I. Непричесанные мысли 5 page

А сколько было потопов и без Ноя!

Выходя из родной каморки, искусство порой попадает в камеру.

Какой прок от широты взглядов, если демонстрировать ее можно только в узком кругу.

Триумф человековедения – документы тайной полиции.

На пути наименьшего сопротивления подводят даже надежные тормоза.

Давайте проявим деликатность – не будем спрашивать о человеке, жив ли он.

«Упал – отжался!» – лишь тренировка рекрута, жизнь – это «умри – воскресни!».

Не каждая серость имеет свойства серого вещества мозга.

Элитарность следует сделать всеобщей!

Самые благородные слова вылетают из его уст. Стоит ли им удивляться?

И полицейская дубинка может указывать направление.

У актера должно быть что сказать, даже если он играет роль без слов.

Великий актер создает собственное лицо с помощью грима, парика или накладного носа.

Я видел больших актеров, которые играли самих себя. Тогда я заметил, какими они были бы маленькими, если бы не были такими великими.

Валаамова ослица заговорила человеческим голосом. Неужели кое‑кто из актеров не способен последовать ее примеру?

Шекспир, возможно, и не был Шекспиром, но то, что Х не Шекспир, – это точно.

Мир его пьес так тесен, что поместится на любой сцене.

Самая кровавая трагедия – это когда кровь ударяет в голову зрителя.

Старайтесь разминуться с целью на безопасном расстоянии.

Будешь гнуть хребет – сгорбится душа.

Эксплуатация человека человеком? Это как раз по‑человечески.

Некоторые страдают гиперфункцией политических желез.

И механизм диктатуры не перпетуум мобиле.

Если бы зверь убил преднамеренно, это было бы по‑человечески.

По крайней мере из одной системы мы еще очень долго не выберемся – из Солнечной.

Гамлет давно уже должен стать Крезом – на протяжении веков кто только не подбрасывал в его монолог свою лепту!

Каждый зритель в театре воспринимает представление через свою собственную акустику.

Настоящий актер, покинув сцену, до конца жизни играет только человека.

Хлеба и зрелищ! И хлеб должен быть все белее, а зрелища все кровавее.

Искусство – огромная сила.

Его героем может быть даже трус.

Сыграв свою роль, актеры сходят со сцены. В театре.

Порой фарс действительности может передать на сцене лишь трагедия.

Писатели! Писать надо не чернилами, а кровью! Но только не чужой.

Как часто мы играем комедию без надежды на аплодисменты.

Ничего удивительного, что трагедия родилась в греческом театре – а чего еще ждать при таком болтливом хоре?

Лишь вечная неудовлетворенность поэтов может удовлетворить литературу.

Плагиаторы могут спать спокойно. Муза – женщина, она вряд ли расскажет, кто у нее был первым.

Многие люди переживают свои трагедии.

Но не каждому их пишет какой‑нибудь Софокл.

Решающую роль в этой пьесе играет политика. И проваливает ее.

Сколько прекрасных трагедий один‑единственный хлопок в зале тут же превратил бы в комедию!

Берегитесь тем, от которых нельзя уйти!

Извечный гамлетовский вопрос в каждой стране звучит по‑своему.

Некоторые писатели напоминают мне берлинских дамочек, которые пристают по ночам на улицах, мяукая как кошка: «Я так люблю царапаться…»

Тот, кто родится классиком, не умирает. О нем забывают.

Крупнейшие шедевры гениальных авторов способны уместиться в сердце одного человека. Пьескам халтурщиков не хватает места и на огромных сценах.

У того, кто первым уловил смысл анекдота, еще есть время притвориться, что он его не понял.

Скуку не следует разгонять силами полиции!

Странно, что «философии отчаяния» больше всех боятся оптимисты.

Этот писатель оригинально и совершенно по‑новому сказал: «Хочу пописать!»

Сатирики, забудьте про слова, за них все скажут цифры!

В некоторых театрах царит просто невероятный натурализм – даже портянками со сцены несет! Только вот персонажи неправдоподобные.

Опера еще не исчерпала своих возможностей – ведь нет на свете такой глупости, которую нельзя было бы спеть.

Сатиру не привлекает то, что смешно само по себе.

В зеркале речи часто отражаются обнаженные человеческие гениталии.

«Я не был экзистенциалистом!» – заявил покойник.

Неписаный театральный принцип: актер‑заика не должен играть заику.

Многие «железные репертуары» давно пора сдать на металлолом!

Два черных злодея – но какие разные краски!

Тот, кто пережил трагедию, не был ее героем.

Порой кажется, что за поступками людей и богов стоит неизвестная третья сила.

Есть писатели, которых невозможно перевести на иностранные языки. Их можно спокойно пропагандировать за границей.

Вот это спектакль! Столько персонажей на сцене, столько слов – и все убеждают лишь в том, что автору совершенно нечего сказать.

Будь реалистом: не говори правду.

Некролог мог бы стать прекрасной визитной карточкой.

Высший разряд клаки: те, кому платят за отсутствие аплодисментов.

Заголовок: «Шесть персонажей удирают от автора».

Стремясь к наивысшей изысканности, сможем ли мы когда‑нибудь увидеть мир свежим взглядом троглодита?

К совершенству в искусстве ведет метод исключения – но только не творцов.

Даже в собственной жизни человек играет всего лишь маленький эпизод.

Бывает, что лавры укореняются прямо в голове.

Трагизм эпохи лучше всего отражает ее смех.

Исторические документы должны быть легковоспламеняющимися.

Он был задавлен насмерть своим собственным памятником.

На брудершафт с Сократами пьют цикуту.

Другие превратили все в посмешище, а мне незаслуженно достались лавры сатирика.

Всё уже написано. К счастью, не всё еще осмыслено.

Есть пьесы настолько слабые, что они просто не могут сойти со сцены.

Власть чаще переходила из рук в руки, чем из головы в голову

А что, если устроить дуэль двух Гамлетов – кому быть, а кому не быть?

Я внимательно слежу за творчеством этого писателя, начиная со времен Гомера.

Отнюдь не эстеты определяют соотношение сил.

Похоже, что у некоторых поэтов труха в голове сенная – она неплохо кормит Пегаса.

Прошло проверку временем? Укажите каким!

Положительных героев даже не надо создавать – их достаточно назначить.

После некоторых литературных ревизий от того, что им подверглось, почти ничего не осталось. Все забрали ревизоры.

Пьеса, которая отучает думать, тоже может быть поучительна.

Возможно, когда‑нибудь появится искусство, способное без слов и без жестов – одним только взглядом – выразить переживания народа.

Я обратил внимание, что людям особенно по душе такие мысли, которые не заставляют думать.

Умные мысли рождаются из головы, как Афина Паллада, прекрасные – выходят из пены, как Афродита.

Самое ужасное – это личные дела несуществующих людей.

О своей эпохе больше расскажут те слова, которые не употребляют, чем те, которыми злоупотребляют.

То, что один поэт говорит о другом поэте, можно сказать и не будучи поэтом.

Неужели люди растут лишь затем, чтобы воевать за то, кто из них выше?

Бессмертный автор умирает в своих подражателях.

О нем можно отзываться лишь негативно – но зато в превосходной степени.

Искусство движется вперед, а за ним по пятам – надзиратели.

Эх, если б и узость кругозора была лишь бытовым неудобством!

В некоторых источниках вдохновения Музы лишь омывают ноги.

Шедевр будет понят даже глупцом – но совсем по‑другому!

Увенчивать лаврами стоит лишь тех, у кого есть головы.

И в начале некоторых песен вместо скрипичного ключа стоял знак параграфа.

Если действующими лицами политических анекдотов становятся звери – значит, наступила бесчеловечная эпоха.

В искусстве нет новых направлений, есть только одно – от человека к человеку.

А ведь казалось, нет более восприимчивой публики, чем пустоголовая.

Нам нравится слышать свой внутренний голос откуда‑то извне.

Слово, ставшее делом, покидает литературу.

Кажется, меня считают мастером юмора безвыходных ситуаций.

Как распознать историческую бурю? После нее еще долго ломает кости.

Глубину можно имитировать, сгущая краски.

Писатель, который никогда не углубляется, всегда держится на поверхности.

Шаткость доводов ужесточает позицию.

Кто нашел отклик – тот повторяется.

Стремись к лаврам! Но не с чужой головы.

Создавайте о себе мифы – ведь именно так поступали боги.

Пусть он станет индикатором того, сколько голов в среднем приходится на душу населения.

Художник, не изобразивший властителя‑калеку героем, явно не был реалистом.

Порой мы стоим над пропастью, как перед рампой сцены, и удивляемся: а куда же делась публика?

Чтобы стать реалистическим, искусство должно сначала деформировать человека.

Интересно, мышление – это социальная функция или функция мозга?

Прочь с дороги Правосудия! Оно слепое.

Порой у творения есть выбор: остаться авторской работой или стать произведением искусства.

И человек бывает разделен на сферы влияния разных особ.

Чем ближе мы к истине, тем дальше от действительности.

Где тот прейскурант, в котором указано, что же все‑таки можно получить, заплатив любой ценой?

Как правило, арьергард старого авангарда является авангардом нового арьергарда.

Смерть – это deus ex machina[5]человеческой трагедии.

Мне кажется, что я все время играю драматические эпизоды в каком‑то бесконечном фарсе.

Ах, если бы мы могли видеть жизнь, а не ситуации!

И мелким тварям порой удаются великие творения.

О нем говорили с восхищением: «Догоняет гениев!»

Я взволнованно спросил: «А с какой целью?»

Каждый язык должен создавать такие каламбуры, какие в данный момент нужны его народу.

Из их слов вы поймете, о чем они хотели промолчать.

У сценического мастерства сейчас только режутся зубы. Сколько ж времени пройдет, пока оно приблизится к нашему зрелому лицедейству в повседневности?

Иногда две эпохи в искусстве разделяет всего лишь один штрих художника.

Как же приятно вспомнить то время, когда предавался воспоминаниям.

Он был трусоват, поэтому хранил свои мысли в чужих головах.

Он на все наклеивал фиговые листки, но, ничего не скрывая, описывал, что под ними находится.

Не богохульствуй, если не веруешь!

Всё уже открыли до нас, осталась лишь целина, граничащая с пошлостью.

Можно ли создавать шедевры силой? Да, только надо иметь эту силу.

Иногда промежуток между прошлым и будущим нужно прожить в каком‑нибудь неопределенном времени грамматики.

Все люди – актеры. Как же всех обеспечить ролями?

Некоторые ступени карьеры ведут прямо на виселицу.

Раньше и вечность длилась дольше.

Отсутствие таланта он восполняет отсутствием характера.

У людей замедленная реакция: понимание событий зачастую приходит лишь к следующим поколениям.

Поэты как дети: сидя за письменным столом, не достают до земли ногами.

Наилучшее самооплодотворение демонстрирует бесполое искусство.

Произведение говорит само за себя – если есть кому сказать.

Ничто не обнажает художника так откровенно, как его автопортрет.

Свободе свойственна извращенность: она отдается своим врагам.

Как добиться резонанса? Тронуть у нужного человека нужную струну.

Там, где закон жесток, народ мечтает о беззаконии.

Поэт ловит то, что несет текущий сквозь него поток.

Как подумаю, что в гермафродите разыгрывается драма Ромео и Джульетты, вздрагиваю от страха – а вдруг эту ситуацию подсмотрят молодые драматурги?

Копаясь в деталях, остерегайтесь узости!