Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Типография им Володарского

ДОКТОР ФИЛОСОФСКИХ НАУК проф.Б. А. ЧАГИН

ПРОНИКНОВЕНИЕ ИДЕИ МАРКСИЗМА В РОССИЮ

 

СТЕНОГРАММА ПУБЛИЧНОЙ ЛЕКЦИИ,

прочитанной 12 января 1948 г, в Ленинграде

ЛЕНИЗДАТ— 1948

Редактор — проф. А.П. МаркузеТехнич. редактор — О. И.ДацевичКорректор — Е. З. Куренкова

Подписано к печати 15 февраля 1948 г. формат бумаги 60Х84 1/16

Объем 2 1/4 п. л. Изд. № 23. М-01303 Заказ№ 159 Цена 90 коп.

Типография им Володарского

 

 

Марксистские идеи прониклив Россию ещев 40-х годах. Их семена падали на взрыхленную массовыми народными движениями и революционерами почву. Отсталая в экономи­ческом и социально-политическом отношении Россия внима­тельно прислушивалась к новому слову, жадно ловила про­грессивные идеи.

Идеи марксизма нашли себе благоприятную почву в Рос­сии не случайно. XIX век явился эпохой небывалого рас­цвета в развитии русской культуры и одновременно мощных революционных народных движений. Это было время разло­жения крепостнического строя и интенсивного развития капитализма.

Издавна Россия являлась живым источником кипучей революционной энергии масс, она отличалась от других стран движениями широчайших народных, крестьянских масс. Тяжелый гнет и деспотизм самодержавного строя, по­литическое бесправие в стране и крайний произвол полицейско-бюрократического государственного аппарата, при суще­ствовавших суровых экономических условиях жизни, зака­ляли народные массы и прогрессивную интеллигенцию, воспи­тывали их для мужественной борьбы против царизма. Ни одна европейская страна не знала таких тягчайших условий политической жизни и одновременно не имела таких глубо­ких и бурных общественных течений прогрессивной мысли, как Россия второй половины XIX века.

История вызвала к жизни в отсталой в экономическом и политическом отношении стране небывалый расцвет теоре­тической мысли: появились бесстрашные дерзания в полити­ческой и теоретической области против крепостнических по­рядков русского самодержавия. Это было ярким событиемвовсемирной истории и предвестником революционной бури в России. Герцен, Белинский, Чернышевский и Добролюбов были звездами первой величины в этом замечательном про­грессивном явлении. Наша литература сформировала и вы­двинулав эти годы столько замечательных талантов и умов, сколько не могла представить ни одна эпоха в прошлом.

 

 

Маркс и Энгельс подчеркивали высокую идейность, на­учную глубину и революционность демократической мысли к России во второй половине XIX века. Они внимательно присматривались к русской действительности, сопоставляя низкий уровень и безидейность немецкой и французской науки того времени с передовыми идеями русских револю­ционных демократов, да и не только революционных демо­кратов. Энгельс писал: «Я говорю не только об активных революционных социалистах, но и об исторической и крити­ческой школе в русской литературе, которая стоит беско­нечно выше всего того, что создано в Германии и Франции официальной исторической наукой».[1]

Несмотря на непрерывные преследования со стороны правящей клики, прогрессивная Русь в течение немногих де­сятилетий второй половины XIX века перечувствовала, пере­мыслила и пережила все то, что передовой части общества в Англии, Франции и Германии пришлось испытать в течение столетия и больше. Русская революционная интеллигенция воспринимала все наиболее прогрессивное, что было в ум­ственной жизни Европы, внимательно следила за каждым новым событием и словом в общественном развитии. Она на пути долгих тернистых исканий находила правду своего времени и развивала оригинальные теории. Через рогатки железной цензуры, сквозь оковы, наложенные на обществен­ное сознание деспотической рукой самодержцев России, пробивали себе дорогу прогрессивные идеи.

Русские революционеры и мыслители высоко ценили пере­довые теории, понимали все их значение для изменения мрачной российской действительности. «Идеи и их постоян­ное развитие, — писал справедливо Добролюбов, — только потому и имеют значение, что они, рождаясь из существую­щих уже фактов, всегда предшествуют изменениям в самой действительности».[2] Белинский выразил действенность тео­рии словами: «Важность теоретических вопросов зависит от их отношения к действительности».[3]

Жадно и мучительно искали Белинский, Герцен, Чернышевский и Добролюбов правильной теории для выхода из тупика, в который завело страну царское самодержавие.

 

 

«В стечение около полувека, примерно с 40-х и до 90-х годов прошлого века, — говорил Ленин, — передовая мысль в Рос­сии, под гнетом невиданного, дикого и реакционного цариз­ма, жадно искала правильной революционной теории».[4]

Вот почему знакомство русского общества в 40-х годах с Марксом не явилось случайным эпизодом. Маркс и Энгельс писали впоследствии, что в самодержавной России их идеи встретили исключительный интерес и понимание, чего нельзя сказать про некоторые передовые страны. В Германии пер­вые работы Маркса были встречены злобным молчанием.

Ледяным молчанием первоначально был встречен и вели­чайший мировой исторический документ — «Капитал» Мар­кса. «Ученые и неученые вожди германской буржуазии, — писал Маркс в послесловии ко второму изданию «Капита­ла», — попытались сначала замолчать «Капитал», как это им удалось по отношению к моим более ранним работам».[5] Маркс в письме к Л. Кугельману 11 февраля 1869 года пи­сал о трусости «цеховых мандаринов», боявшихся высказать свои убеждения. В другом письме к Кугельману, от 12 ок­тября 1868 года, он указывал, что его сочинение против Прудона в книга «К критике политической экономии» нигде не нашли такого распространения, как в России. Распростра­нение произведений Маркса и Энгельса в России неразрывно связано с историей освободительной борьбы русского народа против царизма.

Русская передовая общественная мысль во второй поло­вине XIX века была превосходно осведомлена о различных формахи теориях революционного движения. «Благодаря вынужденной царизмом эмигрантщине, — писал Ленин, — революционная Россия обладала во второй половине XIX ве­ка таким богатством интернациональных связей, такой пре­восходной осведомленностью насчет всемирных форм и тео­рий революционного движения, как ни одна страна в мире».[6]

Маркс и Энгельс проявили с самого начала живейший интерес к России Они понимали, что «стомиллионная нация» должна играть важную роль в мировой истории. Особенно их волновали известия о широких народных движениях в России. Энгельс в 50-х годах, а Маркс в 60-х годах начали

 

 

изучать русский язык. Они читали Чернышевского, Добролюбова, Герцена, Салтыкова-Щедрина и других. Изу­чение экономики России и общественного движения в ней привело Маркса и Энгельса к твердому убеждению, что в России назревают глубокие социальные противоречия, ко­торые неизбежно поведут в ней к мощному революционному взрыву.

Маркс и Энгельс неоднократно пророчески высказывали мысль о том, что русскому народу суждено открыть новую эру революций в Европе В письме к Плеханову от 8 февра­ля 1895 года Энгельс, в связи с воцарением Николая II в России, писал, что если уж дьявол революции схватит кого-либо за шиворот, так это — нового самодержца.

Изумительным явилось и то, что впервые Маркс и Энгельс открыли русскую науку и ее мировое значение. Энгельс пи­сал, что для русской революционной интеллигенции были характерны критическая мысль и самоотверженное искание теории и что историческая и критическая школа в русской литературе стоит бесконечно выше официальной историче­ской науки в Германии и Франции. Маркс называл Черны­шевского «великим русским ученым». Высокий отзыв Маркса и Энгельса получили труды Максима Ковалевского и ге­ниальные открытия Менделеева. Маркс и Энгельс видели, что социальная наука и философия в России, несмотря на блуждания и ошибки, находятся на высоком уровне и отли­чаются последовательностью и революционностью в своих выводах. Великие русские революционные демократы глу­боко понимали роль философии в общественной идеологии. «Определить миросозерцание народа,— писал Белинский,— задача великая, труд гигантский, достойный усилий величай­ших гениев, представителей современных философских знаний».[7]

Проникновение и распространение идей марксизма в Рос­сии на различных исторических этапах освободительного движения имело свои особенности. В период 40-х и 50-х го­дов проникновение идей марксизма ограничивается пока узким кругом по преимуществу прогрессивных деятелей из буржуазного класса: Боткин, Анненков и другие. Марксист­ские идеи оказывают известное влияние на революционных

 

просветителей (Белинский). В сороковые годы завершается первый этап освободительного движения — «дворянской ре­волюционности» и закладываются основы следующего, «революционно-разночинского» этапа. В эти годы склады­ваются экономические и социально-политические предпосылки той острой идейно-политической борьбы, которой характери­зуется вторая половина XIX века в России.

Последующий период — шестидесятые и семидесятые го­ды — характеризуется проникновением и распространением идей марксизма главным образом в революционно-демокра­тическом лагере и в семидесятые годы — среди узкого слоя передовых рабочих.

После 1848 года произведения Маркса и Энгельса были встречены резко враждебно реакционным лагерем дворян­ства и либералов (Катков, Юркевич, Чичерин). Это послу­жило началом ожесточенной полемики в литературе против идей Маркса и Энгельса. Что касается народнического ла­геря, то, как мы увидим, народники, распространяя в стране некоторые произведения Маркса и Энгельса, были принци­пиальными противниками марксизма. К произведениям Мар­кса и Энгельса различные классы в лице своих представи­телей подходили по-своему, исходя из своих классовых инте­ресов.

С марксистскими идеями русское общество познакомилось через нелегальное распространение первых работ Маркса и Энгельса и через существовавшую в 40-х годах легальную печать.

Русские передовые люди знали даже некоторые произве­дения Маркса и Энгельса, когда они еще не выработали сво­его материалистического миросозерцания. Радикализм и ре­волюционный демократизм воззрений Маркса и Энгельса привлекал их внимание.

В 1843 году «Отечественные записки» (№ 1), в статье В. П. Боткина «Германская литература», познакомили рус­ское общество с ранней работой Энгельса «Шеллинг и от­кровение».[8] Боткин в значительной мере воспроизвел ее без ссылок на автора. Эта статья, отражавшая идеи и взгляды молодого Энгельса, произвела сильное впечатление на Белин­ского, который писал Боткину: «Твоя статья о «Немецкой

 

 

литературе» в 1 номере мне чрезвычайно понравилась — ум­но,дельно и ловко».[9]

Брошюра Энгельса проникла в Россиюи стала известна кружку Герцена. Сам Герцен познакомился если не с брошю­рой, то, несомненно, с подробным изложением ее содержания, которое нашел в «Немецких ежегодниках» (1842 г.) у Ар­нольда Руге. В своем дневнике Герцен прямо ссылается на Руге и повторяет его слова о судьбе Шеллинга.[10] Вторая анонимная брошюра Энгельса «Шеллинг — философ во Христе, или преображение мирской мудрости в мудрость божествен­ную» была также известна Герцену и его приверженцам. Ба­кунин, слушавший вместе с Энгельсом в Берлине лекции по философии, знакомил Герцена и Белинского с ходом и раз­витием философской борьбы в Германии.

Выход в свет журнала «Немецко-французских ежегодни­ков» был встречен с живейшим вниманием передовыми людь­ми России того времени. Переводы статей Маркса из еже­годника распространялись в стране в рукописных списках. Правда, с их содержанием знакомились лишь одиночки, ин­терес которых ко взглядам Маркса и Энгельса был временным и преходящим.

Содержание «Немецко-французских ежегодников» было известно Белинскому. В статье «К критике гегелевской фило­софии права» Маркс подверг беспощадной критике религию. Он писал, что «борьба против религии есть косвенно борьба против того мира, духовным ароматом которого является религия.

Религиозное убожество есть в одно и то же время выражение действительности нищеты и про­тест против действительной нищеты. Религия — это вздох угнетенной твари, душа бессердечного мира, дух бездуш­ного безвременья. Она— опиум народа.

Упразднение религии, как призрачного счастья на­рода, есть требование его действительного счастья»[11]

«Немецко-французские ежегодники» вызвали не только исключительный интерес у Белинского, но и оказали извест­ное значение в выработке у него реалистического взгляда на

 

 

общественные отношения и на идеологию в стране. Белин­ский писал Герцену об огромном впечатлении, которое произ­вело на него чтение этого ежегодника. «Два дня я... был бодр и весел, — и все тут. Истину я взял себе, — и в словах Бог и религия вижу тьму, мрак, цепи и кнут, и люблю теперь эти два слова, как следующие за ними четыре. Все это так, но ведь я по-прежнему не могу печатно сказать все, что я думаю и как думаю».[12]

Воинствующий атеизм молодого Маркса произвел силь­нейшее впечатление на Белинского. Достоевский, познако­мившийся с Белинским в 1845 году, пришел в ужас от его вольнодумства, о чем сообщал в своем письме к Страхову. В спорах Герцена с Грановским по вопросам религии Белин­ский стоял на почве атеизма.

Маркс в «Критике гегелевской философии права» пока­зал, что критика религии есть критика современного обще­ства. «Критика неба обращается, таким образом, в критику земли, критика религии—в критику права, кри­тика теологии — в критику политики».[13] Маркс потребовал обращения к действительности — к действитель­ному человеку и его борьбе против современного мира, ука­зав на пролетариат как на класс, который должен совершить радикальную революцию в обществе.

Реалистический взгляд Маркса на общество, высказанный ем в «Немецко-французских ежегодниках», не мог не ока­зать известного влияния на воззрения Белинского в период критического преодоления им «примирения с действитель­ностью». Белинский, обратившись к борьбе против самодер­жавного крепостнического строя в России, писал: «Дей­ствительность, — вот лозунг и последнее слово совре­менного мира. Действительность в фактах, в знании, в убеж­дениях чувства, в заключениях ума, — во всем и везде дей­ствительность есть первое и последнее слово нашего века».[14]

Влияние первых произведений Маркса и Энгельса на Бе­линского, по-видимому, сказалось в его понимании капита­лизма на Западе, в его критике буржуазного либерализма, а такжев критике им крепостнических порядков в России.

 

С социально-экономическими идеями Маркса и Энгельса были знакомы прогрессивные кружки. Кружок петрашевцев в своей коллективной библиотеке имел, наряду с книгами утопистов-социалистов, работы Маркса «Нищета философии» и Энгельса «Положение рабочего класса в Англии». Один из виднейших петрашевцев — Спешнев хорошо знал сочинение Маркса «Нищета философии», которое было в 1848 г. раз­решено для ввоза в Россию на французском языке.[15]

Передовые люди России были, таким образом, знакомы с первыми произведениями Маркса и Энгельса. Статьи Маркса и Энгельса в журнале «Немецко-французские ежегодники» оказывали некоторое влияние на складывание их революционно-демократических воззрений в условиях поли­тической и идейной реакции в стране. Уместно вспомнить, что в 1849 году состоялось запрещение преподавания в уни­верситетах философских наук.

Статьи Энгельса «Положение рабочего класса в Англии» и «Очерки критики политической экономии», опубликованные в «Немецко-французских ежегодниках», очень скоро стали известны кружку Белинского и Герцена.

В 50-х годах работы Маркса и Энгельса изучаются со вниманием во многих революционных кружках. О Марксе и Энгельсе в то время говорили как о вождях нового социа­листического направления и как о проповедниках нового материализма; чрезвычайно высоко оценивалась уже тогда их роль в политической экономии.

Влияние идей Маркса и Энгельса в 40-х и 50-х годах на общественную мысль в России было, однако, еще огра­ниченным, узким. С ними были знакомы, во-первых, круг таких людей, как Анненков, Боткин, во-вторых, немногие про­грессивные кружки и, в-третьих, революционеры и мыслители того времени, как Белинский, Герцен, Огарев

Начиная с 60-х годов, в прогрессивном русском обществе резко поднялся интерес к марксистским идеям. В печати все чаще обсуждаются вопросы, связанные с экономической и философско-социологическими теориями марксизма. Мар­ксистские идеи проникают в среду учащейся молодежи и передовых рабочих.

 

На это были свои объективные причины. К 60-м годам в Россиинепрерывно нарастало революционное движение,вызванное условиями нужды и бедствий народных масс и пробуждением революционного самосознания в передовых кругах русского общества. По стране прокатилась мощная волна крестьянских восстаний. Если в 1859 году их было 90, то в 1861 году они достигли грозной цифры— 1176. Страна находилась накануне ломки крепостнических отношений. Она переживала бурные времена. Ленин указывает,что в 1859—1861 гг. создавалась революционная ситуация.

Великие русские революционные демократы, пробуждая интерес к утопическому социализму и взывая к борьбе про­тив крепостнического строя, против царизма, не могли не усилить тем самым внимания к идеям марксизма. Не малую роль в этом сыграл журнал «Современник».

Маркс в 1859 году приводит полученное им от «извест­ного русского писателя» письмо, в котором указывалось: «Все серьезные люди, все добросовестные люди на Вашей стороне, и они ждут от нас не бесплодной полемики, а со­всем другого, они хотели бы иметь возможность поскорее приступить к изучению продолжения Вашего прекрасного произведения. Вы пользуетесь огромным успехом среди мыслящих людей, и если Вам может доставить удовольствие узнать, какое распространение Ваше учение находит в Рос­сии, я могу Вам сообщить, что в начале этого года профес­сор... прочел в Москве публичный курс политической эконо­мии, первая лекция которого представляла не что иное, как изложение Вашего последнего произведения».[16]

В 60-х годах внимание прогрессивной России было при­влечено дискуссией, развернувшейся вокруг вышедшей в рус­ском переводе книги Гильдебрандта «Политическая экономия настоящего и будущего» (1860 г.). Гильдебрандт — ярый враг социализма — выступил против Энгельса, который в статье «Очерки критики политической экономии» и особенно в книге «Положение рабочего класса в Англии» подверг суровой и беспощадной критике существующие общественные отно­шения капитализма. Гильдебрандта поддерживали реакцион­ные публицисты из катковского журнала «Русский вестник».

«Современник», редактировавшийся в то время Добролю­бовым и Чернышевским, выступил в защиту взглядов Энгельса

 

­

против Гильдебрандта и его русских приверженцев, напе­чатав рецензию на книжку Гильдебрандта. Автор рецензии писал, что Гильдебрандту следовало бы «познакомиться лучше с действительной жизнью и спросить рабочие классы, в самом ли деле машины пробудили в них сознание своего человеческого достоинства, вырвали их из тупого и бессмыс­ленного коснения и пр., и хладнокровно вдуматься в то, что самые благотворные открытия гения, при ненормальности существующих порядков, могут делать зло большинству и вести к совершенно противоположным целям».[17]

В рецензии указывалось, что собственные положения Гильдебрандта не заслуживают того, чтобы его книгу чи­тали, но с нею необходимо ознакомиться для того, чтобы знать существо теории, которую критикует Гильдебрандт.

В «Современнике» была напечатана статья Н. В. Шелгунова «Рабочий пролетариат в Англии и во Франции». Шелгунов в первой части своей статьи дал сокращенный перевод книги Энгельса «Положение рабочего класса в Англии» и тем самым познакомил прогрессивные круги русского об­щества с ее содержанием.

Выступая в защиту идей Энгельса, он писал: «В числе писателей, на которых нападает Гильдебрандт, есть и Эн­гельс, один из лучших и благороднейших немцев. Имя это у нас совсем неизвестно, хотя европейская литература обя­зана ему лучшим сочинением об экономическом быте англий­ского рабочего. Разница между Гильдебрандтом и Энгель­сом в том, что Энгельс называет худое худым и не хочет этого худого; а Гильдебрандт, напротив, находит, дурное не только дурно, но что оно так и должно быть».[18]

Во второй части статьи читатели «Современника» были ознакомлены с ужасающим и бедственным положением французских пролетариев. «Наибольшее число рабочих Фран­ции, — писал Шелгунов, — терпят страшную бедность, ог­ромные лишения, которые даже трудно вообразить, не видев их... у них нет средств кормить и одевать своих детей, они живут в помещениях более тесных и неприятных, чем тюрьма...»[19]

Статья Шелгунова проникла в рабочие классы и оказала на них исключительно большое впечатление. В адресе

 

 

Н. В. Шелгунову рабочие писали: «Мы поняли, что нам, рус­ским рабочим, подобно рабочим Западной Европы, нечего рассчитывать на какую-нибудь внешнюю помощь, помимо самих себя, чтобы улучшить свое положение и достигнуть свободы. Те рабочие, которые поняли это, будут бороться без устали за лучшие условия. Вы выполнили Вашу зада­чу, — Вы показали нам, как вести борьбу».[20]

Шелгунов выступил первым популяризатором, пропаган­дистом в России книги Энгельса «Положение рабочего класса в Англии». Ссылки на эту работу позже мы находим в целом ряде журналов («Дело», «Отечественные записки» и пр.).

Рецензия на книгу Гильдебрандта и появление статьи Шелгунова в журнале «Современник» свидетельствуют о знакомстве Н. Г. Чернышевского с ранними работами основоположников марксизма. Последний несомненно внима­тельно прочитывал и редактировал статьи своего журнала. Рядом со статьями Шелгунова, который писал, что "в числе писателей, на которых нападает Гильдебрандт, есть и Эн­гельс, один из лучших и благороднейших немцев", Черны­шевский поместил свои «Очерки из политической экономии» по Миллю. В них разбирались многие из тех проблем, кото­рые так прекрасно иллюстрировали статьи Шелгунова по Энгельсу.

Начиная с 60-х годов,в русской печати учащаются упо­минания и ссылки на работу Энгельса «Положение рабочего класса в Англии».

Влияние марксистских идей нашло свое косвенное отра­жение во многих статьях Н. В. Шелгунова в последующий период времени, в журнале «Русское слово», где он вел «Внутреннее обозрение». В 1865 году им был задуман цикл статей, посвященных вопросу о социализме и рабочем дви­жении под общим названием «Рабочие ассоциации». Свой план он, однако, не мог полностью осуществить. Вышли только две статьи (1865, кн. I и II). За вторую статью жур­нал «Русское слово» получил предупреждение. В распоря­жении министра внутренних дел указывалось, что в статье Шелгунова «предлагается оправдание и даже дальнейшее развитие коммунистических теорий».

 

 

Экономические и социальные идеи Маркса и Энгельса оказали некоторое влияние на статьи Соколова, опубликован­ные в «Русском слове» в 1865 году. Они опирались на поло­жения. выдвинутые Энгельсом в своей книге «Положение рабочего класса в Англии». Соколов в статье «Экономиче­ские иллюзии» писал, что разъедающий пауперизм и социаль­ные противоречия «...неудержимо увлекают западную Европу к государственному перевороту и увлекают ее тем быстрее, чем сильнее развивается нищета рабочих классов... Старая цивилизация умирает не по годам, a пo дням. Она чувствует свою дряхлость и, в то же самое время, страшится смерти как суеверная грешница».[21]

Идеи Маркса и Энгельса непрерывно проникали в рус­скую подцензурную печать. В то время как буржуазная наука на Западе встретила книгу Маркса «К критике поли­тической экономии» ледяным молчанием, в России она имела большой успех и оказала известное влияние на эконо­мические и социологические воззрения русских прогрессив­ных ученых. В письме 15 сентября 1860 года Маркс писал: «В России моя книга вызвала большой шум, и один профес­сор прочел о ней в Москве лекцию Кроме того, я получил от русских множество дружеских писем по поводу нее...».[22]

В 1865 году, в декабрьской книжке «Русского слова», в обзоре П. Ткачева, посвященном Маклеоду и Жуковскому, мы находим отклик на работу Маркса «К критике политиче­ской экономии».

Ткачев писал: «Все явления юридические и политические представляют не более, как прямые юридические послед­ствия жизни экономической; эта жизнь юридическая и поли­тическая есть, так сказать, только зеркало, в котором отра­жается экономический быт народа. Этот взгляд не нов, и в нашу литературу он перенесен из литературы западно-евро­пейской. Еще в 1859 г. известный немецкий изгнанник К. Маркс формулировал это самым точным образом. Теперь этот взгляд сделался почти общим достоянием всех мысля­щих порядочных идей и едва ли умный человек найдет про­тив него какое-нибудь серьезное возражение» («Русское слово», XII, 50— 51).

 

 

Однако рецензия Ткачева была дана с позиций народни­ческого учения в специфической разновидности взглядов автора. Ткачев, утверждая, что метод Маркса сделался почти общим достоянием всех мыслящих людей, вместе с тем проявил полное непонимание материалистической диа­лектики и всей системы экономических воззрений Маркса.

В 1861 году в майской книге «Современника» была напе­чатана статья «Экономия чувствительности». Она была без подписи. В ней были изложены взгляды, которые указывали на прямое влияние идей «Манифеста Коммунистической пар­тии» на автора. «Вся задача новых экономистов, — говори­лось в статье, — заключается в освобождении работников от гнета капитала. Европейское общество распадается на два класса — на капиталистов и рабочих. Оба класса сильные, каждый в своем роде, стоят враждебно один против дру­гого, и настоящий общественный порядок Западной Европы покоится именно на господстве капитала над рабочей силой без капитала... Пролетариат и вызванное им сознание необ­ходимости изменить экономические условия настоящего европейского общества не составляют дело случая. Кто не видит во всем этом работы истории, тот не поймет ни смысла явления, ни его значения».

В июньской книжке журнала «Заграничный вестник», в 1864 году, во вступительной заметке к переводу статьи Л. Рюдигера «Национальность» были изложены основные положения «Манифеста Коммунистической партии» о клас­совой борьбе.

Согласно воспоминаниям Русанова, Шелгунов, приглашая его в сотрудники журнала «Дело», «обещал проводить Маркса». В 1868 году в журнале «Дело» в статье «Со­циально-экономический фатализм» дан пересказ и выдержки из книги Энгельса «Положение рабочего класса в Англии».

Известную роль в распространении идей марксизма сыграла русская секция I Интернационала, образовавшаяся в Женеве. Серно-Соловьевич, Утин и другие сделались го­рячими последователями Маркса. Русский журнал за грани­цей «Народное дело» систематически знакомил читателей с идеями марксизма.

Опубликование Марксом «Капитала» еще до его пере­вода на русский язык вызвало широкие отклики в печати. Наряду с реакционными выступлениями де-Роберти с плоской

 

 

­

критикой экономической системы и метода Маркса,[23] мы встречаем благожелательную оценку Марксовой эконо­мической теории Гр. Елисеевым в «Отечественных записках» (1869, № 4) и в статье П. Н. — «О положении рабочих в Западной Европе с общественно-гигиенической точки зрения» в «Архиве судебной медицины и общественной гигиены».

Маркс сообщал в письме к Зигфриду Мейеру 21 января 1871 года об этой статье: «В Петербурге выходит каждые две недели «Архив судебной медицины» (на рус­ском языке). Один из сотрудничающих в этом журнале вра­чей поместил в последнем номере статью «О гигиениче­ских условиях, в которых живет западноевро­пейский пролетариат», в которой, главным обра­зом, — но с указанием источника — цитирует мою книгу. В результате произошло следующее несчастье: цензор полу­чал сильный нагоняй от министерства внутренних дел, глав­ный редактор смещен, а самый номер журнала, — все экзем­пляры, которые еще можно было захватить. — предан сожжению!».[24]

В «Отечественных записках»в 1870 году появилась статья В. И. Покровского «Что такое рабочий день? (по Марксу «Das Kapital», 1867)». Она представляла собойв зна­чительной мере пересказ главы «Капитала» о рабочем дне. В ней говорилось, что «Капитал в существе своем есть не что иное, как похоронный труд, но, подобно вампиру, он живет через всасывание живого труда, и живет тем долее, чем долее его всасывает». Статья обращала внимание на тяжелое положение русского рабочего и его бесправие. «А при общей бедности и нередком голодании наших рабо­чих «свободной конкуренции» между ними так много, что воля хозяина может решительно ничем не стесняться, кроме пределов физической возможности».[25]

Ссылки на Маркса и его труд «Капитал» в русской пе­чати непрерывно учащаются. С «Капиталом» еще задолго до русского перевода знакомятся многие передовые люди России. К. А. Тимирязев в своих воспоминаниях указывает, что еще в 1867 году «Капитал» Маркса был известен Р. А. Ильенкову. «Таким образом, — замечает он, — через несколько недель после появления «Капитала» профессор

 

 

химии недавно открытой Петровской академии уже был од­ним из первых распространителей идей Марксав России».[26] Сам К. А. Тимирязев знакомится с «Капиталом»в том же году.

К 1869 году относится первое русское издание «Манифеста Коммунистической партии» в переводе Бакунина. Экземпляры этого произведения Маркса и Энгельса пересы­лались в Россию различными путями. Русской почтой он был впервые задержан 8 ноября 1869 года.

Царская цензура запретила издание этого программного документа коммунизма. Цензор Есипов 29 марта 1872 года писал петербургскому комитету цензуры иностранной кни­ги: «Рассмотренный нами манифест Коммунистического сою­за если и не проповедует тех ужасов разрушения, которыми ознаменовалась международная ассоциация рабочих в Пари­же, то, тем не менее, он бросил ее семена на производи­тельную и восприимчивую для всякого беспорядка почву пролетариата, которые возросли, созрели и принесли свои плоды в последних своих проявлениях.

Мы представляем эту брошюру к запрещению для пуб­лики».[27]

Несмотря на все препоны, воздвигнутые царским прави­тельством, «Манифест Коммунистической партии» проникал в революционное подполье; с его идеями были знакомы ре­волюционеры в России. В 560 задержанных пакетах с рево­люционной литературой за 4 месяца 1869 года было не ма­лое количество книг Маркса и Энгельса.

Ко времени падения Парижской Коммуны, возвестившей о новом характере классовых битв XIX столетия, рождается большой спрос на произведения Маркса и Энгельса. Царское правительство всячески стремится пресечь доступ в Рос­сию «опасных» книг. Цензор Майков, в 1871 году, в своем докладе Центральному комитету цензуры иностранной кни­ги о книге Энгельса «Положение рабочего класса в Англии» писал, что автор изображает быт рабочего класса в Англии «в самых черных красках, выставляя буржуазию или вооб­ще имущие классы как натуральных врагов и притеснителей рабочих». На докладе Майкова была наложена резолюция «запретить».

 

По докладу цензора Виддера о книге Энгельса «Пере­ворот в науке, произведенный Г. Е. Дюрингом» в 1878 году цензурным комитетом было также принято решение о запре­щении этого великого произведения марксизма.

Имя Марксав России становится особенно популярным с появлением «Капитала» ив связи с переводом его на русский язык. В то время как в западноевропейских стра­нах «Капитал» и другие работы Маркса замалчивались, в России они стали в центре общественной мысли. В журна­лах и газетах были помещены рецензии на «Капитал», а также статьи, посвященные разбору отдельных проблем, затронутыхв работе Маркса. Интересно, что Россия была первой страной, в которой был переведен и издан «Капитал».

Царская цензура надеялась, что труд Маркса останется недоступным русскому читателю. Цензор Скуратов в своем заключении о «Марксовой книге» писал, что «ее немногие прочтут в России, а еще менее поймут ее». Книга была напе­чатана в 3000 экземпляров В течение только полутора меся­цев было распродано 1000 экземпляров. Маркс 24 января 1873 года писал в послесловии ко второму изданию «Капи­тала»: «Прекрасный русский перевод «Капитала» появился весной 1872 года в Петербурге. Издание в 3000 экземпляров в настоящее время уже почти разошлось».[28]

Еще до появления «Капитала»в русском переводе в Киевском университете в «Киевских университетских изве­стиях»в 1871 году была напечатана диссертация Н. И. Зибера «Давид Рикардо и Карл Маркс в их общественно-эко­номических исследованиях». В том же году эта работа вы­шла отдельной книгой. В ней были изложены основы эконо­мической теории Маркса.

Маркс дал высокую оценку этому первому серьезному изложению своей теории в русской печати. Он писал: «Еще в 1871 году Н. Зибер, профессор политической экономии в Киевском университете, исследовал в своей работе «Теория ценности и капитала Д. Рикардо» основные положения моей теории стоимости денег и капитала, рассматривая их как необходимое дальнейшее развитие учения Смита-Рикардо. При чтении этой ценной книги западно-европейского чи­тателя особенно поражает последовательное проведение раз принятой теоретической точки зрения».[29]

 

 

Выход в свет русского перевода «Капитала» в начале 1872 года послужил значительным толчком для более широ­кого проникновения идей марксизма в русские нелегальные революционные организации и для подробного обсуждения в легальной печати экономической и философской системы Марксизма в целом. Второй том «Капитала» появился в конце 1885 года. «Капитал» и другие марксистские работы при­обрели значительную известность в тогдашнем русском рево­люционном подполье. «... Для русских социалистов, — писал Ленин, — почти тотчас же после появления «Капитала» глав­ным теоретическим вопросом сделался вопрос о «судьбах капитализма в России»; около этого вопроса сосредоточива­лись самые жгучие прения, в зависимости от него решались самые важные программные положения».[30]

В кружках революционной учащейся молодежи изучали книгу Маркса и подолгу спорили в связи с марксистской теорией о судьбах России. «Капитал» зажигал в сердцах рево­люционной молодежи неугасимую ненависть к эксплоататорам и политическому деспотизму. «Как пороховая дорож­ка, — пишет Русанов, — начала бежать среди русской интел­лигенции из столиц в большие провинциальные центры, из центров по всем городам... весть о новой великой книге «Капитал» Маркса, которая как бы отменяет весь старый экономический завет и вводит новый».

Народники, особенно чайковцы, изучали «Капитал», хотя и считали, что его положения совершенно неприменимы к рос­сийской действительности. «Рабочий вопрос в Европе, — писал Михайловский в августовской книжке «Отечествен­ные записки» за 1872 год, — есть вопрос революционный, ибо там он требует передачи условий труда в руки работ­ника, экспроприации теперешних собственников. Рабочий вопрос в России есть вопрос консервативный, ибо тут тре­буется только сохранение условий труда в руках работ­ника, гарантия теперешним собственникам их собствен­ности».[31]

Народнические журналы — «Знание», «Слово», «Отече­ственные записки» и другие — активно обсуждали экономиче­ские воззрения Маркса, не только критикуя и «опровергая» их, но и внося в них ревизию. Это было своеобразное явление.

 

 

Народники, исходя из своей предвзятой точки зрения излагали взгляды Маркса часто в прудонистском свете, пытались эклектически объединить их со своими утопическими воззрениями. Ленин в этой связи писал: «Как своеобразно русскую разновидность ревизионизма следует рассматривать народническое отношение к Марксу».[32]

Сам Маркс вынужден был вмешаться в спор по поводу искажения его идей идеологами народничества, написав в 1877 году письмо в редакцию «Отечественных записок». Народники были принципиальными противниками марксизма. В Кратком курсе истории ВКП(б) указывается, что «до появления марксистских групп революционную работу в России вели народники, являющиеся противниками марксизма».[33]

«Капитал» Маркса являлся первым снарядом разрушительной силы, пущенным против самобытных народнических теорий. Он впервые стал подрывать веру в «особые пути», развития России. Народническая «оптимистическая точка зрения» в вопросах общественного развития оказалась поколебленной. Тем более, что еще в 1869 году в России вышла замечательная книга Берви Флеровского «Положение рабочего класса в России», которая раскрыла ужасающие картины эксплоатации и полнейшего бесправия сельскохозяйственных рабочих и крестьян, уходивших на дальние промыслы и работы. «Впечатление, произведенное этой книгой на молодое поколение 70-х годов, — пишет Аптекман,—было поистине потрясающее. Завеса упала с глаз... И потрясающая картина народного разорения, обнищания, пауперизма встала перед нами. Это не западноевропейский пролетариат «свободный, как птица». Это нищий, голодный с сумой на плечах, блуждающий по деревням и селам «крещеной Руси» — нищий и голодный, прикрепленный, как раб к своей галере, цепями бесправия к своей «общине». Молодежь была потрясена до глубины своей души». Книга сыграла значительную роль в пробуждении интереса к положению рабочих в 70-х годах.

Маркс очень высоко оценивал социальное содержание книги Флеровского. Он писал Энгельсу: «... Это — самая значительная книга, какая только появилась после твоего

 

произведения о «Положении рабочего класса в Англии».[34] Разумеется, Маркс видел и недостатки этой работы, но для него не было сомнений в том, что она подрывала решитель­но народническую идеологию. В обращении к членам коми­тета русской секции Интернационала он писал: «Несколько месяцев тому назад мне прислали из Петербурга сочинение Флеровского «Положение рабочего класса в России». Это — настоящее открытие для Европы. Русский оптимизм, распространенный на континенте даже так называемыми ре­волюционерами, беспощадно разоблачен в этом сочинении. Достоинство его не пострадает, если я окажу, что оно в не­которых местах не вполне удовлетворяет критике с точки зрения чисто теоретической. Это—труд серьезного наблю­дателя, бесстрашного труженика, беспристрастного критика, мощного художника и, прежде всего, человека возмущен­ного против гнета во всех его видах, не терпящего всевоз­можных национальных гимнов и страстно делящего все страдания и все стремления производительного класса».[35]

Маркс, после поражения Парижской Коммуны и укрепле­ния реформистского пути развития рабочего движения в Ан­глии все чаще обращал свои взоры к России, пророчески заявляя, что новую социальную революцию нужно ждать на этот раз на Востоке. В связи с чтением книги Флеровского он писал Энгельсу, что из книги «... неопровержимо выте­кает, что нынешнее положение в России не долго удержит­ся, что уничтожение крепостного права, of course лишь ускорило процесс разложения и что предстоит страшная со­циальная революция».[36]

Вернемся, однако, к непосредственному вопросу влияния «Капитала» Маркса на русское общественное мнение.

Мимо «Капитала» не могла пройти и русская универси­тетская наука. Она испытала в той или иной мере его влия­ние. Идеи научного труда Маркса проникли в университет­ские аудитории, в журналы и книги. Нередко они вызывали не только явное непонимание, но и реакционную оппозицию и вражду. К таким «критикам» экономического учения Маркса принадлежали в то время Антонович («Теория цен­ности», Варшава, 1877), Вреден («Курс политической экономии»,

 

1876, СПб.), Тарасов(«О социализме»), Чичерин(«Не­мецкие социалисты», «Сборник государственных знаний», т. VI, 1878) и другие. Буржуазные экономисты обрушились на революционные выводы, которые логически следовали из эко­номического учения Маркса. Чичерин, например, писал, что в «Капитале» «дело идет, ни более ни менее как о насиль­ственном ниспровержении всего существующего строя». Маркс в письме к Даниэльсону от 22 марта 1873 года счи­тал, что Чичерин дал оружие в руки немецких реакционеров- экономистов, вроде берлинского профессора А. Вагнера.

Значительную роль в ознакомлении русского общества с экономическими идеями марксизма сыграл, как мы указы­вали, профессор по кафедре политической экономии в Киев­ском университете Зибер, который на протяжении 70-х годов выпустил ряд работ с изложением взглядов Маркса, с кото­рым он встречался за границей. В журнале «Знание» в 1874 году появилась его статья «Экономическая теория Маркса». Статья была проконспектирована Марксом. В 1876 и 1877 годах в том же журнале появился после­довательно ряд статей Зибера на ту же тему. В следующем году Зибер поместил в журнале «Слово» пять серьезных статей, излагавших содержание отдельных глав «Капитала» Маркса.

Знакомство русского общества с марксистскими идеями непрерывно ширилось, чему в известной степени содейство­вали появившиеся в печати рецензии на «Капитал», напри­мер рецензия Михайловского «По поводу русского издания книги Карла Маркса» («Отечественные записки», 1872, IV), рецензия Кауфмана («Вестник Европы», 1872, V), рецензия за подписью В. П. («С.-Петербургские ведомости») и другие («Сын отечества», «Современные ведомости» и т. д.). В га­зете «Новое время» (3 апреля 1872 года) была помещена передовая статья, в которой в благоприятных тонах обсуж­далось экономическое учение Маркса. Об этой передовой статье, за которую редактор газеты получил предупреждение от правительства, упоминал Маркс в письме к Зорге от 23 мая 1872 года.

Маркс особенно ценил рецензию Кауфмана («Точка зре­ния политико-экономической критики К. Маркса»), которая давала наиболее объективное изложение основных моментов его экономической теории и метода. Кауфман приходил квыводу, что книга Маркса имеет «троякуюцену»: « она,

 

 

во-первых,дает новые самостоятельные выводы, получен­ные автором из исследований таких вопросов, за которые до него вовсе не брались; во-вторых, она дает систематиче­скую критику главных оснований современного экономиче­ского строя; наконец, в-третьих, она представляет громад­ный запас историко-литературных и культурно-исторических сведений, которые весьма метко характеризуют развитие ка­питализма».[37]

Имя Маркса становится особенно популярным, а его идеи приобретают широкую известность с конца 70-х годов. Это было связано с ростом русского фабрично-заводского пролетариата и началом политического пробуждения его. К этому времени относится появление рабочих союзов в Одессе и Петербурге. Стало очевидным, что «социальный вопрос» и в России выдвигается самой жизнью. Вокруг «Капитала» Маркса закипает горячая борьба.

Статьей Ю. Жуковского «Карл Маркс и его книга о ка­питале» открылась острая полемика. В своей жалкой статье, воспроизводившей пошлые и клеветнические положения не­мецкой реакционной критики, Жуковский безнадежно пы­тался опровергнуть экономическую и социологическую си­стему марксизма и его диалектический метод. Марксовой экономической теории он противопоставил вульгарные воз­зрения Сэя. Сам Маркс крайне невысоко отзывался о кри­тике Жуковского. Он писал Даниэльсону 15 ноября 1878 го­да: «Профессор М. М. Ковалевский, проживающий здесь в эту минуту, говорил мне, что статья этого курьезного якобы — энциклопедиста Жуковского вызвала в ответ до­вольно оживленную полемику касательно «Капитала».

Против Жуковского выступил в журнале «Отечественные записки» Михайловский, в статье «Карл Маркс перед судом г. Ю. Жуковского».[38] Он отверг его обвинения учения Маркса в «формалистическом анализе», заявив, что конечной целью «Капитала» является исследование экономического закона развития новейшего общества и что автор строго выдержи­вает эту программу. Однако для Михайловского, как и для всех народников того времени, было характерно полнейшее непонимание действительного содержания «Капитала» и вы­текающих из него революционных выводов. Ленин писал, что

 

«подавленные громадной доказательностью изложения, они расшаркиваются перед Марксом, хвалят его, и в то же время совершенно упускают из виду основное содержание доктрины и, как ни в чем не бывало, продолжают старые песенки «субъективной социологии».[39]

Уже в 70-х годах Михайловский выступил с обвинением, по адресу Маркса в фатализме и с критикой материалисти­ческой диалектики. «Книга Маркса,— писал он, — требует большой переработки в смысле очищения ее от многочислен­ных наростов и прожилок ненужных диалектических тонко­стей...» Диалектика Маркса третировалась Михайловским как схоластика и изображалась как «лишнее украшение стиля».

Маркс написал письмо к редактору «Отечественных запи­сок», в котором опровергал попытку Михайловского при­писать его теории фатализм. «Ему (Михайловскому.—Б. Ч.) непременно надо преобразовать мой очерк происхождения капитализма в западной Европе в историко-философскую теорию общего хода развития, в теорию, которой фатально должны подчиниться все народы, каковы бы ни были исто­рические условия, в которых они находятся, чтобы в конце концов прийти к тому экономическому строю, который обес­печивает наибольшую свободу проявления производительных способностей общественного труда и всестороннее развитие человека, Но прошу у него извинения. Это значит делать мне много чести и в то же время много бесчестия»

Одновременно против Жуковского выступил профессор Зибер в «Отечественных записках» в статье «Несколько за­мечаний по поводу статьи г. Ю. Жуковского «Карл Маркс и его книга о капитале». В лице Зибера русская экономиче­ская мысль нашла интересного, хотя и не свободного от ошибок комментатора марксистской политической экономии. Возражения Зибера Жуковскому были в основном справед­ливы в решении отдельных конкретных экономических про­блем. Но вместе с тем он выявил полное непонимание Марксова метода, отождествив метод «Капитала» с априо­ристическим способом изложения экономического содержа­ния и в сущности согласившись с обвинениями «критиков» Маркса по адресу материалистической диалектики. Зибер не понял революционного значения марксистского метода, против

 

которого ополчились все реакционеры из дворянского и либерально-буржуазного лагеря. Диалектика Маркса под­верглась нападению со стороны небезызвестного в то время идеалиста Б. Н. Чичерина, который в статье о К. Марксе[40] пытался опровергнуть марксистский метод, противопоставив ему идеалистическую диалектику Гегеля, взятую, притом, в ее реакционных сторонах. В своем опровержении экономи­ческой теории Маркса он выступил крайним реакционером и апологетом капитализма.

Против Чичерина выступил Зибер в статье «Чичерин contra К. Маркс».[41] Он правильно схватил существо разли­чия позиции Маркса и реакционного критика. «Чичерин за­щищает действительность, рассматривая ее разумной, Маркс же становится в критическое отношение к ней. Весь смысл и толк разногласия между Гегелем и Марксом по вопросу о методе только в том и состоит, что первый был идеалист в теории, что нисколько не мешало ему под крылышком прусского короля находить все лучшим в сем наилучшем из миров. Напротив того, Маркс отлично знает, что действи­тельность сама по себе, а способ нашего понимания этой действительности и до известной степени самого отношения к ней опять-таки сам по себе, и что настоящая действитель­ность столь же преходяща, как и все прошедшее».[42]

Полемика вокруг «Капитала» Маркса в легальной печати имела большое значение для русского революционного под­полья. Сочинения Маркса и Энгельса читались в кружках, реферировались. Их идеи воспринимались как призыв к ре­волюционным действиям. Царское правительство стало пре­следовать за распространение марксистской литературы. Судебные процессы 70-х и 80-х годов пестрят обвинениями в чтении, реферировании и распространении книги Маркса.

Из-за границы пересылались нелегально к этому времени многие работы Маркса и Энгельса. Они достигали далекого Шенкурска, оказывались в Орле, Таганроге и т. д. Извест­ную роль в распространении книг Маркса сыграл кружок чайковцев. При обысках царская полиция нередко находила тщательно составленные конспекты «Капитала» Маркса. «Я прошу Вас, — писала в 1880 году Горбунова-Каблукова

 

 

Энгельсу, — передать г. Марксу, чтоего произведение «Капитал» широко распространено в Россиии не только среди ученых, но, главным образом, среди тех, кто прояв­ляет какой-либо интерес к социальным наукам и к положе­нию народа; «Капитал» много читается учителями и учитель­ницами, теми из них, которые серьезно относятся к своей профессии. Но чем больше читается «Капитал», тем больше усваивают читатели и молодежь его основные положения, тем худшей славой он пользуется у наших прокуроров исудебных следователей...».[43]

- Участник процесса 193-х Ковалик, отмечая революцион­но-пропагандистскую роль «Капитала», писал, что «строй­ностью системы и глубокой критикой Маркс произвел на интеллигентную молодежь большое впечатление, которое по силе можно сравнить разве с тем, которое в свое время вызвал Дарвин».[44]

Идеи «Капитала» Маркса далеко распространились за пределы Москвы и Петербурга. С «Капиталом» были знако­мы передовые люди того времени и учащаяся молодежь Самары, Саратова и других городов страны. Например, сту­дент Ярославского Демидовского лицея Страхов обвинялся в реферировании книги Маркса. Д. И. Багалей в своих вос­поминаниях сообщает, что он в 1877 году, будучи студентом Киевского университета, читал реферат на тему «О при­бавочной стоимости в «Капитале» Маркса». Некоторые пре­подаватели отваживались в своих курсах излагать содержа­ние экономического учения Маркса, хотя за это нередко платились удалением их из учебных заведений. Так, по со­общению Г. В. Хлопина, в самом начале 80-х годов из Пе­тербургского университета был удален один приват-доцент, который, по словам его слушателя, «в своей вступительной лекции подробно изложил учение Маркса, его связь с пред­шественниками и его место в развитии политической эко­номии».[45]

«Капитал» Маркса оказывал влияние на русскую обще­ственную мысль не только своими экономическими идеями, но и своей монистической философско-социологической кон­цепцией.

 

Идеи марксистского понимания истории обсужда­лись в кружках, вокруг них загорались горячие споры. Правда, они встречали благожелательное отношение, пожа­луй, лишь в рабочих кружках. Народники же готовы были согласиться лишь с тем, и то с оговорками, что «система Маркса» может быть применима только к «капиталистиче­скому Западу».

Имена Маркса и Энгельса с 70-х годов были уже знако­мы передовым рабочим в Петербурге. Народники — чайковцы и лавристы — в кружках вынуждены были знакомить рабочих с изложением экономической и социальной теории Маркса; наиболее развитым рабочим читались лекции по «Капиталу». Пользовались большим успехом в рабочих кружках статьи Н. В. Шелгунова «Рабочий пролетариат в Англии и во Фран­ции». Эти статьи были вырезаны из журнала «Современник». Передовым рабочим были знакомы некоторые статьи из журналов, где освещались вопросы экономического учения Маркса. Так, например, рабочие читали в «Отечественных записках» статью «Что такое рабочий день?», представляв­шую собой изложение VIII главы I тома «Капитала».

Нелегально изданная работа К. Маркса «Гражданская война во Франции» имела исключительный успех у рабочих и была довольно широко распространена среди них. Брошю­ра в десятках экземпляров приобреталась нелегальными ра­бочими библиотеками.[46]

Царское правительство, напуганное успехами распростра­нения идей Маркса в России, в лице своих агентов внима­тельно следило за теоретической и революционной деятель­ностью Маркса. Из Лондона шли секретные донесения III отделению. Любопытно заметить, что на основе донесе­ния одного из агентов в 1871 году полиция была поднята на ноги, чтобы задержать Карла Маркса, который с англий­ским паспортом под именем Валласа якобы намеревался пробраться в Россию. На этой почве в Одессе был задержан некий Маркс, английский подданный, купец, прибывший в мае 1872 года из Константинополя.

С философскими идеями марксизма передовое русское общество познакомилось не только через изучение «Нищеты философии» и «Капитала» Маркса, но и через чтение «Анти- Дюринга» Энгельса. Перевод «Анти-Дюринга» на русский

 

язык был запрещен цензурой. Однако немецкие экземпляры «Анти-Дюринга» доходили до русских читателей. Изложение отдельных положений «Анти-Дюринга» и даже прямые из­влечения в отрывках из сочинения Энгельса мы находим в легальной печати.

На основании сообщения М. Ковалевского можно уста­новить, что Маркс подарил Ковалевскому книгу Энгельса «Анти-Дюринг», которая и была им передана профессору Зиберу. М. Ковалевский пишет: «Мне пришлось познако­миться с автором «Капитала» в самый разгар полемики с бакунистами и Дюрингом. При первом же знакомстве Маркс подарил мне обе брошюры. Из моих рук они пере­шли к профессору Зиберу и использованы были им в ряде статей частью в «Юридическом вестнике» и издававшемся мною впоследствии в Москве «Критическом обозрении», частью в Отечественных записках».[47]

В журнале «Слово» в 1879 году Зибер опубликовал статью под названием «Диалектика и ее применение к нау­ке». Статья представляла собой в отрывках перевод первого раздела и трех глав второго раздела энгельсовской книги. Такой же примерно прием применил Зибер в своей рецензии на книгу «Анти-Дюринг» в «Критическом обозрении» за 1879 год, познакомив читателя с переводом отдельных от­рывков из книги.

Взгляды Энгельса, изложенные в «Анти-Дюринге», по за­мечанию Зибера, «заслуживают особенного внимания как ввиду последовательности и цельности проводимых в ней философских и общественно-экономических взглядов, так и потому, что для объяснения практического приложения ме­тода диалектических противоречий, она дает ряд новых иллюстраций и фактических примеров, которые не мало спо­собствуют ближайшему ознакомлению с этим столь сильно прославляемым и в то же время столь сильно унижаемым методом исследования» («Слово», ноябрь 1879 г., стр. 117).

Русская наука и публицистика проявили большой инте­рес к философским работам Энгельса.

И другие работы Маркса и Энгельса через нелегальные каналы доходили до русских революционеров. Член кружка чайковцев В. М. Александров напечатал в Цюрихе переведенную

 

им самим брошюру Маркса «Гражданская войнавоФранции в 1870— 1871 гг.». В России в 70-х и в начале 80-х годов распространялся запрещенный царской цензурой «Манифест Коммунистической партии»впереводах Бакуни­на, «Московской группы» и позже Плеханова. В 1883 году в петербургском нелегальном журнале «Студенчество»в списке книг, имеющихсявпродаже, значился «Манифест».

Значительную роль в распространении работ Маркса и Энгельса сыграло «Общество переводчиков и издателей», организованное в 1882 году прогрессивным московским сту­денчеством. Оно существовало недолго, но успело выпу­стить ряд важных работ Маркса, в частности: «Гражданская война во Франции», «Наемный труд и капитал», а также произведения Энгельса «Социализм научный и утопический» («Развитие социализма от утопии к науке»), сокращенный текст «Анти-Дюринга» и «Положение рабочего класса в Англии». «Общество переводчикови издателей» имело связьс Энгельсом через своего члена Евгению Паприц. Оно начало издавать журнал «Социальные знания», в первом но­мере которого в 1884 году были напечатаны 4 главы «Поло­жения рабочего класса в Англии»и «Социализм утопический и социализм научный».

Издатели журнала дали пространные замечания к работе Энгельса «Положение рабочего класса в Англии». В них со­общалось, что Фридрих Энгельс — один из наиболее выдающихся представителей современного социализма, а также о его политической и научной деятельности с перечислением его работ. В примечаниях была приведена классическая фор­мулировка материалистического понимания истории из пре­дисловия «К критике политической экономии», а также при­веден ряд мест из «Капитала» Маркса, например: «Сила всегда служит повивальной бабкой старому обществу, кото­рое бывает беременно новым».

«Переводчики» делали прямые выводы о революционной борьбе рабочего класса против современного, буржуазного общества. «Пролетариат, — писали они, — овладеет государ­ственной властью и превратит орудия производства в соб­ственность государства» («Социалистическое знание», Сбор­ник, стр. 115). В примечаниях излагались основные идеи «Манифеста Коммунистической партии». «С развитием круп­ной индустрии, — писали авторы примечаний, — буржуазия теряет под ногами почву, на которой она производити присваивает

 

­

себе продукт. Поэтому прежде всего она роет свою собственную могилу. Падение ее и победа пролетариата рав­но неизбежны» («Социалистическое знание». Сборник, стр. 142).

Журнал московского прогрессивного студенчества до­вольно широко знакомил читателей с идеями работ Маркса и Энгельса («Капитал», «К критике политической эконо­мии»). «Общество переводчиков и издателей» выпустило для рабочих брошюру Маркса «Наемный труд и капитал», с при­ложением биографии Маркса, написанной Энгельсом, «Речь Мышкина на процессе 193-х», брошюру Маркса «Заработная плата, цена и прибыль», «В защиту правды» Либкнехта и конспект «Капитала» Маркса в изложении Моста с кри­тическим замечанием переводчика по адресу Моста Вы­держки из последнего нельзя не привести. Оно свидетель­ствует о высоком уровне революционной сознательности кружка московских студентов. Вот оно:

«Как бы ни было, но не подлежит сомнению, что сплош­ная масса пролетариев должна приобрести фактическую си­лу, которая доставила бы ей возможность сломить полити­ческое господство эксплоатирующих ее классов, и присту­пить к коренной переработке экономических основ обществен­ной жизни. Но пусть читатель помнит, что это социальное перерождение народа мирным путем осуществимо быть не может; там, где разрешается вопрос между двумя противо­положными сторонами, мирный исход немыслим, если одна из сторон не имеет ни желания, ни доброй воли, а такова именно буржуазия со всеми своими представителями и бла­гонамеренными учеными с капиталистическим устройством мозга.

Поэтому искать соглашения между капиталистом и ра­бочим — значит желать продления агонии у современного общества. Чем короче смелый бой, тем меньше смертных случаев. Пролетарии всех стран, соединившись, должны по­ставить окончательную преграду той пагубной системе, ко­торая разделяет человечество на два совершенно противо­положных класса — массу голодающих и невежественных существ и касту жирнобрюхих мандаринов». «Общество пе­реводчиков и издателей» в своей пропаганде марксистских идей через издание работ Маркса и Энгельса в известной мере предвосхитило пропагандистскую деятельность марксист­ской «Группы освобождения труда». Издания переводчи-

 

 

ков имели довольно широкое распространение. Достаточно сказать, что их находили при обысках и арестах у членов революционных кружков в Харькове, Киеве, Петербурге, Саратове, Одессе, Перми, Ростове, Оренбурге, Казани, Владимире, Тамбове и пр.

Революционная учащаяся молодежь испытывала влияние марксистских идей, правда, далеко не освободившись от «народнической веры» и выступая с критикой марксизма. Примером может служить гектографированный журнал центрального студенческого кружка в Петербурге «Студенчество», в первом номере которого (декабрь 1882 года) была помещена статья Энгельса «Научный социализм», а в номере за январь 1883 года она подверглась критике; автор ее высказал свое несогласие с материалистическим пониманием истории. Вместе с тем группа издателей журнала «Студенчество» выпустила в гектографированном издании «Манифест Коммунистической партии».

При Московском и Петербургском университетах существовали так называемые кружки самообразования, в которых их участники знакомились с философскими и экономическими идеями марксизма. Существовали специальные кружки по изучению «Капитала» Маркса.[48] Читались рефераты об экономической и философско-социологической теориях Маркса. Разгорались жестокие споры вокруг новой социальной концепции. Интерес к ней объяснялся злободневностью вопроса об общественном развитии и судьбах капитализма в России.

Само собой разумеется, что идеи марксизма не могли быть поняты народническими революционерами того времени. Безраздельно господствовала народническая вера в самобытность общественного развития России. Непререкаемой была народническая формула о героях как активных творцах нового общественного строя. Интерес народников к марксизму не мог быть сколько-нибудь органическим.
Марксизм всем своим содержанием приходил в противоречие с народнической идеологией.

Народники не могли не быть противниками марксизма. Это вскоре обнаружилось со всей резкостью. Лавров, Даниэльсон не прочь были согласиться с отдельными положениями

 

 

экономической теории Маркса, с ее критикой капи­тализма.Но дальше народники не шли.Что касается социологии и философии марксизма, то они были объявлены ими «несостоятельными».

Так, например, народник К. Тарасов (Н. С. Русанов), вы­ступая против социологических взглядов Маркса, писал в «Вестнике народной воли»: «Главная сила Маркса заклю­чается в его чисто экономическом анализе тех явлений со­временного общества, которые подлежат изучению в полити­ческой экономии, а не в тех небольших брошюрах, статьях или даже подстрочных отступлениях от главного предмета, которые заключают его взгляды на общество в его целом и на социальные факторы».

Марксизм преподносился читателям в журналах народ­ников в качестве фаталистического учения.

Однако несомненно «Капитал» Маркса впервые серьезно поколебал почву народнической идеологии. Он играл суще­ственную роль в обсуждении программных вопросов народ­ничества. Вера Засулич, в письме к Марксу 16 февраля 1881 года, писала: «Вам не безызвестно, что Ваш «Капитал» пользуется большой популярностью в России. Несмотря на конфискацию издания, небольшое количества оставшихся экземпляров читается и перечитывается массой более или менее образованных людей нашей страны; есть и серьезные люди, изучающие его. Но чего Вы, вероятно, не знаете,— это то, какую роль играет Ваш «Капитал» в наших спорах об аграрном вопросе в России и о нашей сельской об­щине».[49]

Маркс и Энгельс стремились помочь русским революцио­нерам разобраться в общественно-историческом процессе развития России. Черновики письма Маркса к В. Засулич показывают, с какой осторожностью подходил он к разре­шению вопроса о судьбах русской поземельной общины. Маркс и Энгельс деликатно и вместе с тем твердо указы­вали в своих письмах к Лаврову, Даниэльсону, Засулич и другим на ошибочность экономических и политических взглядов народников, разъясняя неправильное толкование ими марксистской теории в применении к русским общест­венным отношениям. Еще ранее они разоблачали народнические

 

политические и теоретические взгляды в лице Бакунина и Ткачева, показавих фразерствои полную беспоч­венность.

Ленин указывал, что обсуждение идей марксизма народ­никами означало одновременно их искажение и опошление. Перед революционными марксистами стала задача очистить марксизм от народнического ревизионизма д придать ему его подлинный революционный смысл. Народнические тео­рии «...софистицировали, фальсифицировали (зачастую бес­сознательно) марксизм, эти теории как бы становились сами на почву марксизма и «по Марксу» пытались опровергнуть приложение к России теории Маркса».[50]

Появление книги Б. Флеровского «Положение рабочего класса в России» Маркс радостно приветствовал, считая, что она послужит одним из средств против «русского опти­мизма» в вопросах понимания общественного развития в России. «Русский оптимизм», народническая вера в «осо­бые пути» общественного развития, по словам Маркса, ока­зались беспощадно разоблаченными в этом сочинении. Это первая работа, в которой сообщается правда о русских эко­номических отношениях.

Маркс и Энгельс внимательно следили за новейшей рус­ской экономической литературой. Они высоко ценили эконо­мические сочинения Чернышевского, которые проливали свет на действительное экономическое


<== предыдущая | следующая ==>
Структура транзита | АКТ ПЕРШИЙ, сцена перша

Date: 2015-08-24; view: 256; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.009 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию