Освободиться от прошлого, забыть о будущем

Вот цитата (из текста тибетской школы буддийской традиции), которая поможет нам по-новому взглянуть на время и перемены:

Не продлевай прошлого.

Не призывай будущего.

Не теряй врождённой внимательности.

Не бойся иллюзорного.

Вот и всё.

С возрастом всё сильнее хочется погрузиться в воспоминания о прошлом. Появляется свободное время, от будущего не приходится ждать чего-то особенного, и ум охватывает ностальгия — иногда мягкая, но порой багаж памяти окрашивает нашу нынешнюю жизнь сожалением, гневом, тоской и унынием.

Когда я говорю об освобождении от личной истории, я не имею в виду, что нужно её отрицать. К примеру, я играл в гольф и водил автомобиль. Это моя личная история. Но я больше не могу делать этого. Если я стану цепляться за представление о себе как об «игроке в гольф» или «водителе», меня ждут страдания. Я могу рассказывать о прежней жизни, но я делаю это, не становясь той личностью, которой был, когда играл в гольф и водил машину. То, что я делал тогда, увлекало человека, которым я был, но теперь это для меня уже не так привлекательно. Я освободился. Вы можете вызвать в памяти прошлое и посмотреть на него глазами настоящего. Это всё равно что принести конспект профессору, чтобы он объективно оценил вашу работу. Воспоминания могут засасывать, но, чтобы аннулировать их воздействие, нужно отдать их на рассмотрение тому, кем вы являетесь сейчас.

Пока мы не научимся жить с «умом первоклашки», воспринимая всё как в первый раз, багаж наших лет будет оставаться чугунным ядром, прикованным к нашей ноге. Приведу такой пример. В 1979 году я жил в Соквеле (Калифорния). До этого я пару лет бродяжничал, следуя совету моего гуру не оставаться долго в одном месте, потому что «без движения йоги и вода портятся». Однако, несмотря на свою цыганскую жизнь, я продолжал собирать памятные безделушки. Собрание было интересным (для меня): старые письма, рисунки, газетные вырезки, автомобильные номерные знаки — коробки с сувенирами, которые я не решался выбросить.

Тенденция таскать с собой своё прошлое не приличествует жизни йога. В индийской традиции странствующий садху (примером которого был Махарадж-джи) не обременён вообще никакой собственностью. В жизни моего гуру был период, когда его называли Баба Треснувший Горшок, потому что он бродил обнажённым, не владея ничем, кроме выброшенного кем-то треснувшего горшка, с которым он просил подаяния и из которого ел и пил. Когда горшок разбивался, он выбрасывал его и подбирал другой. Конечно, живя в Штатах, я не собирался подражать Махарадж-джи, но всё же… Я, странствующий садху, таскал за собой все эти вещи. Понятно, я почти никогда не открывал эти коробки. Я просто наполнял их, подписывал, закрывал и ставил на полку. Когда приходило время переезжать, я снимал их, забрасывал в грузовик и перевозил на новую квартиру.

После четвёртого или пятого переезда я спросил себя: «Что же это такое? Зачем я храню всё это барахло?» Подумав об этом, я понял, что хранить ненужные вещи меня заставляет иллюзорное представление о том, что когда-нибудь мне их будет не хватать. Хотя в данный момент мне ничего из этого не было нужно, я был уверен, что однажды эта лафа закончится. Честно говоря, хотя тогда моя жизнь была увлекательной, я предвидел, что когда-нибудь заскучаю. Хотя тогда мне было чем заняться, я чувствовал, что в один из дней мне, несомненно, пригодится фотография 1965 года, на которой я запечатлен во время восхитительного путешествия в Каньон.

Я вообразил, будто завишу от этих старых коробок, напоминающих мне, какой была моя жизнь. И вдруг мне стало ясно, насколько это абсурдно! Я поснимал коробки с полок и отнёс их к мусорному контейнеру. Вначале я почувствовал, что поступил правильно и мудро: освободился от балласта и теперь могу плыть налегке. Но среди ночи я стал рыться в мусоре, отыскивая пару памятных вещей, без которых, как мне показалось, я просто не смогу жить. «Я никогда не увижу лицо этого человека!» — думал я, неистово шаря в темноте. Потом до меня дошло, что я свожу на нет то, что сделал днём. «Раз я не могу положиться в этом на себя, — подумал я, — значит, нельзя оставлять коробки на мусорнике. Нужно их сжечь».

Я развел большой костер и сел возле него со своими коробками. Я последовательно открывал их, прощался с каждой вещью и бросал её в огонь. Порой мне попадалось что-то очень ценное, и я откладывал это в сторону, но основную массу накоплений всё-таки сжег. Такое радикальное решение несколько испугало меня. Я опасался, что впоследствии пожалею о своём поступке. Вместе с тем освобождение от груза прошлого даровало чувство свободы.

Прошло пятнадцать лет, и моя кладовка опять заставлена коробками. Пожалуй, пора опять разводить костер.

Я не призываю перечеркнуть прошлое и позабыть о нём. Нет ничего плохого в том, чтобы получать удовольствие от воспоминаний о прошедших годах, — если только отождествление с прошлым не омрачает теперешнюю жизнь. Глупо оплакивать потери и страдать из-за привязанности к тому, чего уже нет.

С другой стороны, не следует поддаваться склонности использовать свою биографию в качестве способа развлечься и привлечь к себе симпатии окружающих. Например, я часто летал на самолёте и попадал в такие переделки, рассказ о которых заставил бы людей слушать меня с разинутым ртом. Собственно, я не был уверен, останусь ли в живых, и мог бы за кружкой пива рассказать немало историй, от которых кровь стынет в жилах. Но я отметил интересный момент: поступая так, я словно превращался в кого-то другого. Я чувствовал себя не нынешним Рам Дассом, а каким-то сорвиголовой. Такой образ, похоже, иногда нравился моему эго, которое подталкивало меня к прошлой индивидуальности, и это порождало ощущение фальшивой несерьёзности.

Когда чувствуешь себя эдаким «самозванцем», застрявшим на полпути от прошлого к дню сегодняшнему, полезно (для программы сознательного старения) уделить внимание этому чувству. Чем полнее мы примиримся с собой как пожилым человеком, обладающим воспоминаниями, но не отождествляющим себя с ними, тем больше будет в нас истинной жизни.