Ii) Оды Соломона

Труд, известный сегодня под названием Оды Соломона, написан на сирийском языке. Он дошел до нас в отрывках и кусках в нескольких манускриптах, и особенно богато находками было начало XX столетия. Существует сорок две оды, и по поводу их датировки и характера все еще идут споры. Кто–то относит их к III веку, однако их очевидная связь с иудейским типом мышления, представленным в Кумране, и с четвертым каноническим Евангелием заставила некоторых исследователей высказать смелую гипотезу о том, что они созданы в конце I или начале II столетия[1719]. Мы помещаем их тут, рядом с авторами конца II – начала III веков, не потому, что вполне уверены в хронологии, но потому, что они выражают богословие и духовность, которые, хотя и коренятся в иудейском благочестии, отраженном в Псалтыри и кумранских текстах, но показывают признаки (насколько я могу судить) и более развитого богословия и образного ряда, чем Новый Завет или труды мужей апостольских. Однако подобные суждения грешат субъективностью. Так что наши аргументы не будут строиться на выводах касательно датировки или контекста этого раннего сборника христианских гимнов.

Оды несут в себе пылкую духовность, выраженную в плавной сирийской поэзии. В отличие от более позднего сирийского христианства, они надежно укоренены в четкой доктрине творения и воплощения[1720]. Верующий радуется близкому, теплому, дающему жизнь союзу с Мессией, с Духом Святым и с Богом Творцом[1721]. При этом Оды подчеркивают обетование последнего «покоя», родственного ветхозаветным представлениям о субботе[1722]. В манере, напоминающей по языку Евангелие от Иоанна, они говорят о верующем, соединяющемся с Мессией, бессмертным, который имеет жизнь в себе и дает ее другим[1723]. Те, кто принадлежит Мессии, обретут бессмертие и нетленность скорее как дар, а не как изначальное свойство[1724]. Им обещан рай, описания которого в Одах иногда необыкновенно напоминает нечто посюстороннее[1725].

Однако говорят ли Оды о самом воскресении? Несомненно. Пятнадцатая Ода перекликается с 1 Кор 15:

Облекся я бессмертием именем его,

И очистился от тлена милостью его.

Повержена смерть пред ликом моим,

И повержен Шеол словом моим.

И взошла в земле Господней жизнь вечная,

И возвестили ее верным его,

И беспредельно дана была (она) всем верующим в него.

Аллилуйя[1726].

Это утверждение христианской надежды усилено в отдельных разбросанных строках: так, например, в 17:13 говорится о Мессии, дающем воскресение своим последователям, а в 21:4 о том, что людям даны будут новые «части тела», которые не будут страдать от болезни, скорби и мучения[1727]. Ода 29 напоминает Пс 14 (который, как мы видели, цитируется в Деяниях Апостолов в составе раннего провозвестия о воскресении Иисуса), когда говорит о Господе, спасающем верующего из Шеол`а:

Господь суть надежда моя,

И да не устыжусь Его…

И милостями Своими возвеличил Он меня,

И великой честью Своей возвысил Он меня.

И побудил Он меня восстать из глубин Шеола,

И из уст смерти вызволил Он меня.

И умалил я врагов своих,

И оправдал меня Он милостью Своей.

Ибо уверовал я в Мессию Господнего

И счел, что Он и есть Бог[1728].

Считается, что и Ода 41 относится к воскресению:

Ибо великий день засветил нам,

И чудесен Тот, кто воздал нам славою Своей…

Муж, смиривший себя,

Был вознесен от праведности своей[1729].

Но два наиболее очевидных свидетельства содержатся в Одах 22 и 42. В 22 сам Мессия говорит о победе над семиглавым драконом, которую дал ему Бог, чтобы теперь он проложил «путь» тем, кто верит. Гимн продолжается («она» в тексте – божественная десница, совершившая все это):

И вызволила она их из могил

И отделила от мертвых.

Она взяла мертвые кости

И покрыла их плотью.

Но были они неподвижны,

Посему дала она им жизненную силу.

Непорочен был путь Твой и лик Твой;

Привел Ты мир Свой к тлену,

Чтобы все распалось и обновилось.

И основание всего суть скала Твоя.

И на ней воздвигнул Ты Царствие Свое,

И сделалось оно местом обитания святых.

Аллилуйя[1730].

Это, очевидно, размышление над Иез 37, где библейский текст относится к божественному акту избавления народа, когда весь мир идет сквозь тление и разложение к новому творению, которое есть божественное царство, последний дом для спасенных. Такие чувства вполне соответствуют Исайе, Откровению Иоанна или Павлу. Позже, в финальной Оде, возможно, предвосхищенной уже в 17, Мессия рассказывает о деле спасения, включая поражение ада:

Меня не отвергли, хотя и хотели,

И не погиб я, хотя они и считали меня (погибшим).

Шеол же узрел меня и поколебался,

И Смерть низвергла меня и многих вместе со мною.

Я был уксусом и горечью его (т. е. Шеола),

И спустился я с нею вниз на глубину его.

Затем же отпустил он ноги и голову,

Ибо был он неспособен выносить лик мой.

И создал я собрание живых среди его (т. е. Шеола) мертвых

И говорил с ними устами живыми,

Дабы слово мое не было бесполезным.

И ринулись ко мне умершие,

И возопили, и заголосили: «Сын Божий, смилуйся над нами,

И поступи с нами по доброте Твоей,

И вызволи нас из оков тьмы.

И открой нам дверь,

В которую мы сможем выйти к Тебе,

Ибо осознали мы, что смерть наша не коснулась тебя.

А еще да спасемся с тобою,

Ибо ты – Спаситель наш»[1731].

Можно было бы с легкостью неверно истолковать начальные строки как выражение докетических или даже гностических представлений, что Мессия на самом деле не умер[1732]. Но настоящая параллель этому месту – Прем 3:2, 4 и ее контекст[1733]. Тут не сказано, что праведные (в данном случае сам Мессия) не проходят через страдание физической смерти, но что видевшие уверены, что они (или он) ушли навеки, хотя Бог живой печется о них. В случае Мессии он ушел в мир умерших, чтобы спасти тех, кто там пребывает. Это явно перекликается с «и духам в темнице пошел проповедать» из 1 Петр 3:19, если понимать отрывок строго в данном смысле[1734]. Но главное, в полном согласии с иудаизмом и Павлом, то, что смерть и преисподняя враждебны Богу, миру и человеку и что спасительное дело Мессии – сокрушить их и освободить находящихся в их оковах. Это, бесспорно, новая формулировка главного направления иудейской веры эпохи Второго Храма, построенная вокруг самого Мессии. Воскресение Мессии, столь живо и красочно явленное в этих стихах, как в иконе с золотым окладом, позволяет ему воскресить всех тех, кто ему верит. Оды можно поставить в один ряд с великими богословами двух первых веков; это живое напоминание о том, что Церковь выражает свою веру и учит ей в такой же степени посредством поэзии и песни, как и при помощи богословских аргументов.