Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Свободный город Альдохьен





 

…Лан‑Ар обернулся и взглянул в лицо убийцы, ожидая третью стрелу себе в сердце. Он даже не успел удивиться тому, что смотреть в глаза своей смерти совсем не страшно. Просто стоял – и безмолвно ждал, и ни одной сколько‑нибудь толковой мысли не появилось в голове, а на душе воцарилась странная, равнодушная пустота, как в пересохшем колодце.

Время с каждым вздохом медленно утекало, стеклянными каплями ссыпаясь в бездонную яму былого.

Лан‑Ар смотрел на бук, увитый плющом с глянцевыми листьями. Ему отчего‑то казалось, что именно оттуда должен показаться убийца – ну, или вылететь толстая арбалетная стрела… И ему не хотелось ни шевелиться – «К чему? Все равно настигнут» – ни молиться.

В этот миг щеру надоело стоять на месте. Он утробно рыкнул, резко подался вперед – словно чуял далекий пока что Альдохьен и сытные кормушки в щернях. Лан‑Ара при этом развернуло с той легкостью, с какой ветер швыряет сухие листья; только мелькнули перед глазами сплетенные меж собой пальцы ветвей, а затем – ощущение влажной, остро пахнущей травы на щеке, и четкое осознание того, что если щеру вздумается рысить до самого города или, что еще хуже, до ближайшего дикого стада себе подобных, от него, Лан‑Ара, останутся только клочья мясца, кое‑как надетые на костяк…

– Провались я к Шейнире, – прозвучало откуда‑то сверху, – мы сегодня убили двух зайцев. Даже трех!

Щер остановился. А Лан‑Ар, лежа на животе, кое‑как повернулся на голос, и первое, что он увидел, были блестящие носки щегольских сапожек. Дальше (или выше?) последовали сафьяновые голенища приятного мохового цвета, штаны из щеровой кожи, такая же безрукавка прямо на голое тело. И, наконец, лицо – вовсе не хмурого убийцы со взглядом, «подобным стальному клинку». На Лан‑Ара с интересом взирала молоденькая ийлура, почти отроковица.

В память впечатались светлые, точно наледь в лунном свете глаза. Белые волосы истинной северянки были заплетены в тонкие косички и рассыпались по нешироким, но крепким плечам. На щеках, еще не утративших детской мягкости, дрожали милые ямочки.

– Тебя вели на продажу? – уточнило прекрасное дитя Фэнтара, задумчиво склоняя головку к плечу.

Лан‑Ар поперхнулся воздухом. Глядя на спасение, явившееся в образе голубоглазой ийлуры, он отчего‑то разволновался; ему стало неловко оттого, что перед этим небесным созданием он валяется на земле, закованный в кандалы, словно преступник, в грязных лохмотьях, едва прикрывающих тело… Он почувствовал, как кровь приливает к щекам, и от этого стало еще хуже, впору было зарыться в землю, чтобы никто не видел его таким жалким и беспомощным.

– Ты глухой? Или немой? Или слабоумный?.. – она наклонилась к нему, косички с шелестом скользнули вниз, а Лан‑Ар вдохнул свежий, почти резкий аромат благовоний, которыми пользовалась девушка.

– Я… – слова выползали тяжело, застревали в горле, словно маленькие колючие каштаны, – я…

– Тьфу, нашла у кого спрашивать, – ответили за него со стороны щера, – ты же видишь, что это раб. Тимо‑Тан волок его на продажу.

И в поле зрения появилась вторая ийлура. Те же сапожки, абсолютно та же одежда, и лицо, и косички. Лан‑Ару показалось, что в глазах двоится; он торопливо заморгал, но, само собой, ничего не изменилось. Теперь на него сверху вниз глядели близнецы.

– А он ничего, – после длительного молчания заявила первая и подмигнула сестре, – мне всегда нравились черные глаза. Знаешь, так занятно в них смотреть, кажется, что смотришь в колодец, полный теней из шейнирова царства.

– Я рада, что тебе нравится, – вторая присела на корточки, аккуратно убрала со лба Лан‑Ара волосы. Эти девушки даже пользовались одними и теми же духами. – раз нравится тебе, значит, понравится еще кому‑нибудь.

И, уже обращаясь к Лан‑Ару, деловито добавила:

– Поднимайся, раб. До Альдохьена еще два дня пути.

Наваждение схлынуло прочь, как будто кто‑то плеснул водой на только что завершенную картину. Свет вокруг двух прекрасных, словно посланницы самого Фэнтара созданий, померк – это были две самых обычных ийлуры, ну, разве что боги одарили их довольно сносной внешностью.

– Зачем я вам? Отпустите… – Лан‑Ар попытался поймать за хвост ускользающую надежду.

– Еще чего, – фыркнули хором северянки, – мы тебя продадим в Альдохьене.

 

* * *

 

Он даже не запомнил их имен. Да и вообще, весь оставшийся путь походил на мутный, нехороший сон в душную летнюю ночь, когда гроза нависает над Эртинойсом, но еще ни единой капли дождя не упало на пересохшую землю. Лан‑Ар словно погрузился с головой под воду; когда‑то, в детстве, он едва не утонул в пруду, и помнил, как над головой сомкнулся зеленоватый холод с размытым кругом далекого солнца, а внизу была тьма, и ничто…

Мимо проплывали деревья, укутанные плющем, яркие кусочки неба, солнечные пятна на сочной траве. Потом лес закончился, они вошли в город; замелькали ийлуры, элеаны, кэльчу, пару раз даже встретились синхи в своих неизменных балахонах – до жути похожих на рясы послушников Храма Фэнтара. Лан‑Ар видел странные жилища на сваях, и дома, похожие на норы в земле; Альдохьен был одним из тех редких городов, где смогли ужиться дети четырех богов Эртинойса – но все это промелькнуло и унеслось прочь, словно гонимая ветром сухая листва.

Потом… Зеленая муть разбилась сотней брызг. Лан‑Ар глубоко вдохнул, все еще не веря в происходящее с ним, огляделся – и понял, что стоит на помосте, рядом с прочими рабами, выставленными на продажу, а вокруг суетятся покупатели.

Он покрутил головой в поисках сестричек; одна из них стояла чуть поодаль, рыская взглядом по разношерстной толпе альдохьенцев, другая куда‑то испарилась – только арбалет и ее дорожный мешок остались у стены.

«А что, если…» – Лан‑Ар передернул плечами и отвернулся.

В самом деле, куда он собрался? Оставленное без присмотра оружие ровным счетом ничего не значит, особенно когда можешь передвигаться только мелкими шажками, а железо стерло лодыжки в кровь.

Смотреть на покупателей тоже не хотелось, и он принялся разглядывать собственные запястья, и кисти рук, исчерканные темными дорожками сукровицы. Вынырнула мысль о том, что так можно и горячку крови подхватить, а там – прямая дорожка к Фэнтару.

«Ну и пусть», – Лан‑Ар с обидой взглянул в светлое утреннее небо. На восходе оно было чистым, словно умытым, но на закате белело несколько перышек облаков. Наверное, где‑то там и обитал Пресветлый Фэнтар, отец‑покровитель всех ийлуров.

«Тогда я спрошу, отчего ты никогда не отвечал мне», – мрачно закончил Лан‑Ар свою мысль.

И вдруг остро почувствовал меж лопаток чей‑то пристальный взгляд.

Сердце екнуло – неужели его сейчас уведут с этого проклятого помоста, снимут кандалы, а там – до свободы рукой подать?

Ийлур обернулся. И вздрогнул. Оказалось, особа, столь пристально его рассматривающая, умудрилась незаметно подняться на помост и подойти так близко, что при желании Лан‑Ар мог бы дотронуться до ее роскошного темно‑синего платья. А сестрички куда‑то пропали, теперь уже обе, и Лан‑Ар остался один на один с этой ийлурой.

Он смутился, не зная, куда девать скованные руки. Раньше бы непременно спрятал бы их в широких рукавах хламиды, но теперь цепи не давали даже развести их в стороны. А незнакомка молча стояла и разглядывала его, склоняла голову то к одному плечу, то к другому, словно принимая важное решение. Лан‑Ар смутился окончательно: он вдруг представил себе, что эта холеная, богато одетая ийлура желает приобрести раба для развлечений. В самом деле, а для чего же еще? Когда он жил в Храме, ни одна ийлура не смотрела на него так … И, хоть и не давали рабы обетов безбрачия и вечного целомудрия, среди женщин, с коими Лан‑Ару приходилось сталкиваться, не было таких красивых, как эта.

Он оторвал взгляд от собственных запястий и осторожно взглянул незнакомке в лицо. Да, он и в самом деле еще не видел никого прекраснее: молочно‑белая кожа, к которой не липнет загар даже в преддверии Диких земель, роскошные волосы настолько густого и сочного рыжего цвета, что кажутся просто красными. А глаза – черные, такие же, как у самого Лан‑Ара, полные влажной, манящей тьмы, и от этого кожа кажется еще белее, еще нежнее… И если прикоснуться губами к шее, рядом с ключицей… Наверняка это будет похоже на глоток прохладной и чистой воды в жаркий день…

Ийлур вздрогнул и попятился. Чем только Шейнира не шутит! Он хотел было завести руку за спину, чтобы сотворить оберегающий знак Света, но, но… Звякнули кандалы, возвращая к действительности, а незнакомка улыбнулась одним краешком бледных губ.

«Неужели догадалась?»

Лан‑Ара жег стыд. Проклятье, так стыдно ему даже не было в тот час, когда Настоятель объявил его Храмовым рабом! А тут – всего лишь женщина…

– Как тебя зовут? – вдруг спросила она, нетерпеливо отбрасывая упавшую на лоб прядь. Голос был довольно низким и ласкающим слух, словно мягчайший гвенимарский бархат – кожу.

Лан‑Ар, с трудом ворочая языком, назвал себя.

– А где твои хозяева? – ийлура покрутила головой, скорчила недовольную гримаску, – хотелось бы мне их видеть.

Она поправила белоснежный воротник, и Лан‑Ар подумал, что никогда прежде не видел рук столь совершенной формы. Только вот…

Запястье, перевязанное широкой черной лентой.

«Может быть, для нее не прошло время скорби по погибшему супругу?»

Взгляд ийлура помимо его воли, остановился на шее незнакомки, скользнул по плавной линии плеча… И – снова – завораживающее, щекочущее нервы ощущение, словно он касается губами этой гладкой кожи, а потом одну за другой расстегивает маленькие застежки платья.

Лан‑Ар тряхнул головой и на всякий случай крепко зажмурился. Да что, проклятье Шейниры, с ним творится?!! И, самое главное, где? На позорном помосте.

– А, вот, кажется, и твои хозяйки, – деловито заметила ийлура, – это ведь они?

Он взглянул на торопливо семенящих сестричек и кивнул.

Смутило лишь то, что две северянки, всегда бойкие на язык, как‑то слишком быстро и тихо приняли деньги от рыжеволосой ийлуры, зачем‑то непрерывно осеняя себя оберегающими знаками Фэнтара. Забрали аккуратную стопку золотых монеток, а затем поспешили убраться с глаз долой.

Ийлура вздохнула, провожая их взглядом. Внимательно посмотрела на Лан‑Ара.

– Следуй за мной.

И двинулась к ступеням, ведущим с помоста. Лан‑Ар плелся за ней, боясь нечаянно наступить на подол ее платья.

«Она снимет с меня кандалы», – размышлял он, – «и тогда… тогда я убегу».

Тяжелые локоны колыхались в такт ее шагам, приоткрывая кусочек белоснежного плеча. Блеснула толстая серебряная цепочка, которой он не заметил раньше. Лан‑Ара охватила непонятная тоска. Предчувствие?..

Тем временем ийлура ловко спустилась на землю, пнула носком туфельки подвернувшийся под ногу камешек и сказала:

– Вот еще один. Забирайте всех, и отправляемся. До алтаря далеко, а нам нужно успеть до заката.

Ее ждали. Два огромных, плечистых воина‑ийлура, в черных доспехах и в шлемах, закрывающих левую половину лица. Начиная свой путь послушником Храма, Лан‑Ар прекрасно понял, что все это значило; ноги приросли к земле.

Проклятые шутки богов!

Все сразу стало на свои места, как последние кусочки мозаики: и перевязанная рука, и странно‑молчаливые сестрички, и знаки, оберегающие от сил тьмы, коими они себя непрерывно осеняли.

Его продали ийлуре, отринувшей Фэнтара и обратившейся к Шейнире.

А она, судя по всему, намеревалась принести своей темной богине обильную жертву.

 

* * *

 

…– Теперь я знаю точно, что ты покинул меня. Вернее, ты никогда и не обращал на меня свой божественный взор, и не склонял слуха своего к моим молитвам. Так зачем и кому нужен такой Бог, как ты?

Лан‑Ар замолчал. Ему казалось, что после таких слов оскорбленный Фэнтар непременно ответит. Или поразит наглеца молнией. Но ничего не произошло – только горестные всхлипывания в углу стали громче. Лан‑Ар раздраженно передернул плечами и отвернулся; ему совсем не хотелось смотреть на то, как плакала, скорчившись, молоденькая элеана. Это было бы – по разумению ийлура – похоже на подглядывание в замочную скважину за раздевающейся послушницей, а сам он никогда этого не делал. Слишком грязное и постыдное занятие.

Фэнтар безмолвствовал. И ему было наплевать на дитя свое, подготовленное для жертвоприношения Претемной Матери Всех Синхов.

Лан‑Ар покосился на замершего у стены молодого кэльчу. В потемках было не разобрать, но тот уж точно не рыдал. Уселся скрестив короткие ноги и опираясь спиной на глинобитную стену сарая, положил руки на колени. Наверное, молился своему хитроумному божку, Хинкатапи. Но что мог сделать обладатель Бездонного Кошелька? Ничего… Покровители никогда не вмешивались в дела Эртинойса. Только давали божественную Силу тому, кто просил – или же притворялись глухими.

Ийлур прикрыл глаза. Мгновения текли, сливаясь в часы. И он совершенно не знал, сколько еще осталось. Темная ийлура, купившая трех смертных для жертвоприношения, удалилась готовиться к ритуалу, а их заперли в темном и вонючем сарае.

Этот сарай был выстроен рядом с треугольной призмой из узорчатого малахита, алтаря Шейниры, а сам алтарь вот уже боги ведают сколько лет стоял на лысой и плоской вершине маленького холмика. Место было приметным: издалека виднелось огромное высохшее дерево, белое, словно старая кость, протянувшее скрюченные руки‑ветви в немой мольбе к солнцу, и обряженное в тогу из вечно зеленого плюща с глянцевыми листочками.

«Сколько же здесь было принесено жертв?» – подумал Лан‑Ар, глядя на темный алтарь. А затем посмотрел на рыжеволосую ийлуру. – «И что такого случилось с тобой, что ты предала нашего отца и обратилась к мерзкой матери этих полуящериц?»

Она поймала его взгляд, снова улыбнулась одним уголком красивого рта. Грустно улыбнулась, понимающе. Словно хотела сказать:

«Да, я знаю, что поступаю дурно. Я знаю, что после смерти участь моя будет ужасна. И мне жаль вас – но я уже не могу повернуть назад, и не могу отказаться от той крови, что высохла на моих руках».

Казалось, что ее молочно‑белая кожа источает мягкое сияние в тени.

«И ты режешь вены, чтобы этой жертвой купить смертоносный дар Шейниры».

Его взгляд зацепился за черную ленту, которой было перевязано тонкое запястье. Темная неловким движением поспешила натянуть рукав до самых кончиков пальцев.

И тут Лан‑Ар с ужасом поймал себя на том, что начинает чувствовать едва ли не жалость к этой божественно красивой женщине. Жалость совершенно ненужную и неуместную, особенно принимая во внимание что эта ийлура собиралась сделать с купленными рабами.

Он быстро опустил глаза и уставился на собственные кандалы, словно там, на побуревшем от ржавчины железе, были записаны волшебные слова спасительной молитвы.

…Потом их втолкнули в сарай и заперли снаружи дверь. Элеана ударилась в слезы, кэльчу принялся усердно молиться. А Лан‑Ар просто уселся на пол и стал ждать.

«Не нужно было убегать из Храма», – в который раз подумал он, – «даже если бы меня казнили, чем это было бы хуже того, что со мной сделают сегодня до заката?»

Мысли текли неторопливо и лениво. В душе воцарилась теплая, уютная темень; и в ней не было места сомнению или страху – ведь все уже давно было решено богами. Возможно, кто‑нибудь из бывших приятелей Лан‑Ара и спросил бы удивленно:

– Как так? Ты стоишь на пороге смерти, и не молишься, и даже не боишься?

Но – ийлур был в этом уверен – страх можно испытывать тогда, когда думаешь о том, что может с тобой случиться. Когда это уже происходит, остается пустота, и ты покорно следуешь своей судьбе, уже не имея сил свернуть в сторону и изменить грядущее. В душе остается лишь тоска о несбывшемся, о восходах солнца, запутавшегося в жемчужных прядях облаков, и о хрусте сочного яблока на зубах, и о густом запахе свежескошенной травы…

Лан‑Ар вдруг поежился. И подумал о том, что ждет его за последней чертой.

«Никто из нас не может представить, что его больше не будет. Не будет не только тела, оно быстро сгниет и обратится в землю, но не будет и мыслей. Не останется ничего».

Вот это уже было по‑настоящему страшно. И он, как утопающий за соломинку, ухватился за мысль о том, что все ийлуры после мерти попадают в царство Фэнтара. Конечно! Иначе и быть не могло – зачем еще тогда нужны хранители Границы, следящие за том, чтобы не смешались два мира – живых и ушедших…

– Прости меня, – пробормотал ийлур, судорожно стискивая руки на груди, – Отец мой, пусть будет правдой то, что говорят о смерти. Пусть останется хотя бы что‑нибудь, малая толика меня, и пусть все это не будет пустой болтовней наших Посвященных…

Фэнтар молчал.

Элеана тихо всхлипывала в углу.

Кэльчу безмолвно молился свому хитроумному божку.

И снаружи тяжело громыхнул засов.

…Стражи из храма Шейниры выволокли их навстречу закатному солнцу и неотвратимо приближающейся гибели. Лан‑Ар, щурясь после темного сарая, поискал глазами темную… Она уже была у алтаря. В длинном черном одеянии, с распущенными по плечам волосами – в редких розовых лучах заходящего солнца они обрели цвет спелой рябины. На груди поблескивал серебряный медальон, изображение третьего глаза Шейниры, который так похож на соединенные в центре три лепестка лилии. Говаривали, что богиня синхов являла свое тайное око далеко не всем, и те, кто его видел, обладали особенной властью, умением читать истину в сердцах…

«Наверное, эта женщина – избранная Шейнирой», – подумалось Лан‑Ару, – «и могущество ее велико… Но к чему матери синхов осыпать дарами дочь света?»

И тут же мелькнула мысль, что, наверное, близость смерти смутила его рассудок – ибо настал час последней молитвы Фэнтару.

– Отец моего народа… – шепнул ийлур, – склони свой слух к моим жалким словам…

Стражи схватили элеану и молча поволокли ее к алтарю. Она заверещала, словно попавший в ловушку мелкий зверек, затрепыхалась в крепких руках ийлуров. Веревки, стянувшие крылья, затрещали, но выдержали; девушку ловко швырнули на алтарь. Еще мгновение – жертвенный нож в руках темной опустился вниз, рассекая горло жертвы.

…точно также был убит посвященный Ин‑Шатур.

– И возьми мою душу к себе, в царство твое…

Лан‑Ар, словно зачарованный, не сводил глаз с темной жрицы. И, наверное, только он заметил, как дрожала рука, сжимающая обсидиановую рукоять кинжала, и как ийлура – перед тем, как оборвать жизнь девушки – на миг зажмурилась. Словно ей самой было страшно.

Тело элеаны столкнули вбок, и оно медленно сползло на известняковую макушку холма.

– Ибо ты есть начало и конец, рождение и смерть… – Лан‑Ар уже не слышал собственных слов.

Взмах ножом – и кэльчу, хрипя, валится рядом с замершей уже элеаной.

…Время останавилось.

Лан‑Ар, чувствуя спиной холодный камень, смотрел в лицо темной ийлуры. Она прокусила губу, и по подбородку текла тоненькая струйка крови. Левая щека ее нервно дергалась – при этом казалось, что ийлура весело подмигивает своей жертве.

– Мать Синхов, прими эту светлую душу, – выдохнула она, занося кинжал.

– И все мы приходим в Эртинойс и возвращаемся к тому, кто создал нас… – он произнес последние слова молитвы Светлому богу ийлуров, отцу‑покровителю, который так часто предпочитал не слышать собственных детей.

Лан‑Ар закрыл глаза. Пусть будет так. Из темноты – к свету, туда, где его ждут тепло, и радость, и покой.

…Ничего не произошло.

Он моргнул при виде застывшей с ножом в руке темной жрицы, попробовал шевельнуть руками – но нет, его продолжали держать стражи.

Ийлура, чьи щеки стали вдруг белыми как мел, резко рванула ворот рубахи Лан‑Ара. Вернее, и рубахи‑то уже не было – так, лохмотья одни. А потом молитвенно сложила руки.

– Благодарю тебя, Претемная Мать. Ты указала мне на этого ийлура, и со мной по‑прежнему твое благословение… Уберите его.

Лан‑Ар едва понимал, что лежит на теплом известняке в двух шагах от алтаря. Живой, хотя по‑прежнему в кандалах.

Жрица кивнула одному из стражей.

– Мать должна получить обещанную жертву.

Страж храма, очень спокойно и обстоятельно, будто выполняя самое обычное задание, улегся на алтарь. Ийлура подняла нож, на миг зажмурилась, и…

– Нет… Зачем?!!

Лан‑Ар зашелся в кашле, давясь собственным воплем.

Сам. Лег под нож.

Да что же они делают со своими стражами там, в темном храме?!!

Он лежал и тупо смотрел на черный провал под запрокинутым подбородком храмового стража, смотрел, как частые капли крови стекают на малахитовую глыбу, и… в то мгновение ненавидел себя. Хотя и сам не смог бы объяснить, за что.

Жрица Шейниры аккуратно вытерла жертвенный нож и бросила тряпицу на тела жертв. Лан‑Ару померещилось, что она пошатывается, но потом все закружилось перед глазами – и узорчатая мозаика листвы на синем небе, и коричневые, нагретые солнцем стволы, и черные одежды убийцы… Он чувствовал, что тонет – как тогда, в далеком детстве, и ничего не мог с собой поделать.

– Мы возвращаемся в Альдохьен, – донеслось откуда‑то издалека.

Больше ийлур ничего не слышал.

 

* * *

 

…Он снова тонул. Все повторялось с завидной точностью, словно талантливый переписчик делал копии старой книги: под ногами – трухлявые доски заброшенного мостка, сквозь которые просвечивает мутная, в пятнах ярко‑зеленой ряски водица. И старший брат, уже перебежавший на другую сторону пруда.

– Чего копаешься? Давай, быстрее! – кричит он.

Лан‑Ар, хватаясь за скользкие перильца, делает первый осторожный шаг. На темных досках местами красуется сизая плесень, та самая, что тусклыми огоньками светится в темноте. Многие думают, что это болотные огоньки, души утопленников – но Лан‑Ар прекрасно понимает, что все это сказки. Плесень светится, и нет никаких неупокоенных…

– Ну! Шевелись, не то опоздаем!

Второй шаг. Третий. В щели между темными досками глядит зеленая вода, вся в лишаях ряски. Перила слишком скользкие, за них не ухватишься, если что…

– Побери тебя Шейнира, Лан‑Ар!

«В самом деле, чего я боюсь?»

Он, отпустив перила, бросается вперед, к ожидающему брату. А затем – хруст, громкий треск, и над головой смыкается холодная зеленоватая муть, сквозь которую виден размытый белый круг. Солнце.

– Лан‑Ар!!! – доносится откуда‑то издалека, и он уже не уверен, что это голос брата. Может быть, голос Фэнтара, явившегося спасти тонущего мальчишку?

Легкие разрываются от боли, перед глазами темнеет – и Лан‑Ар, судорожно барахтаясь, выныривает на поверхность, чтобы схватить крошечный глоток воздуха – и вновь погрузиться в холодную, воняющую гнилью воду.

– Руки, держи его руки, – командует брат. Или не брат? Голос не похож… Но кто еще может быть рядом с лесным прудом?

Легкие, бронхи словно забиты раскаленными углями. Это невыносимо больно, но превыше боли – страх, все тот же мерзкий, животный страх перед распахнувшимся небытием.

«А вдруг от меня ничего не останется?..»

И уже не выдержав, Лан‑Ар кричит, вопит от ужаса близкой смерти, и вопль устремляется к мутному кругу солнца, вместе с блестящими пузырьками воздуха.

 

– … Итого, премилостивая госпожа, с вас пятьдесят гиней.

– Пятьдесят? Побойся Покровителей, несчастный. Ты всех постояльцев так бесстыдно обкрадываешь?

Лан‑Ар с трудом разлепил веки. Ему все казалось, что он плавает в холодной воде, и она струйками стекает по щекам, впитываясь в волосы.

– Извольте, госпожа, прочтите сами. Урон, который был нанесен моей уважаемой гостинице вашими… гхм… молитвенными изысканиями… Разбитая кровать только чего стоит, да еще высаженное окно…

– Дай‑ка сюда.

Лан‑Ар уставился в беленый потолок. Он лежал на чем‑то мокром, и по лицу по‑прежнему стекали крупные капли. Попробовал шевельнуться – не получилось. Только голову смог повернуть на звуки голосов.

Рыжеволосая ийлура, темная жрица, внимательно изучала предоставленный счет за постой. В изящном платье из темно‑синего бархата с белоснежным воротничком под горло она очень походила на довольную жизнью горожанку… Если бы не силуэт в черных доспехах, маячащий за ее спиной.

Дородный и белоголовый кэльчу, хозяин уважаемой гостиницы, топтался у порога и – как быстро сообразил ийлур – за спиной отчаянно чертил в воздухе оберегающие знаки.

– Хм. – сказала ийлура, возвращая счет, – а где ты, мошенник, увидел испорченный комод? Мне кажется, он как стоял, так и стоит.

Кэльчу грациозным скоком вмиг покрыл расстояние от порога до указанного предмета мебели и ткнул пальцем в деревянный бок.

– Царапина, госпожа. Знаете, этот комод – очень ценный. Достался мне от матери, а я уж его в лучший номер поставил…

Ийлура пожала плечами.

– Будь по‑твоему. В конце концов, я не последний раз приезжаю в Альдохьен, а твоя гостиница далеко не самая плохая в этом засиженном мухами и клопами городишке.

Она кивнула храмовому стражу, тот отстегнул от пояса кошель и бросил его кэльчу.

– Но здесь…

– Гораздо больше, – холодно закончила ийлура, накручивая на пальчик локон, – Храм Шейниры достаточно богат, да будет тебе известно… Но не в этом дело. Я плачу тебе еще и за то, чтобы – если меня будут разыскивать – я никогда не останавливалась у тебя. Понятно?

Кэльчу заметно побледнел. Он откровенно не любил подобные истории, когда от кого‑то что‑то надо скрыть. Все это дурно, по его разумению, попахивало и частенько – мертвечиной. Несколько мгновений он судорожно обдумывал благовидный предлог чтобы отказаться от просьбы темной ийлуры, затем хрипло скороговоркой выпалил:

– Но, госпожа, могут ведь спросить и у других. А вы здесь жили, не скрываясь.

– Ты просто делай то, что я тебе говорю, – сказала ийлура. Теперь она стояла спиной к Лан‑Ару, и тот разглядывал замысловатое плетение кос на ее затылке. – будь уверен в том, что если спросят кого‑нибудь с улицы, то внезапно окажется, что ни одна смертная душа не видела здесь темной ийлуры и двух стражей из Храма Шейниры.

Она помолчала и добавила:

– Природа смертных такова, что они предпочитают не знать и не видеть ничего лишнего.

– Тогда приятной вам поездки, госпожа, – кэльчу низко склонил голову, отчего заскрежетали костяные пластинки на шее, – буду рад видеть вас снова.

– Будь спокоен, еще увидишь, – ийлура нетерпеливо махнула рукой, – а теперь, пошел прочь. У меня много дел, чтобы с тобой болтать.

Хозяин гостиницы съежился, разом став меньше, и выскользнул было за дверь – но на пороге столкнулся с другим кэльчу, помоложе. Заминка продлилась несколько мгновений, затем вновь прибывший коротко поклонился выходящему.

– Здравия, господин Хекраш‑та.

– А, господин ювелир, и вы тут! – кэльчу выдавил из себя кислую улыбку. В тот миг на лице его было написано нечто вроде – ага, хитрюга, пришел из госпожи деньги трусить? А ведь эту кругленькую сумму, что ты унесешь с собой, она могла оставить и мне за придуманную царапину на двери!

– Что поделаешь, дела торговые, – ухмыльнулся ювелир, демонстрируя ряд мелких острых зубов. Костяные пластины приятного каштанового цвета воинственно встопорщились, и хозяин гостиницы предпочел ретироваться окончательно.

– Принес? – не оборачиваясь спросила темная. Стоя у окна, ийлура что‑то внимательно разглядывала на улице.

Кэльчу тихо, на цыпочках, скользнул в комнату, по пути бросил подозрительный взгляд на Лан‑Ара и снова осклабился.

– Принес‑принес, высокая госпожа. Все, как вы заказывали. Все сделал, несколько ночей с учениками трудились.

– Ты не останешься в убытке, – заверила его ийлура, – давай его сюда.

Они стояли спиной к Лан‑Ару, и потому он не видел, что же такого отдал кэльчу темной жрице.

– Хорошая работа, – только и сказала она, – я люблю, чтобы все было красивым… Даже это. Сколько, говоришь, я тебе должна?

Кэльчу назвал баснословную цену, но ийлура не стала возражать. Вручила ювелиру тяжелый мешочек и, самолично проведя его к двери, напомнила:

– Смотри, держи язык за зубами. Не то знаешь меня – достану и из шейнирова царства.

– Да, высокая госпожа… Позвольте ручку вашу…

И он несколько раз, поглядывая снизу вверх на ийлуру, подобострастно приложился к перетянутому черной лентой запястью.

– Ну, ну, довольно. Пошел отсюда, пока я не сочла тебя достойной жертвой для Темной матери.

Этих слов оказалось достаточно, чтобы господин ювелир мгновенно испарился.

А жрица, словно почувствовав на себе взгляд Лан‑Ара, обернулась к нему.

– Меня зовут Нитар‑Лисс.

Целый смерч мыслей закружился в голове ийлура в ответ на эти простые слова. Он был жив, не погиб на жертвенном алтаре – по какой‑то причине его пощадили, перерезав горло ни в чем не повинному храмовому стражу. Он был сперва без чувств, а затем болен – и его не бросили, а принесли в гостиницу и выходили. Лан‑Ар вдруг представил, что эта удивительно красивая и страшная женщина просиживала над ним ночами, и ее руки – белые, совершенной формы, прикасались к его телу…

– Похоже, у тебя снова жар, – спокойно заметила она, – я‑то думала, уже все позади.

– Н‑нет… – он едва расслышал собственный шепот, – мне… уже лучше.

– Значит, сегодня же выезжаем, – тем же тоном сказала Нитар‑Лисс, – нам предстоит долгий путь.

– Нам?!!

– Нам, – она одарила его прохладной улыбкой, – только сперва ты ответишь мне на один простой вопрос. Откуда у тебя этот рисунок?

Лан‑Ар недоуменно посмотрел на нее. Нитар‑Лисс нетерпеливо хрустнула пальцами, прошлась по комнате, шелестя платьем по полу.

– Не притворяйся. Татуировка у тебя на груди. Я видела нечто подобное раньше, но только однажды.

 

…– зачем это, хозяин?

– Терпи. Если будешь орать, заткну тебе рот.

Посвященный Ин‑Шатур старательно переносил рисунок с глиняной таблички, найденной в Черных Песках, на кожу своего раба.

– И вообще, не твоего ума дело, – хмуро добавил ийлур, – если кому в Храме скажешь, убью.

Лан‑Ар молчал. Только сжимал зубы и глотал набегающие вдруг слезы, когда боль становилась особенно едкой.

– А позже мы с тобой отправимся к Сумеречному хребту, – сказал Ин‑Шатур. От напряженной работы он раскраснелся, как свекла, но в голубых глазах светилось торжество победителя, – после того, как я найду ключ к вратам.

– Я не понимаю, хозяин.

– А тебе и не нужно понимать.

Посвященный, закончив работу, схватил глиняную табличку и разбил ее о стену.

 

Лан‑Ар вдруг ощутил себя круглым дураком. Побери их Шейнира – и хозяина, и эту ийлуру… Выходит, все это время с ним играли, затягивая в опасное плетение чужих интриг.

– Мне ее сделал хозяин, – выдавил он, не глядя в черные глазищи Нитар‑Лисс.

– А! Посвященный Ин‑Шатур?

С каждой минутой разговор становился все интереснее. Жрица из темного Храма, оказывается, хорошо знала посвященного из храма Фэнтара?

– Я знала его, – подтвердила Нитар‑Лисс так и не высказанное предположение Лан‑Ара, – более того, именно с ним я должна была отправиться в путешествие. Но Ин‑Шатур не явился в назначенное место, из чего я прихожу к выводу, что с ним что‑то случилось. А потом я еще и встречаю раба Ин‑Шатура, сбежавшего из Храма… Спасибо Претемной Матери, указала на тебя…

Она замолчала и пристально посмотрела на распростертого на койке и все еще привязанного ийлура. Посмотрела так, что у Лан‑Ара мороз побежал по коже; ибо в черных глазах темной он увидел отражение подземелий Храма Шейниры – и жертвы, жертвы… Принимая эту кровь, даруй нам Силу, Мать Всех Синхов.

– Его убили, – хрипло прошептал Лан‑Ар, – Посвященный Ин‑Шатур мертв.

А сам вдруг вспомнил аккуратный, точный разрез на горле хозяина, и то, что сделала эта ийлура с молодой элеаной и кэльчу.

«Не твоих ли рук это дело?» – мелькнула мысль.

Лан‑Ар тут же задавил ее, словно только взошедший росток. Не приведи Покровитель, эта женщина умеет читать мысли. Тогда малейшее подозрение – и все. Не миновать жертвенного ножа.

Нитар‑Лисс помолчала. Кажется, она даже немного растерялась от такой новости – или сделала вид. Во взгляде на крошечную долю мгновения скользнули и страх, и сомнение, и растерянность… И в тот краткий миг ийлура стала похожа на маленькую перепуганную девочку, которую было нужно защищать, и оградить от всех опасностей Эртинойса…

«Что она со мной делает?» – Лан‑Ар обреченно прикрыл глаза.

Нитар‑Лисс была опасной. Более того – она была темной, предавшей своего отца‑покровителя. Но Лан‑Ару так и хотелось взять ее за руку, пообещать, что все как‑нибудь наладится, и что ради нее он, раб Храма, готов идти хоть на край мира.

«Обереги меня от теней Шейниры», – с замиранием сердца подумал ийлур, взывая к своему богу. Фэнтар промолчал, предоставляя ему возможность решать самому.

…Нитар‑Лисс быстро взяла себя в руки.

– А кто мог желать его гибели? – спокойно поинтересовалась она, – ты, часом, не знаешь? Может быть, что‑то взяли из его вещей?

– Не знаю, – Лан‑Ар не мог отвести взгляда от ее отягощенных перстнями пальцев, – я увидел тело посвященного, испугался и убежал. Но убийца что‑то искал в келье, все было вверх дном.

На правой руке темной жрицы сиял новенький серебряный браслет, и Лан‑Ар подумал, что, наверное, именно его принес ей кэльчу. Украшение было необычным – плотно облегало запястье и плетением кружева вперемешку с блестящими чешуйками спускалось до самых пальцев, прикрывая тыльную сторону ладони.

Ийлура, поймав его взгляд, коснулась украшения.

– Красиво, а? Надеюсь, оно стоит того золота, что я отдала хитрецу‑ювелиру. Ну, а что до твоего бегства… Пожалуй, ты правильно поступил. Тот, кто разделался с Ин‑Шатуром, мог вернуться и за тобой.

И тут – Лан‑Ара словно сама Шейнира в бок толкнула.

– Госпожа… Я могу спросить?

Тонкая, с капризным изломом бровь приподнялась. И, расценив молчание темной жрицы как согласие, Лан‑Ар задал вопрос:

– Мой хозяин говорил о том, что ему нужно найти ключ к вратам. Это… связано с изображением, которое он сделал на моем теле?

– Странно, что хозяин вообще говорил тебе об этом, – буркнула Нитар‑Лисс и покачала головой.

А Лан‑Ар подумал, что темно‑синий цвет чудо как идет к ее белой коже и огненно‑красным волосам.

– На твоем теле – карта, – сказала она, – а у меня есть ключ к вратам. Вот почему мы должны были идти вместе, я и посвященный Ин‑Шатур. Теперь его не стало, значит, со мной отправишься ты. И больше пока ни о чем не спрашивай, клянусь ее претемным величеством, я боюсь спугнуть удачу.

 

* * *

 

…Они покинули Альдохьен тихими вечерними сумерками. До этого, невзирая на вялое сопротивление Лан‑Ара, Нитар‑Лисс распорядилась устроить ему горячую ванну («от тебя смердит, как от больного щера»), отправила мальчишку за одеждой («терпеть не могу оборванцев»), а последнего своего стража – за приличным, по ее словам, оружием («нам предстоит долгое и опасное путешествие»). И пока Лан‑Ар прятался от нее в деревянной бадье с мыльной водой, Нитар‑Лисс преспокойно расхаживала взад‑вперед по комнате, заложив руки за спину и о чем‑то напряженно размышляя.

– Удивительно, что я не успела принести тебя в жертву, – наконец проговорила она и уставилась на Лан‑Ара. Тот едва успел нырнуть в чистую рубаху, и снова ощутил, как приливает кровь к щекам. Ему опять стало стыдно – но уже оттого, что краснел, как мальчишка, когда на него просто смотрит женщина.

«Прекрасная, как посланница Фэнтара… Тьфу. Ийлура, обратившаяся к Шейнире. Хуже не придумаешь».

Он торопливо, стараясь не смотреть на жрицу, нырнул в штаны.

– Каким он был, твой хозяин? – вдруг спросила ийлура. – я встречалась с ним всего пару раз, и мало о чем говорила. Но, судя по всему, он был не лишен некоторого величия… Смертный, задумавший такое, просто не может быть ничтожеством.

Вопрос застал Лан‑Ара врасплох. Смертный, задумавший такое… Что же было на уме у Посвященного? Теперь только Богам известно.

Ийлур натянул кожаную безрукавку, застегнул тяжелый пояс с ножнами.

– Посвященный Ин‑Шатур… – начал Лан‑Ар и запнулся. Вот ведь странно – прожил столько лет бок о бок с хозяином, а теперь даже и сказать толком ничего не может.

– Мне известно его имя, – ядовито обронила ийлура, – не заставляй меня думать, что я оставила жизнь слабоумному. Расскажи о своем хозяине. Чем он любил заниматься?

– Он изучал архивы, – Лан‑Ар брякнул первое, что в голову пришло. Хотя он был недалек от истины: хозяин на самом деле все свободное время проводил за чтением старых, покрытых вековой пылью фолиантов. Что‑то он искал там, а когда нашел – потащил Лан‑Ара в Черные пески…

– Многие великие черпают знания из глубины веков, – Нитар‑Лисс согласно кивнула, – этому я не могу не верить. Иначе откуда бы он узнал о…

Ийлура прикусила язык, оборвав себя на полуслове. Затем, одарив Лан‑Ара улыбкой невинного младенца, поинтересовалась:

– Ну, а признайся, девиц он к себе водил?

«Посвященный не станет водить к себе продажных девок», – чуть было не возмутился Лан‑Ар. Но тут же вспомнил о дешевом браслетике, зажатом в мертвой руке Ин‑Шатура. Хорошо ли он знал своего хозяина?..

– Я не видел ни одной, – осторожно сказал ийлур.

– Значит, Посвященный ушел к Фэнтару с незапятнанной честью, – усмехнулась Нитар‑Лисс, – тем лучше, тем лучше…

«А если это и правда она убила? Ведь, обладая ключом, она могла пожелать и карту, чтобы не зависеть от Ин‑Шатура…»

Лан‑Ар осторожно глянул на ийлуру и невольно отшатнулся: Нитар‑Лисс решительно шла к нему с мечом в руках.

– Это тебе. Путь предстоит долгий, и коль скоро я лишилась одного стража, тебе придется меня защищать. Умеешь клинок в руках держать?

Лан‑Ар с некоторым облегчением принял оружие, несколько раз взмахнул мечом, примеряясь… Нитар‑Лисс с интересом наблюдала за ним; в ее черных глазах розовой искрой отражалось закатное солнце.

– Я вижу, рабов неплохо обучают, – наконец произнесла она.

– Рабами становятся послушники, которым не отвечает Пресветлый.

– А, вот как! Я этого не знала.

Снова растерянность в глазах, промелькнула и исчезла, как тень от летящего ястреба. Нитар‑Лисс потрогала новый браслет, словно хотела почесать руку под серебряным плетением, но забыла, что теперь к коже не прикоснешься.

– Так, значит, ты хотел стать жрецом, да не получилось? Фэнтар отвернулся от тебя, и остался глух к твоим молитвам?

Лан‑Ар вбросил меч в ножны. Его все еще пошатывало от слабости, нет‑нет, да кружилась голова – и немудрено, после того, как он несколько дней провалялся в горячке.

– Я никогда не хотел быть жрецом, – ответил ийлур, – я хотел стать путешественником. Но мои родители решили иначе…

– Можешь не продолжать, – Нитар‑Лисс махнула рукой, – мне известная эта история. Видишь ли, Лан‑Ар, перед тобой несостоявшаяся жрица Пресветлого.

…Позже, когда позади остались западные ворота Альдохьена, и щеры мерной рысью устремились к лесу, у Лан‑Ара появилась возможность хотя бы попробовать разобраться с собственными мыслями.

Он старательно, так, как учили когда‑то в Храме, раскладывал по полочкам известное и неизвестное, пытаясь таким образом угадать, что ждет дальше, за поворотом. Хозяин, зарезанный неведомо кем – а может быть, даже ийлурой, едущей чуть впереди; карта неизвестно чего, въевшаяся в кожу Лан‑Ара до конца жизни; нечто, за которым пустилась в путешествие Нитар‑Лисс, обладательница ключа.

«Знать бы еще, как этот ключ выглядит! Да и от какой двери этот ключ?..»

Лан‑Ар вздохнул. Слишком много неизвестных. Как говорил старый учитель, в такой ситуации может быть сколь угодно много предположений. Спросить бы у Нитар‑Лисс, но… Лан‑Ар не смел. И каждый раз, ловя на себе пристальный взгляд угольно‑черных глаз, он робел и смущался, безуспешно пытаясь унять заходящееся в дикой пляске сердце.

Ничего подобного Лан‑Ар не испытывал ни разу в жизни. И все пытался себя убедить – это происходит потому, что Нитар‑Лисс темная жрица, отвернувшаяся от Фэнтара и присягнувшая на верность Шейнире.

Она, в конце концов, просто опасна для любого доброго ийлура, почитающего Фэнтара. И ее утонченная красота – приманка для светлых душ, которые пожирает Шейнира в своем подземном царстве…

«Я должен сбежать», – вдруг решил Лан‑Ар, – «На первом же привале. Ведь теперь я свободен, и в руках оружие… Не пропаду».

Нитар‑Лисс, ехавшая впереди, натянула поводья; дождалась, пока Лан‑Ар поравняется с ней – теперь ийлур мог созерцать ее совершенный, словно выточенный из мрамора профиль.

– Я совсем забыла тебе сказать, Лан‑Ар, – прошелестела она, – даже не пытайся меня обмануть и удрать. Я все равно тебя найду, но когда найду – все будет по‑другому. Я сдеру кожу с твоей груди, и таким образом заполучу карту.

И мягко, почти нежно улыбнулась, глядя в разливающуюся по лесу ночь.

Лан‑Ар промолчал.

Но, глядя на нее, снова вдруг подумал о том, что прикосновение к ее белой коже будет подобно глотку прохладной ключевой воды.

 

Date: 2015-09-18; view: 183; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.006 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию