Двое суток спустя

Долгий путь до пределов врага Цин подходил к концу. Варвары снова взбунтовались. Опять непорядок на севере империи. Только недавно был разбит враждебный государству Цин туземный вождь Бомбогор и оставлены на две зимы небольшие гарнизоны с чиновниками, чтобы помочь нашим ставленникам из варваров управлять над ближними землями. Этот Балдача должен был сдерживать агрессивные поползновения мелких туземных вождей и вовремя атаковать их, дабы они не устраивали волнений близко к пределам Цин. Но нет, этот неспособный к управлению варвар при первой же угрозе прибежал в Нингуту. Тут он принялся жаловаться местному чашаню[1]на какого‑то дахура, который забрал у него пару городков.

– Он ничего не сделал сам! – сердился заместитель мукденского дутуна[2]чалэ‑чжангинь[3]Лифань. – Балдача должен был сам разбить этого выскочку!

– Значит, он нам более не нужен, – прикрыв глаза, еле слышно проговорил стоящий рядом с Лифанем чиновник, гун первой степени, посланный амбанем[4]Мукдена в этот поход усмирения северных варваров. – Найдётся другой варвар, более умный.

– Который бы сделал так, чтобы мы не отвлекали силы на никчёмного врага, – добавил второй чиновник.

Разведчики из числа преданных варваров докладывали, что городок, основанный новым амурским князем на месте временной заставы маньчжуров, находится в одном конном переходе.

Вскоре, заметив обещанный туземцами широко раскинувшийся на берегу по левую руку луг, Лифань приказал рулевому править к берегу. Флотилия постепенно собиралась у места высадки, корабли скреплялись между собой, настилались мостки.

– Хорошее место для лагеря, – огляделся военачальник.

Пока начиналась высадка войска Лифаня, его небольшой, в пятьдесят всадников, кавалерийский отряд был послан в ближнюю разведку. Надо было немедленно показать туземцам присутствие тут маньчжуров, дабы те устрашились. Ведь ещё ни разу варвары не выдерживали силу имперского оружия. Верных туземцев Лифань отправил занять ближний к лагерю лес, отстоящий на добрую пару ли[5]от берега, – нужно было обезопасить место лагеря его войска, а то бесчестные варвары могут напасть в момент, когда воины не готовы к бою.

Прошло лишь несколько мгновений после того, как кавалеристы Томгуня скрылись за сопкой, как в голове чалэ‑чжангиня громом отдались залпы множества аркебуз. Маньчжур сразу понял, что это стреляли не корейцы из его отряда, только взбирающиеся на вершину сопки по пологому склону, неся значок и знамя отряда. Вскоре послышался далёкий лязг железа и гневное ржание коней. Военачальник оторопел: ещё не все воины высадились на берег, а его отряды уже подвергаются атаке врага. Он, конечно, уже знал, что у северных варваров есть аркебузы, но столь частые выстрелы, звучащие за сопкой, заставляли его сердце разъярённо сжиматься.

– Вперёд, вперёд! Атакуйте врага! – завизжал маньчжур, отправляя в атаку на невидимого врага китайцев, постепенно собирающихся на берегу.

Наконец, открыли огонь и корейцы, обрушив на неприятеля десятки свинцовых шариков, уж они‑то должны уничтожить врага! Лифань перевёл дух. Его кавалеристы и корейские аркебузиры заставят врага понести значительные потери. Сейчас к месту схватки подойдут и китайцы, поэтому можно заняться лагерем для войска.

Едва наспех собранный китайский отряд начал выдвижение к месту боя, как из‑за сопки показались кавалеристы. Пять… десять… пятнадцать. Лишь пятнадцать всадников из полусотни вернулись из боя. Лифань вскочил на коня и, сопровождаемый своей стражей, помчался навстречу остаткам конного отряда.

– Стойте, трусы! Где Томгунь?! – негодуя, задыхался от злости военный чиновник. – Как такое возможно? Где остальные?

– Господин! Господин! На нас напали одетые в железо всадники, они пробирались к месту нашей высадки лесом, там же, за деревьями, скрывались до поры и аркебузиры врага. Они подпустили нас ближе и расстреляли! У них были и небольшие пушки на сошках! Томгунь погиб первым, господин, – валялся в ногах его коня один из воинов в окровавленном кожаном доспехе. – Мы вытянулись змеёй, только это не убило нас всех сразу.

– Наши стрелы отскакивали от их доспехов, господин! Мы смешались, а они атаковали нас. Они рубились, словно демоны! Только аркебузиры и спасли нас, варвары тут же отошли в лес, едва круглошляпники начали стрелять, – вторил ему другой.

Лифань приказал четырём сотням туземцев и китайскому отряду прочесать лес, а сам между тем организовывал установку своего шатра.

К вечеру вся его армия высадилась, в том числе и артиллерия: двенадцать пушек малого калибра. Крепость врага уже можно было наблюдать, находясь на сопке. После осмотра оной у Лифаня осталось двойственное чувство – вроде крепость не сильна и не крупна: не видно пушек и нет многочисленного гарнизона, ни единого корабля не стоит у причалов, хотя ему говорили о неких самодвижущихся судах, плюющих в небо чёрным дымом. Значит, это была ложь – трусливые варвары готовы и демонов с кривыми мечами приписать врагу, если он победил. А в крепости чужаков вроде бы ничего удивительного не было. Подумаешь, земляные валы – корейцам не помогли и горные утёсы, а у солонов были такие же в их грязных городках.

Лагерь готовился к ночёвке, чтобы завтра с утра обложить укрепления неприятеля да расставить пушки. Тем временем вернулись воины, прочёсывавшие лес. Этот рейд дорого им обошёлся: туземцы потеряли семь десятков воинов, никого не найдя среди тайги.

– Проклятые варвары просто сбежали к врагу! – хлопнул кулаком по колену Лифань.

– Они всегда готовы нас предать, – заметил один из чиновников, дзаргучей[6]. Этот чиновник должен был сменить на Зее Ципиня, отзываемого обратно в Мукден.

– Не стоит их пускать в бой одних, варвары сбегут, помня о своём Бомбогоре, – добавил другой.

– Я знаю об этом! – рявкнул Лифань и вышел из шатра, проворчав: – Проклятые советчики!

На Сунгари опускался вечерний сумрак, в лагере маньчжуров зажигались костры, воины собирались готовить ужин. Весь день они рубили деревья, чтобы сделать шесты и лестницы для преодоления стен варварской крепости. Теперь им стоило отдохнуть перед завтрашним боем. Словно вторя маньчжурам, и во вражеской крепости зажигались далёкие огоньки. Причём это бы ли фонари, а не открытое пламя костра. Вскоре Лифань снова отправил к крепости несколько групп разведчиков, и тут маньчжуру улыбнулась удача – все они вернулись без потерь. Как оказалось, враг заперся в крепости, которую прикрывала цепь валов. Подойти к ним не было никакой возможности, потому что варвары наставили перед укреп лениями шесты с фонарями, освещающими подходы. Также разведчики заметили неподалёку от крепости, между холмов, ничем не освещённое поселение. Вероятно, враг не желал, чтобы маньчжуры его заметили.

«Этот амурский князь варварских племён башковитее своего предшественника. У того хватило ума лишь на сражение, в котором у него не было ни единого шанса. Этот же действует из засад и сидит в крепости», – рассуждал ночью Лифань, обдумывая завтрашний день.

Спору нет, сражение в чистом поле не давало бы ни единого шанса проклятым варварам. Маньчжурское войско легко бы разогнало толпы туземцев. Но эти негодяи заперлись в крепости. Ну что же, следует повторить несколько раз удачно применяемый способ, чтобы заставить сдаться мятежный гарнизон. Нужно поджечь укрепления или постройки внутри укреплений. У воинов Лифаня в достатке имелось огненных стрел.

Глубокой ночью военачальник составил план сражения, и только он решил прилечь, как звенящую тишину разорвал далёкий вопль и хлопки выстрелов. Взревев, маньчжур выскочил из шатра. Тут же появились и соглядатаи мукденского дзаргучея. Они возбуждённо переговаривались, Лифань услышал о том, что с утра необходимо атаковать неприятеля. Они надеялись на подавляющее большинство маньчжуров: две с лишним тысячи воинов – это огромное войско для туземцев, пусть у них и не много аркебуз.

Вскоре к военачальнику подскакал один из командиров и, слезши с коня и поклонившись, доложил, что варвары убили троих часовых, но были отогнаны.

– Отогнаны, но не убиты! – вскричал Лифань, после чего развернулся и, откинув полог шатра, прошёл внутрь, обессиленно рухнув на расстеленные циновки и одеяла. – Это плохо, плохо! – уже бормотал он.

Однако ему не спалось, он долго ворочался, пытаясь заснуть, но всё зря. Злой и удручённый, он встал и начал ходить по шатру, пока его не посетила мудрая мысль: а ведь можно одновременно атаковать с воды и с земли! Таким способом победа будет добыта ещё быстрее. Нужно установить на корабли деревянные щиты, которые бы защитили его воинов от аркебузиров врага, атаковать крепость со стороны реки и постараться её поджечь… Довольный собой, чалэ‑чжангинь позвал к себе начальников отрядов. Он поставил им задачу – к обеду оснастить десять кораблей щитами и, посадив на них лучников и часть стрелков из аркебуз, атаковать крепость. А сам он поведёт остальное войско на приступ крепости по суше.

С утра маньчжурского военачальника вновь ждали нехорошие вести – за ночь была убита ещё дюжина воинов, причём это случилось в рассветные часы, сразу после того, как воины заступили в караул. Погибли три караульных и спящие неподалёку воины. Их попросту перерезали, как овец. Что за бесчестный противник! Этого солонского князя нужно доставить живым в Мукден, и пусть там разбираются с этим варваром. Что за несчастье воевать в далёком краю с хитрыми и грязными туземцами, когда можно побеждать Мин? Именно там легче всего получить повышение и подарки от императора. А не в этом медвежьем углу, где от тебя не ждут ничего, кроме победы.

Наконец, настала пора выдвигаться к крепости, чтобы обложить её со всех сторон, в том числе и с реки. Десяток кораблей начал движение, выстраиваясь в колонну. Но всё же в душе Лифаня саднило чувство тревоги, что‑то мешало ему. Он понимал чутьём своим, что сил, у него имеющихся, недостаточно, чтобы взять неприятельскую крепость. Но его солдаты были бодры, полны сил и горели желанием наказать подлых туземцев. Лязгая железом, воины приближались к врагу, неся лестницы и шесты, а также верёвки, снабжённые крючьями, чтобы, зацепившись за стену, подняться по ней вверх. На повозках к крепости врага катили и захваченные у китайцев пушки обстреливать оплот неприятеля, вынуждая того спасаться от гнева императора.

Приближаясь к крепости, Лифань разглядывал незнакомые ему правильные геометрические очертания её укреплений и начал понимать, что это не похоже на привычную варварскую крепость. Их земляные курятники не шли ни в какое сравнение с этим оборонительным сооружением. Сердце Лифаня защемило.

– Что‑то тут не так, – пробормотал он. – Это не могут быть амурцы.

Он обернулся на чиновников. Те посматривали на крепость с таким же озабоченным видом, что и сам военачальник. Да и чиновники эти – вчерашние воины, не лучшего, правда, качества, иначе служили бы южнее, но всё же и они понимали, что ситуация с этой крепостью не столь проста. Разглядев же крест на стяге, что реял над крепостью, Лифань всё понял. Это проклятые чужаки из‑за моря, что помогают Мин лить пушки!

– Они тут, ну конечно же! – проревел он, делясь своей мыслью с чиновниками из Мукдена. – Эти чужестранцы‑христиане.

– Но у них есть пушки, – осторожно заметил один из них. – Они продают их и нам, и китайцам.

Побледнев, Лифань уставился на крепость. А корабли тем временем строем подходили к ней, чтобы выпускать рои стрел, снаряжённых огненным зарядом.

– Если удастся поджечь крепостные постройки, – начал было один из чиновников за спиной, – то…

Слова его потонули в громовых раскатах выстрелов. Та часть крепости, что возвышалась над рекой, окуталась дымом. У варваров, помимо аркебуз, видимо, была и артиллерия. Лифань почувствовал, как у него противно заныло нутро.