Хочется улыбаться

У реки Кэроу сняла зажим, отпустила магию и увидела в воде свое появление. На месте тисков остался синяк. Какая ерунда!

Догадается ли Тьяго про невидимость? Надо же так сглупить! Теперь с нее глаз спускать не будут, а Белый Волк пожелает узнать, как она это делает. Потребует научить этому бойцов – ведь чары невидимости необходимы для пользы дела. Кэроу должна это понимать.

Неужели ей не хочется, чтобы повстанцы убили побольше спящих ангелов?

Тангри и баньши славились именно этим. Никто не знал, как они это делают. Наверное, сворачивали тень и незаметно проскальзывали в помещение. Впрочем, одних чар невидимости мало, чтобы в полной тишине вырезать сотню солдат. Почему они не просыпались? Кто угодно проснулся бы и захрипел, захлебываясь кровью, но жертвы Теней лежали смирно, пока им резали глотки. Тишина и покой. Живые Тени налетали, как легкий ветерок. Как дыхание смерти…

Кэроу сильно задела гибель солдат гарнизона, хотя их настигла легкая смерть. Вряд ли ангелы выказывали подобное милосердие, убивая химер.

Перерезанные глотки – это милосердие?!

Кэроу хотелось с кем‑нибудь поговорить, во всем разобраться, понять необходимость жестокости, осознать свою роль в ней. Прежде она избегала этих мыслей, старалась убедить себя, что все это – дурной сон, что нужно работать и не думать.

Жизнь не подготовила ее к реалиям войны – их показывают в новостях, а Кэроу новостей не любила: слишком страшно и отвратительно. От Мадригал помощи ждать не приходилось – наивная мечтательница поверила ангелу и фантазиям о мире.

Своими кровавыми посланиями повстанцы разворошили осиное гнездо. Тьяго бросил вызов Империи, ответ императора не заставил себя ждать. Теперь всем конец. Мирным жителям не устоять против армады Доминиона.

Чего добивался Тьяго, затевая все это? О чем думала она?

Кэроу ни о чем не хотела думать, а теперь…

Я счастлива… Я счастлива…

Кэроу сняла обувь и опустила ноги в прохладную воду. В касбе наверняка все бросились на поиски беглянки, скоро ее найдут. Послышался шум крыльев, Кэроу накрыла рогатая тень. На мгновение их силуэты совпали.

Зири.

Он резал лица мертвых. Его ножи‑полумесяцы, такие же как у Кэроу, идеально для этого подходят. Стоит только подцепить уголки рта – и легким движением руки дело сделано, улыбка на месте. «Вот кем он вырос», – горько подумала Кэроу и повернулась к нему, заслонив глаза от солнца. Зири замер в нерешительности, разглядывая ее руки в кровоподтеках и татуировках.

– Ты как? – спросил он.

Нашел что сказать! Если бы он заговорил с ней раньше… Прежде Кэроу надеялась, что Зири станет другом и союзником. В его взгляде сквозило сочувствие и детская искренность. Даже сейчас в Зири угадывался подросток: круглые карие глаза, серьезность, застенчивость. Все эти недели он ее сторонился. Теперь слишком поздно.

– Ты… – Неловкая пауза. – Кажется, тебе нехорошо.

– Да неужели? – Кэроу чуть не рассмеялась. – Не может быть.

Она встала, расправила закатанные джинсы и взяла обувь. Задрав голову, посмотрела ему в глаза: он очень вырос. Один из рогов был короче, отсеченный ударом меча. Зири повезло – рог спас его от смерти. Все называли его счастливчик Зири.

– Не волнуйся, – сказала она. – В следующий раз, когда мне захочется улыбнуться, я знаю, к кому обратиться.

Он вздрогнул как от боли, а она обошла его стороной, вскарабкалась по склону и пошла к касбе. Лететь было ни к чему. Возвращаться она не спешила.

Лицо Иаила разрублено пополам ровно посередине, от макушки до подбородка. Жаль, что не до горла. Удар, рассекший нос и губы, оставил уродливый вспухший шрам, который являл на всеобщее обозрение сломанные зубы. Происхождение шрама – великая тайна. Иаил утверждал, что получил его в бою, но слухи говорили иное. Впрочем, их сотни; определить, где правда, невозможно. Даже Азаил, мастер выведывать секреты, ничего об этом не знал. Присутствие при трапезе Иаила превращалось в тяжкое испытание: капитан чавкал и хлюпал, словно вылизывающая себя собака.

Акива хранил бесстрастное выражение лица, хотя зрелище было премерзкое – вывороченный оскал Иаила внушал безмерное отвращение.

– Нас ждет великолепное развлечение, – заявил брат императора. Сожрав копченую песнептицу, он жадно выхлебал кружку эля, расплескав половину на рассеченный подбородок. – Настоящая охота. Ты охотишься?

– Нет, – ответил Акива.

– Само собой. Для солдат это непозволительная роскошь. Тебе понравится.

Вряд ли.

Армада Доминиона нависла над южными землями, готовясь приступить к зачистке всей территории, от Заповедного предела до самого севера – тысячи воинов против горстки беженцев.

– Я говорил ему, рано отзывать наши главные силы, – продолжал Иаил, – но брат решил, что юг не представляет опасности.

– И не представлял, – сказал Ормерод, командующий Вторым легионом и до настоящего времени – всей карательной операцией. Смещение с поста его не радовало. Завтрак проходил в его шатре. По приказу Иаила явился и Акива, что выглядело странно: бастарды не делят трапезу с начальством. Распоряжение Иаила настораживало и удовольствия не приносило.

– Принц Бастардов! – воскликнул капитан по прибытии в лагерь, заметив Акиву. Им доводилось воевать вместе, но Акива презирал Иаила, даже когда их цели совпадали – например, разрушение Лораменди. Неприятие было взаимным – брат императора не терпел бастарда, однако, завидев его, заявил:

– Какая честь! Вот уж не ожидал тебя здесь встретить. Присоединяйся к нам за завтраком. У тебя наверняка найдутся соображения по поводу нашей ситуации.

Соображения Акивы вряд ли устроили бы присутствующих в шатре.

– Юг как не представлял опасности раньше, так и сейчас не представляет, – продолжил Ормерод.

– На серафимов напали не беженцы, – подтвердил Акива, с уважением глядя на командира легиона.

– Но повстанцы ведь где‑то прячутся, – вздохнул Иаил. – Повстанцы. Брат в бешенстве. Он хочет вплотную заняться новой войной, а тут из могилы вылезла старая… – Он захохотал над своей остротой, но Акиве было не до смеха.

Новая война? Так сразу? Расспрашивать бесполезно: оба брата обожают сыпать намеками и оставлять окружающих в полном неведении. Любопытство – слабость.

Ормерод, по‑видимому, этого еще не усвоил.

– Какой новой войной?

Иаил с издевкой посмотрел на Акиву, как будто зная про него что‑то постыдное.

– Это сюрприз, – пояснил он и улыбнулся, безобразно кривя изуродованный рот.

«Вот кого украсит улыбка Воителя», – подумал Акива. Иаил зря старался, испытывая его. Разумеется, воевать придется с мятежными серафимами, чья свобода и таинственность годами не давала Иораму покоя.

Со стелианцами.

Для Акивы народ его матери представлялся большей загадкой, чем неизвестно откуда восставшие химеры. Играть Иаилу на руку Акива не стал, его больше волновали события на юге. Тех, кого он спас, настигнут и убьют воины Доминиона, все живое вокруг станет пеплом. Что можно сделать против многотысячной армии? Ничего.

– Иорам не рад восстанию, но для меня это счастье, – сказал Иаил. – Нужно же чем‑то себя занять. Солдат без дела – оскорбление природе. Как вы считаете, принц?

Принц.

– Полагаю, природе нет до нас дела. Она рыдает, видя наше приближение.

– Совершенно верно, – кивнул Иаил. – Леса горят, твари дохнут, а луны при виде этого рыдают у себя на небесах.

– Осторожней. – Акива нашел повод улыбнуться краем рта. – Химеры родились из слез лун.

Иаил посмотрел на него оценивающим взглядом.

– Истребитель Тварей ссылается на мифы тварей? Ты что, с ними разговариваешь, прежде чем убить?

– Нужно знать своего врага.

– Разумеется. – Во взгляде капитана снова мелькнула издевательская насмешка. Чего он добивается? Акива ему никто, один из бастардов брата, имя им – легион.

Завтрак закончился, Иаил встал из‑за стола.

– Благодарю за гостеприимство, командующий. Вылет через час. – Он повернулся к Акиве. – Рад нашей встрече, племянник, хотя когда‑то я предлагал тебя убить. Впрочем, дело давнее, ты тогда еще не был героем, так что не обижайся.

Его хотели убить? Когда? Акива бесстрастно глядел в глаза Иаила.

Ормерод что‑то пробормотал, но дядя с племянником не обратили на него внимания.

– У тебя в крови столько грязи понамешано, ты же знаешь, – напомнил Иаил.

Акива проигнорировал и этот намек. Матери он не помнил, сохранились только обрывочные воспоминания. А однажды император загадочно обронил: «Ее участь была ужасна». Интересно, Иаилу какое до этого дело?

– Иорам считал, что его кровь окажется сильнее, – не унимался Иаил. – «Кровь – сила» и все такое. И, представляешь, оказался прав! Как ни странно, ты выдержал все испытания, великолепно подтвердил свою пригодность. Что ж, ничего не поделаешь! Жаль, конечно, – неприятно оказаться неправым в таких делах.

У выхода Иаил, капитан Доминиона, второй по влиятельности серафим в Империи, остановился и небрежно приказал командующему:

– Пришлите женщину ко мне в палатку.

Ормерод побледнел. Акива, вспомнив слова Лираз о «тысячах девушек», понял, что сестра боялась. Она скрывала испуг, не говорила о нем прямо, но теперь Акива разделял этот страх – и за судьбу Лираз, и за судьбы «тысяч девушек».

– У нас нет женщин, – заявил он. – Только солдаты.

– Что ж, на биваке выбирать не приходится, – вздохнул Иаил. – Присылайте что есть.

Белый Волк готовил бойцов к новой вылазке. После заката он собрал их во дворе и стал отправлять в Эрец: девять отрядов по шесть крылатых солдат и два сфинкса – пятьдесят шесть химер. Чудовищно мало на фоне армады Доминиона! Кэроу казалось, что она создала целую армию, а теперь… Вспомнилось сияние доспехов, огненный размах крыльев, бесконечные ряды серафимов, надвигающиеся сплошной стеной… Это самоубийство. На что они надеются?

Отряды химер поднялись в воздух и улетели.

Зири не посмотрел в ее сторону.