ГЛАВА 13 Как взаимодействовать с административным штабом

Ехали мы как‑то из Сокольников на базу в Тарасовку на нашем клубном автобусе. Автобус был новым, ярким и навороченным по самому последнему слову техники – тогда в России таких и не имелось ни у кого. В салоне на месте главного тренера – Валерка Чижов, через проход в другом ряду – я, на откидушке у двери – Серега Чудин. И больше никого! Благодать! Едем в приподнятом настроении, музыка играет, шутки, смех. Наш водитель Матвеич на нас отвлекся и при перестроении тонированную «девятку» невзначай подрезал. У поста ГАИ города Королева мы остановились на светофоре и вдруг видим: по встречной полосе нас огибает та самая подрезанная «девятка», оттуда высовывается крепкий лысый парень и со всего размаха бейсбольной битой бьет по боковому водительскому стеклу. Я опомниться не успел, как машина с визгом сорвалась с места. Матвеич за царапину на клубном автобусе любого удавит, а тут – целое стекло… Стряхнул он с себя осколки – и по газам! Это была настоящая погоня, как в культовом «Месте встречи», где Высоцкий кричал: «Давай, отец, поднажми!» Вот и мы с пацанами голосили: «Давай, Матвеич, поднажми!» Чудо орет: «Чиж, запомни номер!» Погоня! Азарт! Адреналин! Меня тогда поразило, что Матвеич на такой махине к бандитской «девятке» сумел существенно приблизиться. Может быть, мы бы даже и догнали «бейсболистов», только те под мост ушли, совсем в другую сторону от базы. Нам же опаздывать было нельзя, и, раздосадованные, мы проследовали по привычному маршруту. Как же Матвеич тогда расстроился! Он в «Спартаке» работает целую вечность – Романцева возил, когда тот еще игроком был. – и никогда с ним не приключалось ничего подобного.

Матвеич – это наша легенда. Если разобраться, вся жизнь команды крутится вокруг него. Куда бы мы ни ехали, откуда бы ни приезжали – без Матвеича не обойтись. И для меня основной состав родного клуба ведь фактически с Николая Матвеевича Дорошина начался. Он был первым человеком, кого я увидел, когда впервые попал в главный автобус. И вот уже больше двенадцати лет, отправляясь на игру, я жму ему руку. Это рукопожатие для меня является своеобразным сигналом: счетчик в голове тут же принимается отсчитывать время до стартового свистка.

Матвеич свое предназначение видит в том, чтобы максимально комфортно и быстро доставить нас в пункт назначения. Все остальное его волнует куда меньше. Например, когда едем в Ярославль, а перед нами плетутся фуры, то Дорошин выруливает на встречную полосу как к себе домой. Коля Писарев в таких случаях обычно говорил: «Матвеич, полтергейст!» Подразумевалось, что Матвеич умеет проезжать сквозь препятствия, не замечая их.

При Олеге Ивановиче в салоне всегда была гробовая тишина. Муха пролетала – было слышно. Но времена меняются. Теперь, когда мчимся на стадион, музыка играет, общение происходит. Наш водитель и тогда, и сейчас прекрасно чувствует состояние команды и всегда попадает в такт.

А еще Матвеич у нас раненый на трудовом фронте. Мотором нашего же автобуса ему отрубило полпальца. Можно сказать, что человек за родной клуб пострадал.

* * *

Для меня «Спартак» – это во многом непубличные люди, хранители традиций. Речь прежде всего о великолепной пятерке: менеджере Леониде Хаджи, начальнике Валерии Жиляеве, видеооператоре Александре Святкине, мастере по обуви Вячеславе Зинченко и об уже представленном вам Николае Дорошине. Они в клубе с незапамятных времен, почти все еще при Бескове работали. Убери любого из них, даже сапожника – аура моментально изменится. Я, например, не представляю, как без Славы команда будет веселиться. Вот недавно во время общей прогулки он на спор прямо в одежде сиганул в воду, и пускай мы с ребятами проиграли деньги, удовольствие получили немалое. А если мы вдруг лишимся чудо‑оператора Космонавта Ивановича, кто будет ажиотаж вокруг второй звезды нагнетать? Представляете, вот уже лет пять человек каждый день на клубную эмблему показывал и спрашивал: «Егор, когда здесь вторая звезда появится?»

Вы уже догадались, что эта глава – о них. Надежных, незаметных и очень колоритных служителях красно‑белой империи – служителях, которые жили «Спартаком» до моего появления в клубе, живут сейчас и наверняка будут жить после того, как моя карьера завершится. С этими людьми мы проводим бок о бок одиннадцать месяцев в году, я вижу их чаще, чем своих родных.

И это здорово, что они именно такие, какие есть.

* * *

Вячеслав Зинченко обижается, когда его сапожником называют, и всякий раз поправляет: я обувщик. Слава, дорогой, я тоже тебя поправлю: ты не просто обувщик, ты лучший обувщик в отечественном футболе. И, наверное, самый безотказный.

Благодаря Славке я вообще не знаю, что такое иметь проблемы с обувью. Просто привозишь ему любые ботинки или, допустим, туфли жены – он молча берет и делает из них конфетку. Ему можно отдать «разбить» новые бутсы и тут же без опаски выходить в них играть. «Разбивка» бутс – это, уверяю, очень больная тема для футболистов. У меня все пальцы на ногах перекорежены: здесь шишка, тут шрам, тут деформация. Бутсы же мы всегда берем впритык, чтобы мяч лучше чувствовать. И если без какой‑либо подготовки их надеть, то ноги сотрешь в месиво. Поэтому процесс притирки длится долго. Слава же какими‑то только ему известными манипуляциями умудряется добиваться того, что в кратчайший срок новая обувь в точности обретает контуры моей стопы.

За год у меня изнашиваются три‑четыре пары бутс. В одних играешь, вторые «разбиваешь». Затем во вторых играешь, в первых тренируешься, третьи «разбиваешь». Затем в третьих играешь, во вторых тренируешься, четвертые «разбиваешь», первые кому‑то презентуешь. Я поначалу предлагал человеку: «Зачем тебе никуда не годное старье, давай я тебе лучше новую пару подарю!» Но мне всякий раз отвечали: «Это же раритет! Представляешь, я смогу рассказать приятелям: вот в этих «лаптях» Егор Титов забил такой‑то гол, отдал такую‑то передачу».

Если разобраться, то бутсы – это и впрямь самое дорогое, что есть у футболиста. Наш рабочий инструмент. Молодые ребята этого не понимают. Я тоже в их годы приходил с поля, бросал бутсы в угол, они за сутки скукоживались, я их потом так крючками и натягивал. А в футболе‑то мелочей не бывает. За обувью нужно ухаживать очень бережно. Слава как‑то подарил мне специальный набор: губка, крем, масло. Как военные начищают свое оружие, так и я теперь начищаю бутсы. Для меня это еще и своеобразный ритуал. Бывает, прихожу с тренировки весь в грязи, пока переоденусь, бутс уже нет: Славка забрал, почистил, на растяжечку поставил.

Важно покупать «родные» бутсы. Если, например, это «Адидас», то он должен быть немецкий, если «Мизуно» – то японского производства. Вот тогда процесс притирки пройдет гораздо легче. Я, к слову, больше десяти лет выступаю в «Адидасе». Как‑то пробовал перестроиться на другую марку – не пошло. Славка мне тогда сказал: «Фирма по производству бутс как жена. Просто так ее не меняют». И все же, наверное, еще раз рискну. «Умбро» предлагает мне хороший контракт, от которого вряд ли стоит отказываться.

Вячеслав Зинченко обладает особым взглядом на любой предмет. И только человек с его мироощущением способен столько лет доводить спартаковцев разных поколений до истерического хохота. На спор Слава сделает все, кроме подлости. А поскольку футболисты отличаются неплохой фантазией, то «послужной список» у нашего обувщика получился впечатляющим. Славка у нас и плавал неоднократно в самых неприспособленных для этого местах, и бананы с кожурой ел, и цветами питался, и здоровенные яблоки ртом ловил, и в одних трусах с трапа самолета спускался.

Как‑то в Париже во вратарских бутсах на шести громадных шипах Зинченко проходил таможню – так французские таможенники только на ноги странного пассажира и смотрели – в полнейшем замешательстве были. Слава же, будто копытами цокая по плитке, делал вид, что именно так‑то все и должно быть.

В последние годы я главный инициатор подобных аттракционов. Ну устали ребята, настроение неважнецкое – вот и выдумаешь что‑нибудь забавненькое. Тут как‑то в аэропорту подговорил я лучшего мастера по обуви вместе с багажом прокатиться. И вот представьте картину Солидные люди ждут свои сумки, всматриваются в конвейер, а там среди чемоданов с гордым видом восседает какой‑то мужик. Люди пальцами у виска крутили, мы с пацанами за животы держались, а Зинченко не обращал ни на что внимание – он с присущей ему основательностью выполнял «специальное задание» и наматывал круги в обществе всевозможных баулов и тюков. И мы ему за это были благодарны. * * *

Слава Зинченко называет Александра Хаджи папой. А я – Салихом. Салих Лютфиевич – настоящее имя нашего извечного менеджера. Александром Леонидовичем его в 1980‑х сделал Николай Петрович Старостин, для удобства обращения. Хаджи – человек, который может что угодно достать и с кем угодно о чем угодно договориться.

Хаджи наделен очень тонким юмором (впрочем, люди без чувства юмора в «Спартаке» не задерживаются). Нужно не один год внимательно поизучать Салиха, чтобы научиться понимать, когда он шутит, а когда говорит искренне. Так, фразы «Тебе начислили премию», «Марсиане высадились в Тарасовке». «Зидан перебирается в «Спартак» и «Тренировка будет в одиннадцать» он произносит с абсолютно одинаковой мимикой, жестикуляцией и интонацией. После этого непременно стоит пойти и у кого‑то переспросить, а правда ли? Я, к счастью, давно хитрющего Александра Леонидовича раскусил, хотя ручаться за то, что завтра вновь не попадусь на его фокусы, не могу.

Меня подкупает, что Хаджи на ты с мячом. Мы с ребятами любим садиться и смотреть, как тренеры и администраторы в дыр‑дыр гоняют. Хаджи всегда играет с поднятой головой, сразу видно – спартаковец. Хотя, быть может, ему просто пузо мешает на мяч‑то смотреть? (шутка).

Но вот кто меня на футбольном поле шокирует – так это наш оператор Александр Иванович Святкин. Мужичку за шестьдесят лет. Худенький, маленький, дважды между жизнью и смертью был. Да еще черный кофе в день кружек по десять выпивает. Спортом не занимается. Но когда его на газон выпускают, он весь матч носится как угорелый. Самый выносливый и самый травмоопасный. Ничего не боится. Наши новички при виде такой работоспособности ветерана дар речи теряют. После игры Александр Иваныч приходит в девятую комнату, где аппаратура стоит, и без раскачки принимается что‑то искать, записывать, нарезать. Когда он спит – загадка!

Святкин – бывший сотрудник закрытого предприятия, связанного с космосом. И мысли, и идеи, и разговоры у него такие же, неземные. Поэтому старожилы его Космонавтом Ивановичем зовут.

Наш видеооператор и вправду не от мира сего. Баек про него тоже уже сложено немало.

Как‑то Романцев в гостинице на сборах захотел видеокассету с каким‑то матчем посмотреть и спросил у него: «Александр Иванович, ты в каком номере живешь?» А тот Олегу Ивановичу (!) ответил: «Все в нашей галактике относительно».

Когда главный тренер повторил свой вопрос, Святкин ему свою трактовку теории относительности объяснять стал. Чем закончился разговор, писать не буду. * * *

Начальник команды Валерий Владимирович Жиляев тот эпизод до сих пор Святкину простить не может. Владимирыч всегда за все переживает, хлопочет и жутко не любит никаких накладок. У меня ни один семейный вопрос без Жиляева не решается.

Прописки, регистрации, справки, корочки, пропуска, приглашения – все делает он. Допустим, захотела дочка попасть на Кремлевскую елку – набираю номер Владимирыча, и вечером на следующий день у Анютки уже есть билет.

Во многом благодаря Жиляеву все спартаковцы, выходцы из стран бывшего CCCR получили высшее образование. Владимирыч – он же дотошный. Скажет «надо» и не отстанет до тех пор, пока не сделаешь. Этот человек не признает слов «не могу», «нельзя». Для него препятствий вообще не существует. Уж как в свое время Андрей Тихонов не хотел учиться, но Жиляев и его за парту усадил. Когда наступает сессия, то такое впечатление, что это у Владимирыча экзамены. Несколько лет назад он в буквальном смысле брал футболистов, запихивал в машину и развозил по институтам. Все предметы освоил. Безродного, например, заставлял диктанты писать. После тренировок сажал в Тарасовке, давал тетрадку, ручку и диктовал текст из классического произведения.

Саню Мостового Жиляев вначале в техникуме контролировал, затем более десяти лет к диплому Института физкультуры вел и своего добился. И то, что в армию никто из спартаковцев не загремел и в ЦСКА не оказался, тоже его заслуга.

* * *

Юрий Сергеевич Васильков в отличие от вышеупомянутой пятерки несколько лет был вне «Спартака». Естественно, не по своей инициативе. До сих пор у меня свежо в памяти наше первое полноценное общение. Была весна, но холод стоял какой‑то декабрьский. И вот в такой мороз мне в игре за дубль наступили на палец, а я не придал этому серьезного значения. Однако с каждым часом боль усиливалась, я же был совсем еще зеленый пацан, вот и стеснялся своими проблемами побеспокоить доктора. Палец у меня распух, его так выкручивало, что к двум часам ночи мое терпение лопнуло. Я набрался смелости и поковылял в номер к нашему эскулапу. Юрий Сергеич поинтересовался, почему же я, такой чудак, раньше не явился. Васильков вызвал массажиста Колю Ларина. Они отодрали ноготь, вскрыли палец, откачали сгустки крови, наложили повязку, и боль утихла.

В 1999‑м в Ростове нас принимал «Уралан», минуте на двадцать пятой я сделал подкат, а Раду Ребежа – тот, что впоследствии обрел известность, выступая за «Москву», подпрыгнул, ну и шипом вспорол мне ногу в области надкостницы. Было не просто больно, но еще и страшно. Мясо торчало во все стороны, я кость свою видел. Юрий Сергеич с Колей отнесли меня в раздевалку и в полевых условиях провели мини‑операцию. Бережно запихнули мясо на место и, нанеся порядка двенадцати швов, ногу зашили. Я смотрел на то, как меня штопают, и поражался тому, с каким спокойствием и достоинством люди это делают. Ожидалось, что ориентировочно через две недели начну тренироваться, но я уже через шесть дней принял участие в официальном матче. Больше восьми лет минуло, а мою ногу по‑прежнему украшает шрам длиной сантиметров пятнадцать.

В 2000 году в одном из матчей я боролся в воздухе и получил удар по макушке. Я тогда и значения этому факту не придал, рукой потер ушибленное место, и все. И только спустя несколько минут обнаружил, что рука в крови. И вновь Сергеич с Колей в раздевалке наживую меня латали. Если я сегодня побреюсь наголо, зрелище будет не для слабонервных. Как‑то мы с Васильковым и Лариным устроили турнир прогнозистов. Перед каждым туром делали ставки на все матчи, а потом сообща подводили итоги. Вот эмоции‑то бушевали! Я обязан был тот турнир выиграть, и я его выиграл. Но врач с массажистом были моими достойными противниками. В том «Спартаке» все неплохо разбирались в футболе. Так получилось, что Николай Ларин от нас перебрался в «Динамо», и вот в 2007‑м на предсезонных сборах я его увидел. Ком к горлу подкатил. Стоит наш Коля, точно такой же, как прежде, только весь седой. Мы крепко‑крепко обнялись. Все‑таки нас, людей романцевского «Спартака», независимо от того, кто выходил на поле, а кто ковал успех в тылу, слишком многое объединяет.

Мне хотелось бы поведать столько всего хорошего и о других достойных сотрудниках «Спартака», таких, как, например, врач‑реабилитолог Володя Панников, просто в последние годы была такая кадровая текучка, что в книге не хватит места рассказать обо всех. Знаете, Николай Петрович Старостин уделял огромное значение атмосфере в коллективе, даже уборщицу боялся уволить. Мне кажется, что руководство любого клуба должно понимать: без грамотного персонала ни одна команда не покажет должного результата, и потому бойцами невидимого фронта нужно дорожить. Ну а некоторым футболистам я хотел бы посоветовать относиться к «работникам тыла» не как к обслуге, которая должна выполнять любую твою прихоть, а как к уважаемому обществу ярких личностей, без которых ты мало на что будешь способен.

…За время написания этой книги многое изменилось. И дорогих мне Хаджи, Зинченко, Святкина, Панникова, впрочем, как и меня самого, сегодня нет в «Спартаке». Но эту главу я не стал удалять и менять. В память об этих замечательных людях. Очень хочу пожелать Александру Леонидовичу, Вячеславу, Александру Ивановичу, Володе счастья и в постспартаковской жизни.