Возвращение Стервятника

Он пришел в себя от того, что чьи-то влажные пальцы бегали по его коже и в воздухе нестерпимо пахло перегаром. Его привычное к опасным ситуациям тело правильно отреагировало и теперь. Ни одним лишним движением он не выдал того, что очнулся. Медленно и незаметно для посторонних Слот приоткрыл глаза.

Его обыскивали двое бродяг. Оба были молодыми и достаточно серьезными противниками. Стервятник выждал еще немного, пока не убедился в том, что все их оружие составляют ножи и палки. После этого он действовал стремительно и беспощадно.

Одного из бродяг, не ожидавших сопротивления, он ударил ногой в пах, на время исключив его из числа возможных соперников, однако другой, находившийся ближе, успел нанести Люгеру удар в голову.

Боль и кровь из рассеченной брови ослепили Слота. Спустя мгновение он ощутил сильный толчок в грудь и понял, что защитный жилет принял на себя удар воровского ножа. К тому времени левая рука Стервятника уже сжимала рукоять выхваченного из ножен кинжала, и он наугад нанес удар, который пришелся во что-то мягкое и податливое.

Хрип и липкая жидкость, брызнувшая на руку, свидетельствовали о том, что Люгер не промахнулся. Бродяга рухнул на землю, а Слот вскочил на ноги, поспешно вытирая с лица кровь. Однако второй вор все еще лежал, скрючившись, и даже не пытался отползти. Его затравленный взгляд был прикован к потемневшему кинжалу, мерцавшему в руке Люгера.

Стервятник не прикончил его, хотя отдавал себе отчет в том, что оставляет в живых подлого и совсем не великодушного врага. Вероятность встретиться с бродягой еще раз в многолюдном городе была очень невелика, а угроза не уравновешивала греха, которым являлось, по мнению Люгера, убийство беззащитного человека, пусть даже пытавшегося его обокрасть.

Стервятник старался по мере возможности не усугублять своих и без того немалых прегрешений. Он был суеверен и считал излишним дразнить силы, которые могли потревожить и призвать к ответу его бессмертную душу в запредельном царстве теней.

Он выругался, вытирая о платок лезвие кинжала, и растворился в черной тени высокого забора.

* * *

По положению звезд он определил, что был исход ночи. Предрассветное оцепенение разливалось вокруг. Люгер шел по узкой улице между полуразрушенными домами, и эта улица могла находиться где угодно. Архитектура не слишком отличалась от той, которая казалась ему привычной. Город был безлик и неузнаваем в темноте. Несмотря на опасность преследований, Слот предпочел бы все же, чтобы это был Элизенвар. В таком случае он мог надеяться на возвращение в свое поместье, свое логово, в котором никто не посмеет его потревожить. Впрочем, теперь он сомневался и в этом.

По мере того как в голове у него прояснялось, Люгер все яснее осознавал чудовищность свалившегося на него груза. Его разум отказывался принять то, что сейчас казалось кошмаром. Стервятник знал достаточно о магии и зельях, творящих видения, чтобы сразу, без доказательств реальности произошедшего, отправиться на поиски Звезды Ада.

Решив, что он достаточно удалился от места, где совершил убийство, Люгер притаился под каменной аркой, ведущей в проходной двор, и стал терпеливо ждать рассвета.

Здесь у него было довольно много времени, чтобы оценить положение, в котором он оказался. Теперь оно представлялось ему не таким уж безнадежным. Но не следовало забывать о слугах Геллы Ганглети, которые могли оказаться настойчивее, чем он думал. Его имя и положение не были известны никому из посетителей таверны «Кровь Вепря», не знали Люгера также хозяин и прислуга, кроме, конечно, Сегейлы, а Сегейла была теперь недоступна, как сам Фруат-Гойм. Он поймал себя на том, что в глубине своего существа уже не сомневается в этом.

При мысли о случившемся Люгер ощутил новый приступ суеверного страха и неизвестную ему ранее пугающую пустоту. Это чувство пустоты не имело ничего общего с жалостью к себе или даже с болью утраты. Оно было гораздо более гнетущим и нестерпимым; оно не оставляло выбора. С ним нельзя было жить долго. Именно тогда Люгер впервые убедился в том, что магистр Глан говорил правду, – уделом Стервятника теперь были поиски или смерть…

После этого ему даже стало немного легче. Он смог думать о некоторых других вещах и внезапно ощутил зверский голод. Со всей доступной ему сейчас радостью он встретил первые лучи серого утреннего света и побрел по еще пустынным улицам в поисках ориентиров, которые подсказали бы ему, где он находится.

…Было ли реальным все произошедшее? Реальны ли склеп Гадамеса, земмурское подземелье, Шаркад, город теней и магистр Ложи Нерожденных? Как он сам оказался во Фруат-Гойме (если то был Фруат-Гойм), и сколько времени прошло с тех пор?..

От этих и десятков других вопросов раскалывалась голова. Еда и постель – вот все, в чем он сейчас нуждался. Крылья могли бы быстро донести его до поместья, но каждое превращение отбирало слишком много сил и стоило очень дорого. О цене, которую придется заплатить когда-нибудь позже, Люгер старался не задумываться – это была печальная неизбежность, уравновешивающая спасительные чудеса превращений…

Он дошел до перекрестка улиц и встретил мусорщика, уныло ступавшего рядом с не менее унылой клячей. Кляча тянула за собой повозку, нагруженную мусором, и, видимо, знала дорогу не хуже хозяина. Мусорщик скользнул по Люгеру робким настороженным взглядом и тотчас же отвел глаза. Стервятник заговорил с ним и не без удовлетворения выяснил, что находится вблизи южной окраины Элизенвара. Но когда он осведомился о том, какой нынче день, месяц и год, мусорщик испуганно посмотрел на него и поспешно погнал клячу прочь. Слот не стал догонять наглеца; по крайней мере теперь он знал, что делать.

Разыскать постоялый двор было делом получаса. Здесь Люгер действовал более осторожно и выяснил, что отсутствовал девятнадцать суток. Слот мало интересовался географией, однако сомневался в том, что за это время можно достичь Земмура пешком или на лошади и вернуться обратно, даже если двигаться без остановки. Но тут могла быть замешана магия и, значит, ни о чем нельзя судить наверняка…

Тайви изрядно застоялся в стойле, хотя и выглядел вполне благополучно.

Он приветствовал хозяина тихим ржанием и дрожью, пробегавшей по мощному телу в предвкушении скачки. Люгер не стал его разочаровывать.

Оседлав Тайви и рассчитавшись с хозяином постоялого двора, он поскакал в свое поместье. Выехав из города, Стервятник направил коня в лес, и тот понес его к дому кратчайшей, хотя и трудной дорогой.

* * *

Радости Газеуса, погруженного в уныние последние девятнадцать дней, не было предела. А Слот многое отдал бы за то, чтобы узнать, как пес вернулся невредимым с городского кладбища.

Старая кормилица при появлении хозяина не выразила ни малейшего удивления – привыкшая еще к сумасбродствам Люгера-отца, она давно смирилась и с длительными отлучками сына. Добродушно ворча что-то себе под нос, она отправилась в погреб за окороком и вином.

Молодая служанка была не столь опытна. Стервятник давно внушал ей что-то вроде суеверного страха, и сейчас она смотрела на него, как на покойника, вернувшегося с того света. Она пришла в себя только тогда, когда принялась расчесывать длинные спутанные волосы Люгера и убедилась в том, что перед ней – действительно хозяин из плоти и крови.

А вот тот обнаружил, что не может расслабиться даже в стенах своего родового поместья. Лицо магистра Глана преследовало его как неотступный кошмар, и тяжким грузом лежало на сердце воспоминание о Сегейле и ласкавших ее темных руках оборотней.

Отобедав, он уединился в библиотеке, но недолго оставался в одиночестве. Газеус, единственный, кому было дозволено нарушать покой хозяина в любое время дня и ночи, вошел в библиотеку, толкнув головой дверь. Теперь пес выглядел настороженно. Он тщательно обнюхал Люгера, глухо ворча, и лег в углу, а не у ног человека, как это было всегда.

Его поведение удивило Слота. Пес, несомненно, учуял какой-то новый запах, и этот запах испугал его. Он ощутил присутствие чего-то чужеродного и враждебного, вторгшегося в дом Стервятника, а может быть, и проникшего в его тело.

Поведение Газеуса было первым свидетельством того, что Люгер действительно отмечен каким-то знаком, заключавшим в себе изменившуюся судьбу… Люгер долго сидел, глядя на ровное пламя свечей, и понял, что отныне верной спутницей его ночей станет бессонница.

* * *

Слот не заметил, как стемнело за высокими узкими окнами, и провел в библиотеке большую часть ночи. Он отыскал на полках свитки старых географических карт, составленных еще до эпохи войн с северными варварами, и развернул их на столе.

Земмур оказался неопределенным пятном на далеком востоке, севернее Океана Забвения, а на некоторых картах вообще не был обозначен. Его западная граница даже не была нанесена на карты. Фруат-Гойм присутствовал только на одном, самом ветхом пергаменте, но зато сразу в нескольких местах, разбросанных вдоль океанского берега. Возможно, составитель карты был не слишком добросовестным географом или пользовался противоречивыми сведениями, во всяком случае, он унес тайну расположения Фруат-Гойма с собой в могилу.

Затем Люгер обратил свой взгляд к западу. Между Адолой и Валидией лежало герцогство Ульфинское, которое потеряло изрядную часть своей территории и утратило сколько-нибудь заметное влияние с тех пор, как было нанесено на карты. Тем не менее оно все еще оставалось самостоятельным государством – главным образом потому, что это было выгодно двум его более могущественным соседям.

Граница между Валидией и герцогством Ульфинским проходила через пользующийся дурной славой Лес Ведьм, и все удобные дороги огибали Лес с юга, там, где уже была территория Эворы, небольшого западного королевства, граничившего как с Адолой, так и с Валидией. Торговцы и наемники всех трех королевств предпочитали этот более длинный путь темным и небезопасным тропам, проложенным через владения Ведьм.

Лесной народ, обитавший здесь, оставался почти в полной изоляции от окружающего мира и представлял собой несколько враждующих кланов, обладавших неизвестной людям магией и превративших свой лес в довольно мрачное место. В него было легко войти, но очень непросто выйти.

Ведьмы не нарушили своих обычаев даже во времена нашествия варваров и обошлись без помощи армий Земмура. Во всяком случае, ни один из северных дикарей не вернулся из Леса живым. Считалось, что здесь отбывают срок валидийские каторжники, но ни для кого не было секретом, что работы ведутся на самом краю Леса и, несмотря на это, заключенные и тюремщики порой исчезают бесследно…

В прошлом правителям Валидии и Адолы пришлось примириться с фактом существования лесного народа, а потом у них появились более насущные заботы.

Взгляд Люгера скользнул ниже, туда, где на карту были нанесены южные соседи Валидии – Алькоба, Гарбия, Белфур. Внутреннее море Уртаб отделяло Гарбию от страны Круах-Ан-Сиур с полулегендарным городом Вормарг, расположенным в самом ее сердце.

Еще южнее и западнее находилась Мормора, земля людей с кремовой кожей, может быть, родина Сегейлы, столица которой, Скел-Моргос, темным пятном лежала на берегу гигантского озера Гайр.

Стервятник увидел все, что хотел, и понял, что даже самые новые и подробные карты известной части мира вряд ли сумеют лучше удовлетворить его любопытство. О Земмуре, Морморе и Круах-Ан-Сиуре сейчас было известно не больше, чем во времена прадеда Слота, двести лет назад…

Люгер вспомнил о Газеусе, заснувшем в углу библиотеки. Тот скулил и перебирал лапами во сне. Стервятник мог лишь позавидовать даже этому беспокойному сну.

Он послал к дьяволу географию и взял в руки гадательную колоду. Перетасовав ее, он разложил карты рубашками кверху в фигуру Строгого Оракула. Черные рубашки с алой каймой выглядели, словно окна в нескончаемую ночь, отягощенную кровью. Стервятник даже испытал легкий трепет перед тем, как перевернуть их…

Башня выпала в обратной позиции, и это означало для Люгера самое худшее – обстоятельства, которые не могут быть изменены.

Колесница в прямой позиции предвещала дальнее странствие, изрядно омраченное соседством перевернутой Луны.

Суд сам по себе подталкивал к действию, но находился в безнадежном положении по отношению к картам Выбора и Силы.

Воля выпала в прямой позиции, но была угнетена расположившимся выше Роком.

Последний удар тающим как дым надеждам Люгера нанес Висельник в обратной позиции, который отлег в символическое место близкого будущего и означал тщету всех усилий.

Все второстепенные составляющие Оракула были более или менее утешительны в частностях, но не противоречили главным…

Стервятник долго всматривался в магические карты из Круах-Ан-Сиура, дожидаясь чудесного и жутковатого момента, когда изображения на них оживали. Иногда происходила перемена карт. Это означало высшую ступень деятельности Оракула и случалось очень редко. До сих пор Стервятник отказывался от его услуг на этой пугающей ступени, отступая перед ужасом известного и неотвратимого будущего, но сейчас ему было нечего терять.

Маг и Колесо Судьбы остались неподвижными, зато Висельник ухмыльнулся и подмигнул Люгеру, дергая ногой.

Колесница исчезла за границей карты, а вместо нее на потемневшем четырехугольнике зажглась Звезда, осветив под собой обнаженную деву.

Отшельник хмуро бродил по кругу.

Сверкающая Луна металась по небосводу в багровой дымке, а Башня угрожающе наклонилась; из ее бойниц посыпалась черная пыль. Приглядевшись, Люгер понял, что каждая пылинка была исчезающе маленьким человечком…

Как завороженный рассматривал он проявления волшебной жизни Оракула, пока взгляд его не остановился на Влюбленных. Вместо двух веселых молодых людей он увидел на чернеющем поле карты два скелета, которые держались за руки.

На некоторое время Люгер остолбенел от ужаса, а потом быстрым движением смешал карты.

* * *

Усталость свалила его с ног лишь под утро.

И было ему видение, похожее на сон, или приснился сон, похожий на видение: звезда, изливавшая во мрак свои кровавые лучи, звезда, томящаяся в заточении, ядовитый и манящий цветок, который он хотел вырвать из невещественной и неощутимой тюрьмы…

Звезда была прекрасна в своем умирании. Но ее освобождение означало гибель целого мира, и Люгер испытал непереносимую боль, потому что Сегейла и зловещий талисман безраздельно завладели его душой…

Звезда Ада сочилась пылающей кровью, и Стервятнику приснилась его собственная бледная рука, протянувшаяся к древнему запретному талисману. Ладонь сомкнулась, но Звезда продолжала кровоточить, и багровый туман истекал сквозь пальцы…

А потом кончился мир и наступил Хаос, в котором уже не было ни Глана, ни Стервятника, ни Сегейлы…