Колебания внимания

Врач-ушник Урбанчич (1875), применяя часы для проверки слуха, отметил, что если они удалены на расстояние, с которого едва слышно их тиканье, то последнее не остается постоянно слышимым, а пе­риодически то "исчезает", то "возвращается". Подоб­ные колебания уже наблюдались при восприятии сла­бых зрительных и тактильных раздражителей (рис. 1). Если представить себе внимание растущим и убыва­ющим, поднимающимся и падающим в виде "волн внимания", то едва воспринимаемые раздражители будут ощущаться на гребнях и не ощущаться во впа­динах волн.

Вместо часов может быть применен аудиометр для лучшего контроля слабых звуков. При зрении раздражитель будет едва воспринимаем в том слу­чае, когда он очень мал по площади, как черная точка на белой поверхности, видимая на расстоя­нии, или когда он очень мало отличается от фона по яркости. Последнее условие может быть получено путем нанесения бледного сероватого рисунка на часть поверхности или проектирования слабого до­бавочного света на часть поверхности, равномерно освещенной другим источником света, или, удоб­нее всего, путем применения цветной вертушки. В качестве кожных раздражителей чаще всего приме-

Рис. 1

Темп колебаний широко варьирует у разных лиц. Среднее время одного испытуемого для полной "вол­ны", включающей как положительную фазу (когда раздражитель воспринимался), так и отрицательную, было только 3 с, тогда как некоторые испытуемые в той же самой лаборатории показали среднее около 26 с. Типичное время равно примерно 8—10 с. <...>

Колебания производительности при непрерывной работе. Подходя к вопросу о колебаниях с совершенно различных точек зрения, исследователи, изучающие работу и утомление, отметили короткие снижения продуктивности, рассеянные на всем протяжении исполнения однообразных заданий. Испытуемый вре­мя от времени делает паузу, и его деятельность в этот момент кажется задержанной или заторможен­ной. Эксперимент по изучению этих задержек ("бло­ков") (Билле, 1931) требовал быстрой серии легких реакций, таких, например, как называние 6 цветов (предъявляемых в беспорядке в виде неограничен­ного ряда маленьких квадратов), замена определен­ных букв цифрами (которые были предъявлены в виде длинной серии) и попеременное прибавление и вычитание 3 из длинной серии чисел. Испытуемый отвечал устно, а экспериментатор нажимал ключ при каждом ответе испытуемого, отмечая, таким обра­зом, время на кимографе, однако с некоторой воз­можностью ошибок, поскольку невозможно было со­блюдать точный темп при быстрой и нерегулярной серии звуков. Блок определялся как интервал между двумя последовательными ответами, по крайней мере вдвое превосходивший средний интервал у испыту­емого в ту же самую минуту работы.

В реальности таких блоков не приходится сомне­ваться. Работа продолжается некоторое время на выс­шей скорости, а затем наступает срыв. Это лучше всего можно видеть по отметкам нажатий. Срывы не происходят с ритмичной регулярностью, хотя при просмотре записей может создаться такое впечатле­ние. Билле приводит 17 с в качестве среднего проме­жутка между блоками, однако он находит, что сред­ние промежутки у разных лиц варьируют от 10 до 30 с и что упражнение уменьшает, а утомление увеличи­вает частоту блоков. Даже у того же самого лица в одном и том же коротком отрезке работы как длина этих блоков, так и промежуток времени между ними могут колебаться в широких пределах.

Это явление может быть родственно тому, что мы назвали обычными сдвигами внимания. Когда выполнение задания требует точного согласования нескольких сложных мозговых механизмов, какое-нибудь отвлечение внимания или смещение интере­са на что-нибудь, не относящееся к задаче, наруша­ет это согласование и прерывает исполнение. <...>

Можно лн эта колебания называть колебаниями внимания? Когда перестают следить за объектом, объект обычно не исчезает совершенно из поля со­знания, как слабый раздражитель в отрицательной фазе колебания или как в эксперименте на борьбу полей, где раздражитель, направленный на одну сет­чатку, исчезает в тот момент, когда раздражитель, направленный на соответственную часть другой сет­чатки, появляется в поле зрения. Смены в соперни­честве сетчаток — это нечто большее, чем сдвиги от фокуса к периферии внимания, т. е. от ясности к неясности. Это переходы от осознания к неосознан­ности.

Известно также, что внимание может перехо­дить от слабого раздражителя и обратно к нему, в то время как раздражитель остается в положительной фазе колебания. Один из испытуемых Гуилфорда со­общает после эксперимента, в котором от него тре­бовалось наблюдение за слабым светом:

"В первой части эксперимента я замечал, что в тот момент, когда раздражитель находился в поле зрения, я мог направлять свое внимание в сторону без того, чтобы это повлияло на восприятие раздра­жителя. Я направлял свое внимание на стол экспе­риментатора, на подставку для головы, на свет, ко­торый падал, как казалось, с левой стороны комна­ты, но которого я до тех пор не замечал. Несмотря на то, что все эти вещи захватывали мое внимание, раздражитель оставался... После того как он исчезал, я мог, наоборот, отвлечь свое внимание от всех этих вещей и направить все свои усилия целиком на ожи­дание раздражителя, но безуспешно".

При соперничестве сетчаток происходит конку­ренция между раздражениями левого и правого гла­за; при рассматривании двухзначных фигур проис­ходит подобная же конкуренция, а именно: двух­значная фигура является адекватным раздражителем для одной из двух реакций в зависимости от воспри­ятия фигуры одним из двух различных способов. Эти реакции взаимно исключают друг друга; они не мо­гут быть выполнены в одно и то же время. Аналогич­ный тип соперничества имеет место между некото­рыми рефлексами (Шеррингтон, 1906). Стоя, живот­ное не может почесаться одновременно обеими зад­ними ногами. Одна из задних ног должна поддержи­вать туловище в тот момент, когда другая чешет его. Если раздражения наносятся с обоих боков, то жи­вотное некоторое время чешется одной ногой, за­тем - другой, и так попеременно. Таков результат у децеребрированной собаки; нормальная собака с центральным контролем над спинным мозгом имеет в своем распоряжении большее разнообразие реак­ций и ведет себя менее стереотипно. Соперничество между спинномозговыми рефлексами более род­ственно соперничеству сетчаток; то, что происхо­дит при рассматривании многозначных фигур, - не­сколько более сложно, потому что существуют бо-

лее чем два альтернативных способа видеть такую фигуру.

При обычном смещении внимания, так же как и при обычном переходе от одной двигательной ре­акции к другой, происходит соперничество между альтернативными реакциями, но поведение в этом случае более сложно и более подвижно, чем при со­перничестве сетчаток, так как альтернативы здесь более многочисленны и не являются взаимно исклю­чающими друг друга.

Для понимания динамики поведения большое значение имеют по крайней мере два главных фак­та, которые были обнаружены при изучении внима­ния: 1) передвижение внимания, находящее типич­ное проявление в его сдвигах, и 2) ширина поля одновременной активности - ширина, которая ре­альна, и, как обнаружено при изучении объема и отвлечений внимания, не беспредельна по своим размерам.

Отвлечение внимания

Принцип экспериментов на отвлечение внима­ния прост: во время выполнения назначенной зада­чи вводятся не относящиеся к делу раздражители, "дистракторы", и наблюдается, не нарушается ли в каких-нибудь отношениях исполнение. Испытуемый может быть предупрежден заранее, чтобы не обра­щать внимания на эти отвлекающие раздражители, или же они могут быть предъявлены ему неожидан­но. В обоих случаях он скоро убеждается, что ему ничего не остается делать с этими раздражителями, кроме как пренебречь ими. Экспериментатор стара­ется отвлечь внимание испытуемого, испытуемый же старается не отвлекаться.

Отвлекающие раздражители не должны быть та­кими, чтобы обязательно препятствовать исполне­нию. Если, например, задача состоит в сравнении двух тонов, то посторонние звуки станут более чем отвлекающими раздражителями, поскольку они бу­дут маскировать тона. В таком случае могут быть при­менены зрительные раздражители.

У молодых людей результат этих экспериментов обычно таков: раздражители не отвлекают их вни­мания, за исключением, может быть, короткого вре­мени, пока испытуемый не приспособился к ситуа­ции. Убедительным экспериментом такого рода яв­ляется эксперимент Гови (1928). Класс второкурс­ников колледжа был разбит на две одинаковые груп­пы для выполнения определенного задания. 6 недель спустя контрольная группа выполняла это же зада­ние в другой форме при нормальных условиях, в то время как экспериментальная группа выполняла его при условиях слухового и зрительного отвлечения. Из разных частей комнаты попеременно звонили 7 электрических звонков различных тонов; кроме того, здесь было 4 мощных гудка, 2 органные трубы и 3 свистка, циркулярная пила, включавшаяся от вре­мени до времени, и фонограф, играющий веселую музыку. У задней стены зала непрерывно то здесь, то там вспыхивали прожекторы, свет которых, правда, не был направлен в глаза испытуемых, а помощ­ники экспериментатора, непривычно и кричаще одетые, входили, неся странные части аппаратов.

Условия для экспериментальной группы были не­благоприятными и утомительными, но на выполня­емое задание они подействовали мало. Они выпол­няли его почти так же, как и их товарищи в конт­рольной группе. В результате две группы, условия которых были одинаковы в первом испытании, име­ли во втором испытании следующие показатели:

контрольная группа, работавшая при нормаль­ных условиях — 137,6;

экспериментальная группа, работавшая при от­влечении - 133,9;

очевидная потеря вследствие отвлечения — 3,7.

Будет ли данному испытуемому способствовать или мешать такой, например, отвлекающий фактор, как танцевальная музыка, может зависеть от его соб­ственной установки. Если он склонен верить, что му­зыка облегчит его работу, он, вероятно, обнаружит улучшение результатов, и их ухудшение, если ему внушено противоположное убеждение (Беккер, 1937).

Как преодолевается отвлечение. Приемлемым было бы следующее предположение: для преодоле­ния отвлечения в работу должно быть вложено боль­ше энергии. Морган (1916) проверял эту гипотезу, регистрируя силу движений пальцев испытуемых при выполнении задачи, в известной мере напоминаю­щей машинопись. Испытуемый работал на 10 нуме­рованных клавишах. Аппарат предъявлял отдельные буквы, которые испытуемый переводил на числа со­ответственно коду. Испытуемый нажимал на клави­шу, помеченную этой цифрой, и аппарат немедлен­но экспонировал другую букву для кодирования и нажатия и т. д. Испытуемому было неизвестно, что сила, с которой он ударяет по клавише, регистри­ровалась. Пневмограф у его грудной клетки регист­рировал дыхание. Испытуемый был один в комнате, но экспериментатор наблюдал его поведение через глазок. Некоторое время испытуемый работал в пол­ной тишине, а затем со всех сторон начинали зву­чать звонки, гудки и фонограф. Действие отвлекаю­щих факторов продолжалось в течение 10 мин и сме­нялось 10 мин тишины. Более 20 испытуемых про­шли через этот эксперимент с результатами, кото­рые различались в деталях, но согласовывались в сле­дующих, имеющих важное значение, отношениях:

1. Имея первоначально лишь небольшой предва­
рительный опыт в исполнении задания, испытуе­
мый в течение эксперимента показывал прогрессив­
ное совершенствование.

2. Когда начинался шум, наблюдалось некоторое
замедление работы.

3. В течение очень немногих минут испытуемый
восстанавливал свою прежнюю скорость и продол­
жал дальнейшее совершенствование.

4. Когда шум прекращался, не только не наблю­
далось немедленного улучшения, но часто имел ме­
сто даже внезапный срыв. Прекращение шума, к ко­
торому испытуемый уже приспособился, действова­
ло как отвлекающий фактор.

5. Когда устанавливалась тишина, наблюдалось
дальнейшее совершенствование исполнения.

6. Сила, с которой испытуемый ударял на кла­
вишу, убывала в течение первого периода тишины,

резко возрастала в начале шума, оставалась во вре­мя шума постоянной и падала по прекращении шума.

7. Запись дыхания, а также наблюдения экспери­ментатора через глазок показали речевую активность части испытуемых, особенно во время шума. Цифры и буквы, с которыми он имел дело, часто выгова­ривались вслух.

Мы видим здесь настоящее преодоление отвле­чения, одновременно с возрастанием мускульной энергии, вкладываемой в работу. Вероятно, включе­ние дополнительной мускульной энергии в деятель­ность (в этом случае — движение пальцев), соверша­емое при отвлечении, происходит почти бессозна­тельно. Выговаривание цифр и букв было менее бес­сознательным. Оно более похоже на средство, ис­пользуемое испытуемым в целях поддержания нару­шаемой деятельности. Таким же образом человек может молча складывать столбцы чисел, когда все тихо, но чувствует себя вынужденным выговаривать или шептать числа, если кругом шумно. Однако по вопросу о том, действительно ли добавочная мус­кульная энергия преодолевает отвлечение, и если да, то каким образом, мнения расходятся. Мы считаем, что здесь имеет место конкуренция различных дви­гательных систем, борющихся за контроль над орга­низмом; большая мускульная активность, по-види­мому, доставляет какие-то преимущества. <...>

Отвлечения, которые не преодолеваются. В таких экспериментах, как только что описанный, испы­туемый старался не отвлекаться и готов был прила­гать всю энергию, необходимую для работы. Однако в повседневной жизни направленность на работу часто бывает не так сильна. Новый раздражитель про­буждает любопытство, и некоторое время затрачи­вается на ориентировку, как, например, у собак акад. И. П. Павлова, отвечающих на отвлекающие раздра­жители "ориентировочным рефлексом" и временно теряющих свои условные рефлексы. В эксперименте все, что делает экспериментатор, является частью "дела", в то время как в обычной жизни подобное отвлечение могло бы рассердить, а гнев представля­ет собой большее отвлечение, чем шум. К тому же внутренний интерес к звонку и гудку и даже ко мно­гим фонографическим записям очень невелик; воз­можно, что что-либо более интересное может дей­ствительно отвлечь.

Исходя из этого соображения, Вебер (1929) при­менил в качестве отвлекающих факторов хорошую музыку и забавные анекдоты; чтобы избежать адап­тации, он давал задачи, требующие одной или двух минут интенсивной мыслительной деятельности: сло­жение, вычитание, запоминание, определение, из­влечение корня. Все 16 испытуемых показали умень­шение производительности (10-50 процентов), и в отчете о своих субъективных ощущениях все они со­общили, что были в это время отвлечены. Иногда отвлекающие факторы были только более или ме­нее мешающим фоном, но иногда они врывались в сознание и настолько завладевали им, что испытуе­мый забывал свою работу и отдавался музыке или рассказу. В другие моменты музыкальный фон ощу­щался как облегчающий работу.

Субъективное переживание преодоления отвле­чений внимания состояло, как сообщали испытуе-

мые Вебера, либо в отстранении отвлекающих фак­торов, либо в положительном сосредоточении на работе. Отвлечение могло быть иногда преодолено путем третирования, как не имеющее значения и нелепое, если даже оно было привлекательно само по себе, и путем старания не замечать смысла рас­сказа и хода музыки. Некоторые испытуемые расска­зывали об особом роде "внутреннего закрывания" од­ного уха и исключении, таким образом, раздражи­теля. Положительное сосредоточение состояло иногда в увеличении темпа или интенсивности работы, иногда в думаний вслух. Видимое поведение испыту­емого во время отвлечения, как отмечалось экспе­риментатором, включало: 1) общее возрастание мус­кульного напряжения; 2) возрастание энергии ра­бочих движений: громкая речь, сильные движения рук, глаза, прикованные к работе или устремлен­ные в пространство, поза сосредоточенности (на­клонение туловища вперед и сжимание головы ру­ками); 3) оборонительные движения: встряхивание головой, закрывание глаз, прикрывание глаз рука­ми, движения плечами, отворачивание лица в сто­рону. Эти оборонительные движения были иногда очень сильны. Испытуемый расходовал свою энер­гию на преодоление отвлечения внимания и не бро­сал работы. Некоторые испытуемые впадали в со­стояние временного нервного беспокойства, в ко­тором они не могли работать, или в состояние опу­стошения и полной заторможенности. <...>