Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Глава 11. «Зелёный змий — что еростат, — сказал однажды Артём Троицкий, — голову отрубишь, две вырастет » Мне кажется





 

«Зелёный змий — что еростат, — сказал однажды Артём Троицкий, — голову отрубишь, две вырастет…» Мне кажется, что эти стихотворные строки применимы не только к собственно зелёному змию, а и к внутренней политике нашей страны. После смерти любимого Леонида Ильича, портреты которого в той или иной форме имелись едва ли не в каждой из битнических квартир, высокий пост главы государства занял крепенький гриб-боровик Юрий Владимирович, и только мы начали привыкать к его причудам, как его сменил совсем уже старичок-лесовичок Константин Устинович. В моей памяти два этих лидера слились воедино, и я вспоминаю те годы, как время правления двух господ одновременно. Собственно, со сменой одного на другого ничего особенно не менялось, разве что при Андропове появился новой сорт дешёвой водки — андроповки, если кто помнит, да и хватать людей на улицах начали уже просто средь бела дня.

— Почему не на работе? — грозно спрашивали дружинники болтающихся по улицам битников. Обычно я отвечал, что работаю во вторую смену, и, хотя я к тому времени нигде не работал, дружинники оставляли меня в покое — они довольно халатно относились к своих обязанностям, как и все работающие на государство советские люди, и не проверяли полученную от меня информацию. Вообще, время было чрезвычайно мрачное, и я думаю, что публицисты, ныне кормящиеся на описаниях сталинских репрессий, могут быть спокойны: когда эта тема себя исчерпает, то их ждёт ещё непаханное поле восьмидесятых — время тихого террора Андропова — Черненко. И на фоне всеобщей тупости и беспредельного маразма, в который окончательно и бесповоротно, решительно и, как всегда, очертя голову, погрузилась наша великая держава, отдельные выродки, как сказал какой-то милиционер, беседуя с очередным задержанным битником, не шли вместе со всеми по широкой ровной дороге, а искали узкие кривые тропинки, ведущие в сторону…

Заходили иногда вялые и беспочвенные разговоры об эмиграции — реально нам эмигрировать было практически невозможно, хотя многие и хотели, и всё кончалось в результате уверениями друг друга в том, что: «Я вот сейчас, в домашних тапочках и футболке готов рвануть в Америку…» Но это, повторяю, были по тем временам несбыточные проекты. Можно, конечно, было жениться на ком-нибудь из враждебного капиталистического лагеря, но как-то с кандидатурами невест дело было довольно туго.

И мы жили в своём, отдельном мире, в другом измерении. Это не был мир иллюзий — иллюзией, скорее, было всё окружающее, весь народ, который дважды в году раскрашивал себя в красный цвет и пёр на демонстрации, а остальные 363 дня старался выглядеть как можно более неброско и неприметно. Мы же находились хоть и в маленьком, но реальном мире, читали литературу, написанную на нормальном языке, а не на советском «нью-спике» — книги Набокова, Аксёнова, Орвелла; слушали хорошую музыку; жили по простым человеческим законам, а не по законам социалистического общежития. Рок-н-ролл оставался для нас единственной областью приложения своих сил и способностей, и мы играли в игры: одни — в рок-звёзд, другие — в рок-фанов. Было совершенно очевидно, что как музыканты, большинство «рок-звёзд» абсолютно несостоятельны, но играть было интересно, и некоторые продолжают заниматься этим и по сей день.

Мы продолжали бурную концертную деятельность в Москве и не только, чаще и чаще случались концертики в родном городе. Как-то раз мы играли для иностранных друзей, не владеющих русским языком, и, как ни странно, им тоже понравилась наша программа. Этот концертик для девушек из Гамбурга, а также для всех наших друзей проходил дома у Ливерпульца, с которым как-то нас познакомил Борис. Ливерпульца прозвали так за то, что в бытность свою студентом университета он был отправлен со всей своей группой на стажировку в Англию, и один семестр обучался английскому языку на родине «Битлз». Вернулся он оттуда совершенно другим человеком и начал вести такой образ жизни, про который можно смело сказать словами одного из героев известного фильма «Асса»: «Я был нетрезв, и моё поведение недостойно советского офицера…». Дома у Алексиса-Ливерпульца было довольно миленько — он тащил к себе всё, что только возможно и что плохо лежало, — тут стояли и висели чучела диких зверей и птиц, повсюду сверкали таблички — «Не стой под стрелой», «Пьянству — бой», к которой была сделана приписка «Пьянству — гёрл», «Не работай» и так далее. Из Англии наш приятель привёз массу пластинок и книг, и у него можно было провести время приятно и не без пользы.

Новый, 1983 год, мы встречали у подружки Гены Зайцева, Гали. Пригласил нас Гена, который тоже уже был поклонником группы «Кино» да и просто нашим другом. У Гали намечался этакий большой светский раут, и каждый приглашённый должен был принести с собой или бутылку шампанского, или водки, или коньяку. Но Гена, приглашая гостей, иногда упускал слово «или», и поэтому ряд приглашённых принесли по полному комплекту, так что празднество затянулось аж на три дня. У Гали была потрясающая коллекция пластинок — оказывается, все её друзья детства давно жили за океаном, и без конца слали ей огромные посылки, и мы три дня наслаждались редкими для Ленинграда записями группы «Фри», ранними песнями Боуи, а также шампанским, коньяком и всем остальным.

Но праздник — праздником, и как это всегда бывает, он закончился, и жизнь вернулась на круги своя.

В феврале планировалось провести очередной концерт в рок-клубе, на этот раз должны были играть только две группы — в первом отделении «Кино», во втором — «Аквариум», как бы группы-побратимы.

Неотвратимо уже встала перед нами необходимость расширения состава группы — музыка, которую теперь писал Витька, могла звучать только в электричестве, с полным составом. Во всяком случае, на рок-клубовский концерт музыканты нам были нужны в обязательном порядке — прибегать опять к помощи «Аквариума» мы не хотели — в глазах публики мы бы утратили своё лицо, тем более, что «Аквариум» работал в том же концерте.

Перед тем, как уйти в армию, Олег — наш «Гиперболоид» — работал в одной командочке параллельно с нами, играл с ней на разных свадьбах, вечеринках — подхалтуривал, одним словом. Командочка, впрочем, была некоммерческой направленности — вокалист обожал Джона Леннона, гитарист торчал от «Криденс» — со вкусом у ребят было всё в порядке. Я тогда познакомился с этой группой и теперь решил попытать счастья и созвонился с басистом — Максом. Выслушав мои предложения и условия, Макс согласился поиграть с «Кино» в качестве сессионного музыканта. Я начал ездить к нему, он тоже жил в Купчино, недалеко от меня, и репетировать с ним Витькин материал.

Сам Витька теперь сидел дома с Марьяшей — они снимали квартиру где-то на Гражданке — и особенно не утруждал себя поездками к новому басисту и репетициями с ним. Он сказал, чтобы я подготовил его, а потом, чтобы мы вместе приехали, и Витька «примет работу». И я готовил Макса к этому экзамену и успел подружиться с ним. Мы встречались с его приятелем — гитаристом Юркой Каспаряном, играли рок-н-роллы и Витькины песни, беседовали о роке, пили чай, слушали музыку — рок-н-роллы «Криденс» и «Битлз», которые обожал Юрка.

Однажды я ехал к Витьке на Гражданку, вышел из метро «Площадь Ленина» и ждал троллейбуса, на котором нужно было проехать ещё с полчаса, чтобы добраться до Витькиного нового дома.

— Привет, — услышал я знакомый голос, повернул голову и увидел Макса с бас-гитарой в чехле, а рядом с ним — Юрку. Юрка тоже был с гитарой в руках — они, как выяснилось, ехали домой с какой-то очередной то ли халтуры, то ли репетиции, то ли ещё чего-то.

— Вы сейчас свободны? — спросил я Макса и Юрку.

— Свободны.

— Поехали к Витьке. Я сейчас как раз к нему на репетицию. Макс, ты уже можешь показать, что ты там напридумывал, может быть, Юра, и ты что-нибудь поиграешь — хотите? Можно попробовать.

— С удовольствием, — ответили продрогшие уже музыканты.

Когда мы приехали к Витьке и я представил ему кандидатов в концертный состав «Кино», Витька увёл меня на кухню и неожиданно устроил мне небольшой нагоняй — впервые за всё время нашей дружбы и совместной работы. Он был страшно недоволен тем, что я привёл к нему в дом незнакомого ему человека — Каспаряна.

— Что ты водишь сюда, кого тебе в голову взбредёт? — говорил он, хотя я впервые привёл к нему незнакомого ему человека, да и то по делу.

— Послушай его, — говорил я, — он неплохой, вроде, гитарист, может быть, пригодится на концерте…

— Ничего я не хочу слушать. С Максом сейчас будем репетировать. И без меня не решай вопрос — кто у нас будет играть!

— Я ничего и не решаю. Я тебе привёл человека, чтобы ты сам посмотрел и решил. И вообще, я со своими обязанностями справляюсь, по-моему, и ещё ни разу ничего не обломил — что ты ругаешься-то?

Мой друг быстро остыл — роль суперзвёзды ему удавалась только в присутствии Марьяши, которая поддерживала и культивировала движение в этом направлении, сейчас же он пришёл в себя и успокоился.

Мы поиграли втроём — Юрка наблюдал и не принимал участия в репетиции, под конец Витька всё-таки решил попробовать его и предложил поиграть соло в нескольких песнях. Юрка начал играть в своей рок-н-ролльной манере, и вызвал сразу же бурю протеста — этот стиль нас не устраивал. Тогда юный поклонник «Криденс» взял себя в руки и стал обходиться с гитарой более сдержанно.

— Ну, вот так ещё ничего. В принципе, на концерте можно попробовать поиграть вчетвером, — сказал Витька.

Юрка и Макс уехали, а я задержался — нужно было решить ещё ряд вопросов относительно концерта. Тут Витька снова вызвал меня на кухню и вдруг извинился передо мной за резкость — чем безмерно удивил меня — я воспринял его недовольство появлением Юрки как должное. Витьке же явно было не по себе — таких разборок у нас раньше никогда не возникало, и он сказал, что надеется на то, что не возникнет и впредь.

— Поработай с Юркой, — сказал он примирительно, — порепетируйте с ним — вы же рядом живёте. Я думаю, что всё будет нормально.

Я тоже думал, что всё будет нормально, и начал ездить к Каспаряну и играть с ним. Он был очень милым парнем — у таких людей, по-моему, не бывает врагов. Мы чудесно проводили время, играли, беседовали и отрабатывали нюансы программы.

Этот зимний рок-клубовский концерт «Кино» — «Аквариум» оставил у меня самые приятные воспоминания, и у большей части моих друзей — тоже. Единственным тёмным пятном была едкая рецензия в рукописном журнале «Рокси». Там говорилось, что то — не так и это — не так; у Рыбы, значит, ширинка на сцене расстегнулась, и вообще, мол, концерт был поганый. Почему — поганый, я из статьи так и не понял.

Сила воздействия, как известно из физики, равна силе противодействия, а в наших условиях сила противодействия давлению властей на рок-группы со стороны этих самых групп зачастую преобладала над силой, с которой городские власти давили на рок-клуб. Перед концертом с Борисом и Витькой была проведена беседа в рок-клубе с представителями отдела КГБ, курирующего ленинградский рок. Беседа, смысл которой заключался в предостережениях музыкантов от различных сценических вольностей, разумеется, вызвала обратное действие — концерт прошёл на грани истерики, и «Кино» с «Аквариумом» работали так, словно бы находились на сцене в последний раз, что, впрочем, было недалеко от истины.

Мы играли первым номером — расширенный состав «Кино» — мы с Витькой, Каспарян, Макс и приглашённый в качестве сессионщика джазовый барабанщик Боря, мой старый знакомый. Марьяша в этот раз постаралась от души, и наш грим, я уж не говорю о костюмах, был просто шокирующим. Ансамбль звучал достаточно сыгранно, Витька играл на двенадцатиструнке, мы с Каспаряном дублировали соло, и звучало всё, кажется, довольно мощно. В отличие от традиционных красивых поз ленинградских старых рокеров мы ввели в концерт уже откровенно срежиссированное шоу — я иногда оставлял гитару и переключался на пластические ужасы — например, в фантастической песне «Ночной грабитель холодильников» я изображал этого самого грабителя:

 

Он ночью выходит из дома,

Забирается в чужие квартиры,

Ищет, где стоит холодильник,

И ест…

Люди крепко запирают квартиры,

Покупают пулемёты и гранаты,

Но он выходит и проходит сквозь стены,

И ест.

Люди болеют, люди умирают,

Люди болеют, люди умирают…

Он ест!

Йе-йе-йе-йе-йе-ест!…

 

Мы играли в основном быстрые, холодные и мощные вещи — «Троллейбус», «Время есть…», «Электричка», «Грабитель» и прочие подобные забои. Единственным, пожалуй, исключением были «Алюминиевые огурцы», в которые Юрка влепил-таки своё рок-н-ролльное соло, но, возможно, на концерте это было и неплохо — часть зрителей выразили одобрение этому кивку в старую музыку.

Концерт вообще получился законченным и полноценным — после нас работал «Аквариум» со своей электрической программой и довёл зал просто до экстаза. В те годы это была бесспорно ленинградская группа № 1, массовая аудитория была подавлена и сломлена мощнейшим звуком «Аквариума» — Дюша, Сева, Фан, Булычевский, Курехин, Ляпин, Трощенков вместе звучали так, как никто ещё не звучал в Ленинграде. Ну и Б.Г., конечно, неистовствовал на сцене в полный рост — группа прошибала всех — и хардовиков, и волновщиков, и джазменов…

Семейная жизнь имеет, безусловно, множество приятных моментов, но и налагает на семьянина определённые обязанности. Витька заметно посолиднел, перестал засиживаться в гостях до закрытия метро и вообще реже стал появляться вне дома. Иногда он внезапно менял свои решения и наши планы так, что раза два мне пришлось в последний момент отменять наши концерты в Москве — к большому неудовольствию подпольных менеджеров. Я понимал, что если так пойдёт и дальше, то в Москве нас просто перестанут считать серьёзными людьми, но Витька с Марьяшей сказали, что всё это ерунда, и мы будем иметь дело только с Троицким и Липницким, а потолок всех остальных устроителей концертов мы уже превысили. Я не спорил, хотя и не считал, что наш уровень настолько высок, чтобы отказываться от выгодных предложений.

Однако он дал добро на продолжение моих занятий с Максом и Юркой, сказав, чтобы я потихоньку готовил их к записи нашего нового альбома и показывал всю программу. Ребята стали приезжать ко мне на Сапёрный — я недавно переехал сюда, в центр, и жил один, в коммуналке с соседом-хулиганом и соседкой — классической стукачкой, которая, как в дешёвом фильме, откровенно подглядывала за мной в замочную скважину и докладывала участковому милиционеру обо всех приходящих ко мне людях. Участковый пару раз навестил меня с целью разузнать, что за антисоветчик появился во вверенном ему районе, и попытался было обвинить меня в краже спасательного круга с Литейного моста. Спасательный круг, действительно, находился у меня — я получил его в день рождения от Севы Гаккеля, которому круг был, в свою очередь, подарен Сашей Ляпиным. Теперь эта реликвия висела у меня на стене с портретом Фрэнка Заппы в середине. Я сказал участковому, что это — портрет моего старшего брата — матроса, а сам круг — наша семейная реликвия, и участковый, плюясь, сказал, что с такими идиотами, как я и мои друзья, противно возиться, но что он до нас ещё доберётся. После этого представитель власти ушёл и больше меня не беспокоил.

Мы репетировали с Максом и Юркой, кое-что уже подготовили и сделали даже вокальное сопровождение — разложили на три голоса рефрен «Восьмиклассницы» и ещё нескольких песен.

Однажды Витька позвонил мне и сказал, что он решил немедленно приступать к записи.

— А где? — поинтересовался я. Идея была неожиданной — мы не собирались ничего писать раньше чем через месяц-другой.

— Нужно всё-таки опять с Тропилло договариваться, — сказал Витька. — Давай этим займёмся.

— Ну, хорошо, — согласился я, — с Тропилло мы договоримся. Тогда тебе срочно нужно начинать с нами репетировать — с Максом и Юркой.

— Нет, я думаю, что мы снова всё сделаем с «Аквариумом». Это профессионалы, они сделают всё, как надо. Наши ребята ещё не готовы. Новый альбом должен быть по музыке безупречным — они этого сделать не смогут.

— Нет, я не согласен, — сказал я. — В таком случае нужно подождать, пока Юрка с Максом всё отточат — мы должны этот альбом делать своим составом.

— Не надо меня учить, как мне делать мой альбом.

— Витя, если это твой альбом, делай его, пожалуйста, как хочешь. А если это альбом «Кино», то это должно быть «Кино».

— Лёша, если у тебя такое настроение, то ведь я могу записать мой альбом и без твоей помощи.

— Пожалуйста, — сказал я и повесил трубку.

Больше мы с Витькой не созванивались никогда. «Мы странно встретились и странно расстаёмся…». Дурацкий спор вдруг стал причиной совершенно дикого разрыва — группа «Кино» перестала существовать. Это было как-то странно — совершенно, казалось бы, на пустом месте — ну, повздорили, ну, помирились… Но мы не вздорили и, соответственно, не мирились. Я чувствовал, что напряжение внутри «Кино» в последние месяцы росло — и вот, прорвалось…

Я заезжал иногда к Каспаряну — Витька ему тоже не звонил, мы поигрывали немного, а потом я перенёс свою музыкальную деятельность в Москву — стал ездить туда каждую неделю и играть дуэтом с Серёжкой Рыженко. С Юркой, естественно, я видеться тоже перестал.

Однажды, месяца два спустя, я встретил его случайно на улице и узнал, что Витька позвонил ему и предложил поиграть. Ну, в добрый час…

 

 

Date: 2015-09-18; view: 294; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.006 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию