятность, что Мариша скрыла от нее свою третью личную жизнь, конечно, есть, но очень мала. Разумеется, от голубоглазой блондинки можно было ожидать всего, но все же Мариша не была похожа на закоренелую врунишку.

– У вас роман с Кирочкой. Она сама мне призналась. – С Аврориной стороны это был блеф, чистый блеф, но сейчас все средства были хороши.

Игорь схватил с тарелки горсть кураги и непроизвольно сжал в кулаке.

– Только не говорите Ире, – попросил он, посмотрев на Аврору серьезным доверчивым взглядом.

Почему мужчины в определенных ситуациях ведут себя как нашкодившие дети, и почему они совершенно уверены в снисходительном отношении окружающих?.. Ох уж эти мужчины! Чего от них ждать? Уж, во всяком

случае, не умения отвечать за свои делишки! Аврора постаралась не поддаваться жалости.

Она смерила Игоря оскорбленным взглядом и холодно произнесла:

– Игорь, страх разоблачения окончательно лишил вас разума. Я же интеллигентный человек и поэтому никогда – понимаете, никогда! – никому не расскажу о вашей любовной истории! В том случае, конечно, если вы мне кое в чем признаетесь.

– Если‑вы‑мне‑кое‑в‑чем‑признаетесь, – терпеливо внушала она Игорю, мысленно корчась от стыда, – это же был шантаж, чистый шантаж.

Игорь смотрел на нее так, словно видел перед собой не очаровательную, почти молодую женщину, а Медузу Горгону. Авроре это было неприятно, но ничего не поделаешь – интересы расследования и все прочее...

– Кирочка была в кабинете. Что она там искала? У меня есть улика, то есть доказательство, – немного запуталась Аврора, – в общем, у меня есть одна вещь, которая имеет к вам прямое отношение, – брошечка. Вот.

Игорь потянулся за маленькой серебряной брошечкой, лежащей у Авроры на ладони.

– Только из моих рук! – вскрикнула она. Аврора была уверена, что, как человек не чуждый искусства, Игорь не опустится до того, чтобы отнять у нее брошку, но на всякий случай спрятала улику обратно в карман.

«Если человек не может справиться с собственной женой и бутылкой джина, то вряд ли он справится с современными методами ведения допроса, – с сожалением подумала Аврора, глядя на Игоря. – Игорь поплыл, кажется, именно так говорят в кино?..»

* * *

– Продолжим? – предложила Аврора, принимаясь за еду. – Вы не передадите мне соль? Спасибо. Вы так грустно смотрите на мою яичницу. Может быть, все же поделиться с вами? Нет? Ну, как знаете...

Воспитание не позволяло Авроре вести беседу с полным ртом, и, сделав небольшую паузу, чтобы утолить первый голод, она отложила вилку.

– Итак, вы подарили Ире и Кирочке одинаковые украшения. Брошечку Ире и брошечку Кирочке. Всем, так сказать, сестрам по брошкам... Ирина брошка находится там, где ей и полагается быть, – ею заколот Ирин шарф. А вот Кирочка потеряла свою в кабинете. Как же глупы и предсказуемы мужчины! Что вам стоило купить Ире браслет, а Кирочке, например, кулончик? И все бы было шито‑крыто. – Аврора сморщилась от отвращения к самой себе. Волнуясь, она воспользовалась не свойственным ей оборотом речи. Ужасная пошлость это «шито‑крыто»!

Казалось, Игорь на что‑то решился – машинально взяв вилку, он съел самый поджаристый кусочек яичницы с Аврориной тарелки, немного помолчал и неожиданно заговорил. Рассказывал он довольно бессвязно, постоянно сбиваясь на повторы и ненужные детали, но Аврора терпеливо слушала, слегка улыбаясь про себя при мысли, что у этого взрослого солидного мужчины, как у Мариши, были «две личные жизни».

Она позволила Игорю доесть яичницу, провожая тоскливым взглядом каждый исчезающий кусочек, но не перебивала, и постепенно, частью из слов Игоря, а частью из его многозначительных недомолвок и бесконечных «понимаете...» ей удалось нарисовать себе картину тайной личной жизни, и не только Игоря, но и самого Кирилла. Похоже, в этом доме у всех, кроме нее, имелось по нескольку личных жизней, и только она одна вела скучно легитимную личную жизнь с Б. А., который еще к тому же и спал...

Итак, личная жизнь Кирилла была его тайной – при всей их близости Игорь даже не знал, была ли у него личная жизнь. Оказалось, была: Таня с Кирочкой.

Игорь впервые увидел Кирочку в кафе вместе с Кириллом. Кирилл тоже заметил его и кивнул, не выразив желания познакомить его со своей спутницей. Поэтому Игорь к ним и не подошел, решив, что эта любовница Кирилла, такая юная! Кирочка выглядела еще младше своих лет, на вид совсем ребенок... Позавидовал, конечно, по‑мужски.

Позже Кирилл ни словом не упомянул об этой встрече, а Игорь и не думал расспрашивать – неприлично интересоваться, мало ли какие могут быть у человека резоны не признаваться в любовной связи. Хотя, конечно, обида на такую скрытность осталась. Игорь считал Кирилла своим близким другом, а Кирилл его, выходит, нет. Ведь между друзьями что за секреты...

Спустя месяц Игорь увидел Кирочку из окна машины на Невском. Она стояла у витрины, рассматривала какие‑то тряпочки. Маленькая, изящная – то ли слишком хрупкая девушка, то ли ребенок со взрослым личиком. Если бы Кирилл сказал ему, что, мол, есть у меня девчонка, или еще что‑то, как полагается в мужском разговоре, Игорь бы ни за что к Кирочке не подошел.

Если уж совсем честно, Кирочка ему сначала даже не особенно понравилась. Игоря манили женщины с откровенными признаками сексуальной привлекательности – с пухлыми губами, пышной грудью. Вроде

Иры. А Кирочка в этом смысле – ножки‑ручки тоненькие, груди почти нет, – как мальчик. Хоть и модная тема сейчас, но для мужика абсолютно бессмысленная – Игорь был уверен, что всем, как и ему, нравятся настоящие женщины, а не плоскогрудые девчонки в стиле унисекс.

Он не собирался отбивать у Кирилла девушку. Тем более что девушка ему, видимо, была дорога – иначе бы он Игорю о ней рассказал.

...Неправда, ложь, вранье! – Игорь именно что решил отнять у Кирилла девушку, тем более, девушка ему дорога... Взять реванш – за свои мучительные мысли, за обиду на его с ним игры, за свои неловкие оправдания перед Ирой. За его скрытность, его вечные тайны. Оказалось, что все это давно подспудно накапливалось, и, только увидев Кирочку у витрины, он понял, что обида копилась‑копилась и вышла из берегов. Была и еще одна причина.

...В сексуальной жизни любого мужчины всегда имеется какой‑нибудь секрет, оттенок, нюанс. Нюансы разные, конечно, – с юности сохранившиеся комплексы или взрослые обиды, – но каждый мужчина свой собственный секрет считает особенным и ни за что в нем не признается, хотя, как правило, у соседа тоже что‑нибудь найдется – ничем не хуже и не лучше или вообще точно такой же.

Секрет был и у Игоря, и, естественно, он этим секретом не собирался с Авророй делиться, только подумал и мысленно содрогнулся. Секрет его был в том, что Ира его не хотела. Уже три месяца у них с Ирой напрочь отсутствовала сексуальная жизнь, и виновата в этом была не Ира, и не Игорь. Виновата была Лариса.

У него с Ирой были проблемы. То есть так говорят, выражение такое – у них с женой проблемы. На самом деле проблемы были у него.

Сначала он не замечал, что Ира страдает, а заметив, посчитал не заслуживающим внимания это ее смешное желание непременно попасть в Ларисин клуб, наивное игрушечное горе от того, что Лариса перестала звонить и приглашать в гости. В самом деле, что за детский сад!

Чем больше Ира расстраивалась, тем больше насмешничала, издевалась, а потом даже претензии предъявлять перестала, только смотрела презрительно. И манера появилась – вечером обязательно выпить, как будто у нее действительно было какое‑то несчастье, от которого она стремилась таким образом убежать. Ну не смешно ли?..

Чем хуже было днем, тем напряженней проходили ночи. Постель стала словно продолжением насмешливых дневных отношений: она отстранялась от него, фыркала и раздражалась на то, что, казалось, было привычным, давно принятым между ними. Если мужику дать понять, что он что‑то делает не так, и еще так небрежно его руку отвести и усмехнуться, то он и не захочет больше... А если к тому же еще позволить себе пошутить, что мол, не вышло... Однажды Ирина как будто с ума сошла – упрекнула его откровенно и зло. Он тогда вообще ничего не смог, и это было ужасно.

Один раз не вышло, а больше он и не пытался... – было страшно, что не выйдет снова, и он опять увидит ее презрительные глаза. И Игорь стал ложиться спать попозже, когда Ира заснет, а если случайно получалось, что она не спала, то делал вид, что у него что‑то болит, тем более у него и предлог был – действительно в последнее время побаливала спина. А потом уже и вида никакого не делал, словно у них так было всегда, – повернуться спиной и заснуть, как будто и не была Ира женщиной, долгие годы приносившей ему радость.

Игорь думал, а не... ли он –...ему казалось ужасным даже просто подумать про себя «импотент», и он называл это «не все в порядке»... Теперь он с особенным вниманием прислушивался к рекламе клиник мужского здоровья, а если ехал с кем‑то в машине и по радио залихватским голосом пели: «Петербургские мужчи‑ины не боятся простати‑ита...» – непременно подчеркнуто смеялся или сочувственно говорил: «Вот бедняги, неловко, наверное, идти с такими проблемами к врачу...»

А с этой чужой, ничего не значащей для него девочкой не побоялся – она ему никто.

Так что тут все смешалось. Игорь даже размышлял о том, не воспользовался ли он Кирочкой, не подло ли это. И получалось, что не подло – все люди пользуются друг другом в каких‑то своих целях, и это нормально. Он же не сделал ей ничего плохого. А то, что девочка влюбилась, – это не страшно и даже полезно, для развития души.

У него до Кирочки никогда не было невинной девушки. Среди студенток, с которыми он в молодости вступал в мимолетные связи, не нашлось ни одной девственницы, а Ира оказалась такой опытной девушкой, что он предпочел отнести ее опытность на счет собственной неотразимости. В общем, всякое случалось в его жизни, но девственницы как‑то не попадались. А ведь многие болтали, что это особый кайф, и было любопытно узнать, действительно ли при этом чувствуешь себя властелином, которому дано право «первой ночи». Или же это все ерунда?

Девственность оказалась более или менее ерундой – на самом деле наслаждаешься женщиной, а не каким‑то глупым актом вандализма.

Кирочка его заинтересовала другим. Она так робко говорила «не надо», а ее тело так откровенно говорило «надо», что он удивился, когда понял, что она оказалась девственницей и что все это было не искушенной игрой, а чем‑то иным – каким‑то секретом. Интересная девочка, девочка с секретом... С виду спокойная, невозмутимая, а под всем этим льдом – такие страсти гуляют... и откуда же в ней такая страсть?

– Дарагая, аткуда ты взялась, такая гарячая? – иногда спрашивал он, стараясь под шуткой скрыть неожиданное неприятное чувство, словно она его обманывает.

...Как к нему относилась Кирочка – он не знал...

Игорь задумался... Если он скажет Авроре, что до сегодняшнего вечера не знал, что Кирочка – дочь Тани и, скорей всего, дочь Кирилла, она ни за что не поверит. Но, судя по всему, она действительно родная дочь Кирилла. Вся в него и его породу – оба молчат, хранят свои секретики, и что скрыто там, за этими лбами, никто не знает.

– Кирочка – прелестная девушка. Такая открытая... – проговорила Аврора.

Кирочка рассказывала о себе скупо, в телеграфном стиле. Они с мамой приехали в Питер из небольшого городка не так давно, около года назад. Есть человек, который их поддерживает. Снял квартиру, помог ей поступить на исторический. Делает им дорогие подарки.

Кирочка подозревает, что на самом деле интересует этого человека больше она сама, чем мама. Иногда ей

кажется, что этот человек – ее отец. Иногда она смотрит в зеркало, и ей кажется, что они похожи. Но он молчит, и мама молчит, а Кирочка уж тем более молчит.

А недавно мама не выдержала и призналась, что это действительно ее отец. Просила, чтобы Кирочка не подавала виду, что знает. Он не хочет, чтобы Кирочка знала, – говорит, так интересней.

Конечно же, Игорю и в голову не пришло спросить – а не тот ли это дядя, с которым я тебя когда‑то видел?

– Кирочка – прелестная девушка. Такая открытая... – донесся до него голос Авроры.

– Иронизируете? Напрасно, – отозвался Игорь. – Она, конечно, непростая девочка. Отличник боевой подготовки разведотряда ЦРУ. Но у нее и жизнь была не из легких. Как бы вам понравилось, если бы у вас было три папаши?

– Трое папаш, – машинально поправила Аврора и тут же воскликнула: – Как трое? Но что в таком случае она имела в виду, уверяя, что у них с Кириллом была неземная любовь?

Неужели Таня была замужем три раза? Аврора и сама трижды выходила замуж, но она никогда не убеждала каждого встречного, что у нее была одна неземная любовь. Конечно, она хотела бы, чтобы Б. А. не заметил трех ее браков, но это ведь исключительно ради его спокойствия...

– Неземная любовь, это да. Первого папу Кирочка любила, второму симпатизировала, а с третьим у нее не сложилось. Кирочка – человек сильных чувств. В детстве писала письма отцу – без адреса: «Приди ко мне, я без тебя не могу», – и кидала в почтовый ящик, без адреса. И тут же вслед другое письмо: «Я тебя ненавижу!»

– Это она вам рассказывала? – недоверчиво спросила Аврора. – Что же теперь с ней будет? Неужели бросит университет и уедет домой?

Игорь равнодушно пожал плечами.

– Я считаю, Кирилл ее обманул. Зачем играть с девочкой в такие игры? Приблизил к себе, завалил подарками, но дочерью так не признал. Кирочка думает, что она что‑то не так сделала, и он не смог ее полюбить. Но это же их дела. Я здесь ни при чем, правда?

Странно, но, открыв Авроре свою тайну, он испытал облегчение. Этим вечером Игорь поклялся себе больше никогда к Кирочке не прикасаться. Такие игры не для его нервов! Страшно вспомнить, что он сегодня пережил: Кирочка, его любовница, рядом с Кириллом, то ли любовником, то ли отцом, а главное, рядом с Иркой!..

Аврора уже немного устала от своего расследования, а возможно, и на ней сказалась бессонная ночь, но она вдруг подумала: «А если спросить его прямо?» И спросила:

– Игорь, а что такое страшное Кирочка для вас сделала? Что это было?

Игорь посмотрел на нее с мистическим ужасом в глазах, и Аврора поспешила его успокоить:

– Не волнуйтесь, я просто подслушала, случайно, на лестнице черного хода...

Игорь тоже немного устал от напряжения, а возможно, и на нем сказалась бессонная ночь, но он вдруг ответил прямо:

– Что обычно делает женщина, то и сделала.

– Что? Что делает женщина? – не поняла Аврора.

– Ну, вы не догадываетесь, что? – он наклонился к Авроре и еле слышно прошептал ей на ухо: – Только не говорите Ирке...

– Бедная девочка... – поняв наконец, в чем дело, сморщилась от жалости Аврора. Не то чтобы она была противницей абортов и яростно выступала за сохранение любой, даже никому не нужной жизни, просто Игорь стал ей неприятен. Почему он считает, что это для женщины в порядке вещей – дрожа от страха, ложиться в проклятое кресло? Она до сих пор помнила это чувство – словно она проколотый шарик, вроде того, что ослик ИаИа методично опускал в свой горшочек, – совсем никому не нужный...

– Ну а вы, – нелюбезно спросила она, – а вы‑то что страшное сделали для бедной девочки? Тоже аборт?

Ирония, конечно, была не самая тонкая, но уж очень ее возмутила бесчувственность Игоря.

И тут Аврора совершенно определенно поняла, что на этом час искренности закончился, и Игорь больше ничего ей не скажет.

– Я? Нет, не аборт. Я не знаю, что я имел в виду... надо же мне было что‑то сказать. – Игорь лгал, совершенно точно лгал.

У нее оставался еще вопрос: что все‑таки Кирочка искала в кабинете у Кирилла? И что искал там Игорь? Похоже, что в кабинете побывали все... Даже такая дикая версия пришла ей в голову: а что, если Игорь искал завещание в пользу Кирочки? Или – а что, если он пытался отравить Катю, для того чтобы открыть путь Кирочке? Но эту версию Аврора сразу же отмела – слишком уж неправдоподобно...

Бросив грязную тарелку в раковину (в гостях она избегала мыть посуду), Аврора немного помедлила в дверях кухни в надежде, что Игорь все‑таки скажет ей правду, и направилась на поиски Риты. Им необходимо было многое обсудить.

– Я хочу домой, – жалобно произнесла Рита. – У меня там кошки одни... и вообще, я никогда не полюблю этот дом... Вот в Комарове... Там вокруг дома шестнадцать сосен. А в самом доме я никогда не была. Но я помню, там есть башенка, и на картинке она видна...

– Когда все закончится, мы с вами поедем в Комарово, – пообещала Аврора. – А пока давайте подведем итоги версии «Девочки».

– Давайте, – дисциплинированно отозвалась Рита.

Аврора забралась с ногами на диван, накрылась клетчатым пледом и опять стала похожа на маленькую несчастную птичку. Так неприятно всех подозревать...

– Итак, у обеих девочек были мотивы, и очень сильные мотивы для того, чтобы убрать Катю. Ревность, злость, неудовлетворенность своим положением. Обе они сейчас стоят на распутье, и лишь от случая зависит, быть каждой из них Принцессой или Золушкой. Обе могли постараться этому случаю помочь... Мариша – по глупости, а Кирочка – в силу характера...

– Но ведь тогда у нас с вами получается ужасная вещь, – медленно проговорила Рита. – С Ларисой все ясно, с Игоря подозрения не сняты, Танина антреприза возможна только за счет Кирочкиного наследства. Кстати, есть ли у вас версия и для нее? И теперь еще девочки. Выходит, что под подозрением находятся все?

– Да, моя дорогая, – тряхнув седым хвостиком, Аврора высунула нос из‑под пледа, – вот итог нашего с вами расследования: о ужас – подозреваются все!

Беседа шестнадцатая

– Том десятый, страница приблизительно шестьсот шестьдесят первая – шестьсот шестьдесят вторая, – пробормотала Ольга и положила трубку. Зачем звонила?..

Беседа семнадцатая

– Я хочу серьезно поговорить с тобой о литературе, – строго сказала Ольга.

– А что? – испугалась я. – Что я такого сделала?

– Ты не находишь, что по ходу истории жанр нашего Произведения меняется?

– Но ведь именно так происходит в жизни, – стала оправдываться я, – психологическая драма вдруг перетекает в фарс, потом в триллер, затем в научно‑популярную литературу, а потом может неожиданно преЕлена Колина вратиться в гротеск...

– Ну хорошо, раз так. С другой стороны, чем больше левых трупов, тем веселее... – загадочно произнесла Ольга.

Аврора поднялась в комнату, которую она на протяжении всей ночи считала своей. Она с симпатией взглянула на книжный шкаф, хотя ничего интересного в нем не было, и с сожалением – на диванчик. Как жаль, что так и не удалось воспользоваться пухлой цветастой подушечкой! Она в обратном порядке проделала те же самые действия, что и несколько часов назад: сняла цветастые шерстяные носочки; аккуратно засунула их в мешочек, мешочек опустила в сумку; вытащила из сумки прозрачный пакетик с бумагами, но разворачивать не стала. Погладила пакетик, положила обратно в сумку; достала синий томик, но не раскрыла, провела рукой по обложке и убрала в сумку; наконец, надела туфли, взяла с полки толстый том «Лекарственные травы» и спустилась вниз, на веранду, где ее ждала Рита. Как все‑таки хорошо иметь доверенное лицо! Аврора дрожала от нервного возбуждения, страха и одновременно ощущала прилив храбрости, в общем, она чувствовала себя как перед визитом к стоматологу, а Рита как будто обещала держать ее за руку.

– Потом, когда все закончится, мы поедем в Комарово... – мечтательно проговорила Рита.

– Можно я расскажу историю дома в Комарове? – робко предложила Аврора.

Это было совершенно не в ее стиле – накрыться клетчатым пледом, поудобнее усаживаясь в кресло, и напевно сказать плюшевым голосом: «Сядь, дружок, я расскажу тебе историю». Она гордилась тем, что всегда смотрит вперед, а не живет прошлым, если, конечно, это прошлое не касалось Поэта, знакомых Поэта и знакомых знакомых Поэта. Но сейчас Авроре всячески хотелось оттянуть это волнующее мгновение – кульминацию расследования.

Ее обуревали опасения самого разного свойства. В ее мозгу пугающе вспыхивали маячки: а что, если она ошиблась... а что, если она не ошиблась... а что, если Преступник на нее обидится за то, что она раскрыла его преступление, – даже такая дикая мысль приходила ей в голову. В общем, Авроре было очень страшно, поэтому она всячески оттягивала решающую минуту.

Рита разочарованно вздохнула – зачем ей какие‑то доисторические байки? – но Аврора, устроившись поудобней, уже начала свой рассказ.

...Отец Б. А., дед Кирилла, дружил с одним из тогдашних руководителей страны. Фамилию его Аврора запамятовала.

– Вот еще, стану я держать в голове всякую ерунду, – воинственно произнесла она, оправдывая свою забывчивость. – Этих руководителей будут помнить только в контексте биографий поэтов, с которыми им посчастливилось жить в одно время!

Так вот, дед Кирилла дружил с одним из руководителей страны, но никогда его ни о чем не просил. Дед получил участок в Комарове за военные заслуги, но каждый год участок пытались отобрать. И однажды уже почти совсем отобрали – тот, кто зарился на дедов участок, просто залез через забор и начал окапывать дедовы кусты. И тогда дед позвонил своему другу – руководителю страны и сказал:

– Достали! Твою мать!

– Твою мать! – повторил за ним один из руководителей страны и позвонил тогдашнему хозяину города, Аврора не помнила его фамилию. Его тоже будут помнить только в контексте биографий поэтов. С которыми ему посчастливилось жить в одно время.

И вот через некоторое время дед тяпкой окучивал грядки у себя на огороде, когда внезапно вокруг него все засверкало и загудело – приехал кортеж.

– Как барин живешь! – сказал деду тогдашний хозяин города. – Ну ладно, живи.

Аврора призадумалась – достаточно ли красочная получилась картинка и не придумать ли ей еще что‑нибудь, вроде того, что дедов завистник послал деду черную метку. Сказать, что она только что полностью сочинила всю историю специально для Риты, было бы не

совсем справедливо – что‑то подобное действительно имело место, но раскрашенное яркими цветами прошлое казалось ей гораздо привлекательней, чем прошлое правдивое, скучное и обыденное.

– И с тех пор дед спокойно окапывал свои кусты... И поэтому мы с вами поедем в Комарово и вы сможете полюбоваться соснами на участке... Я вас приглашаю, вместе с кошками! Как вы считаете, можно ли пригласить человека с кошками в чужой дом?

– Но это же теперь дом вашего мужа, – резонно заметила Рита.

– Мужа? У меня нет мужа, – пригорюнилась Аврора.

Рита удивленно взглянула на Аврору.

– Но Кирилл говорил, что вы с Б. А. поженились, и вы же сами сказали... я же вас поздравляла...

– Милочка, я и не думала выходить замуж! Зачем это мне? Чтобы дать Б. А. возможность днем и ночью ворчать? – Аврора хихикнула. – Неужели вы подозреваете, что мы с Б. А. живем в грехе? Хм... вы слишком хорошо о нем думаете...

За время расследования они с Ритой стали почти близкими людьми, иначе Аврора ни за что не позволила бы себе такую нескромную шутку.

– Зовите всех в гостиную. И будьте все время рядом со мной – я немного взволнована, совсем чуть‑чуть. Ужасно боюсь.

– Ой! – округлила глаза Рита.

Рядом с Авророй она чувствовала себя странно – слегка обескураженной, словно ей предлагали сдавать экзамен по иностранному языку, которого она не знала, но одновременно уютно и безопасно, большую часть времени находясь в образе милой суетливой блондинки. Но сейчас, получив поручение, Рита послушно вернулась к образу деловой женщины – так усталый, только что вольготно развалившийся на диване человек, срочно вызванный на работу, суетливо повязывает галстук поверх пижамы.

Мечтая о высоких, в небо, комаровских соснах, в набекрень надетом на себя имидже деловой женщины, она отправилась созывать всех в гостиную.

На то, чтобы собрать в гостиной полусонных хозяев и гостей, ушло около получаса. Игорь дремал на диване в кабинете Кирилла, и Рите пришлось разбудить его и долго втолковывать, где он, что от него требуется и как его зовут. Заспанная Мариша явилась в розовой пушистой пижаме, прижимая к себе медведя точно такого же розового цвета. Кирочка, как обычно, выглядела дисциплинированным черным ящичком, а Лариса, Таня и Ира к исходу ночи потеряли кто холеную свежесть, кто ангельский вид, и на каждой из них точно обозначился возраст – ни годом меньше.

Когда все наконец расположились на диванах и в креслах и затихли, Аврора, заметив, что кое‑кто собирается вновь задремать, выдвинулась вперед на своем стуле и несколько раз натужно кашлянула, чтобы привлечь к себе внимание. Буквально через несколько минут она блистательно разоблачит преступника...

Аврора заранее приготовила утешительную фразу.

«Я тоже совершала в жизни ошибки», – доброжелательно скажет она для того, чтобы преступник не чувствовал себя таким одиноким и затравленным.

И еще одну:

«Вы еще так молоды, что успеете исправиться...» – и это поможет преступнику понять, что жизнь не закончена, что существуют раскаяние и надежда.

Аврора громко вздохнула, встала и вздохнула еще громче и горестней.

– Господа, я собираюсь сделать сообщение, – выпалила Аврора и осеклась. Почему, ну почему она выбрала такие глупые слова, как будто она выступает на научной конференции!

– Я лучше сяду, – тоненьким голосом сказала она и уселась в кресло. – Да, пожалуй, так легче. Нет, я лучше встану.

Аврора вскочила и принялась теребить руками кофту. Последний раз она делала это на защите кандидатской диссертации, и не от робости, а от переполнявших ее знаний.

– Ох, я просто не знаю, с чего начать... – она беспомощно взглянула на Риту. – Милочка, помогите мне... Что, не хотите? Ну ладно, начну как‑нибудь сама.

Несмотря на заранее приготовленное для преступника утешение, ей было очень трудно. Она никак не могла вспомнить, какими словами обвиняют, обличают, призывают к ответу.

Сказать, что Аврора много читала, означало не сказать ничего. Она не «много читала», а просто взяла и съела всю литературу, засыпала ее в себя, как крупу в кастрюлю, и все прочитанное варилось в ней и постоянно выбивалось наружу, словно каша из волшебного горшочка. А если человек знаком с литературными героями ближе, чем с соседями, то в критический момент что‑нибудь непременно всплывет в его памяти, и возможно, он даже заговорит словами кого‑то из любимых персонажей.

В Аврориной памяти одновременно всплыло очень многое, и она с трудом удержалась от внезапного желания подкрутить несуществующие усы, как у одного известного детектива.

– Мне нелегко. Я заранее прошу у всех прощения – так трудно быть одновременно детективом и интеллигентным человеком. Приходится говорить неприятные вещи, задавать людям вопросы о личных делах и даже об их чувствах, – постепенно крепнувшим голосом заговорила Аврора. – И знаете что... давайте быстрее покончим с этой тягостной темой, чтобы больше никогда к ней не возвращаться.

Тут она наклонилась к Рите и громким шепотом спросила: «Так хорошо?»

Рита кивнула, и Аврора почувствовала себя гораздо уверенней. По своим ощущениям она все еще находилась в стоматологическом кресле и в ужасе предвкушала жужжание бормашины, но ей уже сделали обезболивающий укол и похвалили за храбрость.

– Я собрала вас для того... то есть пригласила вас для того... ну, в общем... я объявляю о своем отъезде, потому что мне больше нечего здесь делать. То есть я уже все раскрыла. – Аврора уже почти совсем успокоилась, смогла заметить направленные на нее изумленные взгляды и слегка рассердилась. Похоже, что они не принимают ее всерьез!..

От обиды она заговорила менторским тоном старой черепахи:

– Вы что, забыли, что в доме произошло два ужасных события? Первое – смерть хозяина дома. Это так ужасно, что мы не будем о нем говорить. Слава богу, что Б. А. так крепко спит и ничего не знает, – как бы мимоходом отметила она. – Но событие, произошедшее вслед

за первым, еще ужасней, потому что это было преступление. Преступление, направленное против юной жизни. Вы прекрасно понимаете, что я говорю о бедной Кате. Итак, по порядку. Между девятью и десятью часами вечера умирает Кирилл. Точное время смерти нам неизвестно, но мы сейчас не об этом...

В десять сорок в гостиной была обнародована чрезвычайно важная информация. Во‑первых, наследство. После Кирилла осталось наследство – миллион долларов. Миллион – это так много, что я даже не могу себе представить. Но если разделить миллион между всеми, то это, как говорила моя бабушка, уже совсем другой коленкор. Она имела в виду, что это значительно меньшая сумма.

Еще одна важная информация заключалась в том, что незнакомая девушка, так вовремя найденная нами на проселочной дороге, оказалась законной дочерью и наследницей хозяина дома. Я сама видела ее метрику – там черным по белому написано: Екатерина Кирилловна Ракитина, дочь и наследница.

В одиннадцать двадцать Катя, законная наследница миллиона долларов и, между прочим, этого замечательного дома, хотя мне кое‑что здесь не очень нравится, например золоченое зеркало, так вот, в одиннадцать двадцать Катя уже лежала под капельницей. Врач определил отравление. Поддавшись необъяснимому чувству...

Тут Аврора задумалась и примолкла, но никто не прерывал ее.

– У кого‑нибудь из вас бывают предчувствия? – наконец спросила она. – У меня, например, постоянно бывают, и я им всегда поддаюсь... Итак, что заставило меня заподозрить, что в доме произошло преступление?

– Да, что побудило вас разбудить меня и заставить выслушивать эту чушь? – мрачно спросил Игорь. – Знаете, можно переесть, перепить, а можно перечитать на ночь детективов...

Без сомнения, Игорь был неравнодушен к детективам, недаром манера Авроры показалась ему излишне литературной.

– Игорь, не перебивайте меня, я и сама собьюсь, – кротко ответила Аврора. – Вас интересует, что побудило меня предположить, будто в доме имеет место преступление, а не банальный случай отравления вокзальными пирожками или салатом «Цезарь»? Я отвечу. Первое – это упоминание того, что на кухне имеется яд растительного происхождения. Вы все помните слова домработницы о том, что отваром травы наперстянки можно отравить человека.

Жестом фокусника, вытаскивающего кролика из шляпы, Аврора вытянула из‑под лежащего на диване пледа толстый зеленый том.

– Погодите‑погодите, только не засыпайте и не расходитесь, я быстро! – лихорадочно перелистывала она справочник. – Ага, вот оно!

«Digitalis purpurea, пурпуровая наперстянка», – отчетливо прочитала Аврора, – стебли и цветы содержат сердечные гликозиды. Обладает многосторонним действием на организм. При передозировке, вследствие значительного содержания дигитоксина, крайне токсична, вплоть до летального исхода». В полной тишине Аврора торжествующе огляделась по сторонам.

– И второе – это молниеносное исчезновение пузырька, – проговорила она. – Я тут же побежала на кухню, и только подумайте – отравитель еще и не знал, что я все поняла, а пузырек уже был тут как тут. То есть пузырька уже не было. Итак, первая улика – пропавший пузырек с отваром...

– Ой, – громко сказала Мариша и тут же спряталась за своего розового медведя. Кивнув головой, Аврора печально сказала:

– Вот вам и «ой»... Но отравлением наследницы подозрительные события не закончились, хотя, казалось бы, все уже могли бы спокойно лечь спать. Нет! Кабинет хозяина дома кто‑то переворошил так, словно в нем проводили обыск. Что там искали и почему, а также кто, я скажу позднее. Я сразу же случайно осмотрела кабинет Кирилла и обнаружила улики – мобильный телефон, серебряную брошечку и мокрое пятно на полу... То есть я потом поняла, что это улики, а тогда я подумала, что это просто телефон, брошечка и мокрое пятно на полу. И положила в карман все, кроме мокрого пятна.

Аврора вышла на середину комнаты и многозначительно подняла палец.

– Так вот, я спрашиваю всех вас: не много ли странностей на один отдельно взятый дом? А?

За ее словами последовала крошечная пауза, а затем все заговорили одновременно. В разноголосом шуме чаще всего повторялись слова «бред», «чушь», «странности», и не меньше трех раз можно было расслышать слово «сумасшедшая».

– Перестаньте! Дальше будет самое интересное. – Аврора сказала это очень тихо, но все почему‑то услышали и примолкли. – В ходе моего расследования я не обнаружила абсолютно ничего, подтверждающего подозрение, что Катя была отравлена. Точно так же я не обнаружила ничего, со всей несомненностью доказывающего, что никакого отравления не было.

Моя задача была сложной, тем более что самое главное я проспала. Но это неважно. Думаю, что возможность совершить преступление была у всех – подумаешь, всего‑то плеснуть яду в Катин бокал или чашку – в такой суете это мог сделать даже ребенок.

Теперь что касается мотивов. Я не сторонница нарушать частное пространство и, надеюсь, никому не лезла в душу, но в этом доме возник прямо какой‑то клубок взаимных интересов, ревности, зависти, обиды... Посмотрите вокруг себя и увидите, что среди вас нет ни одного человека, который не считал бы, что имеет моральное право на наследство Кирилла Ракитина. К тому же каждый из вас, я повторяю, каждый, очутился в отчаянном положении. Нетрудно сделать вывод, что у всех были мотивы для того, чтобы убрать законную наследницу. Я не буду перечислять эти мотивы вслух, потому что это будет нетактично. Так вот, мотивы.

И Аврора принялась загибать пальцы.

– Лариса теряла все: свой любимый клуб, обеспеченную жизнь. Мариша мечтала о машине, поездке на океан и еще о чем‑то, забыла о чем именно.

– О квартире, – заметила Мариша.

Аврора повернулась к Марише и отставила ногу в туфельке с круглым носом и пряжечкой.

– Кстати, я обещала показать вам свои туфли! Модные, правда? Я же говорила – никогда ничего не выбрасывайте!.. Но я продолжаю.

Кирочка – бедная девочка, что же ей теперь делать?.. Таня – она страстно желала получить роль в антрепризе, – Аврора повернулась к Тане. – Кстати, моя дорогая, антрепризные спектакли такая халтура, так ужасны, что не стоят того, чтобы так хлопотать и нервничать...

– Для актрисы... – начала было Таня, но Аврора прижала палец к губам, и она замолчала.

– Игорь – он попал в такое сложное положение, не правда ли? – Аврора приблизилась к Ире. – Ну и, наконец, Ира. Она тоже считала, что имеет право на наследство. А почему бы и нет, правда, Ира?

ита сделала Авроре знак глазами: «Можно мне выйти на секундочку, справитесь без меня?»

Аврора кивнула. Ей все еще было неуютно, но она уже привыкла к своей роли и не боялась остаться одна.

– Сначала я не могла понять, почему никто из вас, кроме преданной Риты, не горюет о кончине Кирилла? – горестно заговорила она. – Почему каждый из вас думает только о себе? И я подумала – а не уехать ли мне быстренько домой, чтобы спастись от таких монстров, какими вы мне сначала показались?

Только под утро я поняла, что никто из вас в этом не виноват. Пока Б. А. спит, я скажу – это вина самого Кирилла. Он так выстроил отношения с близкими людьми, что каждый из вас был вынужден прежде всего думать о себе, вместо того чтобы горевать о нем самом.

– Тетя Авро‑ора, а почему никто не имеет права на наследство? – высунулась из‑за своего розового медведя Мариша. – Мама, она‑то имеет?!

Все зашевелились.

– А Лариса? – спросил Игорь.

– А Игорь? – спросила Лариса одновременно с ним.

Аврора упрямо покачала головой. Она на секунду растерялась – что следует говорить дальше, но тут же нашлась:

– Ну, а теперь, когда вы все знаете, – она сделала эффектную паузу, – позвольте представить вам преступника.

И тут она внезапно остановилась, замерла и, прикрыв глаза, постояла несколько секунд в полной тишине.

– Ох! Кажется, я ошиблась! – закричала вдруг она. – Но теперь, буквально только что я все поняла! Надеюсь, что еще не поздно! Среди нас, прямо в этой комнате, находится злоумышленник, и, боюсь, что он уже нанес второй удар.

Аврора быстро направилась к двери.

– Пойдемте скорей к Кате!

Она выбежала из гостиной, и все толпой бросились за ней.

– Безумие заразительно, – ворчал Игорь, плетясь в хвосте следом за женщинами.

Так, толпой, они поднялись наверх и ворвались в Катину комнату.

На диване лежало бесчувственное тело, с головой закрытое одеялом...

– Я не успела, – бессильно прошептала Аврора, – не успела, не успела...

В голос заплакала Мариша, громко вздохнула Кирочка, оцепенев от ужаса, молча стояли Лариса, Ира и Таня.

К дивану подошел Игорь и слегка потряс закутанное в одеяло тело.

Тело зашевелилось, и из‑под одеяла высунулся нос. Взвизгнула Мариша, хмыкнул Игорь, а Аврора сделала крошечный шажок к двери.

Игорь повернулся к Авроре:

– Ничего, что жертва мирно спит под одеялом? Можно мне теперь тоже пойти спать? А вы пока на свободе

можете еще что‑нибудь расследовать, – вежливо предложил Игорь.

Так невыносимо стыдно Авроре не было с тех пор, как она забыла стишок про Деда Мороза, – вышла на сцену на новогоднем празднике, открыла рот и замерла, глядя в зал. Глядела и думала – хорошо бы сейчас умереть... Авроре было тогда лет шесть, и вот уже более полувека она не часто, но и не редко видела этот кошмар во сне. Аврора уже почти забыла, как ужасно это было наяву, а вот сейчас ей пришлось вспомнить...

– Спи‑спи, деточка, – пискнула она, стараясь по возможности достойно выйти из комнаты.

Ей было так грустно, словно все ушли и выключили свет, а ее оставили в темноте. Не хотелось изобличать преступника, не хотелось провоцировать, подкапываться, анализировать, хотя это было неправильно, ведь ее ужасный публичный позор совершенно не отменял отравления...

– Но ведь Катю кто‑то все‑таки пытался отравить, – возбужденно произнесла Таня. – Я предлагаю не расходиться и все выяснить...

– Вам, наверное, кажется, что это спектакль, в котором у вас наконец появилась роль? – едко спросила Лариса. – Я настоятельно советую всем больше не тратить силы на глупости и пойти спать...

Избавиться от гостей Ларисе пока не представлялось возможным – уехать из поселка можно было только на машине, машина была только у Игоря, а сам Игорь выпил и норовил задремать. Впрочем, он вообще, кажется, пока не собирался уезжать.

– Девочки, а ведь вы обе очень ловко отводите от себя подозрения нашей мисс Марпл. Или вы мыслите себя Эркюлем Пуаро? – улыбнулся Игорь, взглянув на

Аврору. – Наша дама очень начитанна и прекрасно знает, что тот, кто настойчиво предлагает все выяснить, и тот, кто ни за что не хочет ничего выяснять, обычно вызывают подозрения, но оказываются ни при чем, а вот настоящий преступник обычно молчит... Кто у нас сидит тихо? Мариша, Кирочка, Ира?. Да, я тоже под подозрением – преступник часто натужно веселится...

Аврора, казалось, потеряла способность воспринимать иронию. Взяв стул, она уселась в ногах у бывшего тела, и остальные, словно нанизанные на ниточку бусинки, потянулись за ней и расселись вокруг Кати. Обнаружив себя в центре событий, Аврора потихоньку, с крайне невинным видом, принялась пятиться на своем стуле, пока не оказалась вне кружка, как бы наблюдая за всеми со стороны.

– Все мои версии потерпели крах, – в пространство, ни к кому особо не обращаясь, произнесла она. – Я могу честно сказать, что в данный момент я просто не имею представления, кто пытался отравить Катю...

– Никто меня не травил, – раздался из‑под одеяла Катин голос. Она села на диване, закутавшись в простыню как привидение, – я сама отравилась.

– Деточка, что ты говоришь? – вскричала Аврора. – А как же Digitalis purpurea, сердечные гликозиды с дигитоксином?..

– Придется тебе все нам рассказать, – строго произнес Игорь.

Катя потупилась. Она не виновата. Она просто боялась. Всего. Боялась ехать с вокзала в дом с зеленой крышей, боялась вернуться – просто купить билет на поезд и вернуться домой. Она долго бродила по вокзалу, то выходила на улицу, то вставала в очередь в кассу за обратным билетом, ела вокзальные пирожки. Наконец решилась и отправилась в путь к дому с зеленой крышей. От волнения и от пирожков у нее ужасно разболелась голова.

В дом она приехала уже совершенно больная. Стеснялась Маришу и боялась Кирочку, стеснялась есть за столом и боялась не есть. Стеснялась попросить таблетку... Она металась по дому, надеясь найти какое‑нибудь лекарство, зашла в ванную на первом этаже, заглянула в шкафчик. Подушилась духами – такой розовый флакончик, она совсем чуть‑чуть прыснула, ничего?..

Катя виновато взглянула на Ларису.

Потом ей стало совсем плохо, и она не помнит, что было дальше... Когда она пришла в себя, рядом с ней сидела Аврора.

Аврора стала так подробно расспрашивать, что она пила, из какого бокала, из какой чашки, что ей было неловко признаться, что она разлила отвар. Еще сильней она испугалась, когда поняла, что этому придается такое значение.

Ну а потом побоялась признаться. И немножко, совсем чуть‑чуть, ей нравилось, что Аврора так с ней носится, оберегает ее.

Она же ничего плохого не сделала, верно? Все равно никто ее не травил!..

– Погоди, боязливая ты наша, ну а метрика‑то у тебя настоящая? Или ты ее сама на вокзале нарисовала? – поинтересовался Игорь.

Мариша высунулась из‑за розовой медвежьей головы и тоненько пропела:

– Ходит тут всюду, пузырьки наши прячет, духами нашими душится...

– А я в этом доме куда хочу, туда и хожу, право имею, – мгновенно окрысилась Катя. – Что, не так?

– Конечно, так, именно так, милочка, – подала голос Аврора.

Подошла Кирочка, легким движением дотронулась до Катиного плеча. На ее личике впервые проступило какое‑то чувство: интерес, сдержанное удовольствие, во всяком случае, что‑то отличное от равнодушия.

– Я... ты... может так быть, что... вероятно... мы с тобой сестры, – прошептала она.

Катя оглядела Кирочку со странным выражением лица и, опасливо оглянувшись на Маришу, вздохнула так громко, словно набирала побольше воздуха перед тем, как нырнуть в глубину.

– Мы с бабушкой ничего плохого не хотели. Мама умерла, а я думала‑думала и придумала. Если уж есть отец, пусть он мне поможет, правда?!

Запинаясь и помогая себе междометиями и жестами, Катя повела свой рассказ, и если опустить бесконечные «да‑а, вот, это самое, вообще», ее коротенькая история выглядела незамысловатой и печальной, как зачастую выглядят истории про чью‑то чужую жизнь.

...А разве кто‑нибудь из вас знает, как славно жить в городке с красивым названием Юрьев‑Польской? Юрьев‑Польской – старинный русский город, где есть собор с золотым куполом – красота. На наружных стенах собора барельефы со странными животными.

Со слов путешественника, побывавшего в Индии, старый мастер попытался изобразить слона. Но поскольку сам мастер никогда не видел слона, то просто не смог представить себе, что на свете живет лысое животное, и на всякий случай одел слона в медвежью шкуру. Слон

вышел с бивнями и хоботом, но мохнатый. И вот, совершенно случайно, у мастера получился вылитый мамонт, которого он тоже никогда не видел. Интересно, правда?

Все, кроме Мариши, кивнули, – правда, интересно.

Рядом с собором монастырь. Там летом цветут розовые цветы. От монастыря ведет центральная улица, на ней рынок с деревянными рядами, за ним книжный магазин. Маленький, меньше, чем эта гостиная. На прилавке обычно выложено книг десять‑двенадцать, среди них обязательно про садоводство и огородничество. В магазине специальный книжный запах – пыль, книги – не передать, какой чудесный! Когда Катя приехала в Питер, она на вокзале сразу же зашла в застекленный книжный магазин – и оказалось, что там совсем по‑другому пахнет, не притягательным книжным запахом, а мокрой тряпкой и кислой едой. Так что в городке Юрьеве‑Польском не все было плохо. Тем более в книжном магазине на прилавке всегда стояла такая крутящаяся коробка с лотерейными билетиками. Можно выиграть книжку. Дело тут вовсе не в выигрыше, просто... ну, неважно.

Так вот, если с центральной улицы у моста повернуть налево и пройти сто метров – как будто попадешь в другой мир. То есть, если живешь в Петербурге, кажется, что это другой мир, а если в городке, то очень даже не другой, а самый обычный мир: окоселые домишки (Катя так и сказала – окоселые, а не покосившиеся), грязь вековая, заборы поломанные, окна заколоченные. В их с мамой домике было самое красивое окно – там висела кружевная занавеска с незаметной дыркой в левом углу и стоял горшочек с геранью.

– А моя мама была святая, – без нажима сказала Катя, как говорят о самых обычных вещах.

Мама работала в музее, занималась... Катя забыла, как точно называлась ее тема, что‑то про историю городка и собора. Отпуск мама проводила в монастыре, помогала косить, за цветами ухаживала.

Заунывная хлюпающая, чпок‑чпок, грязь осенью, жаркий запах горелых семечек летом, мама все это любила. Но что же делать, если она была святая, а Катя – нет, не святая.

Нормальная, как все, не хуже, к примеру, Мариши... Как все это можно было любить? Кате хотелось жить где‑нибудь в другом месте – в Москве, в Париже, во Владимире – все‑таки районный центр – все равно где. А в городок приезжать на каникулы. В городке Юрьеве‑Польском Катя чувствовала себя в точности тем старым мастером, что поместил вымышленного слона в центр барельефа. Мастер никогда не видел слона, а она никогда не видела ничего, кроме своего родного городка, и не хотела, чтобы жизнь была для нее частично настоящей, частично вымышленной, как слон: с взаправдашним хоботом, но мохнатый.

Мама умерла, Катя закончила школу – это произошло почти одновременно.

А рядом с домиком с геранью на окне стоял еще один такой же (впрочем, почему стоял, от того, что Катя уехала, он никуда не делся). На домике была вывеска «Институт менеджмента».

– Я не хотела учиться в институте менеджмента в соседнем окоселом домишке, разве это преступление? – горячо проговорила Катя.

При слове «преступление» по всем, кто находился в гостиной, пробежала неприятная дрожь.

– Теперь ты сможешь учиться где хочешь, – успокаивающе ответил Игорь.

И Таня кивнула, мол, да, сможешь, где хочешь...

И Кирочка улыбнулась Кате, и даже Мариша посматривала на нее с жалостью – наверное, представляла, какие там, в Юрьеве‑Польском, ужасные магазины.

Катя некрасиво сморщилась и вытерла кулаком глаза. И вдруг стало заметно, что она еще даже не девушка, а ребенок, и, может быть, поэтому у нее все еще по‑ребячьи неизящная фигура и большие ноги. Словом, пока она не самая симпатичная на свете, но вырастет и обязательно станет лучше.

– Я... мама мне все рассказала. Она вообще мне все рассказывала про себя, у нас с ней никаких секретов не было...

– Ну, что еще? – зло спросила Лариса. – У Кирилла есть еще одна дочь, внучка, соавтор? Или Кирилл на самом деле женщина?.. Говори уже, сил никаких нет!..

– Моя мама была святая, – повторила Катя.

Молодость мамы была веселая. Училась в Ленинграде – поступила в Институт культуры как медалистка (ленинградцы говорили «Кулек», а она всегда полностью – Институт культуры), и у них была такая славная компания, все из разных институтов и все ленинградцы, только она одна иногородняя. И вот, когда подошло распределение, друзья решили ей помочь.

Отправились в ЗАГС всей компанией – мама и пятеро мальчиков. У кого‑то из мальчиков в ЗАГСе работала подружка. Мальчики сложили паспорта в кучу, перетасовали их, как карты, и мама держала их веером. Подружка – работница ЗАГСа вытянула чей‑то паспорт, как

карту, – и за того мама и вышла замуж. Формально, для прописки, понимаете? Ей поставили штамп в паспорте: «Зарегистрирован брак с гражданином Ракитиным Кириллом Борисовичем». Так мама оказалась замужем.

– Я что‑то такое припоминаю, – неуверенно произнес Игорь. – Это была просто шутка...

Игорь действительно вспомнил. Его паспорт тоже был среди паспортов, сложенных веером, словно карты. Они тогда договорились – никто не будет знать, чей паспорт вытянут и унесут, а потом принесут и снова сложат в стопку. Это Кирилл придумал. Не ставить штамп в паспорт, якобы просто по забывчивости, – это тоже придумал Кирилл. Сказал что‑то вроде того, что он, гражданин Ракитин, считает, что любое человеколюбие имеет свои пределы.

– А саму девушку я уже не помню, – сказал Игорь и тут же тактично добавил: – Она была очень славная...

– Я же говорю, Кирилл так меня любил, что ему было все равно, на ком жениться, – вдруг горячо сказала Таня, – все эти формальности не для тех, чьи души живут в саду неземной любви...

Катя пожала плечами.

...Но мама все равно потом уехала домой, в ЮрьевПольской. Полюбила в Питере одного человека, а человек этот был женат. И она уехала домой, и там, в городке, Катя родилась. А в метрике у Кати написано: «Отец – Ракитин К Б.» Ребенка записывают, не спрашивая мать, – по штампу о браке.

– Но мы даже адреса его не знали. А когда мама умерла, я подумала, может, он мне поможет...

Катя не собиралась никого обманывать. Она нашла питерский адрес по справке, написала письмо и уже перестала ждать, когда пришел ответ. Кирилл писал, что да, он помнит эту историю, это была шутка. Но она может приехать, он что‑нибудь для нее придумает. Прислал адрес. У нее есть конверт, она может показать.

– Девочка тянется к культуре, – горячо сказала Аврора. – Кто твой любимый художник?

– Шишкин?.. – неуверенно протянула Катя. – Мишки там всякие...

– Ты у меня быстро полюбишь все, что нужно! Я тебе покажу! – грозно пообещала Аврора особым голосом. Она подозревала, что Катя видела «Мишек в лесу» только на конфетах.

Катя не собиралась обманывать, хитрить, интриговать и притворяться дочерью, и претендовать на наследство она не собиралась. Просто... когда она все поняла, решила немного помолчать, посмотреть, что будет. Она же ничего плохого не сделала, верно? Могла бы и сейчас промолчать, но побоялась – мама бы ее заругала.

– Повезло мне, что твоя мама была святая, – усмехнулась Лариса, разглядывая Катю, впервые без опасения найти в ее лице черты мужа.

Как следует разглядев Катю, она решила, что девушка не вызывает симпатии, даже не будучи дочерью Кирилла. Странная какая‑то – будто разуверилась, что ктото о ней позаботится, и решила тихонечко заботиться о себе сама. Казалось бы, нужно пожалеть, а Лариса почему‑то не могла преодолеть свое раздражение. Ей было немного стыдно, и от этого она еще больше раздражалась.

– А зачем Кирилл это сделал? – спросила Аврора и сама себе ответила: – Думаю, из благородства, хотел помочь...

– Ему было интересно протянуть свой паспорт. Выпадет или нет – как рулетка. И сразу такой большой секрет – он женат, а никто не знает... – уверенно ответила Лариса.

Она устало прикрыла глаза. Вот уж воистину человексекрет! За столько лет не рассказал, не признался! А может быть, просто не придал значения, забыл? Разве тогда, почти двадцать лет назад, кто‑нибудь мог подумать о будущих детях, каком‑то наследстве, о словах «миллион долларов», «нотариус», «завещание» – все это было как пьеса из иностранной жизни.

Игорь улыбался – чем‑то эта история была ему приятна. Кир Крутой, тщательно продумывающий каждый свой шаг, давно уже заслонил Кирилла Ракитина, у которого была обычная непредусмотрительная юность, было мальчишеское бахвальство, когда ничего нет слаще, чем вместе со всеми сделать глупость. Тогда, в двадцать лет, эта история с паспортами не казалась глупостью, а наоборот, поступком, – помочь, спасти...

А теперь эта нелепая, неизвестно откуда возникшая «законная дочь» почему‑то уравняла его с Кириллом – вот так, не он один совершал нелепые поступки. И не он один расплачивается за свои поступки, Кирилл тоже сполна расплатился – его смерти сопутствует что‑то, очень напоминающее иронический детектив...

– Кстати, дорогая Аврора, а как же мокрое пятно на полу? И не меня ли вы случайно подозревали?.. – любезно поинтересовался Игорь, и все засмеялись. Чувствовали они себя сейчас как дети, которым неожиданно удалось избежать наказания.

– Я... нет... собственно, да, немного подозревала... – призналась Аврора.

– Благодарю, – раскланялся Игорь.

– Но не только вас, то есть не совсем... у меня для всех были разные стройные версии, спросите у Риты... А кстати, где же она? Наверное, предчувствовала мой позор, вот и сбежала...

Риты действительно давно уже не было с ними, с тех пор, как она по‑школьному отпросилась у Авроры в момент кульминации расследования.

Риты не было наверху, Риты не было в гостиной, Риты не было в доме – нигде.

Обнаружил ее Игорь. Он заглянул на маленькую веранду на первом этаже. Веранда была в стороне, ею редко пользовались. Игорь заглянул туда просто для очистки совести, чтобы сказать, что он тщательно обошел весь дом.

Рита лежала на диване и, казалось, спала. У Игоря уже выработалось стойкое мнение – если подойти к жертве и потрясти за плечо, жертва проснется, и он бесстрашно потряс Риту за плечо и тут же испуганно отпрянул.

– На этот раз все всерьез, – тихо произнес он.

Беседа восемнадцатая

– У них вырубили электричество, – страшным голосом сообщила Ольга.

– Зачем? – удивилась я.

– По законам жанра сейчас должно произойти срывание всех и всяческих масок. А если нет электричества, они не вызывают милицию и «скорую помощь», а могут временно забыть про труп и все выяснить.

– Разреши тебе напомнить, что у всех есть мобильные телефоны.

– Ну, если ты такая формалистка... Тогда так – они позвонили в «скорую», а «скорая» говорит, что она уже этой ночью приезжала к ним два раза. И что им надоели их левые трупы.

– Я знаю! «Скорая» и милиция приедут часа через три‑четыре, должен же быть в Произведении местный колорит.

Все снова собрались в гостиной и уселись, заняв свои прежние места. Только сейчас уже было по‑настоящему страшно, и даже невозмутимая Кирочка своим видом напоминала сломанную куклу.

– Теперь у нас настоящее, а не воображаемое преступление – убийство! – произнесла Аврора.

Она ни за что не призналась бы в этом даже самой себе, но, кроме ужаса и жалости к Рите, Аврора чувствовала сейчас легкое возбуждение, как бывает в Новый год или когда происходит нечто волнующее, драматичное, и каждый понимает, что ситуация совсем особенная, и он в этой ситуации тоже совсем особенный, и может ходить взад‑вперед по комнате с загадочным лицом и важно говорить: «Я так и знал, что что‑нибудь в этом роде произойдет». Или: «Мы должны собраться с силами и принять решение». Или даже так: «Теперь я беру дело в свои руки...»

– Не хотелось бы вас расстраивать, но следующей жертвой может стать любой из нас. Пока нет никаких предположений, почему убили Риту. Самое страшное – это полное отсутствие мотива преступления.

– И я могу стать жертвой? – беспокойно спросила Мариша.

– Ты в первую очередь, – ответила Катя, украдкой показав Марише «козу».

Оказавшись не дочерью и не наследницей, а просто гостьей, но зато гостьей на законных основаниях – ведь ее пригласил хозяин дома, – Катя вполне освоилась и даже начала проявлять чувство юмора, что обнадеживало и заставляло думать, что она не пропадет.

Аврора сокрушенно покачала головой и попросила:

– Девочки, помиритесь перед лицом смерти и всеобщей опасности...

Взметнулись шифоновые облака – это Таня вышла на середину гостиной и картинно прижала руки к лицу:

– Я знаю, знаю, нас всех убьют... в доме завелся маньяк!..

– Маньяк убивает просто так, из своих маньяческих соображений, – живо возразила Аврора. – А ведь этой ночью произошло очень много странных событий. После смерти Кирилла все побывали в его кабинете и видели, какой беспорядок там царил! Что же, по‑вашему, это был кабинетный маньяк? Her, здесь преследовались конкретные цели! Что искали там, в чужих ящиках, спрашиваю я вас? Или об этом спросит полиция. То есть милиция. – И небрежно пояснила: – «Полиция» – это такая оговорка по Фрейду.

Насчет Фрейда Аврору понял только Игорь – как любитель детективов любителя детективов, – понял, но не улыбнулся. Он никогда прежде так близко не сталкивался со смертью и теперь как‑то особенно ощущал свою руку – под ней ему все чудилось плечо убитой Риты.

– На этот раз она права. – Игорь был неплохо воспитан и в обычных обстоятельствах ни за что не позволил бы себе сказать о даме «она» в ее присутствии, но сейчас он был очень испуган, и, кроме того, его невыносимо раздражала Аврора. – Теперь, когда дело приняло такой скверный оборот, необходимо, чтобы не осталось

никаких недоговоренностей, и в интересах собственной безопасности мы должны во всем разобраться сами, прежде чем приедет полиция.

– Опять оговорка по Фрейду, – заметила Аврора и скромно предложила: – Давайте вернемся к моим версиям и уликам.

– Да‑да! – воскликнула Таня. – Все это так волнующе, я...

Аврора подошла к Тане и нежно, двумя пальчиками, коснулась шифонового облака.

– Таня, простите, но в отравлении Кати я подозревала именно вас. Просто как человек искусства другого человека искусства. Я знаю, сколь сильным мотивом может быть желание получить роль. Ради роли Нины Заречной актриса пойдет на все. Мне известен случай, когда одна актриса даже наслала на свою соперницу порчу, а ведь всем известно, какой это страшный грех... кстати, поэтому она так и не получила эту роль – заболела свинкой, это ее бог наказал...

Аврора прикрыла глаза и, казалось, глубоко задумалась.

– Ну а теперь объясните всем про мокрое пятно на полу... – сказала она, не открывая глаз, – я не буду рассказывать о том, как я поняла, что это именно ваше пятно, то есть оставл