Суббота, 1 ноября

К полудню субботы Мэгги упаковала все кастрюли и сковородки в одну коробку а посуду в другую. Оставалось решить, что надеть завтра на крутящихся дервишей, чтобы все прочее сложить для любительского театра. Мэгги минут десять гоняла туда–сюда вешалки в платяном шкафу, пока не выбрала черный парчовый костюм от Армани с зеленым шарфом «Гермес», простые жемчужные серьги и черные замшевые туфли от Стюарта Вейсмана. Потом порылась в верхнем ящике в поисках черных колготок – вроде была новая пара, – но, найдя упаковку, с раздражением увидела, что ошиблась с размером. Наверное, схватила, не поглядев. «А» ей будет мал. Жалко на один раз покупать новые, но что делать. Нельзя же надеть колготки телесного цвета со строгим черным вечерним костюмом.

Мэгги испытала искушение выскочить в магазин без макияжа. Всего несколько дней назад сама мысль о том, чтобы появиться на людях не накрашенной, даже не возникла бы у нее. Хорошо, что скоро она отправится в мир иной, а то превращается бог знает в кого. Еще немного, и начнет плеваться на улице.

Она прыгнула в машину и поехала на Бруквуд–Мол. Думала: сейчас заскочу, куплю колготки – и домой, но, прокатившись по кварталу раз шестнадцать, потеряла терпение. После двадцать третьего круга она сказала: «А, какого черта!» – и поставила машину на место парковки для инвалидов.

Она не любила нарушать закон, но остальные восемь мест для инвалидов были свободны, и шансы, что за эти пять минут к магазину подъедут больше восьми инвалидов, очень слабы. Но на случай, если за ней наблюдают, она с трудом выкарабкалась из машины и похромала к дверям.

Еще с порога Мэгги углядела Одри за стойкой в отделе бижутерии и понадеялась, что та ее не заметит. Но не тут–то было. Одри закричала через весь магазин:

– Мэгги! Это я! Я теперь тут работаю!

Одри протопала за ней в отдел женского белья и отпихнула кассиршу – мол, я сама обслужу. Ей хотелось поболтать, повспоминать былое, и если бы Мэгги не оставила машину на месте для инвалидов, то непременно задержалась бы и поговорила, но стоило Одри пробить колготки, как Мэгги схватила покупку и буквально выскочила из магазина, крикнув, что опаздывает на встречу, что было бессовестной ложью. Не проехав и ста метров, она осознала, как грубо поступила с бедной Одри, и, остановив машину напротив магазина «Миллион книг» за углом, расплакалась. Она не видела Одри двадцать лет. Она обязана была поговорить с ней.

Одри была близкой подругой ее матери, и последний раз они виделись на маминых похоронах. А сегодня старая женщина со скрученными артритом пальцами стоит за прилавком – какое грустное зрелище. Прежде Одри была высокой и статной, с красивыми рыжими волосами, и владела целым отделом «Лучшее дамское платье» в большом универмаге «Лавмэн» в центре города. Мэгги помнила даже, как они познакомились. На Одри было темно–синее шерстяное платье с большущими квадратными золотыми пуговицами и брошка с сапфиром, Мэгги она показалась шикарной, как кинозвезда. Много лет подряд, когда они с мамой заходили в магазин, Одри, увидев их, кричала всем продавщицам: «Это мои клиенты!» – и обслуживала их как родных.

Когда у мамы разыгрался артрит и она не могла больше шить, Одри звонила, если на распродажу выставлялось что–то симпатичное, по ее мнению, для Мэгги. Будучи и сама из рабочей семьи, Одри понимала, что денег у них в обрез, и на случай праздника, или торжественной церемонии, или выпускного бала у подруги всегда подбирала для Мэгги какую–нибудь уцененную красивую вещицу. Подмигивала Мэгги и говорила: «Мы же не допустим, чтобы наша девочка появлялась на вечеринках в обносках, верно?» А когда Мэгги стала Мисс Алабамой, Одри гордилась так, будто она ее дочь, и всем вокруг сообщала: «Я много лет ее одевала». И вот она работает неполный рабочий день в отделе бижутерии в маленьком магазине на окраине. Мэгги сидела и думала: что она должна была сказать Одри? А что она могла сказать?

Посидев так с минуту, она вышла из машины, пешком прошла два квартала до магазина, направилась прямо к Одри и взяла ее за руку.

– Вы знаете, Одри, – сказала она, – не помню, говорила я вам или нет, но вы не представляете, как много вы для меня значили, как помогли мне в юности. Вы всегда были со мной так милы, благодаря вам я чувствовала себя особенной. Вот, я просто хотела вас поблагодарить.

– Ну, дорогая моя, с тобой очень просто быть милой, – сказала Одри. – Слушай, я знаю, что ты торопишься, но можно я все–таки украду тебя на секундочку?

В следующие полчаса она таскала Мэгги по всему магазину, от одной секции к другой, представляла ее всем работникам, а также покупателям, стоявшим в очереди в кассу.

– Это Маргарет Фортенбери, – провозглашала она, сияя лучезарной улыбкой, будто представляла английскую королеву ее подданным. – В тот день, когда она стала Мисс Алабамой, я лежала дома с простудой и не могла пойти на шествие, но первым человеком, которому она позвонила после церемонии, была я! Я знаю ее с десяти лет, она была прелестнейшей малышкой, такой воспитанной!

Людям, которым Одри это рассказывала, наверняка не было никакого дела до победительницы ветхозаветного конкурса красоты, но они вежливо слушали. Мэгги было неловко, но, понимая, что для Одри это очень много значит, она торчала посреди магазина и пожимала руки незнакомцам. Позже, по дороге домой, Мэгги с удивлением отметила, что чувствует себя немного лучше. Одри действительно была первой, кому Мэгги позвонила в тот вечер. Странно, почему она до сих пор работает? Где ее дочь? В пристойном ли месте она живет? Мэгги застонала. Бог мой, не начинай, а! Ты не в силах помочь Одри, ты себе–то помочь не можешь. И зачем тебе обязательно колготки размера 6–9, почему не купить безразмерные? И почему ты поехала именно туда? Неужто нельзя было заскочить в простой магазин и взять что–то подешевле, так нет же, порулила в дорогой универмаг. Подъезжая к дому, Мэгги приняла решение: свою корону, ленту и кубок она оставит Одри.