Некоторые существенные итоги моего познания людей

В предыдущем очень кратком очерке я обрисовал внешние вехи моей профессиональной жизни. Я бы хотел раскрыть вам ее содержание, рассказать о том, чему я научился за тысячи часов, проведенных в близком и доверительном общении с людьми, страдающими от личных проблем.

Мне бы хотелось, чтобы было ясно, что это итоги познания, важные лишь для меня. Я не знаю, будут ли они важны и для вас. У меня нет желания выдавать их за путеводитель для кого-либо еще. Однако я обнаружил, что рассказы людей о своем внутреннем мире ценны для меня, хотя бы потому, что позволили мне осознать свои отличия. Именно имея это в виду, я предлагаю вам на последующих страницах результаты моего познания. В каждом случае я думаю, что они стали частью моих действий и внутренних убеждений задолго до того, как я их осознал. Конечно, они несколько отрывочны и неполны. Надо лишь заметить, что они как в прошлом, так и в настоящем очень важны для меня. Я постоянно изучаю их. Часто я терплю неудачу, используя их, но все же прихожу к выводу, что лучше действовать в соответствии с ними. Однако я не всегда могу найти им применение.

Эти познания не неизменны. Некоторые из них приобретают большее значение, другие в какое-то время становятся менее важными, но все они имеют для меня большое значение.

Я буду вводить каждый итог моих познаний с помощью предложения, которое раскроет их значение для меня. Затем я несколько расширю его описание. Описания отдельных результатов моих познаний будут представлены хаотично, за исключением того, что вначале я изложу знания, относящиеся в основном к отношениям человека с другими людьми. Затем – те, которые приложимы к сфере личных ценностей и убеждений.

Я могу начать эти важные для меня итоги познания с отрицания. В моих отношениях с другими людьми я обнаруживал, что если я буду выдавать себя не за того, кем я есть на самом деле, ничего хорошего не получится. Налаживанию отношений не поможет ни маска, выражающая спокойствие и довольство, если за ней скрывается злость и угроза; ни дружеское выражение лица, если в душе ты враждебно настроен; ни показная уверенность в себе, за которой чувствуются испуг и неуверенность. Я обнаружил, что это утверждение справедливо даже для менее сложных уровней поведения. Не поможет, если я веду себя так, будто я здоров, в то время как я чувствую себя больным.

Речь идет о том, что если выражать не то, что есть, это ничего не даст: мои отношения с другими людьми не будут эффективными, если я стараюсь соблюсти фасад, снаружи действовать по-одному, в то время как внутри чувствовать нечто совершенно иное. Я считаю, что это не поможет мне наладить хорошие отношения с другими людьми. Хочу уточнить, что, хотя я и считаю этот итог моего познания верным, я не всегда использовал его на практике. Мне кажется, что большинство ошибок в межличностных отношениях, которые я допустил, большинство случаев, когда я не мог помочь другому человеку, могут быть объяснены тем, что внешне я вел себя по-одному, тогда как на самом деле чувствовал совсем другое.

Следующий итог моего познания может быть сформулирован таким образом: я нахожу, что добиваюсь большего успеха в отношениях с другими людьми, когда я могу воспринимать себя и быть самим собой, принимая себя таким, каков я есть. Я чувствую, что за прошедшие годы я научился более адекватно воспринимать себя, что я знаю гораздо лучше, чем раньше, что я чувствую в любой данный момент. Я способен понять, что я злюсь, или отвергаю данного человека, или что мне скучно и неинтересно то, что происходит, или что мне хочется понять этого человека, или что меня охватывают беспокойство и страх при общении с этим человеком. Я могу улавливать в себе все эти отличные друг от друга чувства и отношения к происходящему. Можно сказать, я чувствую, что все успешнее даю себе возможность быть таким, какой я есть. Мне стало легче принимать себя как несовершенного человека, который, конечно, далеко не во всех случаях действует так, как бы он того хотел.

Для некоторых этот поворот может показаться очень странным. Я же полагаю его очень ценным. Потому что возникает любопытный парадокс – когда я принимаю себя таким, каков я есть, я изменяюсь. Я думаю, этому научил меня опыт множества клиентов, равно как и мой собственный, а именно: мы не изменяемся до тех пор, пока безоговорочно не принимаем себя такими, каковы мы есть на самом деле. А затем перемена происходит как бы незаметно.

По-видимому, из принятия себя таким, каков я есть, вытекает другое следствие – отношения с другими обретают подлинность. Подлинные отношения удивительно жизненны, они полны смысла. Если я принимаю то, что этот клиент или студент наводит на меня скуку или раздражает, тогда более вероятно, что я смогу принять его ответные чувства. Я также смогу принять возникающие изменения моего опыта и его чувств. Подлинные отношения обычно меняются, живут, а не остаются статичными.

Поэтому я считаю, что полезно позволять себе быть самим собой в отношениях с людьми, знать, когда мое терпение достигает предела, и принять это как факт; знать, когда я жажду формировать людей или манипулировать ими, и также принять это как факт моего внутреннего опыта. Я бы хотел принимать такого рода чувства так же, как принимаю чувства тепла, интереса, позволения, доброты, понимания, ведь они – такая же часть меня. Именно когда я принимаю все эти переживапния как факт, как часть самого себя, мои отношения с другими людьми становятся тем, чем они есть на самом деле, и получают возможность быстро развиваться и изменяться.

Сейчас я подхожу к главному итогу моего познания людей, который для меня очень важен. Я хочу сформулировать его следующим образом: я обнаружил, что исключительно важно позволить себе понимать другого человека. Вам может показаться странным это высказывание. Неужели необходимо позволять себе понимать другого человека? Я думаю, да. Наша первая реакция на большинство утверждений других людей состоит скорее в их немедленной оценке, чем в понимании. Когда кто-то выражает какое-то чувство, отношение или верование, мы почти немедленно думаем: "Это правильно" или "Это глупо", "Это ненормально", "Это неразумно", "Это неверно", "Это нехорошо". Очень редко мы позволяем себе точно понять, какой смысл имеет это утверждение для собеседника. Я думаю, это происходит потому, что позволение себе понять другого связано с определенным риском. Если я позволю себе понять другого, я благодаря тому пониманию могу измениться сам. А все мы боимся меняться. Поэтому, как я и говорю, нелегко позволить себе понять человека до конца и полностью, понять его точку зрения и чувства. Это также случается редко.

Понимание другого обогащает нас обоюдно. Работая с клиентом, страдающим от личных проблем, чувствующим, что жизнь слишком тяжела, чтобы ее вынести, или с человеком, который считает, что он ничего не стоит и страдает от чувства неполноценности, или с психопатом с его причудливым внутренним миром и понимая их всех, – каждый раз чувствуешь, что обогащаешь себя. Воспринимая их жизненный опыт, я изменяюсь, становлюсь другим, вероятно, более отзывчивым человеком. И что более важно – мое понимание дает им возможность изменяться. Оно дает им возможность принять собственные страхи, причудливые мысли, чувство горя и упадок духа, так же как и свое мужество, доброту, любовь и нежность. И их опыт, и мой говорят о том, что если кто-то полностью понимает их чувства, они сами становятся способны принять их. И после этого клиенты обнаруживают, что и чувства, и они сами – изменяются. Понимаю ли я женщину, которая чувствует, что у нее в голове крюк, за который другие водят ее повсюду, или мужчину, чувствующего, что никто так не одинок и не отделен от других людей, как он, – это понимание важно для меня, Но так же и даже более важно то, что тебя понимают, для человека, которого понимают.

Вот еще один важный для меня итог моего познания людей. Я обнаружил, что очень много обретаю, когда делаю все возможное, чтобы люди сообщали мне о своих чувствах, о личном опыте восприятия. Так как понимание очень обогащает, мне бы хотелось разрушить барьеры между мной и другими людьми, чтобы они, если желают, могли более полно раскрыть себя.

В отношениях с клиентом на сеансе психотерапии у меня есть много возможностей сделать так, чтобы клиенту было легче раскрыть себя. Мое собственное отношение к нему может создать чувство безопасности, в укрытии которого легко общаться. Помогает и точное понимание клиента таким, каким он видит себя, и принятие его чувств и представлений.

Как преподаватель я также многое приобретаю, когда помогаю студентам делиться со мной. Поэтому я стараюсь, не всегда, правда, успешно, создать такой климат на занятиях, в котором свободно могут выражаться чувства и высказываться мнения, отличные друг от друга и от мнения лектора. Я также часто просил студентов заполнять "листки обратной связи", в которых каждый мог выразить свое мнение и личное отношение к курсу. Студенты могли рассказать, соответствует ли курс их запросам, выразить свои чувства по отношению к преподавателю или сообщить о своих личных трудностях при изучении курса. Этот "листок обратной связи" никак не влиял на их оценки. Иногда одни и те же занятия вызывали у студентов совершенно различные чувства. Один студент сказал: "Манера проведения этих занятий вызывает у меня непонятное мне чувство отвращения". Другой студент, не американец, о той же неделе занятий говорил так: "Обучение, которое ведется у нас, – наилучшее, самое полезное и научно обоснованное. Но для таких, как мы, привыкших к авторитарному стилю, этот новый тип обучения непонятен. Такие люди, как мы, привыкли слушать указания, пассивно записывать лекцию за лектором и заучивать то, что задано, для экзаменов. Не стоит говорить, что от таких привычек очень трудно избавиться, даже если они не дают результатов и бесполезны". Принятие этих резко различающихся точек зрения принесло мне большую пользу.

Я обнаружил, что то же самое наблюдается в группах, в которых я выступаю руководителем или воспринимаюсь как лидер. Я хочу, чтобы у людей уменьшился страх или защитные реакции, чтобы они могли свободно выражать свои чувства. Эта идея меня очень захватила и привела к совершенно новой точке зрения на то, что такое управление. Но я не могу об этом распространяться здесь.

Есть еще один важный итог познания, который я вывел из моей консультативной работы. Я могу сказать кратко. Я обнаружил, что очень много получаю, когда могу принимать другого человека.

Я нашел, что искренне принимать другого человека и его чувства вовсе не так просто, во всяком случае, не проще, чем понимать его. Действительно ли я могу позволить другому человеку испытывать враждебность ко мне? Могу ли я принимать его гнев как действительную и законную часть его личности? Могу ли я принять его, если он смотрит на жизнь и ее проблемы совсем по-другому, чем я? Могу ли я принимать человека, который прекрасно относится ко мне, обожает меня и хочет быть таким, как я? Все это входит в принятие человека, и все это нелегко. Я думаю, в нашей культуре все подвержены следующему штампу: "Каждый человек должен чувствовать, думать и верить так же, как я". Мы обнаруживаем, что нам очень трудно позволить детям, родителям или супругам испытывать в отношении тех или иных проблем нечто отличное, от того, что испытываем мы. Мы не позволяем нашим клиентам или студентам отличаться от нас или осмыслять их жизненный опыт по-своему. Как нация мы не можем позволить другой нации думать или чувствовать иначе, чем мы. Однако мне кажется, что различия между людьми, право каждого человека осмыслять свой жизненный опыт по-своему и находить в нем свой смысл – все это бесценные возможности жизни. Каждый человек – сам по себе остров, и он может построить мосты к другим островам только в том случае, если хочет быть самим собой и позволяет это другим. Поэтому я нахожу, что помогаю другому человеку становиться собой, когда я могу принимать его. Это значит – принимать его чувства, отношения, верования, являющиеся действительно частью его самого. И в этом заключена огромная ценность.

Следующий итог моего познания, который я хочу изложить, может оказаться для вас сложным. Он таков: чем более я открыт для восприятия действительности и внутреннего мира – своего и другого человека, – тем менее я стремлюсь "улаживать дела".

Чем более я стараюсь прислушиваться к себе и своим внутренним переживаниям и пытаюсь делать то же самое по отношению к другому человеку, тем более я уважаю сложные перипетии жизни. Поэтому я становлюсь все менее и менее склонным торопиться улаживать дела, ставить цели, формировать людей, манипулировать ими и толкать их туда, куда бы мне хотелось. Я гораздо больше склонен оставаться самим собой и дать возможность другому человеку быть самим собой. Я очень хорошо понимаю, что это мнение может показаться странным, похожим на то, что думают о человеке на Востоке. Для чего же тогда жить, если мы не собираемся ничего делать с людьми? Для чего жизнь, если мы не собираемся формировать людей согласно нашим идеалам? Для чего жизнь, если мы не собираемся учить их тому, чему, как нам кажется, они должны учиться? Для чего же дана жизнь, если мы не собираемся заставлять их чувствовать и думать то же, что чувствуем и думаем мы? Как может кто-то стоять на такой пассивной позиции, вроде той, о которой я сейчас говорю? Я уверен, что такие мысли, должно быть, возникнут у многих как реакция на мои слова. Однако парадокс моего опыта заключается в том, что чем более я хочу быть самим собой в нашей сложной жизни, чем более я хочу понимать и принимать реалии моего опыта и опыта других людей, тем больше изменяюсь и я, и другие. Это очень парадоксально: в той степени, в которой каждый из нас хочет быть самим собой, он обнаруживает, что изменяется не только он, изменяются и другие люди, с которыми он связан. По крайней мере это очень яркая часть моего опыта и одна из самых глубоких истин, которые я познал в личной жизни и в работе.

Теперь давайте перейдем к другим результатам познания, менее связанным со отношениями между людьми, а более – с моими собственными действиями и ценностями. Первый из этих итогов очень краток. Я могу доверять своему жизненному опыту. Одна из основных идей, которую я долгое время не мог постичь и которую я еще продолжаю осваивать, заключается в том, что если действие кажется вам стоящим, его следует предпринимать. Иначе говоря, я понял, что на целостное организмическое чувствование ситуации можно полагаться больше, чем на ее логическое осмысление.

Всю мою профессиональную жизнь я шел в направлении, которое другим казалось глупым и в котором я сам не раз сомневался. Но я никогда не жалел, что шел в направлении, которое "ощущалось правильным", даже если часто бывало, что мне было одиноко или я чувствовал себя не на высоте.

Я обнаружил, что, доверяясь какому-то внутреннему неинтеллектуальному чутью, я позже признавал сделанный шаг правильным. Всю свою жизнь я следовал по неординарному пути, потому что чувствовал, что он верен. И это было так, потому что через 5-10 лет многие из моих коллег присоединились ко мне, и я больше не чувствовал себя одиноким.

Когда постепенно я стал больше доверять этим целостным реакциям, я обнаружил, что могу использовать их в организации мыслительной работы, Я стал с большим вниманием относиться к тем отрывочным мыслям, которые время от времени возникают у меня и вызывают ощущение своей значимости. Сейчас я склонен думать, что эти не совсем ясные мысли и намеки приведут меня к важным областям исследования. Я думаю, что должен верить совокупности моего жизненного опыта, который, как я подозреваю, умнее, чем мой интеллект. Конечно, мой опыт подвержен ошибкам, но, надеюсь, в меньшей степени, чем интеллект, взятый сам по себе...

Близко к этому итогу познания лежит другой, который вытекает из него и говорит, что я руководствуюсь не оценками других. Суждения других, которые я должен выслушать и принять во внимание, по сути, никогда не служили для меня руководством к действию. Познать это было трудно. Я был потрясен, когда серьезный ученый, казавшийся мне более умным и эрудированным психологом, чем я, сказал, что мой интерес к психотерапии – ошибка; что он никуда меня не приведет, и у меня как психолога даже не будет возможности иметь практику.

В более поздние годы я был ошеломлен, узнав, что в глазах некоторых людей был обманщиком, человеком, который занимается медициной без лицензии, автором поверхностной и вредной психотерапии, искателем славы, мистиком и т.д. Но меня не радовало и излишнее восхваление.

И хула, и хвала меня не очень заботили, потому что я начал чувствовать, что лишь один человек (по крайней мере из известных мне, а может быть и вообще) знает, есть ли то, что я делаю, честным, разумным, глубоким, открытым для всех или фальшивым, осуществляемым в целях защиты, неразумным. И этот человек – я. Я рад любым свидетельствам оценки своей работы. К их числу относится и критика (дружелюбная и враждебная) и похвала (искренняя и притворная). Но задачу оценки этих свидетельств, определения их значения и полезности я не могу передать никому.

Учитывая то, о чем я только что рассказал, следующий результат моего познания вас наверное не удивит. Самым высоким авторитетом для меня служит опыт. ¹² Пробный камень достоверности – мой собственный опыт. Ни мысли других, ни мои собственные мысли не важны так, как то, что я испытываю. Именно к опыту я должен снова и снова возвращаться, чтобы приблизиться к постижению истины, как это происходит и в моем собственном развитии.

Ни Библия, ни пророки, ни Фрейд, ни исследования, ни открытия Бога или человека не могут превзойти мой собственный опыт. Мой опыт тем более надежен, чем более он первичен, если можно так выразиться. Так, в иерархии различных видов опыта более надежным будет опыт самого нижнего уровня. Если я читаю лекции по теории психотерапии, и если я формулирую теорию психотерапии, основанную на работе с клиентами, и если у меня также имеется прямой опыт работы с клиентами, их надежность увеличивается в том порядке, в котором я перечислил эти виды опыта.

Мой опыт занимает ведущее положение не потому, что он безошибочен. Он надежен, потому что он всегда может быть проверен при следующем контакте с клиентом. Поэтому всегда можно исправить часто встречающуюся ошибку или какой-нибудь недостаток.

Еще один итог моего личного познания. Мне нравится выявлять правила, которым подчиняется мой опыт. Я обязательно стараюсь найти значение, упорядоченность или закономерности во всяком большом массиве опыта. Это мое как бы любопытство, которое, я думаю, достойно поощрения, так как оно приводит к замечательным результатам. Оно привело меня ко всем главным положениям, которые я высказал. Оно привело меня к поиску закономерностей во всем том, чем занят клиницист, работая с детьми, и отсюда появилась моя книга "Клиническое лечение трудного ребенка". Оно привело меня к формулированию основных принципов, которые, казалось, работали в психотерапии, а отсюда – к появлению ряда книг и множества статей. Любопытство привело меня к исследованию различных закономерностей, которые, я чувствую, встречались в моем опыте. Оно соблазнило меня создать теории для соединения тех закономерностей, которые я обнаружил в опыте, и спроецировать их на новые неисследованные области, где в дальнейшем они могут быть проверены.

Поэтому я стал понимать, что и научное исследование, и создание теории направлены на упорядочивание важного для меня жизненного опыта. Исследование – это постоянные направленные попытки увидеть смысл и закономерность в явлениях субъективного опыта. Они необходимы, потому что важно воспринимать мир упорядоченным и потому что, если мы понимаем закономерности природы, это ведет к стоящим результатам.

Таким образом, я стал понимать, что причина моих занятий исследованиями и построением теории лежит в необходимости удовлетворить нужду воспринимать мир упорядоченным и имеющим смысл. Это – моя субъективная нужда. Иногда я проводил исследование не по этой причине – для того, чтобы убедить других, убедить оппонентов и скептиков, пойти дальше в своей профессии, завоевать престиж, и по другим непривлекательным причинам. Эти ошибки в целях и соответствующих действиях только убедили меня в том, что имеется лишь одна здравая причина для научного исследования, а именно желание удовлетворить свою потребность в осмыслении мира.

Другой итог познания, потребовавший от меня много усилий для его понимания, можно сформулировать в двух словах: факты благоприятны.

Я очень заинтересовался тем, что большинство психотерапевтов, особенно психоаналитики, неизменно отказывались научно исследовать свою психотерапию и не разрешали другим делать это. Я могу понять их поведение, потому что испытывал такие же чувства. Я хорошо помню, как в ранних исследованиях я волновался за конечный результат. А что, если наша гипотеза будет отвергнута? А что, если наша позиция была ошибочной?! Оглядываясь назад, я вижу, что в то время факты казались потенциальными врагами, потенциальными вестниками несчастья. Очень нескоро я пришел к мысли, что факты всегда благоприятны. Любое доказательство, которое можно найти в каждой области, приближает нас к истине. А то, что приближает к истине, никогда не может быть вредным, опасным, неудовлетворительным. Поэтому, хотя я и не люблю изменять свою точку зрения, я до сих пор ненавижу отказываться от старых представлений и понятий. Однако на каком-то более глубинном уровне я в большей мере понимаю, что эти болезненные перестройки и есть то, что называется познанием. Хотя они и болезненны, но всегда направляют на более правильный путь, к более верному видению жизни. Так, в настоящее время одной из наиболее заманчивых областей исследования для меня есть та, в которой благодаря научным доказательствам потерпели крах некоторые из моих любимых идей. Я чувствую, что если смогу пробиться сквозь эту проблему, то ближе подойду к истине. Я уверен в том, что факты будут моими друзьями.

Вот здесь я хочу предложить вам итог познания, которое было для меня наиболее благодатным, так как дало мне возможность почувствовать глубокое родство с другими людьми. Я могу выразить этот итог следующими словами. То, что наиболее присуще мне лично, относится и ко всем людям. Было время, когда в беседах со студентами, преподавателями или в статьях я выражал сугубо личное мнение. Мне казалось, что отношение, которое я выражаю, настолько лично, что, возможно, не будет понято никем. Двумя примерами этого служат предисловие к книге "Психотерапия, центрированная на клиенте" (издатели считали его неуместным) и статья на тему "Человек или наука". В обоих случаях я обнаружил, что чувство, которое казалось мне сугубо личным, принадлежащим только мне и потому непонятным другим, нашло отклик у многих людей. Этот случай заставил меня поверить, что то, что наиболее лично и присуще только одному из нас, если оно выражено и разделено с другими, может о многом говорить и другим людям. Это помогло мне понять художников и поэтов, которые осмелились выразить то уникальное, что в них есть.

Есть еще один итог познания, который, возможно, лежит в основе всего остального, о чем я говорил до сих пор. Этот итог встал передо мной после более чем двадцатипятилетней работы – помощи людям с личными проблемами. Проще всего этот итог можно выразить так: мой опыт говорит мне, что в основе человека лежит стремление к положительным изменениям. Глубоко соприкасаясь с индивидами во время психотерапии, даже с теми, чьи расстройства наиболее сильны, чье поведение наиболее антисоциально, чьи чувства кажутся наиболее экстремальными, я пришел к выводу, что это правда. Когда я смог тонко понимать выражаемые ими чувства, принимать их как индивидуальность, я смог обнаружить у них тенденцию развиваться в особом направлении. Каково же это направление, в котором они развиваются? Наиболее верно это направление можно определить следующими словами: позитивное, конструктивное, направленное к самоактуализации, зрелости, социализации. Я начал чувствовать, что чем более полно человека понимают и принимают, тем более он старается сбросить фальшь фасада, используемого им при встрече с жизнью, и тем более стремится идти вперед.

Я не хочу, чтобы меня поняли неправильно. Я не воспринимаю человеческую природу в духе Поллианны¹⁴. Я знаю, что из-за защитных реакций и страха люди могут вести себя жестоко, незрело, очень разрушительно, антисоциально, причинять боль. Однако мой опыт работы с ними вдохновляет меня и дает мне силы, так как я все время убеждаюсь в положительном направлении их развития на глубинном уровне – точно так же, как и у всех нас.

Давайте закончим это подведение итогов последним кратким выводом. Жизнь в ее лучшем виде – это текущий и изменяющийся процесс, в котором ничто не есть неизменным.

И для меня, и для моих клиентов жизнь наиболее богата и благодатна, если она движется, течет. Это ощущение и очаровывает, и немного пугает. Мне лучше всего, когда я могу позволить моему опыту нести меня куда-то вперед, по направлению к целям, которые я еще смутно себе представляю. В этом движении, в несущем меня потоке богатого жизненного опыта, в попытках понять его изменчивую сложность становится ясным, что в нем нет места чему-то неизменному. Когда я могу таким образом плыть в этом потоке, мне становится ясно, что не может быть ни закрытой системы верований, ни неизменной системы принципов, которых я придерживаюсь. Жизнь направляется изменяющимся пониманием и осмыслением моего опыта. Она всегда в развитии, в становлении.

Сейчас вам ясно, почему нет ни одной философии, верования или принципов, в которых я мог бы убеждать других людей и принуждать их им следовать. Я могу жить лишь благодаря самостоятельному осмыслению моего текущего жизненного опыта и поэтому пытаюсь дать возможность другим развивать их собственную внутреннюю свободу и понимать их собственный значимый для них опыт...

Date: 2015-09-03; view: 278; Нарушение авторских прав