В которой Невидимка фокусничает, а родители смотрят мультики

– Андрей, где ты был? – Мать всегда нервничает, когда мы уезжаем. Боится забыть какую‑нибудь серьезную дребедень, за которой непременно надо будет вернуться, потерять время, опоздать… Чаще всего она боится забыть меня.

Отмазка была уже готова:

– Упал в лужу, банку потерял.

– Какая лужа, какая банка?! Не морочь голову, неси чемоданы в багажник.

– Мне нужно переодеться.

– Тебе? – Мать придирчиво оглядела меня. – На панка‑неряху ты, конечно, похож, но не больше, чем обычно. Не трать время, помогай грузиться.

– Но… – А хотя зачем спорить? Не заметили моей мокрой одежды – и слава богу. Я, кстати, тоже перестал ощущать влажность. А раз так, то и ладно. Поставил незаметно непотерянную банку на крыльцо, пошел в дом.

…И сразу же вернулся назад, чтобы еще раз позырить на это чудо. Банка была с черникой. Полная. Я сам ее принес. И одежда на мне – сухая… Видимо, тот, кто меня спас, не пожелал останавливаться на достигнутом. Спасибо, конечно, хотя я бы предпочел обойтись своими силами. Принимать помощь от незнакомца‑невидимки, вот так, за здорово живешь – непривычно как‑то и страшновато.

– Андрей, мы уезжаем. Я понимаю, что в школу не хочется…

– Иду‑иду.

Сбегал за чемоданами, закинул их в багажник, уселся сзади, рядом с матерью.

– Ничего не забыли?

Я честно ответил:

– Папин рюкзак. У меня рук не хватило его унести.

– Так беги! Отца не знаешь, он обязательно забудет!

Отец копался в багажнике и явно не собирался возвращаться за рюкзаком. Да, надо принести. Я уже потянулся к ручке дверцы, и тут… Ну да: вот он, папин рюкзак, у меня в ногах. Спасибо, Невидимка.

– Вот он. Забыл, как принес.

– Вечно у тебя все через пень‑колоду!

За спиной хлопнул багажник: отец решил, что вещи уложены, и так и не вспомнил о своем рюкзаке. Дернул дверцу, сел рядом с водителем:

– Едем!

Вот и все. Кончилось лето. Едем домой. Ухабистая дорога, брехливые собаки, выскакивающие из‑за каждого забора, шоссе. Редкие грузовики навстречу, груженные лесом. Белка дорогу перебежала (и тебе до свидания).

Местный вокзал – не то что наши московские: размеры не те и скучно. Двухэтажное каменное здание, одинокая платформа, человек десять ждут поезда, который простоит ровно три минуты. И все! Ни торговцев, ни бомжей, ни носильщиков, ни цыган, ни пьяниц – никаких вокзальных увеселений – скукотища! Разве что диктор, объявляющий прибытие поездов, все время икает и забывает слова: «Со вто‑ро‑го пу‑у‑у‑ти!.. Отпра‑вля… отравля… Отрывается по‑о‑езд до Ма‑асквы… Ик!» Но почему‑то никто не смеется, наверное, все привыкли.

Подошел поезд, все десять человек ломанулись в один вагон. Я протиснулся вперед и встал в тамбуре, принимал у отца чемоданы, задевая ими проводника. Проводник морщился, но терпел. Наверное, за эти три минуты стоянки он слышит столько «извините», сколько нормальный человек – за один футбольный матч. Столько народу по ногам топчется, толкается, ругается, и хоть бы один это слово не произнес!..

– Ныряй, Андрюха! – Отец вскочил ко мне в тамбур, толкая перед собой последний чемодан и маму.

Андрюха нырнул, и начался отсчет. Восемь часов дорожной тоски, которую можно прервать только сном, если, конечно, уснешь. Это не так‑то легко, когда хоть кто‑то в вагоне бодрствует, ходит мимо, задевая головой твои носки (хорошо, хоть в этот раз едем в купе!), хлопает дверью туалета и пробками от бутылок… В купе мы оказались одни, в соседних ехали пенсионеры и мамаши с детьми. Мрак! Надо было хоть книжку с собой взять…

– Книги, газеты, журналы! – К нам заглянул продавец, потрясая пачкой периодики. Во дает! Мы же стоим всего три минуты! Или он не боится проехать лишнюю станцию?

Я взял себе «анекдоты» и залег на верхнюю полку. На час хватит. Если иногда отвлекаться, попить чаю и поболтать с предками – то на два. Потом уже можно залечь спать, а утром приедем.

Ненавижу, ненавижу поезда! Несколько часов в замкнутом пространстве, трясешься, как дурак, только и думаешь: «Ну когда уже приедем?» Причем неважно, куда именно ты направляешься, хочется тебе туда или не очень, главное – сойти с поезда.

Только я так подумал, как сверху обрушился водопад, в лицо дунул ветер, со всех сторон меня сдавили люди. Это еще что?!

Это платформа, и я – на ней. Еще здесь люди, дождь и ветер. И поезд за спиной – отъезжает потихонечку. Эй, куда без меня?!

Не помню как, но я развернулся, сделал два огромных прыжка, вцепился в поручень (проводник уже убрал лестницу), закинул ноги выше головы и… Уф! Успел!

– Где твой билет, мальчик?

– У родителей, в купе. Я выходил.

– Нашел место!

– Извините.

– Андрей! – Мать вылетела в тамбур. – С ума сошел?! А если бы ты отстал от поезда? Когда только успел сбежать, только что валялся на полке?!

Я не стал ей рассказывать, как она права – сам еще в себя не пришел.

– Извини, мам. Забыл расплатиться с газетчиком, вот и выскочил следом за ним.

– Не пугай так больше.

– Больше не буду.

Надеюсь, что больше не буду. А Невидимка, оказывается, умеет исполнять желания! Правда, делает он это невпопад, ну да у каждого свои недостатки.

Отец сидел, уткнувшись в газету, и, похоже, не заметил моего отсутствия. Вот и хорошо, одной нотацией меньше. Я вскарабкался на верхнюю полку, прикрылся «анекдотами». Надо бы мечтать поосторожнее, а то, не ровен час, окажусь один в чистом поле с птеродактилем на веревочке. Вспоминай потом, о чем таком подумал!

За окном пролетали деревья. Отдельно ненавижу этот вот однообразный заоконный пейзаж в поездах. Ровная поляна, украшенная панковским гребнем перелеска, – все! Она тянется‑тянется все восемь часов. Иногда, впрочем, возникают домики и коровы, для разнообразия. А ты едешь, и смотришь, и думаешь: когда же это кончится? Поляна кончается и сменяется платформой. Поезд стоит себе несколько минут, у тебя есть передышка, можно понаблюдать за снующими торговцами и пассажирами. А потом – снова‑здорово.

– Саша, что это?!

– Где? Ой! С ума сойти! – Родители обалдело уставились в окно. Еще бы: на большом окне, как на экране, показывали мультик. Чума! Этот Невидимка – псих и хочет моих родителей с ума свести.

На экране скакал губка‑боб, и родители молча смотрели на него такими же огромными глазами. Надо срочно что‑то предпринимать.

– Спокойно, мам‑пап, это новая фишка такая в поездах, экспериментальная. Чтобы ехать было нескучно. На окне – экран, на двери – проектор. Ее пока испытывают, так что запускают ненадолго. Наслаждайтесь, скоро прекратят.

– Серьезно? – Мама, кажется, повелась. – А ты откуда знаешь?

– В Интернете прочитал.

– Да, я тоже читал что‑то такое, – поддержал меня отец. – Надо же!

Уф, кажется, пронесло. Я соскочил с полки и вышел в коридор. Здесь окно было нормальное: поле, панк‑перелесок – все как положено.

Только в коридоре была дискотека. В узеньком проходе каким‑то чудесным образом разместилась сцена, а купе – его просто не было. Только наше торчало одинокой кабинкой, а вместо остальных – огромная танцплощадка, подсвеченная разноцветными огнями. На сцене пели «Сплин», и пенсионеры и мамаши с детьми кривлялись под музычку.

Мое сердце остановилось,

Мое сердце замерло…

– Андрюха! Привет! – Меня подхватила какая‑то бабулька и, кривляясь и подпрыгивая, потянула танцевать. Я еще не настолько пришел в себя, чтобы уверенно сопротивляться, так что даже поплясал с бабулькой пару минут.

– Ну, как тебе? – спрашивала бабулька, подпрыгивая. – Весело?

Я рассеяно кивнул, чтобы ее не обижать. Вот заботливый Невидимка! Конечно, это он – больше некому! Я только подумал, что ехать в поезде – скучно, и – на, пожалуйста. Больной он какой‑то: устроить дискотеку в вагоне… Народу явно это нравилось, не иначе – тоже Невидимка постарался. Нормальные люди в обморок попадали бы, если бы их вместо тихой поездки заставили танцевать. А эти – веселятся, словно всю жизнь только и ждали этой дискотеки. Дурдом! Да еще бабулька эта скачет, как ненормальная!

Песня кончилась, все захлопали, старуха наконец отпустила мою руку – спасибо, дала возможность ретироваться в тамбур. Здесь поезд был как поезд. Холодно, грязно, накурено. Уф! Когда же этот Невидимка оставит меня в покое?! Ну, спас, ну, спасибо, ну и хватит! Это‑то все зачем?

Только вздохнул спокойно, как ворвалась толпа с дискотеки: бабульки, деды, мамаши, дети, все горланили наперебой:

– Андрей, ты почему ушел?

– Тебе скучно?

– Давай позовем другую группу, устроим игру в догонялки или конкурс какой‑нибудь?

Такого я не ожидал. С ума все посходили, блин!

– Отстаньте от меня все! – Плохо соображая, что делаю, я рванул на себя дверь вагона (поддалась!) и рыбкой нырнул в темноту. Когда стемнеть‑то успело? Должно быть, время летит быстрее, если приходится беситься на дискотеке и объяснять родителям, откуда в окне взялись мультики.

По ногам больно ударила земля. Знаю, что наоборот – все равно же, больно. Я приземлился на четвереньки в лужу. А может быть, и в траву, в темноте под дождем так сразу не разберешь. Поезд шумел совсем рядом, да так оглушительно, что хотелось сесть и закрыть голову руками. Ничего, сейчас проедет… Вокруг – поле, перелесок, – все как в окне. Мелко сыплет дождь – гадость какая! И что теперь делать? Куда идти?

– Раньше надо было думать!

Я вздрогнул, обернулся: рядом никого не было. Впрочем, я и так знал, кто со мной говорит.

– Это вы?

– Я. Тебе не угодишь, парень!

Невидимка пожелал остаться невидимкой. Ну хоть разговаривать научился, и на том спасибо. Раньше же вообще молчал.

– Я… Извините. Спасибо, конечно, но… Я не просил!

– Но ты же хотел, чтобы было веселее?

– Да. Но не настолько.

– Тебя не поймешь.

– Неважно. Больше не делайте так, ладно? Мало ли что в голову придет…

– А как делать?

– Ну‑у… – Больше всего меня бы устроило, чтобы он вообще отвалил и не трогал меня, но ему же не скажешь – обидится! – Я очень благодарен, что вы меня спасли. Но, пожалуйста, больше не надо исполнять мои желания!

– Почему? – удивился Невидимка. – У тебя желаний нет?

– Есть, у кого же их нет, но…

– А в чем тогда дело? Ты только скажи, ладно? Не думай, а скажи, тогда оно исполнится. А то, что ты думаешь, – думай себе, этого никто исполнять не будет. Договорились?

Вот привязался!

– А почему вы раньше со мной не разговаривали?

– Я?! Разговаривал. Только ты меня не понимал, не мог еще. А теперь можешь.

– Почему?

– Растешь.

– За несколько часов?

– А что тебя удивляет? Тебе лет‑то сколько?

– Тринадцать.

– Скажешь, вырос уже?

– Нет, конечно…

– Ну вот. Да и вообще, мы становимся старше даже не каждый час, а каждую минуту. Только у детей это заметнее.

– Ясно.

Хотя ни черта мне не было ясно. Например, почему этот Невидимка вообще привязался и почему – именно ко мне. Конечно, неохота быть неблагодарной свиньей. Но когда так навязчиво и безумно исполняется каждое твое желание, которое ты даже не высказал вслух, а так – подумал, это, мягко говоря, утомительно.

– Зачем я вам нужен?

– Нравишься.

В глаза бросился свет, я только и успел сообразить, что снова стою в поезде, в коридоре, только дискотеки здесь уже нет. Слава богу!

– Андрей! – Из купе показалась мама. – Что ты там медитируешь, иди чай пить!

И мультиков в окне тоже не было.