Глава 4. В доме у Леши светилось всего одно окно

В доме у Леши светилось всего одно окно. Белые тюлевые занавески тихо колыхались на ветру, а за окнами в комнате работал телевизор. По стенам мелькали огни и раздавалась танцевальная музыка. Там явно смотрели какой‑то концерт. Три окна Лешиного дома выходили как раз на улицу. И подругам удалось разглядеть за занавесками силуэт пожилой женщины, мирно вяжущей перед экраном телевизора.

Больше они увидеть ничего не успели, потому что из дома Татьяны раздался дикий вопль. А за ним – еще, и еще один. Затем крики слились в один сплошной вой, а затем из дома вылетела и сама продавщица. Волосы у нее были встопорщены, ярко накрашенные глаза выкатились из орбит так, что казалось, вот‑вот вывалятся. И она напомнила подругам кого‑то до боли знакомого. Но вот только кого? А?

– А‑а‑а! – орала Татьяна, некрасиво раскрыв накрашенный рот. – А‑а‑а! Убили! Убили! А‑а‑а! Помогите!

Завывая, словно иерихонская труба, баба пронеслась мимо подруг, выскочила на середину улицы и завыла еще громче:

– Люди добрые! Да что же это в мире делается?! Ведь убили же! Убили девку! А‑а‑а! Горе‑то какое! Горе страшное!

На крики продавщицы из домов высыпали люди. Надо же, только что никого не было, и в один миг улица наполнилась народом. Это только в больших городах люди сидят по своим углам и носа не кажут, хоть оборись перед их дверью. В деревнях и селах люди до сих пор куда отзывчивей к несчастьям других. Может быть, отчасти дело в том, что в деревнях развлечений мало. И каждое событие тут на вес золота. Не дай бог пропустить!

К Татьяне уже подбежали несколько женщин‑соседок, а с другого конца улицы подтягивались еще, и еще какие‑то люди.

– Что случилось?

– Тань, чего орешь‑то?

– Кого убили?

– Танюха, да ответь нам нормально!

Но продавщица только орала и мотала головой. Внезапно из толпы высунулась большая волосатая лапа и с размаху залепила тетке пощечину. Все ахнули. А Татьяна резко заткнулась и почти спокойно сообщила:

– Убили! Сеструху мою зарезали! В доме лежит! А уж кровищи!

Новость резко диссонировала с тем спокойствием, с каким выложила ее Татьяна. И вначале все просто не поняли, что же на самом деле случилось. Первой очнулась низенькая тетенька с пронзительными маленькими глазками и чахлым хвостиком на затылке, стянутым простой черной резинкой.

– Танька! – ахнула она. – Да ты что? Правда, что ли? Убили? У тебя дома?

– Ну!

– Не верю.

– Сама пойди и глянь! – огрызнулась на нее Татьяна. – Я еще из ума не выжила. И галюников у меня нету! Там она и лежит, прямо у входа! Я как вошла, сразу на нее наступила. Темно же, не видно ни черта! А уж кровищи! Прямо хлюпает!

После этого заявления все устремились к дому Татьяны. Подруги не стали исключением. Их словно волной понесло в том же направлении к дому продавщицы. Но далеко идти не пришлось. Все было, как и сказала Татьяна. Тело сестры Татьяны лежало прямо у входа. И крови было много. Она вытекла из порезов на руках и из раны на горле.

– Порезала. Руки себе порезала, – зашептались со всех сторон. – Самоубилась!

– Как и обещала!

– Ох, дура! Что наделала!

– А я‑то ей не верила! Думала, брешет, девка! Ну, кто из‑за парня станет руки на себя накладывать. А она, вишь, не побоялась.

– Видно, любила шибко.

Татьяна до сих пор молчала, лишь прислушивалась к словам окружающих. Но тут подала голос:

– Да что там любить‑то? Я ей сразу сказала: наплюй и забудь! Не нужен нам этот Лешка, раз он такой двуличный! Он и свою городскую обманет, раз уж с тобой не постеснялся.

– И что?

– Да что там! – махнула рукой Татьяна. – Без толку! Динка моя как в голову себе чего вобьет, так не вынешь оттуда. Упрямая она у меня очень. Была.

И Татьяна внезапно тихо заплакала, размазывая по щекам слезы. А стоящие поодаль подруги сдавленно ахнули, когда до них дошел смысл сказанного продавщицей. Динка! Дина! Диана! Так вот кто лежал сейчас на полу с перерезанным горлом и венами на руках! Это была та самая Диана, которая в пьяном виде напала сегодня вечером на Олю и едва не задушила последнюю.

Подруги даже задохнулись, поняв, что произошло.

Похоже, после содеянного, несчастная вернулась к себе домой, приняла для храбрости водки, да и схватилась за нож. Перерезала себе и горло, и вены на руках. Покончила с собой от великой и неразделенной любви к своему Лешке. Наверное, хотела, чтобы Лешке стало стыдно и горько. И чтобы, стоя у ее гроба, он ронял горькие слезы и корил себя за предательство. А потом, как знать, может быть, тоже наложил бы на себя руки.

– Бедная дурочка! – прошептала Кира. – Разве же так можно?

– Глупость несусветная. Лешки тут вообще нету. Он и знать не знает, что Диана ради него сделала. А ей, бедной, уже не помочь.

В том, что медицинская помощь Диане уже не понадобится, было ясно сразу. Такого бледного заострившегося лица у живых людей быть не может. Да и кровь из ран уже не текла. А так бывает только у трупов, когда сердце перестает биться.

– И все же как‑то странно, – произнесла Кира.

Но что именно ей показалось странным, она объяснить не успела. Потому что позади нее раздался какой‑то шорох и чей‑то голос спросил:

– Что случилось? Таня, ты чего так кричала?

Подруги обернулись и увидели невысокую пожилую женщину, зябко кутающуюся в шерстяной вязаный платок. На вид ей было лет шестьдесят. Но спина у нее совершенно сгорбилась. А сжимающие платок руки изуродовал артрит.

– Радуйся! – внезапно закричала Татьяна, некрасиво искривив лицо. – Радуйся, из‑за твоего Лешки все беды!

– Да что ты к мальчику прицепилась? Ну, не захотел он с твоей сестрой женихаться, так что за драма? Другого себе найдет. Какие ее годы?

– Не найдет! В том‑то и дело, что не найдет моя Динка себе уже никого! – вновь завыла Татьяна. – Порешила она себя, ясно тебе?

– Как? – ахнула старуха, мгновенно посерев лицом.

– А вот так! Горло перерезала. И руки. И кровь всю из себя выпустила!

Старая женщина молчала. Лишь ее руки все более судорожно комкали край платка. И вдруг глаза у старухи закатились, и она начала заваливаться набок.

– Держите! Не дайте упасть! Вот так! Сюда ее сажайте! Ну, чего ты, Михайловна? Чего ты? С твоим‑то Лешкой все в порядке. Это Дианы больше нету!

– Ох, сестренка моя непутевая! – рыдала Татьяна. – Зачем же ты такое с собой сделала?

– Милицию бы надо позвать.

– Ой, горе‑то какое!

– И врачей, и милицию!

Очень быстро весть о случившемся несчастье облетела весь северный околоток. Возле дома Татьяны собралась настоящая толпа. Похоже, тут собралась вся деревня Лапки или, во всяком случае, ее северная половина.

Участковый оказался пузатым дяденькой лет пятидесяти. Вид у него был очень недовольный. И первым делом, еще не разобравшись в ситуации, он выругал Татьяну:

– Что за безобразие вы с сестрой снова устраиваете?

– А что мы‑то?

– А то! То, что от вас одни сплошные неприятности. Развела, понимаешь ли, торговлю самогоном у себя в магазине. Что смотришь? Думаешь, я не знаю, что ты из‑под полы самогоном приторговываешь? А это дело противозаконное. Хочешь всех людей в деревне перетравить?

– Что‑то не больно много их перетравилось! – прошипела Татьяна и тут же, спохватившись, закричала: – Ты меня за этим делом ловил? Так зачем напраслину на меня наговариваешь? Ничем я у себя в лабазе таким не торгую. Пивом разве что. Так на то лицензия специальная имеется! Сто раз тебе ее уже показывала!

Слово за слово – и разговор у участкового и продавщицы ушел куда‑то в сторону. Про мертвую Диану, которая тихо лежала в доме у порога, все просто забыли. Пока не очнулась мать Леши – Михайловна. Все это время старушка просидела на табуреточке, подставленной ей кем‑то из сердобольных соседей. Но тут она встрепенулась и, посмотрев на участкового, внезапно произнесла тоненьким дрожащим голоском:

– Феденька, а как же с Диночкой‑то быть? Неужели в самом деле зарезалась девочка?

Участковый, который как раз набирал в легкие воздуху, чтобы разразиться очередной обличительной тирадой в адрес продавщицы и ее подельницы – самогонщицы тети Маруси, внезапно замолк с вытаращенными глазами.

– Татьяна Михайловна? Вы это что же?.. Неужто правда?

– Правда, Феденька, – тихо произнесла мать Леши. – Поди, глянь. Ты человек опытный, сразу определишь.

Что там должен был определить «Феденька», никто не понял, но все почему‑то притихли. И последовали за участковым. Тот заглянул в дом, сдавленно крякнул, вышел наружу, закурил и только после этого сумел выговорить:

– Самим тут не разобраться. Даже и пытаться не стану. Эксперта нужно из города вызывать.

И оглядев односельчан, строго спросил у них:

– Трогали тут чего?

Все дружно загомонили: мол, нет, не трогали.

– Следы затоптали, – продолжал вредничать капитан. – И покойницу, небось, пальцами залапали своими. Вот народ! Учишь вас, учишь! Нельзя ничего трогать на месте преступления! А они все равно трогают!

– Так какое же преступление, Феденька? Разве Диночка не сама… зарезалась?

– Вы бы, Татьяна Михайловна, помолчали, – поморщился участковый. – Или вы не видели трупа?

– Нет! – отшатнулась старушка. – Избави боже!

– Тогда и не выступайте.

– Так разве не сама?

– Может, и сама, да только сомнительно мне что‑то.

С этими словами капитан принялся разгонять толпу любопытных. Удалось это ему далеко не сразу. Люди переходили с одного места на другое, но от дома Татьяны не удалялись. Управился участковый с непослушным населением как раз к приезду криминалистической группы с экспертом и фотографом. Те сразу же принялись фотографировать, переворачивать, снимать отпечатки.

– В саду смотреть уже нечего, – тяжело отдуваясь и вытирая пот со лба, произнес участковый Федя. – Там все затоптано. В доме посмотрите.

Подруги засели за старой яблоней, так что их никто не видел. Садовод, честно сказать, из Татьяны был никакой. А покойная Диана, судя по всему, вообще ничем, кроме своей внешности, не занималась. Так что лопухи, репейник и крапива вымахали на участке сестер до невиданных размеров.

Конечно, сидеть на примятой крапиве – то еще удовольствие. Противная трава жжется даже через одежду. Но зато отсюда подругам было отлично видно и слышно то, что происходило на крыльце и возле дома. А их самих никто не видел. Так, сидя и подслушивая, подруги поняли, что эксперты настаивают не на самоубийстве, а самом настоящем убийстве.

Именно об этом и состоялся разговор у здешнего участкового и прибывшего эксперта. Мужики засмолили сигареты и удалились вглубь сада, где, как они наивно полагали, будут одни и смогут поговорить без свидетелей. По стечению обстоятельств, курить они притопали как раз к той самой яблоне, в бурьяне возле которой засели подруги.

– Потому что первый раз вижу, чтобы баба так себя на тот свет отправила, – заявил участковый, явно продолжая какой‑то давно начатый разговор. – Чтобы ножом и по своему горлу! Это же неудобно!

– Да и разрезы у нее на руках скорей для видимости были сделаны, – произнес эксперт. – Кровь, которая на руках, не из этих ран вытекла. Ее специально по рукам размазали, чтобы видимость создать.

– Как же это?

– А очень просто. Девчонку сначала зарезали, а потом попытались изобразить, будто бы она это сама с собой сделала! Ясно?

Капитан потер свою заросшую щетиной щеку, подергал ремень на форменных брюках, который удерживал его живот от неумолимого сползания вниз, а потом понизил голос и произнес едва слышно, подругам с трудом удалось разобрать:

– Хорошо бы, а, Михалыч?

В голосе капитана было столько мольбы, что эксперт мигом все понял и встрепенулся:

– Да что я?! Что я могу? Ведь тут невооруженным глазом видно, что убийство! Ну, напишем мы в протоколе, что девчонка свела счеты с жизнью, так ведь первая же проверка выявит подлог. А ты знаешь, как нынче прокуратура лютует. Это тебе не девяностые, когда и труп с контрольным огнестрелом в затылок как самоубийцу за милую душу списывали.

– М‑да… Что же это получается? Где же мне убийцу‑то искать?

Теперь в голосе капитана слышалось такое недоумение, что сразу же становилось ясно: поиск преступников – для него дело непривычное. Встречаются же еще у нас такие кадры! И чего не уходят в отставку? Ведь только позорят доблестные ряды сотрудников милиции.

– Вот непруха!! – продолжал сокрушаться капитан. – А я ведь в отпуск собрался.

– Куда тебе в отпуск? У тебя и так служба – сплошной отпуск.

– Это верно, место у нас тихое было, – признался участковый. – Жил себе не тужил, и вот, на тебе! Что делать‑то, Михалыч? Точно никак отмазаться не удастся?

Но Михалыч был явно не настроен прикрывать своей грудью жирную тушу капитана и потворствовать его лени. И, как показалось подругам, даже с некоторым злорадством посоветовал участковому выявить позитивный момент в случившемся.

– Ведь еще пара трупов у тебя на участке, и ты, глядишь, под старость лет действительно преступников научишься ловить.

С этим оптимистическим замечанием эксперт впечатал каблуком в землю окурок, отсалютовал капитану и пошел к дому.

– С‑сука! – с ненавистью прошипел ему вслед разобиженный капитан. – Нет, ну какая сука! Чтобы тебя самого разорвало и шмякнуло!

Как только он убрался, подруги тоже вылезли из кустов. Подслушанный разговор ясней ясного говорил о том, что надеяться на конкретного представителя доблестной милиции им не стоит ни в коем случае. Более ленивого и бездарного обжоры еще никогда не производили в капитаны. Ишь, чего удумал! Хотел подтасовать факты, чтобы списать убийство на самоубийство. А как же преступник? Пусть разгуливает себе на свободе? И других девушек убивает? Молодых и красивых?

И если капитана это обстоятельство ничуточки не тревожило, то подруг очень даже тревожило.

– Надежды на милицию в этом деле у меня никакой.

– Этот капитан не поймает преступника, если даже тот ему прямо под ноги кинется!

Сначала подруги хотели рассказать обо всем Ольге. Но когда приплелись к ее дому, оказалось, что проделали этот путь они зря. Ольги дома не оказалось. То ли она еще не вернулась, то ли вернулась, но уже крепко спала и голоса не подавала.

Пришлось девушкам снова тащиться назад, к себе на «север». Валентина не спала, она поджидала подруг, сидя у окна и держа на руках мирно дремавшую сытую и довольную жизнью Фатиму.

– Ну, наконец‑то! – воскликнула Валентина, когда девушки показались на дорожке, ведущей к дому. – Полуночницы! Хоть бы предупредили, что поздно вернетесь!

– Мы и сами не знали.

– Я вам комнату сдавала, не думала, что вы ночами по округе шастать станете.

– Мы не нарочно.

– Слышали, что произошло? – не слушая их оправданий, воскликнула Валя. – Убийство у нас в поселке! Маньяк глотки людям режет!

– Погодите, почему непременно сразу маньяк?

– А кто же? – откровенно удивилась Валентина. – Разве нормальный человек станет других людей убивать? Это же грех‑то какой!

И она истово перекрестилась. Видимо, свою собственную спекулятивную деятельность по продаже номерков к целительнице Софье женщина грехом не считала. Какой там грех? Кому от него плохо? Зато убийство взволновало пожилую тетку не на шутку.

– Это что же делается?! – продолжала причитать она. – Так он нас всех перережет!

– Пока есть только одна жертва, – напомнила ей Кира.

– Так это пока!

И тут же без всяких предисловий спросила:

– Ужинать будете? У меня еще осталась простокваша с сухариками. Сахарку добавить, будет не хуже ваших пирожных.

Простокваша у Валентины действительно больше напоминала сметану. Густая и сладковатая.

– Специальная закваска у меня есть. Еще отец мой из Сибири привез. С тех пор так и пользуемся. Я и соседям предлагала, да только все они – пьянь подзаборная. Какая им простокваша, им бы лишь глаза чем‑нибудь залить да и дрыхнуть без памяти!

Но и за едой Валентина не переставала причитать:

– Вот горе‑то какое! Молодая ведь совсем девка! Жалко. Хоть и непутевая она у Татьяны была, да все равно человек, жалко.

– А почему непутевая?

– Да уж такой ей судьба была уродиться. Только Дианка родилась, как отец ее с пьяных глаз мать зарубил. Сам в тюрьму сел да там и помер вскорости. А Татьяна одна сестренку растила и воспитывала. Костя – это их средний брат, он повзрослей был, да и его тетка к себе жить взяла. А Диана на воспитании у своей сестры осталась. Только не больно‑то у нее с воспитанием хорошо дело шло. Дианка, она всю жизнь какая‑то неуправляемая была. Я и Софье про нее рассказывала. И приводила ее к целительнице даже. Только Диане даже Софья помочь не сумела. Отшатнулась прочь и сказала, что девка порченая. Никто ей, кроме господа бога, помочь не в силах.

– А почему все‑таки непутевая? – настаивала Кира, лопая вкусную и сладкую простоквашу.

– Училась плохо. Вместо уроков одни парни на уме. А они на Дину внимание обращали только в известном смысле.

– В каком это?

– Ну, интерес свой мужской удовлетворить. Уж сколько Татьяна сестру свою младшую крапивой охаживала – все без толку. С тринадцати лет Диана с парнями волохалась. То с одним, то с другим. Потом с Лешкой связалась. А он вовсе скверный парень. Я как узнала, за кого она замуж собирается, даром что не ясновидящая, а сразу же предсказала: ничего из этого сватовства не получится. И точно! Сначала жених к другой переметнулся, богатой, да из города.

– Диана переживала?

– А вы как думаете? Через это дело Диана пить начала сильно.

– Пить?

– Вообще‑то она к бутылке еще раньше пристрастилась. Но все же не каждый день пьяной напивалась. А как Лешка ее к другой переметнулся, так Диана каждый день себе за воротник заливала. А теперь вот и вовсе погибла.

И помолчав, Валентина закончила:

– Сначала‑то участковый наш хотел Дианкину смерть как самоубийство представить, только рот ему быстро заткнули. Какое же это самоубийство, если молодая женщина сама себя по горлу ножом чикнула? Это вам не в петле с табуретки спрыгнуть. Да еще в домашней пижаме и тапочках!

– Вы и это знаете? – изумились подруги. – Вы там тоже были?

– А мне незачем. Соседи рассказали.

Потрясающе! Валентина оставалась все это время дома, а знала про случившееся убийство едва ли не больше самих подруг, которые битых два часа просидели в крапиве всего в нескольких шагах от места преступления. И зачем, спрашивается, суетились?

– Только знаете что? – внезапно понизив голос, произнесла Валентина.

– Что?

– Лично я думаю, что убийцу долго искать не надо.

– Почему?

– Так это ее Лешка и зарезал!

Подруги переглянулись. А что? Чем не версия? Диана, наверное, здорово мешала Лешке. Цеплялась к нему, устраивала пьяные скандалы, на невесту его городскую с кулаками лезла. И вот вам результат. Довела парня. Так что он пришел да в сердцах и чикнул настырную приставалу ножичком по горлышку.

– Плюс плохое настроение Лешки с самого утра. Ведь он и с Олей поссорился. Вполне возможно, что повздорили они именно из‑за Дианы.

– Ну да. Такое вполне могло быть.

Валентина решительно кивнула головой:

– Точно! Это он! Больше просто некому!

– С остальными соседями Диана мирно жила?

– Ну… Как сказать. Характер у покойницы склочный был. Хоть и молодая, но шуму от нее много происходило. Я далеко от нее жила, а все равно слыхала, когда она пасть разевала. Да только после того, как Лешка ее бросил, Диана про все другие свои ссоры и думать позабыла. Ерундой они ей показались. Только за одним Лешкой и гонялась. Ну, и за невестой его городской тоже.

– Жить им спокойно не давала?

– Какое там! Прямо помешалась девчонка. Поэтому я и думаю, если кто и мог ее порешить, то либо он, либо невеста его городская.

Подруги переглянулись вновь. На этот раз в большой растерянности. Как‑то не укладывалась у них в головах крайняя жестокость и образ интеллигентной Оли. Чтобы ножом и – по горлу. Б‑р‑р! Вот если бы Диану застрелили или отравили, они бы еще поверили, что к убийству приложила свою руку Оля. Но зарезать… Нет, этот способ был совершенно не в характере самой Оли.

– А больше у вас в деревне ничего странного не происходило?

– Когда?

Вопрос Валентины поставил подруг в тупик. Действительно, с какого момента начинать отсчет? И что называть странным?

– Вообще‑то много разного происходило в последнее время, – призналась Валентина. – С тех пор, как этот питомник на южном берегу городские открыли, у нас все наперекосяк идет. Раньше‑то жили себе и жили, не задумывались особо, хорошо или плохо живем. Все жили примерно одинаково. Завидовать было некому. А теперь…

Прежде в деревне был всего один богатей – Василий. Да и тот смотрелся богато лишь на фоне местных жителей. Как бывший председатель развалившегося во время перестройки колхоза, он имел автомобиль «Нива» 1994 года выпуска. Крепкий двухэтажный дом. И приличный надел земли, на которой пытался фермерствовать. Выращивал картошку, капусту, а иной год и пшеницу. Только особого дохода ему это дело не приносило. Точно так же, как и сейчас он не сильно разбогател на своем «Привете», под который и пустил всю имеющуюся у него землю.

– Поговаривают, что наш Василий по уши в долгах сидит.

– Да что вы?

– А то! Ведь на все деньги нужны. И на теплицы, и на семена, и на технику. А откуда их взять? Дом свой Василий заложил. И случись сейчас чего, он вообще бомжом окажется. Ни крыши над головой, ничего.

Тем не менее Василий не сдавался. И мужественно боролся за место под солнцем.

– Только не везет ему. И в чем дело, никто в толк не возьмет. В «Восторге» вроде бы все то же самое выращивают, а посмотрите на них: процветают! А мы день ото дня все бедней и бедней живем. Питомник наш на ладан дышит.

Но подруги что‑то сомневались. Наверное, растения одни и те же, да только сорта разные. А мода переменчива. В том числе и на растения. В этом году модны астильбы розовые, а в следующем алые. В этом году покупатель хочет хосты с белой окантовкой, в следующем подавай ему с желтой, а через пять лет все уже и забыли про декоративные листья и увлеклись цветами хосты, которая, как известно, цветет по большей части очень недолго, не слишком приметными розовыми или белыми колокольчиками. Много десятков лет подряд всех это устраивало. А потом в одночасье капризному покупателю подавай колокольчики интенсивно фиолетовой окраски, да чтобы цвели не две недели или месяц, а весь сезон!

Но Валентина уже не слушала возражений подруг. Сказала, что устала и ушла спать. Так что обсудить с ней этот вопрос подруги не успели. Фатима с ними тоже не осталась. Кажется, свою симпатию кошка целиком и полностью отдала их хозяйке. К ней кошка и пошла спать.

– Посмотри на эту предательницу! – разозлилась Кира, когда, обыскав весь дом, она нашла Фатиму в комнате Валентины, да еще не где‑нибудь, а на кровати, уютно свернувшейся калачиком в одеяле.

Однако Леся зевала с такими отчаянными стонами и зубовным скрежетом, что ничего не слышала.

– Челюсть не вывихни, – заботливо посоветовала ей Кира.

– А? Спать хочу, – пожаловалась Леся, с закрытыми глазами стягивая с себя брючки и носочки.

– Заметно.

– Набегались за день. Ног под собой не чую. И все тело болит.

У Киры тоже болело все тело. И тем не менее спать она не могла. Не давала ей покоя эта история. Что же происходило в Лапках все это время? И что случилось сегодня? Чему лично стали свидетельницами две подруги?

– Смотри, что происходит, – обратилась Кира к посапывающей подруге. – Оля влюблена в Лешку. Диана тоже влюблена в Лешку. Оля работает в «Восторге» и процветает. И Лешку она тоже пристроила к себе на работу. Все у них идет прекрасно или, во всяком случае, так кажется. Но потом совершенно внезапно Лешка куда‑то исчезает. В это же время Олин дом подвергается взлому и грабежу. Но, по словам Оли, все ее вещи на месте. Пропадают только редкие семена какого‑то экзотического растения. Причем про семена эти не известно никому, кроме нее самой и Леши. А спустя несколько часов Диана – бывшая невеста Леши – оказывается жестоко убитой. И о чем это говорит?

– М‑м‑м?..

– А говорит это о том, что завтра нам предстоит трудный денек.

– М‑м‑м?..

– Нужно опросить кучу народа.

– Кого, например?

– В первую очередь надо пойти к матери этого Леши и поговорить с ней.

– О чем?

– Как это о чем?! – загорячилась Кира. – Как это о чем? Да хотя бы о том, правда ли то, что ее сын окончательно порвал с Дианой? Не могли ли они встречаться потихоньку от Оли и остальных? И второй вопрос, пожалуй, будет поважней многих других. А не появилось ли в последнее время у Леши каких‑то новых вещей или денег?

– Ты в чем‑то его подозреваешь?

– А ты нет? Парень, который сначала встречался с одной девушкой, собирался даже жениться на ней, а потом переметнулся к другой, потому что та богаче, не может не вызывать подозрений.

– Но с чего ты взяла, что он с Олей из‑за ее денег? – от возмущения Леся даже приоткрыла один глаз. – Может быть, это любовь?!

– Ну конечно! – фыркнула циничная Кира. – Любовь до гробовой доски. Прямо расчувствовалась.

– А я верю, что любовь существует!

– Ну и верь себе на здоровье. А только с Лешиной мамой нам завтра поговорить все равно нужно. И еще с Олей. Куда это она побежала сегодня вечером?

– Наверняка к Леше.

– Тогда она могла видеть убийцу Дианы. Ведь Татьяна сказала, что нашла тело сестры еще теплым. Значит, убийство произошло буквально перед ее приходом.

Леся решительно помотала головой:

– Не верю, что это сделала Оля. Убийство не для нее. Нет, не верю!

– Я тоже не верю. И тем не менее.

Кира еще немного полежала молча и подумала. Кое‑какие мысли у нее появились. Но когда она захотела поделиться ими с подругой, оказалось, что Леся уже так крепко спит, что и не добудишься. Кира еще немного поворочалась на своем диванчике, а потом сон наконец‑то взял над ней верх.