Глава 15. После ухода Майлза Мэри еще долго сидела в гостиной

После ухода Майлза Мэри еще долго сидела в гостиной. Боже, как же она устала! До мозга костей, до кончиков пальцев на ногах. Интересно, что бы сказал отец, если бы увидел сейчас свою семью, распавшуюся и разделенную, когда каждый ее член потерян для остальных и надежды воссоединиться больше нет... И все потому, что его жена и сын оказались не в состоянии понять важность Сомерсета.

Майлз ни словом не обмолвился о ранении Олли. Мэри вынуждена была признаться себе, что не стала расспрашивать брата о подробностях, потому что просто не хотела их знать. Поэтому она решила, что не увидится с Перси сегодня вечером, хотя ей очень хотелось раствориться в его объятиях. Но она слишком устала и чересчур сильно нуждалась в нем. Она может согласиться на что угодно. Так что лучше прислать записку с сообщением о том, что Майлз очень устал и они пораньше лягут спать. Ее отсутствие приведет Люси в восторг. О том, какой будет реакция Перси, лучше не думать.

Тем вечером, лежа в постели, Мэри слушала звуки музыки и шумного веселья - рев труб, струнные аккорды и треск фейерверка, - доносящиеся с городской площади. Вскоре она не выдержала и в одной ночной рубашке босиком прошлепала в гостиную, чтобы дождаться гула автомобильных моторов. Они непременно приедут, если Перси сядет за руль «пирс-эрроу», который его отец сохранил для сына в гараже. В одиннадцать часов вечера Мэри услышала, как сперва один, а затем и второй автомобиль свернул на Хьюстон-авеню. Когда на улице вновь воцарилась тишина, на подъездную дорожку Толиверов въехал автомобиль и остановился у веранды. Сердце Мэри гулко забилось.

Она стояла у окна в темной комнате, прислушиваясь и глядя в ночь. Мэри расслышала слабый звон ключей, мягкий шорох листьев под ногами и подумала, что умрет от нетерпения, прежде чем Перси выйдет из тени в тусклый свет октябрьской луны, И вот это мгновение наступило. В лучах луны Перси предстал во всем великолепии. Серебристые блики ночного светила засверкали в его светлых волосах, легли на широкие плечи, которые изящно облегал новый темный костюм, отразились в золотых запонках на ослепительно белых манжетах и последнем изобретении часовых дел мастеров - наручном хронометре и напоследок зацепили лакированные туфли ручной работы... Принц пришел к нищенке.

Перси подошел к веранде и вдруг остановился как вкопанный.

— Что? — расслышала Мэри его изумленный возглас, когда он взлетел наверх, перепрыгивая через две ступеньки.

Послышался шорох. Перси вытащил ее записку из дверной щели, и девушка разглядела, как он подошел к лампочке на крыльце, чтобы прочесть послание. Он сделал шаг назад и ошеломленно уставился на темное окно, по другую сторону которого стояла она, прижав к губам кулак.

— Черт тебя возьми, Мэри! Ты не можешь так поступить! — обратился Перси к погруженному во мрак дому голосом, охрипшим от разочарования и обиды. — Ты же знаешь, как я хочу увидеть тебя, - я ничего так не хотел все эти годы! — Перси скомкал записку и стремительно подошел к окну, которое почему-то выделил среди прочих. — Мэри, выйди ко мне. Я же знаю, что ты там! — Он прижался лицом к стеклу, вглядываясь в темноту и ожидая ответа.

Мэри замерла, не осмеливаясь пошевелиться и не понимая, как он может не слышать бешеного стука ее сердца сквозь несколько дюймов, отделявших ее от его светловолосой головы. Она крепко зажмурилась и впилась зубами в руку, чтобы не поддаться желанию распахнуть дверь и броситься в его объятия.

— Ладно, — сказал Перси, выпрямляясь. — Быть может, сегодняшняя ночь - и впрямь не лучшее время для нас, но завтра все будет по-другому. Мы непременно увидимся. Жди меня.

Девушка стояла неподвижно, как статуя. Вот и хорошо. Утро и впрямь мудренее вечера. Она отправит Сасси пригласить Перси на кофе, а сама пораньше вернется с плантации, чтобы привести себя в порядок, и постарается сделать что-нибудь со своими неухоженными, огрубевшими руками. И тогда она будет готова встретиться с ним.

Мэри встала с первыми проблесками зари и к семи утра уже была на плантации вместе с остальными арендаторами. Они в последний раз осматривали ряды растений, собирая долгоносиков, перед тем как начнутся осенние дожди. Вдруг один из чернокожих арендаторов легонько коснулся ее плеча.

— Мисс Мэри, похоже, у вас гости.

Она посмотрела в ту сторону, куда он указывал. Сердце замерло у нее в груди.

— О Боже, нет...

Перси в легком пальто шагал к ней вдоль рядов обработанных хлопковых кустов. Мэри судорожно вздохнула. Ну вот и все. Он застал ее в тот момент, когда она выглядела просто безобразно. Мэри сорвала с головы широкополую шляпу, смахнула рукавом пот со лба и двинулась навстречу Перси.

Он остановился, поджидая ее, и сунул руки в карманы. Его лицо оставалось бесстрастным.

Разве мог он не думать о том, о чем подумал бы любой мужчина на его месте? На Мэри была старая фланелевая рубашка с закатанными рукавами и мешковатые грязные штаны, заправленные в сапоги. Шляпу Мэри стала носить совсем недавно, после того как заметила, что ее кожа приобретает коричневый оттенок. Волосы Мэри были перетянуты на затылке шнурком из сыромятной кожи, а лицо и руки испачканы пылью. В глазах Перси она, должно быть, выглядела ничуть не лучше тех женщин-бродяжек, которые частенько просили подаяния у задних дверей ее дома.

Мэри остановилась в нескольких ярдах от Перси, одетого в безупречный деловой костюм, с неудовольствием отметив, что ее арендаторы бросили работу и теперь во все глаза смотрят на них. На их лицах читалось удивление: они недоумевали, что понадобилось здесь мистеру Перси, наследнику «Лесозаготовительной компании Уорика». Перси заговорил первым.

— Аве, Мария, благословенно будь имя твое.

Мэри гордо вздернула подбородок.

— Не думала, что ироничность стала одним из твоих качеств.

— Ты многого обо мне не знаешь. — В его глазах сверкнул гнев. — Почему ты не открыла мне дверь вчера вечером?

— Я полагала, что моя записка все тебе объяснила.

— В ней было сказано, что вы легли пораньше, но ведь ты не спала, а стояла у окна в гостиной и наблюдала за мной, не так ли?

Мэри раздумывала недолго.

— Да, — призналась она.

— Разве так следует встречать солдата, вернувшегося с войны?

— Нет, не так, но мы с тобой оба знаем, что случилось бы, если бы я вчера открыла дверь, Перси.

Он шагнул к ней, и его лицо исказилось от боли.

— Дьявол тебя забери, Мэри! Неужели это было бы плохо? Мой Бог, мы с тобой - взрослые люди.

Мэри огляделась. У нее сладко засосало под ложечкой, колени подгибались. Арендаторы вернулись к работе, но время о времени бросали в их сторону любопытные взгляды.

— Давай продолжим нашу беседу вон там, — предложила Мэри, показывая на «пирс-эрроу», стоящий под деревом.

— Давай, — согласился Перси и взял ее за руку, словно боясь, что она бросится бежать в противоположном направлении.

Из машины он достал чашки и вакуумную бутылку, которая называлась «термос» и появилась на американском рынке совсем недавно. Уорики всегда спешили первыми опробовать новинки. Перси налил в чашки кофе, но Мэри отказалась пить обжигающую жидкость в «пирс-эрроу», прекрасно помня о том, что случилось, когда она последний раз сидела в нем. Она помогла Перси расстелить под деревом чехол от автомобиля, и они уселись на него, скрытые от любопытных взглядов стволом дерева и капотом машины. Мэри заметила, что Перси обратил внимание на ее исцарапанные, огрубевшие руки.

— Ну, — начала она, — вот ты и увидел, как обстоят у меня дела. Здесь дорога каждая пара рабочих рук, и так будет до тех пор, пока не закончатся выплаты по закладной.

— Совсем не обязательно.

— Нет, по-другому и быть не может.

— Мэри, посмотри на меня. — Он поставил на землю чашку и взял ее за подбородок сильными пальцами. — Ты меня любишь?

Сладкое жжение стало сильнее, но теперь к нему добавилось еще и участившееся сердцебиение. Она кивнула.

— Да. Да, люблю.

— Ты выйдешь за меня замуж?

Она не стала торопиться с ответом.

— Я очень хочу этого, — наконец проговорила Мэри, встретим его обжигающий взгляд. — А теперь позволь и мне задать тебе вопрос. Ты согласен взять меня и Сомерсет?

Перси не отвел глаз.

— Судя по тому, что я чувствую сейчас, да, согласен. Мэри, все это время я думал только о тебе. И сейчас я хочу тебя еще сильнее, чем прежде. Я не представляю себе жизни без тебя. Я не хочу жить без тебя. Так что да, сейчас я согласен на все, если только ты выйдешь за меня замуж.

Он дал ей ответ, о котором она молила небо, но Мэри расслышала в его голосе такую печаль, что едва не расплакалась. Перси был на пять лет старше ее, лучше образован, разбирался в человеческой природе, но именно она, несмотря на свою наивность, отчетливо видела, какое будущее их ожидает, если они поженятся. Вчера ночью, перед самым рассветом, Мэри приняла окончательное решение.

— Перси, — сказала она, взяв его руку и прижимая ее к сердцу. — Ты говоришь то, что чувствуешь сейчас. Но что будет потом, когда то, что мы испытываем друг к другу, угаснет? — Она не дала ему раскрыть рот, мгновенно прижав пальчики к его губам. — Я скажу тебе, что будет. Ты начнешь обижаться на меня за то, что вынужден делить мою любовь с плантацией. Ты станешь ревновать меня к Сомерсету. Ты будешь злиться на меня за то, что я позволила ему отобрать у меня время, которое могла бы провести с тобой и детьми. Сначала ты возненавидишь Сомерсет, а потом и меня. А теперь расскажи, почему у нас с тобой все будет не так.

Мэри говорила мягким, но твердым голосом, и в нем звучала бесконечная печаль, которую Перси не мог не почувствовать.

Она ждала его реакции, в тысячный раз спрашивая себя: неужели она отпустит этого мужчину? Но разве может она поступить иначе?

После долгого молчания Перси сказал:

— Хочешь, я опишу тебе будущее, которое ждет нас после того, как мы поженимся?

Мэри отпустила его руку.

— Если ты полагаешь, что это необходимо...

Перси заправил ей за ухо прядь волос, выбившуюся из-под кожаного шнурка.

— Можешь назвать это самонадеянностью, но я уверен, что смогу заставить тебя отказаться от Сомерсета. Я полагаю, что способен сделать так, чтобы женщина в тебе победила фермера, и тебе не придется остаток жизни бороться с арендаторами, хлопковым долгоносиком и капризами погоды. Когда ты узнаешь, что я могу тебе предложить, ты захочешь навсегда остаться со мной. Ты захочешь выглядеть свежей и красивой, когда я буду возвращаться к тебе по вечерам. А воскресное утро ты предпочтешь проводить в постели, занимаясь любовью, а не подниматься с зарей, чтобы поработать с бухгалтерскими книгами. И кровь Толиверов уже не будет иметь для тебя решающего значения, когда ты увидишь, как она соединится с моей в наших детях. А со временем...

Как-то очень ловко и быстро, так, что Мэри даже не успела сообразить, что происходит, он привлек ее в свои объятия и поцеловал.

— А со временем, — повторил Перси с горящими глазами, отпуская ее, — ты сама будешь удивляться тому, что собиралась предпочесть адский труд на плантации мужу и детям, которые тебя обожают.

Мэри смотрела на него, чувствуя, как сладко ноют у нее распухшие губы. Он бредит! Стараясь не обращать внимания на зов плоти, Мэри смахнула со лба непокорную прядь волос.

— Перси, как получилось, что за все эти годы ты так и не понял, что я собой представляю?

— Все я понял, — ответил он с таким видом, словно собирался поцеловать ее еще раз. — Ты просто не хочешь признаться себе в том, что я вижу совершенно отчетливо. И я намерен убедить тебя в этом, Мэри. — Он стал серьезным, лукавые искорки в его глазах угасли. — Ради тебя самой. Ради нас обоих.

Ради нас обоих. Эти слова заставили Мэри вспомнить об Олли и о том вопросе, который не давал ей спать по ночам... И задать который, как она полагала, у нее никогда не хватит мужества. Но сейчас она была обязана спросить об этом.

—И ради Олли? Чем мы с тобой обязаны Олли?

На лбу у Перси образовались морщинки.

— Олли? Я знаю, чем я обязан Олли, но мы?..

Мэри всматривалась в его лицо, но видела лишь недоумение. Она накрыла его руку своей.

— Расскажи мне о том дне.

Перси отодвинулся от нее, сделал большой глоток кофе и устремил взор вдаль, на поля.

— Наш гарнизон конвоировал колонны военнопленных из Франции в Германию. Большинство фрицев радовались тому, что война закончилась, но были и такие, кто хотел и дальше сражаться за фатерлянд[9]. Именно их нам следовало опасаться. Они устраивали засады по обочинам дорог и убивали нас поодиночке, когда мы отрывались от колонны. Один из таких уродов и бросил гранату. — Перси выплеснул остатки кофе на траву и поморщился, словно у напитка оказался неожиданно горький привкус. — Она упала прямо у меня за спиной, но я не видел ее. Кто-то крикнул, предупреждая меня, но, пока я среагировал, было бы уже слишком поздно. Олли оттолкнул меня и накрыл гранату своим телом. — Перси повернулся к ней, и Мэри увидела, что его лицо побледнело и омрачилось воспоминаниями. — «Нет больше той любви, как если кто положит душу за друзей своих»[10].

«Он ничего не знает», — подумала Мэри, и облегчение смешалось с ужасом. Значит, это оставалось тайной, ее и Олли. Перси не сомневался, что Олли действовал из любви к другу, чью жизнь он ценил дороже собственной. Возможно, так оно и было и она не обязана выходить замуж за человека, который вернулся домой целым и невредимым благодаря тому, что кто-то пожертвовал ради него своим здоровьем. Тем не менее Мэри ощутила, как волна благодарности к Олли накрывает ее с головой.

—Я очень ему признательна, — сказала она.

— В самом деле?

— Ты знаешь, что это так, Перси.

Их взгляды встретились, и спустя долгое время в его глазах вспыхнул незнакомый огонь.

— Знаешь, чего мне сейчас хочется больше всего? Отвести тебя в хижину, сунуть под душ и намылить с ног до головы. А потом...

— Перси, ш-ш...

Чувствуя, как от желания кружится голова, Мэри прижала ладонь к его губам.

Но Перси продолжал говорить сквозь ее пальцы:

—...я бы вытер тебя насухо, отнес на кровать и весь остаток дня занимался с тобой любовью. Как тебе такая перспектива?

Задыхаясь, она пробормотала:

— Это невозможно. — И быстро вскочила на ноги. — Мне пора возвращаться к работе.

— Ого, — сказал Перси и обеими руками обхватил голенище ее сапога. — Мы еще не закончили разговор. Ты еще не слышала, что я хочу предложить.

— Мне показалось, что ты только что все изложил.

— Нет, у меня есть более серьезное предложение. Но сначала ответь на один вопрос.

— Только поскорее, пока мы не стали предметом пересудов.

Перси стер грязное пятно с ее щеки.

— Плантация может прогореть, любовь моя, и что ты тогда будешь делать?

Ей показалось, будто солнце внезапно скрылось за тяжелой грозовой тучей. Он ведь имел в виду отнюдь не финансовые последствия катастрофы, а то, как она будет себя чувствовать, если потеряет не только его, но и плантацию. Это был тот самый вопрос, который она не позволяла себе рассматривать даже теоретически. И Мэри решила увильнуть от прямого ответа.

— По-моему, ты будешь только рад, если я потеряю Сомерсет.

Он холодно улыбнулся.

— То есть ты полагаешь, что я буду счастлив заполучить тебя в любом случае? Нет, такой вариант развития событий меня не устроит, Цыганочка. Я хочу, чтобы ты пришла ко мне не в силу необходимости, а потому, что поймешь: я нужен тебе не меньше Сомерсета. А теперь давай вернемся к вопросу о том, что мы должны сделать ради самих себя...

— Что ты предлагаешь? — поинтересовалась Мэри, ощущая сухость во рту.

— Я предлагаю, чтобы мы дали себе возможность разобраться, кто из нас прав - ты или я. Я предлагаю, чтобы мы дали себе возможность понять, сможем ли мы жить друг без друга.

— И... как же мы сделаем это?

— Мы будем разговаривать, обедать, гулять...

«Где я возьму столько времени?» — в смятении спросила себя Мэри.

Перси придвинулся ближе и окинул ее ироничным взглядом.

— Ты выиграешь в любом случае, Цыганочка. А вот я могу и проиграть.

Она почувствовала, как в жилах у нее вскипела кровь. Хватит ли у нее смелости принять его предложение? Или же это шанс доказать ему, что они не подходят друг другу?

—Я соглашусь при одном условии. Тебе следует понять, что я не всегда буду свободна, когда тебе этого захочется, и ты должен обещать, что не станешь торопить события и не воспользуешься... моей неопытностью. В противном случае я убегу, как испуганный кролик.

—Я буду само понимание и терпение. Ты даже не заметишь моих силков.

«Именно этого я и боюсь», — подумала Мэри, взволнованная и испуганная одновременно.

— Кроме того... есть еще одно обещание, которое я от тебя потребую.

— Говори.

— Больше не называй меня Цыганочкой.

Перси рассмеялся глубоким раскатистым смехом.

— Обещаю. Итак, мы договорились?

— Договорились, — ответила Мэри. — А теперь я должна вернуться к работе.

Шагая по полю, она чувствовала, что он смотрит ей в спину.

Она не стала бы винить его, если бы он вдруг передумал. Как он мог желать ее в мешковатых штанах и фланелевой рубашке, с волосами, небрежно связанными кожаным шнурком? Пройдя несколько шагов, Мэри вдруг вспомнила еще кое-что и резко обернулась.

— Кстати, а как же быть с Люси?

— С Люси? — Перси нахмурился, словно с трудом вспоминая, о ком идет речь. — Ах, Люси. Вчера я признался ей, что у меня есть другая.

Мэри оцепенела.

— Ты сказал ей, кто именно?

— Нет, я избавил ее от этого унижения. Похоже, она не очень-то и хотела знать. Я просто сказал, что это женщина, которую я любил всю жизнь и на которой собираюсь жениться. Сегодня рано утром Люси уехала. Не думаю, что мы снова ее когда-нибудь увидим.

Date: 2015-09-02; view: 314; Нарушение авторских прав