Глава девяносто четвертая. В последующие дни все те здания, в которые мог проникнуть Питер Крейн с помощью ключа жены, были обысканы

В последующие дни все те здания, в которые мог проникнуть Питер Крейн с помощью ключа жены, были обысканы, однако логова этого безумца обнаружить не удалось. Где Крейн пытал и убивал своих жертв, осталось тайной, как и улики, которые могли бы доказать его отношение к убийствам.

Карли Викерс начала выздоравливать после перенесенных мучений. Аппарат искусственного дыхания больше не был нужен, потому что дышать она уже могла сама, однако общение с ней до сих пор было затруднительно. Она за один раз могла сказать лишь несколько слов хриплым шепотом, но слышать и видеть не могла. И никоим образом она не дала понять, что знает своего мучителя.

Врачи выразили надежду, что удастся исправить повреждения ушей и частично восстановить слух. Новость была хорошая, однако по времени процесс планировался долгий, и ожидание результата обещало затянуться на неопределенный срок.

Винс сомневался, что молодая женщина сможет что‑нибудь им сообщить. Он ни на минуту не верил в то, что Питер Крейн оставил живую жертву по ошибке. Карли Викерс была его шедевром, его рукотворным памятником своему криминальному таланту и умению. Питер Крейн словно бы говорил, оставив ее в живых: «Смотрите, насколько я умнее копов. Я вернул им жертву, а они все равно не знают, кто я».

Крейн, может, и вернул ее, но чертовски хорошо позаботился о том, чтобы она не смогла им ничего рассказать.

Кровь стыла в жилах при одной мысли о том, как развивалась преступная карьера Крейна. И столь же страшно вообразить, со сколькими жертвами он расправился, чтобы дойти до такого. Его преступления были слишком изощренными, а навыки – слишком отшлифованными, чтобы ему хватило тех трех девушек, о которых им было известно.

Бюро теперь было введено в дело официально, Винса назначили расследовать прошлое Питера Крейна. Это было его последнее дело в качестве агента. У него уже была выдающаяся карьера, но теперь он сосредоточился на будущем: на своей жизни с Энн.

Диксон выделил ему стол в оперативном центре. Сейчас он сидел и просматривал кассету, на которой был записан допрос, проматывая вперед, назад, пересматривая раз за разом.

Вошел Мендес, неся в руках обед.

– Джейн Томас сегодня утром вывезла Карли Викерс на больничную лужайку погулять с собакой. Это будет первый в истории поводырь питбуль, – сказал он, ставя пакеты с едой на стол. Он кивнул в монитор. – Зачем ты это смотришь?

– Присядь‑ка.

Это был допрос Джанет Крейн в ту ночь, когда ее муж похитил Энн. Винс как зачарованный смотрел, как жена Питера Крейна водила Кэла Диксона кругами.

После ухода Винса она разразилась слезами, видимо, охваченная паникой из‑за того, что ее сын оказался в руках маньяка. Диксон утешал ее, предлагал кофе и хотел вызвать врача. Она от всего отказалась, предпочитая продолжать допрос.

Диксон продолжил. Где Питер любил бывать? Было ли какое‑то место, где ему было особенно уютно уединяться? Были ли какие‑то пустующие здания, о которых ей известно, куда он мог бы проникнуть с помощью ее ключа? Места заброшенные, находящиеся вдалеке от дорог, забытые?

Они будто ходили кругами. Диксон ничего не добился. Джанет Крейн получила внимание.

Наверное, она и сама не отдавала себе отчета в своем желании. Видимо, так она действовала с детства, подумал Винс.

Она не могла поверить, что это происходит с ней.

С ней. Не с ее сыном, не с Энн, не с кем‑то из тех, чьи жизни искалечил и сломал ее муж.

– Сука, – сказал Мендес.

– Материал для изучения, – поправил Винс. – Это классический нарцисс. Все в мире вращается вокруг нее. А все мы – лишь актеры в ее пьесе.

Он перемотал кассету, нашел отрывок, который хотел показать Мендесу: тот момент допроса, где он выложил перед Джанет Крейн фотографии со вскрытия Лизы Уорвик.

Мендес ничего не сказал.

Винс перемотал еще раз и снова включил.

Затем повернулся к своему протеже и произнес:

– Она не отворачивается. Она не отворачивается, и с ней не происходит никакой истерики в течение полных двух минут.

– Она в шоке, – предположил Мендес.

– Она наслаждается.

Мендес посмотрел на него так, словно Винс сумасшедший.

– Ты что?

Винс перемотал кассету и стал проигрывать это место опять и опять. А потом перемотал дальше.

«– …что она пропала – и ваш сын, Томми, тоже. Я полагаю, они оба в руках вашего мужа и находятся в смертельной опасности.

– Питер никогда не обидит Томми… Никогда».

– «Питер никогда не обидит Томми». Она не сказала: Питер никогда никого не обидит. Она не сказала: он никогда не обидит Энн, – хмурясь, проговорил Мендес. – А когда мы в тот вечер пришли к ней домой и сообщили, что ее муж похитил женщину, она даже не спросила, кого именно.

– Либо она знала, либо ей было все равно, – сказал Винс. – Или и то и другое.

– Джанет Крейн бесплатно работает в Томасовском центре. Она знает, что у сотрудников серебряные цепочки. Ей известно, что только прошедшие программу носят золотые. Мальчик подарил цепочку Энн. Он должен был найти ее в их доме.

– Если бы Джанет Крейн знала, что эта цепочка была там… – начал Мендес.

– Она должна была знать, откуда взялась эта цепочка, – сказал Винс.

– Господи, – пробормотал Мендес, глядя в монитор и наблюдая, как Джанет Крейн играет на Кэле Диксоне, словно на концертной скрипке. – Я разговаривал с ней сегодня утром, пытался уговорить ее привести Томми для разговора с нами.

– Она никогда не позволит этого, – заметил Винс.

– Она сказала мне, что везет его сегодня к психиатру в Беверли‑Хиллз. Она надеялась получить скидку на двоих по стоимости посещения одного.

– Ты правда думаешь, что она все знала? – спросил он.

– Я не знаю, – ответил Винс, выключая монитор. – И даже если я скажу, что да, то то, что я думаю, и то, что я могу доказать, это разные вещи.

Date: 2015-08-24; view: 343; Нарушение авторских прав