Глава 7. только слезами. Это значило дать себе право на чувства и позво­лить себе их выражать, а не скрывать за внешней ожесточенностью

Слезы

только слезами. Это значило дать себе право на чувства и позво­лить себе их выражать, а не скрывать за внешней ожесточенностью. Это значило позволить себе легче относиться к другим и к самой себе - в частности, к своим ожиданиям и потребностям феминин­ного тела. Это также означало принять свои эмоциональные трав­мы и злую дьявольскую силу. Она чувствовала, что в том сне про­лить на себя красное вино означало бы признать свое несовершен­ство и смирение. В сновидении ей удалось этого избежать, но не удалось избежать кровоточащих царапин у сына. Она чувствовала, что ей следует признать свою уязвимость и власть, которую имел над ней этот мужчина, прежде чем колдовское заклятие разрушит­ся. А своими слезами она признала существование травмы.

У многих женщин в психотерапии происходит прорыв, ког­да они просто позволяют себе расслабиться и заплакать, тем са­мым выражая свои травмы. Довольно часто, плача, они чувствуют стыд и унижение. И вместе с тем их слезы часто приносят пользу и вселяют надежду, ибо они разрушают их защиты и становятся свидетельством существующей травмы, которую нужно принять, прежде чем ее исцелить. Как сказала одна женщина: «Когда чело­век плачет и не может назвать причину, это приносит огромное облегчение. Раньше я думала, что у меня всегда должен быть от­вет или объяснение. Возможность плакать во время терапии в присутствии внимательного психотерапевта позволила мне полно­стью признать свою боль и ощутить свою рану».

Другой женщине приснилось, что она попала в ужасную бурю, и ливень того гляди затопит дорогу, так что ее машина не сможет ехать. При этом, подняв голову и посмотрев в грозовое небо, она увидела за тучами сияние. Шквал неподконтрольных эмоций заслонял от нее свет нового видения. Эта женщина в ос­новном проживала свою жизнь как «покорная, преисполненная долга дочь», угождая другим людям. Ее мать была калекой, и ей приходилось о ней заботиться. Мать кричала от боли, а дочь ста­ралась ее успокоить. Ее отец физически был практически глу­хим, а психологически он полностью отвернулся от своей жены и дочери. Он не слышал их плача. Ее бабушка была суровой су­дьей-моралисткой, отрицавшей всякую ценность чувств. Дочь не видела ни проявления эмоциональной чуткости, ни реального за­ботливого отношения к себе ни от кого из взрослых членов сво­ей семьи. Ей не позволялось проявлять свои чувства и уделять им внимание. Вместо этого она превратилась в сиделку и, буду-

чи ребенком, вела жизнь покорной прислуги, поэтому в конеч­ном счете ушла в монастырь, где и провела первые двадцать лет своей взрослой жизни. Развивая духовную и интеллектуальную сторону своей личности, она не признавала существования эмо­ций и сексуальности. Покинув стены монастыря, она стала отча­янно искать близких отношений. Однако ее паттерн заключался в том, чтобы помогать другим, угождать им, чтобы заслужить их любовь. Если она не получала от них отклика на уровне физичес­кой или эмоциональной близости, то чувствовала, что ей больно и что ее просто используют. На протяжении многих лет она не позволяла себе плакать о своем непрожитом детстве, о том, что была лишена физической и эмоциональной близости, и теперь эти слезы требовали выхода. Ей нужно было пережить бурю осознания своей непрожитой жизни, прежде чем она сможет про­двигаться вперед в своем развитии. Ей нужно было выразить свою боль. И как показал сон, после бури и слез из-за туч пока­залось солнце и осветило путь, а в последних каплях дождя ро­дилась радуга, несущая радость.

Образ освобождающего дождя, символизирующего слезы трансформации, появляется в сновидениях многих женщин. И он часто встречается в поэзии. Объемный поэтический цикл Рильке «Дуинские элегии» завершается образом дождя. В «Ду-инских элегиях» выражается горестное стенание о человеческой жизни: «Кто из ангельских воинств услышал бы крик мой?.. Ста­ло быть, лучше сдержаться и вновь проглотить свой призывный, / Темный свой плач»¹⁰¹. Рильке образно описывает, какое зна­чение имеет рана в жизни человека; он пишет об отчаянии, оди­ночестве и беспомощности людей с эмоциональной травмой: это и мужчины, и женщины, они ощущают мимолетность жизни, их мучают страхи, противоречия, они понимают, что несовер­шенны и не могут иметь все, что хотят; и как только они на­чинают чувствовать иронию в фактах мировой истории и госу­дарственной политике, в войнах и правосудии, то наконец при­знают близость наступления неминуемой смерти. Рильке сам был в отчаянии, когда начал писать «Дуинские элегии». Для завершения этого поэтического цикла ему потребовалось де-

¹⁰¹ Rainer Maria Rilke, Duino Elegies, trans. J.B. Leishman and Stephen Spender (New York: W.W. Norton & Co., Inc., 1963), p. 21. (В рус. переводе: Риль­ке P.M. Дуинские элегии // Рильке P.M. Часослов. - Пер. В. Микушевича. - М: ACT; Харьков: Фолио, 2000. - С. 301. Элегия 1.)