ПРИГОЖИЙ ИЛЬЯ, СТЕНГЕРС ИЗАБЕЛЛА 7 page

«Западноевропейское человечество, — писал И. Ильин, — движется волею и рассудком. Русский человек живет прежде всего сердцем и воображением и лишь потом — волею и умом. Поэтому средний европеец стыдится искренности, совести и доброты как «глупости», русский человек, наоборот, ждет от человека прежде всего доброты, совести, искренности. Европейское правосознание формально, черство и уравнительно, русское — бесформенно, добродушно и справедливо»²<...>

В Философии неравенства» Бердяев вполне в духе русской идеи начинает с критики абсолютизации личностного начала: «Личности нет, если нет ничего выше ее». Но сверхличная ценность — это Божественное, а оно «требует жертв и страданий». Религиозная основа, упорядочивающая общественную жизнь, является мистической сутью, «иррациональным остатком» государства, не сводимым к согласованию общественных интересов^.^

Другая крайность — соблазн безвластия — «обосновывалась» анархистами, а на практике выражалась и выражается в извечной российской безответственности и ленивом саботаже всего того, что «спускается сверху».

Так что же, я соглашаюсь с критиками утопичности идеи соборности, когда она заземляется на социальную почву? Ни в коем случае. Я хотел лишь показать, к чему приводит абсолютный разрыв и противопоставление внешнего и внутреннего уровней регуляции человеческих отношений. Между тем, помимо такой абсолютизации, русская мысль давно выработала оптимальное решение этого вопроса. Суть его во взаимной дополнительности внешнего (политико-правового) и внутреннего (нравственно-религиозного) уровней регуляции с признанием определяющей роли последнего (как и в соотношении культуры и цивилизации).<...>

Солженицын А. Красное колесо. // Наш современник. 1990, N° 11. С. 111.

Ильин И. Против России. // Литературная Россия. 20. ГУ. 1990.

Поступок как со-бытие

Концепция ответственного поступка в русской философии была развита М.М. Бахтиным, одним из последних могикан (наряду с А.Ф. Лосевым), донесших до нас эстафету золотого и серебряного века русское культуры в области философии.

Подлинное бытие человека, учил Бахтин, определимо «...лишь в категориях действительного причащения, т.е. поступка, в категориях участно-действенного переживания конкретной единственности мира»¹, а «утвердить факт своей единственной незаменимой причастности бытию — значит войти в бытие именно там, где оно не равно себе самому — войти в событие бытия»². Поступок, стало быть, есть причащение неповторимо* индивидуальности к неповторимой же (столь же единственной, самоценной) целостности бытия, совершаемое столь же неповторимым способом. <...> «Только изнутри... моего сответственного поступка, — подчеркивает Бахтин, — может быть выход в это единство бытия... Понять предмет — значит понять мое долженствование по отношению к нему., понять его в отношении ко мне в единственном бытии-событии, что предполагает не отвлечение от себя, а мою ответственную участность» «Поступок в его целостности, — утверждает мыслитель, — более чем раци-нален — он ответственен»⁴, ибо «в поступке выход из только возможности в единственность раз и навсегда»*.

Человек, таким образом, участвует в созидании, становлении живой ткани мира.<...> Поступок же — не насилие над бытием, но его приращение, усовершенствование, единство творчества и благоговения перед тем, что становится на основе сущего. Поступок исключает нигилизм и циничную усмешку. Он серьезен и радостен чистой радостью. В поступке тяге к самоутверждению за счет разрушения или следованию стереотипам противостоит тяга к новой встрече с бытием, взаимосозидательной — и потому доброй — встрече. В нем проявляется и рождается не преступник и не «винтик», а Человек как самая ответственная часть Мира, как микрокосм в макрокосме. Именно поэтому он есть не противо-бытие, но со-бытие.<...>

Бахтин М.М. К философии поступка. // Философия и социология науки и техники. Ежегодник. 1984. № 1985. М., 1986. С. 91.

² Там. же. С. 114. з Бахтин М.М. К философии поступка. С. 95.

⁴ Там же. С. 103.

⁵ Там же.

Итак, воля к власти делит людей на «ярких» пре-ступников и безликих функционеров серийного производства и потребления («по-става» в терминологии Хайдегтера). Воля к любви выражается в созидательном и ответственном поступке.

Так что же такое русская идея?

Русская идея дает Ответ на Вызов современности. На тот Вызов, который бросают выживанию человечества глобальные проблемы мирового сообщества. Этот Ответ заключается в принципиальной мировоззренческой переориентации. Эта переориентация состоит не в голом отрицании ключевых ценностей Запада и Востока, но в творческом синтезе их лучших сторон, как моментов нового целостного мировоззрения. Именно такого мировоззрения катастрофически недостает как доминирующей в мире индустриальной цивилизации, так и нам — россиянам — в выборе своего пути. В чем же существо этого мировоззрения?

Это мировоззрение антропокосмистское по своим основаниям, ноос-ферное по своей устремленности и православно-христианское по преемственности духовных традиций.

Антропокосмизм говорит о единстве человека и космоса, а не об их чуждости и противостоянии друг другу; он видит человека не как центр мира, но как его органическую часть, ответственную за становление мирового единства. Ноосфера есть такое состояние становящегося мирового единства, в котором совместное оптимальное взаимодействие всех уровней бытия достигается с ответственным участием человеческой деятельности, разума и сердца. Православие наиболее последовательно проводит христианские идеи любви и соборности, идущие на смену похоти власти, вражде и разобщенности.

В основе этого мировоззрения лежит следующая цепочка ключевых ценностей, которые одновременно являются категориями, раскрывающими существо русской идеи:

Соборность конкретизируется во всеединстве и софийности. Вместе эти три категории обосновывают идеал Общего Дела, который предстает как созидание ноосферы. Это созидание требует организации взаимодействия между людьми на основе правды отношений и человеческого поведения как ответственного поступка — события, совершенствующего ткань человеческого и мирового бьггия.<...>

А русская идея в целом, преодолевая односторонность путей Запада и Востока, синтезирует их положительные стороны в новой целостности Востоко-Запада — прообразе становящегося единого человечества.<...>

В основе русской идеи лежит соборность, в которой взаимодополняют друг друга ценности свободы (Запад) и единства (Восток) и преодолеваются крайности воли к власти (примат человека над миром) и ухода, слияния с Абсолютом (примат мира над человеком). Гармонизация взаимодополняющих ценностей осуществляется не на основе рационального решения («общественного договора»), но на основе любви, как изначально присущего человеку сердечного приятия Другого (Ты) и Целого (Мы).

Всеединство выступает как такое состояние мира и человека, в котором воплощается идеал соборности. Мир и человек предстают как становящееся всеединство, где осуществляется гармонизация единого и многого,- преодолеваются крайности тоталитаризма и индивидуализма. По отношению к другим культурам всеединство проявляется как всечеловечность, открытость иному.

Софийность характеризует путь достижения всеединства через взаимодополнительность внутренних тенденций мира к соборности, его Духовной основы («замысла Бога о мире») и человеческой души, синтонной, настроенной в резонанс с этим мировым замыслом. Здесь преодолеваются крайности забвения себя в мире (абсолютизация трансценденции) и навязывания миру только своих проектов бытия (абсолютизация экзистенции). <...>

В Общем деле проявляется та целостная характеристика русской идеи, которая была дана И. Ильиным: «Русская идея есть идея сердца. Идея созерцающего сердца. Сердца, созерцающего свободно и предметно и передающего свое видение вале для действия и мысли для осознания и слова. Вот главный источник русской веры и русской культуры. Вот главная сила России и русской самобытности. Вот путь нашего возрождения и развития».

Ильин И. О русской идее.// Русская идея. М., 1992. С. 436. Читали ли это скептики, говорящие о «непонятности» русской идеи? Размышляли ли над всем богатством содержания этой идеи, заключенной в нашей культуре (хотя бы в том

Таким Общим Делом для современного человечества является созидание ноосферы, где люди сознательно переходят от идеологии максимума (обществу побольше взять от природы, личности — от общества) к идеологии оптимума — гармоничного совместного развития, со-творчества личности, общества и природы. В идеале ноосферы преодолеваются крайности традиционного общества, не способного взять на себя ответственность за окружающую среду, и индустриальной цивилизации, насилующей эту среду во имя собственной суетности. В ноосфере органически взаимодополняют друг друга культура (как реализация жизненных смыслов, высших ценностей) и цивилизация (как «технология» этой реализации) при определяющей роли культуры.

Такой характер деятельности возможен лишь при ориентации человеческих взаимоотношений на правду отношений, а человеческого поведения — на поступок — со-бытие. В правде отношений взаимодополняют друг друга внутренняя соборность, готовность к добровольным уступкам (нравственно-религиозная основа) и внешняя общественность (политико-правовые средства реализации) при определяющей роли внутреннего начала. Здесь преодолеваются крайности внутренней интенции без средств реализации и внешних средств без внутреннего глубинного смысла, т.е. содержания без организационного оформления и формы без внутреннего содержания. Поступок как со-бытие, как неповторимый и ответственный способ человеческого участия в созидании «божьей ткани» бытия объединяет в себе индивидуальное творчество и благоговение перед целостностью бытия и преодолевает крайности стереотипного функционирования без творчества и «творчества» как преступления, отрицания и разрушения бытия во имя самоутверждения.

Таким образом, русская идея представляет собой определенную мировоззренческую установку, дает доминанту духовно-практического отношения к миру с позиций соборного идеала мироустройства, общества, человека и человеческой деятельности. Суть этой установки — созидательная любовь к миру (мир — наш Дом и Сад), а не уход от якобы иллюзорной реальности и не одержимость «похотью власти». Не гигантская фабрика, не биржа, не комплекс развлечений, но Дом как Храм в мировом Саду — таков наш идеал.

скромном объеме, который удалось представить в этой книге)? Или, все равно, «непонятно»? Что ж, «пойми, коль может, органа жизнь глухонемой!» (Да ведь и хлеб надо оставить для очередной «проолематизации»: если идея созрела для воплощения, то о чем же рассуждать, чем свою многозначительность поддерживать?)

Исторически русская идея возникла как творческий синтез лучших идей Нового Завета (православия), здорового языческого начала русской души, ощущающей жизнь по принципу «все во мне и я во всем» и антропокосмистских тенденций современной науки. И по генезису, и по направленности, и по значению она не есть нечто узко-национальное, тем более националистическое («шовинистическое», «великодержавное»), но обладает всечеловеческим характером. Эта идея необходима и для всего человечества, ищущего выход из тупика, куда завела его индустриальная цивилизация Запада, выдающая себя за воплощение общечеловеческих ценностей, и для разрешения трагической судьбы народа, породившего ее, но как никогда далекого от ее реализации.

Что может ждать русскую идею в жестких условиях современной исторической реальности? Каким характером надо обладать, чтобы в этом мире защитить призыв к любви, противостоять силой наглеющему злу, воплотить ее в жизнь?

Общая задача и здесь поставлена И. Ильиным: «Нам предстоит вырастить из свободного сердечного созерцания свою, особую, новую русскую культуру воли, мысли и организации*¹. Есть ли еще у нас шансы для этого? Или эту идею реализует какая-то другая, подхватившая ее культура? Или скатывание в пропасть уже неотвратимо? <...>

Я не могу исключить того, что в силу запущенности обстоятельств и недостатков нашего характера мечты останутся мечтами. Но, подчеркну еще раз, русская идея имеет всечеловеческий характер. Человечество в целом стоит перед дилеммой: или оно сможет установить диалог с миром, пойти по пути гармонического развития личности — общества — природы (человека — культуры — космоса), а это и есть суть русской идеи, или оно погибнет под грузом своих эгоцентрических амбиций и погубит эту — все еще прекрасную — зеленую и голубую планету. Конечно, это не завтра случится, и для ищущих «хлеба и зрелищ», для пирующих во время чумы на их век хватит... Стало быть, или сползание в пропасть, или освоение русской идеи другими культурами, или все же естественное ее воплощение прежде всего у себя на Родине. Обидно будет, если такая прекрасная мечта не воплотится в жизнь. Или мы еще не исчерпали тех трагедий, которые должны были выпасть на нашу долю? Не пора ли, наконец, и удаче обратить к нам свое лицо?

Никто не дает гарантий на этом трагическом рубеже тысячелетий. Но

Ильин И. О русской идее. С. 440.

для тех, чья духовность освящена русской идеей, иного пути нет: сделать все и делать до конца, чтоб в этом мире стало лучше, чтоб потеснилось зло и раздор, чтоб больше стало добра, чтоб обживался этот мир, все больше становясь нашим Домом, Садом, Собором, в котором мы служим литургию одухотворения бытия.

«Русская идея: продолжим ли прерванный путь?» СПб., 1994.-С. 6-12,102-105,116-124,127,128,133, 135-148, 150-153, 155-157, 159, 161-167, 212-213.

СОДЕРЖАНИЕ