Чтение в лицах

Если вы намерены написать или уже написали пьесу, не советую вам ходить на ее первое чтение в театре. Впечатление получите самое удручающее.

Собираются шесть – восемь актеров, все они выглядят смертельно усталыми, зевают и потягиваются. Одни сидят, другие стоят, и все тихонько кашляют. Во всеоб-щем унынии проходит с полчаса, наконец режиссер возглашает:

– Начинаем.

Изнуренный ансамбль рассаживается у расшатанного стола.

– «Посох паломника», комедия в трех действиях, – начинает режиссер скороговоркой. – Бедно обставленная комната. Направо двери в переднюю, налево в спальню. Посередине стол и прочее. Входит Иржи Данеш…»

Молчание.

– Где пан Икс? – сердится режиссер. – Что он, не знает, что у нас чтение в лицах?

– Репетирует на сцене, – хмуро бурчит кто-то.

– Ах, так! Тогда я буду читать за него, – решает режиссер. – «Входит Иржи Данеш». «Клара, со мной приключилось нечто необыкновенное»… Клара!

Молчание.

– Черт побери, где Клара? Молчание.

– Где пани Игрек?

– Кажется, болеет, – мрачно предполагает кто-то.

– Уехала на халтуру, – провоцирует другой.

– Мари вчера говорила мне, – начинает кто-то, – что у нее…

– Ладно, я прочту за нее, – вздыхает режиссер и во весь дух, точно его подхлестывают, читает диалог Данеша и Клары. Никто его не слушает. На другом конце стола завязывается тихий разговор.

– «Входит Катюша…» – выпаливает наконец с облегчением режиссер.

Молчание.

– Слушайте, мадемуазель, – сердится режиссер, – будьте повнимательнее! Ведь вы Катюша?

– Я знаю, – отвечает инженю.

– Ну так читайте. «Первый акт. Входит Катюша».

– Я забыла роль дома, – мило заявляет Катюша.

Режиссер произносит что-то страшное и сам отбарабанивает диалог Катюши и Клары в темпе, в котором дьячок читает заупокойную на бедных похоронах. Один только автор пытается слушать, никто не проявляет ни капли интереса. – «Входит Густав Вчелак», – хрипло кончает режиссер.

Один из актеров спохватывается и начинает искать в карманах пенсне; найдя, он листает роль.

– Какая страница?

– Шестая.

Актер переворачивает страницу и начинает бубнить свою роль мрачным, замогильным голосом.

«Господи боже мой, – ужасается автор, – и это удалой бонвиван!»

Режиссер, заменяющий Клару, к актер, играющий удалого бонвивана, обмениваются заунывными репликами, которые должны быть искрометным диалогом.

– «Когда вернется ваш сурпуг…»– уныло произносит бонвиван.

– Супруг! – поправляет режиссер.

– У меня здесь «сурпуг», – настаивает актер.

– Это ошибка машинистки. Исправьте.

– А пускай она переписывает как следует! – обиженно говорит актер, царапая карандашом в тексте.

Агонизирующий ансамбль постепенно набирает ходу и наконец несется вскачь. Вдруг – стоп! в одной роли не хватает фразы. Снова стоп! – здесь купюра: от слов «…была первая любовь» до «вам нравится это блюдо?». Еще раз стоп: перепутаны роли… Поехали дальше. Косноязычно, торопливо, заунывно звучит текст «нетерпеливо ожидаемой новинки». Актеры, закончившие свою роль, встают и уходят, даже если до конца пьесы осталось три страницы. Никого не интересует, чем кончится интрига. Наконец звучит последнее слово и наступает молчание – первые интерпретаторы взвешивают и обдумывают пьесу.

– А какое мне надеть платье? – среди удручающего молчания восклицает героиня.

Автор, пошатываясь, устремляется прочь, подавленный уверенностью, что во всей истории театра не было еще такой скверной, безнадежно унылой пьесы.

Date: 2015-08-24; view: 505; Нарушение авторских прав