Иначе мы не могли

Чтобы закончить главу, названную «Место действия», я должен рассказать о самом большом нашем спектакле, в котором занято шестьдесят кукловодов, а места действия – и физические и изображенные – охватывают не только саму сцену, но и весь зрительный зал. Спектакль этот – «Три Толстяка», по повести-сказке Юрия Олеши. Как и «Дон Жуан», выдумывался он сообща. Чуть ли не ежедневно встречались в моем кабинете авторы инсценировки (Роман Сеф и Владимир Штейн) и вся постановочная группа. На это «выдумывание» ушло куда больше времени, чем на репетиции. Встречи шли, что называется, с переменным успехом, и часто случалось так, что мы бывали просто в отчаянии от невозможности найти ключ к решению будущего спектакля.

Происходило это прежде всего потому, что само произведение Олеши многосложное и могло бы казаться внутренне противоречивым, если бы именно в этих жанровых противоречиях не скрывалась его особая острота.

События развиваются в какой-то выдуманной европейской стране, по внешним признакам похожей на Италию прошлого века. Правят этой страной Три Толстяка, три диктатора. У них нет наследника. По их приказу наемники крадут двух детей – брата и сестру, мальчика Тутти и девочку Суок; мальчика берут во дворец и поручают придворному воспитать его волчонком, чтобы он был так же безжалостен, как они. А чтобы он не скучал по сестре, которую отдали в бродячий цирк, заказывают для него заводную куклу, похожую на Суок. Это в дальнейшем позволяет девочке под видом куклы наследника проникнуть во дворец, раздобыть ключ от зверинца и освободить из заточения вождя народного восстания Просперо.

Я рассказал только одну линию сюжета, но он многослоен, и трудности для инсценировщиков, художника и постановщиков состояли не только в том, как развернуть этот сюжет в зрелищном действии кукол, но главным образом в том, как решить многоплановость произведения Олеши.

По теме «Три Толстяка» – это романтическая героика, по сюжету – приключенческий детектив, а по решению сюжета – это и сатира и эксцентрика. Буффонная эксцентрика.

Продавец воздушных шариков, подхваченный ветром, летит на связке этих шариков и, пролетая над садом Трех Толстяков, падает прямо в огромный праздничный торт. Друг Просперо – цирковой гимнаст Тибул, спасаясь от преследователей, лезет по водосточной трубе, бежит по крышам, спускается в каминную трубу и оказывается в комнате доктора Гаспара. Для того чтобы спасти Тибула, доктор Гаспар красит его в черный цвет, превращая в негра.

Как решить всю эту героическую буффонаду?

И нам захотелось использовать все технические возможности не только сцены, но и зрительного зала.

Наш зал построен так, что его стены, состоящие из суммы деревянных щитов, могут смыкаться, полностью закрывая портал, а каждый отдельный щит может опускаться или подыматься, открывая или закрывая окна. В каждом окне могут появляться куклы. Мало этого – и в стенах, и в потолке, и в полу находятся репродукторы, и мы можем буквально бродить звуком и по потолку, и по полу, и по стенам.

Вот все эти возможности и решено было использовать в спектакле «Три Толстяка». Поставили мы его вместе с Владимиром Кусовым, а художник – все та же Алина Спешнева.

Основное действие развивается на одноплановой ширме, идущей через весь портал. Декораций как таковых почти нет. На расстоянии метра с небольшим от грядки находится зелено-коричнево-красный занавес, состоящий из восьми матерчатых полос. Через щели между полосами могут выходить куклы, играющие на просцениуме. Если же эти полосы скручивать и раскручивать, то возникнут деревья, если просто сжимать внизу, то получатся расширяющиеся кверху колонны, если раздвинуть все полосы на две стороны, то получится что-то похожее на цирк шапито. Все эти перемены происходят под музыку и сами по себе для зрителей становятся радостью.

В окнах стен зрительного зала сперва появляются трубачи – они начинают спектакль, потом по ходу спектакля в тех же окнах появляются музыканты дворцового оркестра, потом солдаты, стреляющие прямо в потолок в невидимого, но слышимого Тибула. Он идет по воображаемым крышам и поет. Звук движется сперва издалека, возникая где-то около портала, потом все ближе и ближе. Вот он уже в центре зала. «Пли!», выстрел, песня обрывается. «Ага, попали!» Но песня возникает снова и уже подходит к концу зала. «Пли!» Снова на полуслове замолкла песня и снова возникла уже вне зала, где-то в фойе. «Промахнулись, негодяи! За мной, в погоню!» Антракт.

А в последней картине во всех окнах, охватывая зрителя с двух сторон, – большие куклы. Это площадь. Сейчас должны казнить Суок. Бросить ее в клетку на растерзание льву. Место казни – пространство сцены. Народ волнуется, шумит. (Репродукторы-то по всем стенам.) И когда выясняется, что Толстяков обманули, и не Суок бросили в клетку, а куклу, и не палачи стоят на площади, а герои спектакля – оружейник Просперо и гимнаст Тибул, – весь народ, весь зал хохочет.

«Ваши величества, ваши величества, – кричит капитан Бонавентура, – народ смеется. А когда народ смеется, он ничего не боится. Пора уносить ноги!» И Толстяки бегут под улюлюканье народа и крики: «Долой! Долой!»

Исполнительницы, игравшие Суок и Тутти, выходят перед ширмой, держа своих кукол в руках. Суок и Тутти – брат и сестра. Только сейчас они узнали об этом. Они живы и счастливы. Вслед за ними выходят другие актеры, тоже со своими куклами. Окончен спектакль, в котором и физические и изображенные места действия охватили весь зал.

Date: 2015-08-24; view: 354; Нарушение авторских прав