Валаби и валабиянки

Пьяным он советовал смотреться в зеркало, чтобы отвратиться от своего безобразия.

Диоген Лаэртский о Платоне

Вожак оказывает влияние не только на процессы пищеварения преданных ему исполнителей, но и на процессы, как это ни странно, размножения!

Нет-нет, речь идет вовсе не о прямом осеменении, но о закономерности намного более изящной.

Есть такие очень симпатичные зверьки из отряда сумчатых — валаби. Это маленькие, поменьше кошки, но побольше мышки не то кенгуренки, не то крысенки. Хвостик у них длинный, передвигаются они на задних лапках прыжками, детеныш за раз, как утверждают, рождается только один. Обитают в Австралии.

Живут валаби в норках парами, у каждой семьи — своя охраняемая территория, появись на которой посторонний валаби, — немедленно получит отпор. Валаби вокруг приглянувшейся им скалы или холма образуют колонии или, если избегать латинизмов, — поселения. Такая жизнь парами характерна вообще для многих стайных животных — тех же, скажем, улетающих зимовать птиц, которые остаются стайными, хотя и высиживают не чьи-нибудь, а свои яйца.

Эта стайность валаби с традиционных позиций может, конечно, быть объяснена интересами собственно исполнителей: дескать, поскольку для супружества подрастающим детенышам нужны, разумеется, не единоутробные братья и сестры, а подросшие детки соседей, до которых было бы нетрудно добраться. Но это всего лишь традиционный взгляд, который выгоден, разумеется, не тем, кому он внушен, а тем, кто его внушает. Что касается валаби, то, в опровержение традиционных взглядов, в их образе жизни, как и у стаи шимпанзе, есть занятнейшие детали…

Итак, малютки валаби привлекательны, видимо, тем, что среди ученых много лет считалось, что живущие парами валаби (мечта самого ученого — моногамный брак с верной женой?) старательно охраняют свою территорию, посторонних самцов на нее не допуская.

И вот некий австралийский исследователь выбрал обжитую поселением валаби скалу и все ее подножие усеял шпионской видеоаппаратурой, тем самым получив возможность следить за супружеской жизнью валаби не только днем, но и ночью, — и начал подглядывать. Он фиксировал все: чем супруги питаются и в какое время, как воспитывают детенышей, каким образом покидают дом при вступлении в брак, как валабиянки (валабки? валабихи?) находят себе женихов, и как мужественные женихи в их присутствии вступают в бой друг с другом. (Мы сейчас не будем обсуждать, насколько обоснована вера в то, что самцы, дерущиеся среди прочего и в присутствии самки, действительно, сражаются за нее.) Долго ли коротко ли, но австралийский ученый убедился в верности вывода предшествующих поколений исследователей о том, что да, валаби — моногамны. Устоявшаяся точка зрения доказана — несомненно, к удовольствию “исследователя”.

Разумеется, исследователь отметил, что и на супружеском небосклоне валаби тоже не без штормовых предупреждений: на охраняемой четой территории время от времени появлялись пришлые самцы, всякий раз разные, однако даже тогда, когда самец валаби бывал “на заработках” у границ своих владений и на ситуацию непосредственно никак не влиял, валабиянки с пришельцем под бдительным оком видеокамер начинали вести себя как пристойные матроны — т. е. враждебно, в результате чего гость спасался бегством. Словом, ни дать ни взять образцовая семья адептов какой-нибудь государственной религии — скажем, самого массового на планете вероисповедания: до изнеможения добывающий корм глава семейства, заботливая (по всеобщему мнению соседских моралистов), все время рожающая мать, пусть даже несколько истеричная, и дети — быстро начинающие претендовать на приоритет в потреблении общих ценностей.

Блаженство австралийского исследователя, любовавшегося на экранах шпионской аппаратуры супружеской идиллией в животном мире (а следовательно, и в параллельном ему мире людей тоже!), было нарушено другим исследователем, биохимиком-генетиком. Генетики среди прочих способов изучения окружающего мира разработали наиточнейший из ныне существующих методов определения истинного отцовства детенышей — не только человеческих, но, разумеется, и всех прочих, в том числе и валаби. Метод настолько точен и неоспорим, что применяется в судебной экспертизе.

Сам факт появления этого метода говорит о том, что у многих мужчин есть основания сомневаться в собственном отцовстве. И это хорошо — ведь отсюда следует, что не все мужчины настолько идиоты, чтобы, изменяя с чужими женами, веровать в верность своей. Да, конечно, большинство супругов со всей страстью комплекса неполноценности веруют, что жены им верны, — а как иначе при вере, что все есть не стайные, но суверенные личности примириться с этой жизнью? — но не все.

Непосредственно на женщинах исследования истинного отцовства статистически проводить затруднительно: хотя женщины и большие любительницы всех и всяческих тестов, но от генетического тестирования на отцовство вдруг шарахаются как черт от ладана, и начинают быстро-быстро бормотать что-то невнятное про оскорбление их человеческого достоинства. Отсюда, единственным объектом для исследования остается зеркальный мир.

Только вот кого наблюдать? Не городских же крыс, которые откровенно занимаются свальным грехом — об этом чуть позже, — следовательно, остаются “фермерские хозяйства” живущих на природе “моногамных” валаби.

Итак, были проведены генетические исследования самих валабиянок, их супругов и детей.

Результаты — поразили и потрясли.

Что же выяснилось?

А выяснилась удивительнейшая вещь. Оказалось, что каждый третий детеныш в семействах валаби рожден отнюдь не от папаши-добытчика!

Этот неоспоримый результат генетических анализов валаби, как в зеркале отражающий скрываемую жизнь супружеских пар людей, важен чрезвычайно.

Выводов несколько.

Во-первых, валабиянки (валабл..и? валаб..дищи?), несмотря на демонстрации агрессивного отношения к редко захаживающим на охраняемую территорию пришлым самцам, коитус с ними совершить-таки успевают.

Во-вторых, очевидно существуют некие психические приемы, с помощью которых людям, в частности упомянутому зоошпиону, удавалось даже у телемониторов не заметить распущенности валабиянок. Подсознательно оберегая ощущение собственного семейного благополучия, в нужный момент он, видимо, уходил “позвонить” или с помощью каких-нибудь иных приемов от экранов отвлекался, чтобы только не видеть. Сомнительно, что адюльтер был незамечен по причине изощренной ловкости валабиянок; по той хотя бы простой причине, что вряд ли в каменном веке у праматерей кенгуренков была возможность научиться хитрить перед телеобъективами.

Кто знает, может быть, когда чета валаби скрывалась в своей норке, зоошпион торопливо выключал аппаратуру, рационализируя свой поступок тем, что супруга, после того, как муж засыпает, несомненно, остается на супружеском ложе. (Аналогично, долгое время в это, засыпая, веровал сосед автора по многоэтажке, до тех пор пока однажды утром его совершенно обнаженную жену, вернее ее тело, не обнаружили сброшенным ночью с верхнего, шестнадцатого, этажа, из окна “черной” лестницы. Следователи потом удивлялись не столько обилию выявленных подозреваемых, сколько чистоте типа супруга.)

Результаты и этого естественнонаучного эксперимента косвенно обесценивают дарвинщину — что не удивительно. Ведь сам собой напрашивается вывод, что мировоззренческая ценность так называемой научной дарвинщины сомнительна — ведь построена она на “фактах”, отобранных такими изощренными в приспособлении к своим психическим нуждам естествоиспытателями. Более того, в те времена, когда на радость себе и себе подобным “творил” Дарвин, у исследователей не было ни шпионской аппаратуры, ни методик генетических исследований.

Дарвинщина — не истина, но раз ее внушили исполнителям, следовательно, она обслуживает потребности вождей — только какие?

(Как не вспомнить моего ныне покойного отца, доктора геолого-минералогических наук, вулканолога и геофизика, который еще в принудительно-атеистическую эпоху, когда каждая пропахшая табаком училка, лающаяся с мужем и готовая учить чему прикажут, славословила дарвинщину, сказал мне, тогда еще школьнику:

— Да ничего она, эта эволюционная теория, не объясняет! — Мы тогда спустились на дно гигантского каменного карьера, на скальных обрывах которого были отчетливо видны так называемые осадочные слои, которые в прокрустовом ложе современной цивилизации считались ломовым подтверждением дарвинщины.

Кому мне, ребенку, было верить? Таким училкам, или отцу?)

Вернемся к валабиянству. Закрадывается такое подозрение, что рядовая валабиянка очень бы удивилась, если бы ей сообщили, что аж двое из каждых трех ее детей принадлежат все-таки ее супругу. Может быть, даже не поверила бы, что так много: аж двое из трех!

Интересно, а случись у той шпионской аппаратуры более мужественный в восприятии действительности исследователь и подсчитай он количество коитусов, совершенных каждой валабиянкой со своим супругом, а также количество “левых”, не вынужден бы был он сделать вывод о большей восприимчивости к “левому” семени?

Дело, наверное, не в качествах того или иного самца — ни один объект живой природы нельзя рассматривать в отрыве от всей совокупности бытия; а рассмотрение стай животных рассматривать в отрыве от человеческой популяции и вовсе методологически неверно. Итак, корни происходящего в природе следует искать в образе жизни властвующих над природой людей.

Date: 2015-09-18; view: 346; Нарушение авторских прав