Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Типография им ВолодарскогоДОКТОР ФИЛОСОФСКИХ НАУК проф.Б. А. ЧАГИН ПРОНИКНОВЕНИЕ ИДЕИ МАРКСИЗМА В РОССИЮ
СТЕНОГРАММА ПУБЛИЧНОЙ ЛЕКЦИИ, прочитанной 12 января 1948 г, в Ленинграде ЛЕНИЗДАТ— 1948 Редактор — проф. А.П. МаркузеТехнич. редактор — О. И.ДацевичКорректор — Е. З. Куренкова Подписано к печати 15 февраля 1948 г. формат бумаги 60Х84 1/16 Объем 2 1/4 п. л. Изд. № 23. М-01303 Заказ№ 159 Цена 90 коп. Типография им Володарского
Марксистские идеи прониклив Россию ещев 40-х годах. Их семена падали на взрыхленную массовыми народными движениями и революционерами почву. Отсталая в экономическом и социально-политическом отношении Россия внимательно прислушивалась к новому слову, жадно ловила прогрессивные идеи. Идеи марксизма нашли себе благоприятную почву в России не случайно. XIX век явился эпохой небывалого расцвета в развитии русской культуры и одновременно мощных революционных народных движений. Это было время разложения крепостнического строя и интенсивного развития капитализма. Издавна Россия являлась живым источником кипучей революционной энергии масс, она отличалась от других стран движениями широчайших народных, крестьянских масс. Тяжелый гнет и деспотизм самодержавного строя, политическое бесправие в стране и крайний произвол полицейско-бюрократического государственного аппарата, при существовавших суровых экономических условиях жизни, закаляли народные массы и прогрессивную интеллигенцию, воспитывали их для мужественной борьбы против царизма. Ни одна европейская страна не знала таких тягчайших условий политической жизни и одновременно не имела таких глубоких и бурных общественных течений прогрессивной мысли, как Россия второй половины XIX века. История вызвала к жизни в отсталой в экономическом и политическом отношении стране небывалый расцвет теоретической мысли: появились бесстрашные дерзания в политической и теоретической области против крепостнических порядков русского самодержавия. Это было ярким событиемвовсемирной истории и предвестником революционной бури в России. Герцен, Белинский, Чернышевский и Добролюбов были звездами первой величины в этом замечательном прогрессивном явлении. Наша литература сформировала и выдвинулав эти годы столько замечательных талантов и умов, сколько не могла представить ни одна эпоха в прошлом.
Маркс и Энгельс подчеркивали высокую идейность, научную глубину и революционность демократической мысли к России во второй половине XIX века. Они внимательно присматривались к русской действительности, сопоставляя низкий уровень и безидейность немецкой и французской науки того времени с передовыми идеями русских революционных демократов, да и не только революционных демократов. Энгельс писал: «Я говорю не только об активных революционных социалистах, но и об исторической и критической школе в русской литературе, которая стоит бесконечно выше всего того, что создано в Германии и Франции официальной исторической наукой».[1] Несмотря на непрерывные преследования со стороны правящей клики, прогрессивная Русь в течение немногих десятилетий второй половины XIX века перечувствовала, перемыслила и пережила все то, что передовой части общества в Англии, Франции и Германии пришлось испытать в течение столетия и больше. Русская революционная интеллигенция воспринимала все наиболее прогрессивное, что было в умственной жизни Европы, внимательно следила за каждым новым событием и словом в общественном развитии. Она на пути долгих тернистых исканий находила правду своего времени и развивала оригинальные теории. Через рогатки железной цензуры, сквозь оковы, наложенные на общественное сознание деспотической рукой самодержцев России, пробивали себе дорогу прогрессивные идеи. Русские революционеры и мыслители высоко ценили передовые теории, понимали все их значение для изменения мрачной российской действительности. «Идеи и их постоянное развитие, — писал справедливо Добролюбов, — только потому и имеют значение, что они, рождаясь из существующих уже фактов, всегда предшествуют изменениям в самой действительности».[2] Белинский выразил действенность теории словами: «Важность теоретических вопросов зависит от их отношения к действительности».[3] Жадно и мучительно искали Белинский, Герцен, Чернышевский и Добролюбов правильной теории для выхода из тупика, в который завело страну царское самодержавие.
«В стечение около полувека, примерно с 40-х и до 90-х годов прошлого века, — говорил Ленин, — передовая мысль в России, под гнетом невиданного, дикого и реакционного царизма, жадно искала правильной революционной теории».[4] Вот почему знакомство русского общества в 40-х годах с Марксом не явилось случайным эпизодом. Маркс и Энгельс писали впоследствии, что в самодержавной России их идеи встретили исключительный интерес и понимание, чего нельзя сказать про некоторые передовые страны. В Германии первые работы Маркса были встречены злобным молчанием. Ледяным молчанием первоначально был встречен и величайший мировой исторический документ — «Капитал» Маркса. «Ученые и неученые вожди германской буржуазии, — писал Маркс в послесловии ко второму изданию «Капитала», — попытались сначала замолчать «Капитал», как это им удалось по отношению к моим более ранним работам».[5] Маркс в письме к Л. Кугельману 11 февраля 1869 года писал о трусости «цеховых мандаринов», боявшихся высказать свои убеждения. В другом письме к Кугельману, от 12 октября 1868 года, он указывал, что его сочинение против Прудона в книга «К критике политической экономии» нигде не нашли такого распространения, как в России. Распространение произведений Маркса и Энгельса в России неразрывно связано с историей освободительной борьбы русского народа против царизма. Русская передовая общественная мысль во второй половине XIX века была превосходно осведомлена о различных формахи теориях революционного движения. «Благодаря вынужденной царизмом эмигрантщине, — писал Ленин, — революционная Россия обладала во второй половине XIX века таким богатством интернациональных связей, такой превосходной осведомленностью насчет всемирных форм и теорий революционного движения, как ни одна страна в мире».[6] Маркс и Энгельс проявили с самого начала живейший интерес к России Они понимали, что «стомиллионная нация» должна играть важную роль в мировой истории. Особенно их волновали известия о широких народных движениях в России. Энгельс в 50-х годах, а Маркс в 60-х годах начали
изучать русский язык. Они читали Чернышевского, Добролюбова, Герцена, Салтыкова-Щедрина и других. Изучение экономики России и общественного движения в ней привело Маркса и Энгельса к твердому убеждению, что в России назревают глубокие социальные противоречия, которые неизбежно поведут в ней к мощному революционному взрыву. Маркс и Энгельс неоднократно пророчески высказывали мысль о том, что русскому народу суждено открыть новую эру революций в Европе В письме к Плеханову от 8 февраля 1895 года Энгельс, в связи с воцарением Николая II в России, писал, что если уж дьявол революции схватит кого-либо за шиворот, так это — нового самодержца. Изумительным явилось и то, что впервые Маркс и Энгельс открыли русскую науку и ее мировое значение. Энгельс писал, что для русской революционной интеллигенции были характерны критическая мысль и самоотверженное искание теории и что историческая и критическая школа в русской литературе стоит бесконечно выше официальной исторической науки в Германии и Франции. Маркс называл Чернышевского «великим русским ученым». Высокий отзыв Маркса и Энгельса получили труды Максима Ковалевского и гениальные открытия Менделеева. Маркс и Энгельс видели, что социальная наука и философия в России, несмотря на блуждания и ошибки, находятся на высоком уровне и отличаются последовательностью и революционностью в своих выводах. Великие русские революционные демократы глубоко понимали роль философии в общественной идеологии. «Определить миросозерцание народа,— писал Белинский,— задача великая, труд гигантский, достойный усилий величайших гениев, представителей современных философских знаний».[7] Проникновение и распространение идей марксизма в России на различных исторических этапах освободительного движения имело свои особенности. В период 40-х и 50-х годов проникновение идей марксизма ограничивается пока узким кругом по преимуществу прогрессивных деятелей из буржуазного класса: Боткин, Анненков и другие. Марксистские идеи оказывают известное влияние на революционных
просветителей (Белинский). В сороковые годы завершается первый этап освободительного движения — «дворянской революционности» и закладываются основы следующего, «революционно-разночинского» этапа. В эти годы складываются экономические и социально-политические предпосылки той острой идейно-политической борьбы, которой характеризуется вторая половина XIX века в России. Последующий период — шестидесятые и семидесятые годы — характеризуется проникновением и распространением идей марксизма главным образом в революционно-демократическом лагере и в семидесятые годы — среди узкого слоя передовых рабочих. После 1848 года произведения Маркса и Энгельса были встречены резко враждебно реакционным лагерем дворянства и либералов (Катков, Юркевич, Чичерин). Это послужило началом ожесточенной полемики в литературе против идей Маркса и Энгельса. Что касается народнического лагеря, то, как мы увидим, народники, распространяя в стране некоторые произведения Маркса и Энгельса, были принципиальными противниками марксизма. К произведениям Маркса и Энгельса различные классы в лице своих представителей подходили по-своему, исходя из своих классовых интересов. С марксистскими идеями русское общество познакомилось через нелегальное распространение первых работ Маркса и Энгельса и через существовавшую в 40-х годах легальную печать. Русские передовые люди знали даже некоторые произведения Маркса и Энгельса, когда они еще не выработали своего материалистического миросозерцания. Радикализм и революционный демократизм воззрений Маркса и Энгельса привлекал их внимание. В 1843 году «Отечественные записки» (№ 1), в статье В. П. Боткина «Германская литература», познакомили русское общество с ранней работой Энгельса «Шеллинг и откровение».[8] Боткин в значительной мере воспроизвел ее без ссылок на автора. Эта статья, отражавшая идеи и взгляды молодого Энгельса, произвела сильное впечатление на Белинского, который писал Боткину: «Твоя статья о «Немецкой
литературе» в 1 номере мне чрезвычайно понравилась — умно,дельно и ловко».[9] Брошюра Энгельса проникла в Россиюи стала известна кружку Герцена. Сам Герцен познакомился если не с брошюрой, то, несомненно, с подробным изложением ее содержания, которое нашел в «Немецких ежегодниках» (1842 г.) у Арнольда Руге. В своем дневнике Герцен прямо ссылается на Руге и повторяет его слова о судьбе Шеллинга.[10] Вторая анонимная брошюра Энгельса «Шеллинг — философ во Христе, или преображение мирской мудрости в мудрость божественную» была также известна Герцену и его приверженцам. Бакунин, слушавший вместе с Энгельсом в Берлине лекции по философии, знакомил Герцена и Белинского с ходом и развитием философской борьбы в Германии. Выход в свет журнала «Немецко-французских ежегодников» был встречен с живейшим вниманием передовыми людьми России того времени. Переводы статей Маркса из ежегодника распространялись в стране в рукописных списках. Правда, с их содержанием знакомились лишь одиночки, интерес которых ко взглядам Маркса и Энгельса был временным и преходящим. Содержание «Немецко-французских ежегодников» было известно Белинскому. В статье «К критике гегелевской философии права» Маркс подверг беспощадной критике религию. Он писал, что «борьба против религии есть косвенно борьба против того мира, духовным ароматом которого является религия. Религиозное убожество есть в одно и то же время выражение действительности нищеты и протест против действительной нищеты. Религия — это вздох угнетенной твари, душа бессердечного мира, дух бездушного безвременья. Она— опиум народа. Упразднение религии, как призрачного счастья народа, есть требование его действительного счастья»[11] «Немецко-французские ежегодники» вызвали не только исключительный интерес у Белинского, но и оказали известное значение в выработке у него реалистического взгляда на
общественные отношения и на идеологию в стране. Белинский писал Герцену об огромном впечатлении, которое произвело на него чтение этого ежегодника. «Два дня я... был бодр и весел, — и все тут. Истину я взял себе, — и в словах Бог и религия вижу тьму, мрак, цепи и кнут, и люблю теперь эти два слова, как следующие за ними четыре. Все это так, но ведь я по-прежнему не могу печатно сказать все, что я думаю и как думаю».[12] Воинствующий атеизм молодого Маркса произвел сильнейшее впечатление на Белинского. Достоевский, познакомившийся с Белинским в 1845 году, пришел в ужас от его вольнодумства, о чем сообщал в своем письме к Страхову. В спорах Герцена с Грановским по вопросам религии Белинский стоял на почве атеизма. Маркс в «Критике гегелевской философии права» показал, что критика религии есть критика современного общества. «Критика неба обращается, таким образом, в критику земли, критика религии—в критику права, критика теологии — в критику политики».[13] Маркс потребовал обращения к действительности — к действительному человеку и его борьбе против современного мира, указав на пролетариат как на класс, который должен совершить радикальную революцию в обществе. Реалистический взгляд Маркса на общество, высказанный ем в «Немецко-французских ежегодниках», не мог не оказать известного влияния на воззрения Белинского в период критического преодоления им «примирения с действительностью». Белинский, обратившись к борьбе против самодержавного крепостнического строя в России, писал: «Действительность, — вот лозунг и последнее слово современного мира. Действительность в фактах, в знании, в убеждениях чувства, в заключениях ума, — во всем и везде действительность есть первое и последнее слово нашего века».[14] Влияние первых произведений Маркса и Энгельса на Белинского, по-видимому, сказалось в его понимании капитализма на Западе, в его критике буржуазного либерализма, а такжев критике им крепостнических порядков в России.
С социально-экономическими идеями Маркса и Энгельса были знакомы прогрессивные кружки. Кружок петрашевцев в своей коллективной библиотеке имел, наряду с книгами утопистов-социалистов, работы Маркса «Нищета философии» и Энгельса «Положение рабочего класса в Англии». Один из виднейших петрашевцев — Спешнев хорошо знал сочинение Маркса «Нищета философии», которое было в 1848 г. разрешено для ввоза в Россию на французском языке.[15] Передовые люди России были, таким образом, знакомы с первыми произведениями Маркса и Энгельса. Статьи Маркса и Энгельса в журнале «Немецко-французские ежегодники» оказывали некоторое влияние на складывание их революционно-демократических воззрений в условиях политической и идейной реакции в стране. Уместно вспомнить, что в 1849 году состоялось запрещение преподавания в университетах философских наук. Статьи Энгельса «Положение рабочего класса в Англии» и «Очерки критики политической экономии», опубликованные в «Немецко-французских ежегодниках», очень скоро стали известны кружку Белинского и Герцена. В 50-х годах работы Маркса и Энгельса изучаются со вниманием во многих революционных кружках. О Марксе и Энгельсе в то время говорили как о вождях нового социалистического направления и как о проповедниках нового материализма; чрезвычайно высоко оценивалась уже тогда их роль в политической экономии. Влияние идей Маркса и Энгельса в 40-х и 50-х годах на общественную мысль в России было, однако, еще ограниченным, узким. С ними были знакомы, во-первых, круг таких людей, как Анненков, Боткин, во-вторых, немногие прогрессивные кружки и, в-третьих, революционеры и мыслители того времени, как Белинский, Герцен, Огарев Начиная с 60-х годов, в прогрессивном русском обществе резко поднялся интерес к марксистским идеям. В печати все чаще обсуждаются вопросы, связанные с экономической и философско-социологическими теориями марксизма. Марксистские идеи проникают в среду учащейся молодежи и передовых рабочих.
На это были свои объективные причины. К 60-м годам в Россиинепрерывно нарастало революционное движение,вызванное условиями нужды и бедствий народных масс и пробуждением революционного самосознания в передовых кругах русского общества. По стране прокатилась мощная волна крестьянских восстаний. Если в 1859 году их было 90, то в 1861 году они достигли грозной цифры— 1176. Страна находилась накануне ломки крепостнических отношений. Она переживала бурные времена. Ленин указывает,что в 1859—1861 гг. создавалась революционная ситуация. Великие русские революционные демократы, пробуждая интерес к утопическому социализму и взывая к борьбе против крепостнического строя, против царизма, не могли не усилить тем самым внимания к идеям марксизма. Не малую роль в этом сыграл журнал «Современник». Маркс в 1859 году приводит полученное им от «известного русского писателя» письмо, в котором указывалось: «Все серьезные люди, все добросовестные люди на Вашей стороне, и они ждут от нас не бесплодной полемики, а совсем другого, они хотели бы иметь возможность поскорее приступить к изучению продолжения Вашего прекрасного произведения. Вы пользуетесь огромным успехом среди мыслящих людей, и если Вам может доставить удовольствие узнать, какое распространение Ваше учение находит в России, я могу Вам сообщить, что в начале этого года профессор... прочел в Москве публичный курс политической экономии, первая лекция которого представляла не что иное, как изложение Вашего последнего произведения».[16] В 60-х годах внимание прогрессивной России было привлечено дискуссией, развернувшейся вокруг вышедшей в русском переводе книги Гильдебрандта «Политическая экономия настоящего и будущего» (1860 г.). Гильдебрандт — ярый враг социализма — выступил против Энгельса, который в статье «Очерки критики политической экономии» и особенно в книге «Положение рабочего класса в Англии» подверг суровой и беспощадной критике существующие общественные отношения капитализма. Гильдебрандта поддерживали реакционные публицисты из катковского журнала «Русский вестник». «Современник», редактировавшийся в то время Добролюбовым и Чернышевским, выступил в защиту взглядов Энгельса
против Гильдебрандта и его русских приверженцев, напечатав рецензию на книжку Гильдебрандта. Автор рецензии писал, что Гильдебрандту следовало бы «познакомиться лучше с действительной жизнью и спросить рабочие классы, в самом ли деле машины пробудили в них сознание своего человеческого достоинства, вырвали их из тупого и бессмысленного коснения и пр., и хладнокровно вдуматься в то, что самые благотворные открытия гения, при ненормальности существующих порядков, могут делать зло большинству и вести к совершенно противоположным целям».[17] В рецензии указывалось, что собственные положения Гильдебрандта не заслуживают того, чтобы его книгу читали, но с нею необходимо ознакомиться для того, чтобы знать существо теории, которую критикует Гильдебрандт. В «Современнике» была напечатана статья Н. В. Шелгунова «Рабочий пролетариат в Англии и во Франции». Шелгунов в первой части своей статьи дал сокращенный перевод книги Энгельса «Положение рабочего класса в Англии» и тем самым познакомил прогрессивные круги русского общества с ее содержанием. Выступая в защиту идей Энгельса, он писал: «В числе писателей, на которых нападает Гильдебрандт, есть и Энгельс, один из лучших и благороднейших немцев. Имя это у нас совсем неизвестно, хотя европейская литература обязана ему лучшим сочинением об экономическом быте английского рабочего. Разница между Гильдебрандтом и Энгельсом в том, что Энгельс называет худое худым и не хочет этого худого; а Гильдебрандт, напротив, находит, дурное не только дурно, но что оно так и должно быть».[18] Во второй части статьи читатели «Современника» были ознакомлены с ужасающим и бедственным положением французских пролетариев. «Наибольшее число рабочих Франции, — писал Шелгунов, — терпят страшную бедность, огромные лишения, которые даже трудно вообразить, не видев их... у них нет средств кормить и одевать своих детей, они живут в помещениях более тесных и неприятных, чем тюрьма...»[19] Статья Шелгунова проникла в рабочие классы и оказала на них исключительно большое впечатление. В адресе
Н. В. Шелгунову рабочие писали: «Мы поняли, что нам, русским рабочим, подобно рабочим Западной Европы, нечего рассчитывать на какую-нибудь внешнюю помощь, помимо самих себя, чтобы улучшить свое положение и достигнуть свободы. Те рабочие, которые поняли это, будут бороться без устали за лучшие условия. Вы выполнили Вашу задачу, — Вы показали нам, как вести борьбу».[20] Шелгунов выступил первым популяризатором, пропагандистом в России книги Энгельса «Положение рабочего класса в Англии». Ссылки на эту работу позже мы находим в целом ряде журналов («Дело», «Отечественные записки» и пр.). Рецензия на книгу Гильдебрандта и появление статьи Шелгунова в журнале «Современник» свидетельствуют о знакомстве Н. Г. Чернышевского с ранними работами основоположников марксизма. Последний несомненно внимательно прочитывал и редактировал статьи своего журнала. Рядом со статьями Шелгунова, который писал, что "в числе писателей, на которых нападает Гильдебрандт, есть и Энгельс, один из лучших и благороднейших немцев", Чернышевский поместил свои «Очерки из политической экономии» по Миллю. В них разбирались многие из тех проблем, которые так прекрасно иллюстрировали статьи Шелгунова по Энгельсу. Начиная с 60-х годов,в русской печати учащаются упоминания и ссылки на работу Энгельса «Положение рабочего класса в Англии». Влияние марксистских идей нашло свое косвенное отражение во многих статьях Н. В. Шелгунова в последующий период времени, в журнале «Русское слово», где он вел «Внутреннее обозрение». В 1865 году им был задуман цикл статей, посвященных вопросу о социализме и рабочем движении под общим названием «Рабочие ассоциации». Свой план он, однако, не мог полностью осуществить. Вышли только две статьи (1865, кн. I и II). За вторую статью журнал «Русское слово» получил предупреждение. В распоряжении министра внутренних дел указывалось, что в статье Шелгунова «предлагается оправдание и даже дальнейшее развитие коммунистических теорий».
Экономические и социальные идеи Маркса и Энгельса оказали некоторое влияние на статьи Соколова, опубликованные в «Русском слове» в 1865 году. Они опирались на положения. выдвинутые Энгельсом в своей книге «Положение рабочего класса в Англии». Соколов в статье «Экономические иллюзии» писал, что разъедающий пауперизм и социальные противоречия «...неудержимо увлекают западную Европу к государственному перевороту и увлекают ее тем быстрее, чем сильнее развивается нищета рабочих классов... Старая цивилизация умирает не по годам, a пo дням. Она чувствует свою дряхлость и, в то же самое время, страшится смерти как суеверная грешница».[21] Идеи Маркса и Энгельса непрерывно проникали в русскую подцензурную печать. В то время как буржуазная наука на Западе встретила книгу Маркса «К критике политической экономии» ледяным молчанием, в России она имела большой успех и оказала известное влияние на экономические и социологические воззрения русских прогрессивных ученых. В письме 15 сентября 1860 года Маркс писал: «В России моя книга вызвала большой шум, и один профессор прочел о ней в Москве лекцию Кроме того, я получил от русских множество дружеских писем по поводу нее...».[22] В 1865 году, в декабрьской книжке «Русского слова», в обзоре П. Ткачева, посвященном Маклеоду и Жуковскому, мы находим отклик на работу Маркса «К критике политической экономии». Ткачев писал: «Все явления юридические и политические представляют не более, как прямые юридические последствия жизни экономической; эта жизнь юридическая и политическая есть, так сказать, только зеркало, в котором отражается экономический быт народа. Этот взгляд не нов, и в нашу литературу он перенесен из литературы западно-европейской. Еще в 1859 г. известный немецкий изгнанник К. Маркс формулировал это самым точным образом. Теперь этот взгляд сделался почти общим достоянием всех мыслящих порядочных идей и едва ли умный человек найдет против него какое-нибудь серьезное возражение» («Русское слово», XII, 50— 51).
Однако рецензия Ткачева была дана с позиций народнического учения в специфической разновидности взглядов автора. Ткачев, утверждая, что метод Маркса сделался почти общим достоянием всех мыслящих людей, вместе с тем проявил полное непонимание материалистической диалектики и всей системы экономических воззрений Маркса. В 1861 году в майской книге «Современника» была напечатана статья «Экономия чувствительности». Она была без подписи. В ней были изложены взгляды, которые указывали на прямое влияние идей «Манифеста Коммунистической партии» на автора. «Вся задача новых экономистов, — говорилось в статье, — заключается в освобождении работников от гнета капитала. Европейское общество распадается на два класса — на капиталистов и рабочих. Оба класса сильные, каждый в своем роде, стоят враждебно один против другого, и настоящий общественный порядок Западной Европы покоится именно на господстве капитала над рабочей силой без капитала... Пролетариат и вызванное им сознание необходимости изменить экономические условия настоящего европейского общества не составляют дело случая. Кто не видит во всем этом работы истории, тот не поймет ни смысла явления, ни его значения». В июньской книжке журнала «Заграничный вестник», в 1864 году, во вступительной заметке к переводу статьи Л. Рюдигера «Национальность» были изложены основные положения «Манифеста Коммунистической партии» о классовой борьбе. Согласно воспоминаниям Русанова, Шелгунов, приглашая его в сотрудники журнала «Дело», «обещал проводить Маркса». В 1868 году в журнале «Дело» в статье «Социально-экономический фатализм» дан пересказ и выдержки из книги Энгельса «Положение рабочего класса в Англии». Известную роль в распространении идей марксизма сыграла русская секция I Интернационала, образовавшаяся в Женеве. Серно-Соловьевич, Утин и другие сделались горячими последователями Маркса. Русский журнал за границей «Народное дело» систематически знакомил читателей с идеями марксизма. Опубликование Марксом «Капитала» еще до его перевода на русский язык вызвало широкие отклики в печати. Наряду с реакционными выступлениями де-Роберти с плоской
критикой экономической системы и метода Маркса,[23] мы встречаем благожелательную оценку Марксовой экономической теории Гр. Елисеевым в «Отечественных записках» (1869, № 4) и в статье П. Н. — «О положении рабочих в Западной Европе с общественно-гигиенической точки зрения» в «Архиве судебной медицины и общественной гигиены». Маркс сообщал в письме к Зигфриду Мейеру 21 января 1871 года об этой статье: «В Петербурге выходит каждые две недели «Архив судебной медицины» (на русском языке). Один из сотрудничающих в этом журнале врачей поместил в последнем номере статью «О гигиенических условиях, в которых живет западноевропейский пролетариат», в которой, главным образом, — но с указанием источника — цитирует мою книгу. В результате произошло следующее несчастье: цензор получал сильный нагоняй от министерства внутренних дел, главный редактор смещен, а самый номер журнала, — все экземпляры, которые еще можно было захватить. — предан сожжению!».[24] В «Отечественных записках»в 1870 году появилась статья В. И. Покровского «Что такое рабочий день? (по Марксу «Das Kapital», 1867)». Она представляла собойв значительной мере пересказ главы «Капитала» о рабочем дне. В ней говорилось, что «Капитал в существе своем есть не что иное, как похоронный труд, но, подобно вампиру, он живет через всасывание живого труда, и живет тем долее, чем долее его всасывает». Статья обращала внимание на тяжелое положение русского рабочего и его бесправие. «А при общей бедности и нередком голодании наших рабочих «свободной конкуренции» между ними так много, что воля хозяина может решительно ничем не стесняться, кроме пределов физической возможности».[25] Ссылки на Маркса и его труд «Капитал» в русской печати непрерывно учащаются. С «Капиталом» еще задолго до русского перевода знакомятся многие передовые люди России. К. А. Тимирязев в своих воспоминаниях указывает, что еще в 1867 году «Капитал» Маркса был известен Р. А. Ильенкову. «Таким образом, — замечает он, — через несколько недель после появления «Капитала» профессор
химии недавно открытой Петровской академии уже был одним из первых распространителей идей Марксав России».[26] Сам К. А. Тимирязев знакомится с «Капиталом»в том же году. К 1869 году относится первое русское издание «Манифеста Коммунистической партии» в переводе Бакунина. Экземпляры этого произведения Маркса и Энгельса пересылались в Россию различными путями. Русской почтой он был впервые задержан 8 ноября 1869 года. Царская цензура запретила издание этого программного документа коммунизма. Цензор Есипов 29 марта 1872 года писал петербургскому комитету цензуры иностранной книги: «Рассмотренный нами манифест Коммунистического союза если и не проповедует тех ужасов разрушения, которыми ознаменовалась международная ассоциация рабочих в Париже, то, тем не менее, он бросил ее семена на производительную и восприимчивую для всякого беспорядка почву пролетариата, которые возросли, созрели и принесли свои плоды в последних своих проявлениях. Мы представляем эту брошюру к запрещению для публики».[27] Несмотря на все препоны, воздвигнутые царским правительством, «Манифест Коммунистической партии» проникал в революционное подполье; с его идеями были знакомы революционеры в России. В 560 задержанных пакетах с революционной литературой за 4 месяца 1869 года было не малое количество книг Маркса и Энгельса. Ко времени падения Парижской Коммуны, возвестившей о новом характере классовых битв XIX столетия, рождается большой спрос на произведения Маркса и Энгельса. Царское правительство всячески стремится пресечь доступ в Россию «опасных» книг. Цензор Майков, в 1871 году, в своем докладе Центральному комитету цензуры иностранной книги о книге Энгельса «Положение рабочего класса в Англии» писал, что автор изображает быт рабочего класса в Англии «в самых черных красках, выставляя буржуазию или вообще имущие классы как натуральных врагов и притеснителей рабочих». На докладе Майкова была наложена резолюция «запретить».
По докладу цензора Виддера о книге Энгельса «Переворот в науке, произведенный Г. Е. Дюрингом» в 1878 году цензурным комитетом было также принято решение о запрещении этого великого произведения марксизма. Имя Марксав России становится особенно популярным с появлением «Капитала» ив связи с переводом его на русский язык. В то время как в западноевропейских странах «Капитал» и другие работы Маркса замалчивались, в России они стали в центре общественной мысли. В журналах и газетах были помещены рецензии на «Капитал», а также статьи, посвященные разбору отдельных проблем, затронутыхв работе Маркса. Интересно, что Россия была первой страной, в которой был переведен и издан «Капитал». Царская цензура надеялась, что труд Маркса останется недоступным русскому читателю. Цензор Скуратов в своем заключении о «Марксовой книге» писал, что «ее немногие прочтут в России, а еще менее поймут ее». Книга была напечатана в 3000 экземпляров В течение только полутора месяцев было распродано 1000 экземпляров. Маркс 24 января 1873 года писал в послесловии ко второму изданию «Капитала»: «Прекрасный русский перевод «Капитала» появился весной 1872 года в Петербурге. Издание в 3000 экземпляров в настоящее время уже почти разошлось».[28] Еще до появления «Капитала»в русском переводе в Киевском университете в «Киевских университетских известиях»в 1871 году была напечатана диссертация Н. И. Зибера «Давид Рикардо и Карл Маркс в их общественно-экономических исследованиях». В том же году эта работа вышла отдельной книгой. В ней были изложены основы экономической теории Маркса. Маркс дал высокую оценку этому первому серьезному изложению своей теории в русской печати. Он писал: «Еще в 1871 году Н. Зибер, профессор политической экономии в Киевском университете, исследовал в своей работе «Теория ценности и капитала Д. Рикардо» основные положения моей теории стоимости денег и капитала, рассматривая их как необходимое дальнейшее развитие учения Смита-Рикардо. При чтении этой ценной книги западно-европейского читателя особенно поражает последовательное проведение раз принятой теоретической точки зрения».[29]
Выход в свет русского перевода «Капитала» в начале 1872 года послужил значительным толчком для более широкого проникновения идей марксизма в русские нелегальные революционные организации и для подробного обсуждения в легальной печати экономической и философской системы Марксизма в целом. Второй том «Капитала» появился в конце 1885 года. «Капитал» и другие марксистские работы приобрели значительную известность в тогдашнем русском революционном подполье. «... Для русских социалистов, — писал Ленин, — почти тотчас же после появления «Капитала» главным теоретическим вопросом сделался вопрос о «судьбах капитализма в России»; около этого вопроса сосредоточивались самые жгучие прения, в зависимости от него решались самые важные программные положения».[30] В кружках революционной учащейся молодежи изучали книгу Маркса и подолгу спорили в связи с марксистской теорией о судьбах России. «Капитал» зажигал в сердцах революционной молодежи неугасимую ненависть к эксплоататорам и политическому деспотизму. «Как пороховая дорожка, — пишет Русанов, — начала бежать среди русской интеллигенции из столиц в большие провинциальные центры, из центров по всем городам... весть о новой великой книге «Капитал» Маркса, которая как бы отменяет весь старый экономический завет и вводит новый». Народники, особенно чайковцы, изучали «Капитал», хотя и считали, что его положения совершенно неприменимы к российской действительности. «Рабочий вопрос в Европе, — писал Михайловский в августовской книжке «Отечественные записки» за 1872 год, — есть вопрос революционный, ибо там он требует передачи условий труда в руки работника, экспроприации теперешних собственников. Рабочий вопрос в России есть вопрос консервативный, ибо тут требуется только сохранение условий труда в руках работника, гарантия теперешним собственникам их собственности».[31] Народнические журналы — «Знание», «Слово», «Отечественные записки» и другие — активно обсуждали экономические воззрения Маркса, не только критикуя и «опровергая» их, но и внося в них ревизию. Это было своеобразное явление.
Народники, исходя из своей предвзятой точки зрения излагали взгляды Маркса часто в прудонистском свете, пытались эклектически объединить их со своими утопическими воззрениями. Ленин в этой связи писал: «Как своеобразно русскую разновидность ревизионизма следует рассматривать народническое отношение к Марксу».[32] Сам Маркс вынужден был вмешаться в спор по поводу искажения его идей идеологами народничества, написав в 1877 году письмо в редакцию «Отечественных записок». Народники были принципиальными противниками марксизма. В Кратком курсе истории ВКП(б) указывается, что «до появления марксистских групп революционную работу в России вели народники, являющиеся противниками марксизма».[33] «Капитал» Маркса являлся первым снарядом разрушительной силы, пущенным против самобытных народнических теорий. Он впервые стал подрывать веру в «особые пути», развития России. Народническая «оптимистическая точка зрения» в вопросах общественного развития оказалась поколебленной. Тем более, что еще в 1869 году в России вышла замечательная книга Берви Флеровского «Положение рабочего класса в России», которая раскрыла ужасающие картины эксплоатации и полнейшего бесправия сельскохозяйственных рабочих и крестьян, уходивших на дальние промыслы и работы. «Впечатление, произведенное этой книгой на молодое поколение 70-х годов, — пишет Аптекман,—было поистине потрясающее. Завеса упала с глаз... И потрясающая картина народного разорения, обнищания, пауперизма встала перед нами. Это не западноевропейский пролетариат «свободный, как птица». Это нищий, голодный с сумой на плечах, блуждающий по деревням и селам «крещеной Руси» — нищий и голодный, прикрепленный, как раб к своей галере, цепями бесправия к своей «общине». Молодежь была потрясена до глубины своей души». Книга сыграла значительную роль в пробуждении интереса к положению рабочих в 70-х годах. Маркс очень высоко оценивал социальное содержание книги Флеровского. Он писал Энгельсу: «... Это — самая значительная книга, какая только появилась после твоего
произведения о «Положении рабочего класса в Англии».[34] Разумеется, Маркс видел и недостатки этой работы, но для него не было сомнений в том, что она подрывала решительно народническую идеологию. В обращении к членам комитета русской секции Интернационала он писал: «Несколько месяцев тому назад мне прислали из Петербурга сочинение Флеровского «Положение рабочего класса в России». Это — настоящее открытие для Европы. Русский оптимизм, распространенный на континенте даже так называемыми революционерами, беспощадно разоблачен в этом сочинении. Достоинство его не пострадает, если я окажу, что оно в некоторых местах не вполне удовлетворяет критике с точки зрения чисто теоретической. Это—труд серьезного наблюдателя, бесстрашного труженика, беспристрастного критика, мощного художника и, прежде всего, человека возмущенного против гнета во всех его видах, не терпящего всевозможных национальных гимнов и страстно делящего все страдания и все стремления производительного класса».[35] Маркс, после поражения Парижской Коммуны и укрепления реформистского пути развития рабочего движения в Англии все чаще обращал свои взоры к России, пророчески заявляя, что новую социальную революцию нужно ждать на этот раз на Востоке. В связи с чтением книги Флеровского он писал Энгельсу, что из книги «... неопровержимо вытекает, что нынешнее положение в России не долго удержится, что уничтожение крепостного права, of course лишь ускорило процесс разложения и что предстоит страшная социальная революция».[36] Вернемся, однако, к непосредственному вопросу влияния «Капитала» Маркса на русское общественное мнение. Мимо «Капитала» не могла пройти и русская университетская наука. Она испытала в той или иной мере его влияние. Идеи научного труда Маркса проникли в университетские аудитории, в журналы и книги. Нередко они вызывали не только явное непонимание, но и реакционную оппозицию и вражду. К таким «критикам» экономического учения Маркса принадлежали в то время Антонович («Теория ценности», Варшава, 1877), Вреден («Курс политической экономии»,
1876, СПб.), Тарасов(«О социализме»), Чичерин(«Немецкие социалисты», «Сборник государственных знаний», т. VI, 1878) и другие. Буржуазные экономисты обрушились на революционные выводы, которые логически следовали из экономического учения Маркса. Чичерин, например, писал, что в «Капитале» «дело идет, ни более ни менее как о насильственном ниспровержении всего существующего строя». Маркс в письме к Даниэльсону от 22 марта 1873 года считал, что Чичерин дал оружие в руки немецких реакционеров- экономистов, вроде берлинского профессора А. Вагнера. Значительную роль в ознакомлении русского общества с экономическими идеями марксизма сыграл, как мы указывали, профессор по кафедре политической экономии в Киевском университете Зибер, который на протяжении 70-х годов выпустил ряд работ с изложением взглядов Маркса, с которым он встречался за границей. В журнале «Знание» в 1874 году появилась его статья «Экономическая теория Маркса». Статья была проконспектирована Марксом. В 1876 и 1877 годах в том же журнале появился последовательно ряд статей Зибера на ту же тему. В следующем году Зибер поместил в журнале «Слово» пять серьезных статей, излагавших содержание отдельных глав «Капитала» Маркса. Знакомство русского общества с марксистскими идеями непрерывно ширилось, чему в известной степени содействовали появившиеся в печати рецензии на «Капитал», например рецензия Михайловского «По поводу русского издания книги Карла Маркса» («Отечественные записки», 1872, IV), рецензия Кауфмана («Вестник Европы», 1872, V), рецензия за подписью В. П. («С.-Петербургские ведомости») и другие («Сын отечества», «Современные ведомости» и т. д.). В газете «Новое время» (3 апреля 1872 года) была помещена передовая статья, в которой в благоприятных тонах обсуждалось экономическое учение Маркса. Об этой передовой статье, за которую редактор газеты получил предупреждение от правительства, упоминал Маркс в письме к Зорге от 23 мая 1872 года. Маркс особенно ценил рецензию Кауфмана («Точка зрения политико-экономической критики К. Маркса»), которая давала наиболее объективное изложение основных моментов его экономической теории и метода. Кауфман приходил квыводу, что книга Маркса имеет «троякуюцену»: « она,
во-первых,дает новые самостоятельные выводы, полученные автором из исследований таких вопросов, за которые до него вовсе не брались; во-вторых, она дает систематическую критику главных оснований современного экономического строя; наконец, в-третьих, она представляет громадный запас историко-литературных и культурно-исторических сведений, которые весьма метко характеризуют развитие капитализма».[37] Имя Маркса становится особенно популярным, а его идеи приобретают широкую известность с конца 70-х годов. Это было связано с ростом русского фабрично-заводского пролетариата и началом политического пробуждения его. К этому времени относится появление рабочих союзов в Одессе и Петербурге. Стало очевидным, что «социальный вопрос» и в России выдвигается самой жизнью. Вокруг «Капитала» Маркса закипает горячая борьба. Статьей Ю. Жуковского «Карл Маркс и его книга о капитале» открылась острая полемика. В своей жалкой статье, воспроизводившей пошлые и клеветнические положения немецкой реакционной критики, Жуковский безнадежно пытался опровергнуть экономическую и социологическую систему марксизма и его диалектический метод. Марксовой экономической теории он противопоставил вульгарные воззрения Сэя. Сам Маркс крайне невысоко отзывался о критике Жуковского. Он писал Даниэльсону 15 ноября 1878 года: «Профессор М. М. Ковалевский, проживающий здесь в эту минуту, говорил мне, что статья этого курьезного якобы — энциклопедиста Жуковского вызвала в ответ довольно оживленную полемику касательно «Капитала». Против Жуковского выступил в журнале «Отечественные записки» Михайловский, в статье «Карл Маркс перед судом г. Ю. Жуковского».[38] Он отверг его обвинения учения Маркса в «формалистическом анализе», заявив, что конечной целью «Капитала» является исследование экономического закона развития новейшего общества и что автор строго выдерживает эту программу. Однако для Михайловского, как и для всех народников того времени, было характерно полнейшее непонимание действительного содержания «Капитала» и вытекающих из него революционных выводов. Ленин писал, что
«подавленные громадной доказательностью изложения, они расшаркиваются перед Марксом, хвалят его, и в то же время совершенно упускают из виду основное содержание доктрины и, как ни в чем не бывало, продолжают старые песенки «субъективной социологии».[39] Уже в 70-х годах Михайловский выступил с обвинением, по адресу Маркса в фатализме и с критикой материалистической диалектики. «Книга Маркса,— писал он, — требует большой переработки в смысле очищения ее от многочисленных наростов и прожилок ненужных диалектических тонкостей...» Диалектика Маркса третировалась Михайловским как схоластика и изображалась как «лишнее украшение стиля». Маркс написал письмо к редактору «Отечественных записок», в котором опровергал попытку Михайловского приписать его теории фатализм. «Ему (Михайловскому.—Б. Ч.) непременно надо преобразовать мой очерк происхождения капитализма в западной Европе в историко-философскую теорию общего хода развития, в теорию, которой фатально должны подчиниться все народы, каковы бы ни были исторические условия, в которых они находятся, чтобы в конце концов прийти к тому экономическому строю, который обеспечивает наибольшую свободу проявления производительных способностей общественного труда и всестороннее развитие человека, Но прошу у него извинения. Это значит делать мне много чести и в то же время много бесчестия» Одновременно против Жуковского выступил профессор Зибер в «Отечественных записках» в статье «Несколько замечаний по поводу статьи г. Ю. Жуковского «Карл Маркс и его книга о капитале». В лице Зибера русская экономическая мысль нашла интересного, хотя и не свободного от ошибок комментатора марксистской политической экономии. Возражения Зибера Жуковскому были в основном справедливы в решении отдельных конкретных экономических проблем. Но вместе с тем он выявил полное непонимание Марксова метода, отождествив метод «Капитала» с априористическим способом изложения экономического содержания и в сущности согласившись с обвинениями «критиков» Маркса по адресу материалистической диалектики. Зибер не понял революционного значения марксистского метода, против
которого ополчились все реакционеры из дворянского и либерально-буржуазного лагеря. Диалектика Маркса подверглась нападению со стороны небезызвестного в то время идеалиста Б. Н. Чичерина, который в статье о К. Марксе[40] пытался опровергнуть марксистский метод, противопоставив ему идеалистическую диалектику Гегеля, взятую, притом, в ее реакционных сторонах. В своем опровержении экономической теории Маркса он выступил крайним реакционером и апологетом капитализма. Против Чичерина выступил Зибер в статье «Чичерин contra К. Маркс».[41] Он правильно схватил существо различия позиции Маркса и реакционного критика. «Чичерин защищает действительность, рассматривая ее разумной, Маркс же становится в критическое отношение к ней. Весь смысл и толк разногласия между Гегелем и Марксом по вопросу о методе только в том и состоит, что первый был идеалист в теории, что нисколько не мешало ему под крылышком прусского короля находить все лучшим в сем наилучшем из миров. Напротив того, Маркс отлично знает, что действительность сама по себе, а способ нашего понимания этой действительности и до известной степени самого отношения к ней опять-таки сам по себе, и что настоящая действительность столь же преходяща, как и все прошедшее».[42] Полемика вокруг «Капитала» Маркса в легальной печати имела большое значение для русского революционного подполья. Сочинения Маркса и Энгельса читались в кружках, реферировались. Их идеи воспринимались как призыв к революционным действиям. Царское правительство стало преследовать за распространение марксистской литературы. Судебные процессы 70-х и 80-х годов пестрят обвинениями в чтении, реферировании и распространении книги Маркса. Из-за границы пересылались нелегально к этому времени многие работы Маркса и Энгельса. Они достигали далекого Шенкурска, оказывались в Орле, Таганроге и т. д. Известную роль в распространении книг Маркса сыграл кружок чайковцев. При обысках царская полиция нередко находила тщательно составленные конспекты «Капитала» Маркса. «Я прошу Вас, — писала в 1880 году Горбунова-Каблукова
Энгельсу, — передать г. Марксу, чтоего произведение — «Капитал» широко распространено в Россиии не только среди ученых, но, главным образом, среди тех, кто проявляет какой-либо интерес к социальным наукам и к положению народа; «Капитал» много читается учителями и учительницами, теми из них, которые серьезно относятся к своей профессии. Но чем больше читается «Капитал», тем больше усваивают читатели и молодежь его основные положения, тем худшей славой он пользуется у наших прокуроров исудебных следователей...».[43] - Участник процесса 193-х Ковалик, отмечая революционно-пропагандистскую роль «Капитала», писал, что «стройностью системы и глубокой критикой Маркс произвел на интеллигентную молодежь большое впечатление, которое по силе можно сравнить разве с тем, которое в свое время вызвал Дарвин».[44] Идеи «Капитала» Маркса далеко распространились за пределы Москвы и Петербурга. С «Капиталом» были знакомы передовые люди того времени и учащаяся молодежь Самары, Саратова и других городов страны. Например, студент Ярославского Демидовского лицея Страхов обвинялся в реферировании книги Маркса. Д. И. Багалей в своих воспоминаниях сообщает, что он в 1877 году, будучи студентом Киевского университета, читал реферат на тему «О прибавочной стоимости в «Капитале» Маркса». Некоторые преподаватели отваживались в своих курсах излагать содержание экономического учения Маркса, хотя за это нередко платились удалением их из учебных заведений. Так, по сообщению Г. В. Хлопина, в самом начале 80-х годов из Петербургского университета был удален один приват-доцент, который, по словам его слушателя, «в своей вступительной лекции подробно изложил учение Маркса, его связь с предшественниками и его место в развитии политической экономии».[45] «Капитал» Маркса оказывал влияние на русскую общественную мысль не только своими экономическими идеями, но и своей монистической философско-социологической концепцией.
Идеи марксистского понимания истории обсуждались в кружках, вокруг них загорались горячие споры. Правда, они встречали благожелательное отношение, пожалуй, лишь в рабочих кружках. Народники же готовы были согласиться лишь с тем, и то с оговорками, что «система Маркса» может быть применима только к «капиталистическому Западу». Имена Маркса и Энгельса с 70-х годов были уже знакомы передовым рабочим в Петербурге. Народники — чайковцы и лавристы — в кружках вынуждены были знакомить рабочих с изложением экономической и социальной теории Маркса; наиболее развитым рабочим читались лекции по «Капиталу». Пользовались большим успехом в рабочих кружках статьи Н. В. Шелгунова «Рабочий пролетариат в Англии и во Франции». Эти статьи были вырезаны из журнала «Современник». Передовым рабочим были знакомы некоторые статьи из журналов, где освещались вопросы экономического учения Маркса. Так, например, рабочие читали в «Отечественных записках» статью «Что такое рабочий день?», представлявшую собой изложение VIII главы I тома «Капитала». Нелегально изданная работа К. Маркса «Гражданская война во Франции» имела исключительный успех у рабочих и была довольно широко распространена среди них. Брошюра в десятках экземпляров приобреталась нелегальными рабочими библиотеками.[46] Царское правительство, напуганное успехами распространения идей Маркса в России, в лице своих агентов внимательно следило за теоретической и революционной деятельностью Маркса. Из Лондона шли секретные донесения III отделению. Любопытно заметить, что на основе донесения одного из агентов в 1871 году полиция была поднята на ноги, чтобы задержать Карла Маркса, который с английским паспортом под именем Валласа якобы намеревался пробраться в Россию. На этой почве в Одессе был задержан некий Маркс, английский подданный, купец, прибывший в мае 1872 года из Константинополя. С философскими идеями марксизма передовое русское общество познакомилось не только через изучение «Нищеты философии» и «Капитала» Маркса, но и через чтение «Анти- Дюринга» Энгельса. Перевод «Анти-Дюринга» на русский
язык был запрещен цензурой. Однако немецкие экземпляры «Анти-Дюринга» доходили до русских читателей. Изложение отдельных положений «Анти-Дюринга» и даже прямые извлечения в отрывках из сочинения Энгельса мы находим в легальной печати. На основании сообщения М. Ковалевского можно установить, что Маркс подарил Ковалевскому книгу Энгельса «Анти-Дюринг», которая и была им передана профессору Зиберу. М. Ковалевский пишет: «Мне пришлось познакомиться с автором «Капитала» в самый разгар полемики с бакунистами и Дюрингом. При первом же знакомстве Маркс подарил мне обе брошюры. Из моих рук они перешли к профессору Зиберу и использованы были им в ряде статей частью в «Юридическом вестнике» и издававшемся мною впоследствии в Москве «Критическом обозрении», частью в Отечественных записках».[47] В журнале «Слово» в 1879 году Зибер опубликовал статью под названием «Диалектика и ее применение к науке». Статья представляла собой в отрывках перевод первого раздела и трех глав второго раздела энгельсовской книги. Такой же примерно прием применил Зибер в своей рецензии на книгу «Анти-Дюринг» в «Критическом обозрении» за 1879 год, познакомив читателя с переводом отдельных отрывков из книги. Взгляды Энгельса, изложенные в «Анти-Дюринге», по замечанию Зибера, «заслуживают особенного внимания как ввиду последовательности и цельности проводимых в ней философских и общественно-экономических взглядов, так и потому, что для объяснения практического приложения метода диалектических противоречий, она дает ряд новых иллюстраций и фактических примеров, которые не мало способствуют ближайшему ознакомлению с этим столь сильно прославляемым и в то же время столь сильно унижаемым методом исследования» («Слово», ноябрь 1879 г., стр. 117). Русская наука и публицистика проявили большой интерес к философским работам Энгельса. И другие работы Маркса и Энгельса через нелегальные каналы доходили до русских революционеров. Член кружка чайковцев В. М. Александров напечатал в Цюрихе переведенную
им самим брошюру Маркса «Гражданская войнавоФранции в 1870— 1871 гг.». В России в 70-х и в начале 80-х годов распространялся запрещенный царской цензурой «Манифест Коммунистической партии»впереводах Бакунина, «Московской группы» и позже Плеханова. В 1883 году в петербургском нелегальном журнале «Студенчество»в списке книг, имеющихсявпродаже, значился «Манифест». Значительную роль в распространении работ Маркса и Энгельса сыграло «Общество переводчиков и издателей», организованное в 1882 году прогрессивным московским студенчеством. Оно существовало недолго, но успело выпустить ряд важных работ Маркса, в частности: «Гражданская война во Франции», «Наемный труд и капитал», а также произведения Энгельса «Социализм научный и утопический» («Развитие социализма от утопии к науке»), сокращенный текст «Анти-Дюринга» и «Положение рабочего класса в Англии». «Общество переводчикови издателей» имело связьс Энгельсом через своего члена Евгению Паприц. Оно начало издавать журнал «Социальные знания», в первом номере которого в 1884 году были напечатаны 4 главы «Положения рабочего класса в Англии»и «Социализм утопический и социализм научный». Издатели журнала дали пространные замечания к работе Энгельса «Положение рабочего класса в Англии». В них сообщалось, что Фридрих Энгельс — один из наиболее выдающихся представителей современного социализма, а также о его политической и научной деятельности с перечислением его работ. В примечаниях была приведена классическая формулировка материалистического понимания истории из предисловия «К критике политической экономии», а также приведен ряд мест из «Капитала» Маркса, например: «Сила всегда служит повивальной бабкой старому обществу, которое бывает беременно новым». «Переводчики» делали прямые выводы о революционной борьбе рабочего класса против современного, буржуазного общества. «Пролетариат, — писали они, — овладеет государственной властью и превратит орудия производства в собственность государства» («Социалистическое знание», Сборник, стр. 115). В примечаниях излагались основные идеи «Манифеста Коммунистической партии». «С развитием крупной индустрии, — писали авторы примечаний, — буржуазия теряет под ногами почву, на которой она производити присваивает
себе продукт. Поэтому прежде всего она роет свою собственную могилу. Падение ее и победа пролетариата равно неизбежны» («Социалистическое знание». Сборник, стр. 142). Журнал московского прогрессивного студенчества довольно широко знакомил читателей с идеями работ Маркса и Энгельса («Капитал», «К критике политической экономии»). «Общество переводчиков и издателей» выпустило для рабочих брошюру Маркса «Наемный труд и капитал», с приложением биографии Маркса, написанной Энгельсом, «Речь Мышкина на процессе 193-х», брошюру Маркса «Заработная плата, цена и прибыль», «В защиту правды» Либкнехта и конспект «Капитала» Маркса в изложении Моста с критическим замечанием переводчика по адресу Моста Выдержки из последнего нельзя не привести. Оно свидетельствует о высоком уровне революционной сознательности кружка московских студентов. Вот оно: «Как бы ни было, но не подлежит сомнению, что сплошная масса пролетариев должна приобрести фактическую силу, которая доставила бы ей возможность сломить политическое господство эксплоатирующих ее классов, и приступить к коренной переработке экономических основ общественной жизни. Но пусть читатель помнит, что это социальное перерождение народа мирным путем осуществимо быть не может; там, где разрешается вопрос между двумя противоположными сторонами, мирный исход немыслим, если одна из сторон не имеет ни желания, ни доброй воли, а такова именно буржуазия со всеми своими представителями и благонамеренными учеными с капиталистическим устройством мозга. Поэтому искать соглашения между капиталистом и рабочим — значит желать продления агонии у современного общества. Чем короче смелый бой, тем меньше смертных случаев. Пролетарии всех стран, соединившись, должны поставить окончательную преграду той пагубной системе, которая разделяет человечество на два совершенно противоположных класса — массу голодающих и невежественных существ и касту жирнобрюхих мандаринов». «Общество переводчиков и издателей» в своей пропаганде марксистских идей через издание работ Маркса и Энгельса в известной мере предвосхитило пропагандистскую деятельность марксистской «Группы освобождения труда». Издания переводчи-
ков имели довольно широкое распространение. Достаточно сказать, что их находили при обысках и арестах у членов революционных кружков в Харькове, Киеве, Петербурге, Саратове, Одессе, Перми, Ростове, Оренбурге, Казани, Владимире, Тамбове и пр. Революционная учащаяся молодежь испытывала влияние марксистских идей, правда, далеко не освободившись от «народнической веры» и выступая с критикой марксизма. Примером может служить гектографированный журнал центрального студенческого кружка в Петербурге «Студенчество», в первом номере которого (декабрь 1882 года) была помещена статья Энгельса «Научный социализм», а в номере за январь 1883 года она подверглась критике; автор ее высказал свое несогласие с материалистическим пониманием истории. Вместе с тем группа издателей журнала «Студенчество» выпустила в гектографированном издании «Манифест Коммунистической партии». При Московском и Петербургском университетах существовали так называемые кружки самообразования, в которых их участники знакомились с философскими и экономическими идеями марксизма. Существовали специальные кружки по изучению «Капитала» Маркса.[48] Читались рефераты об экономической и философско-социологической теориях Маркса. Разгорались жестокие споры вокруг новой социальной концепции. Интерес к ней объяснялся злободневностью вопроса об общественном развитии и судьбах капитализма в России. Само собой разумеется, что идеи марксизма не могли быть поняты народническими революционерами того времени. Безраздельно господствовала народническая вера в самобытность общественного развития России. Непререкаемой была народническая формула о героях как активных творцах нового общественного строя. Интерес народников к марксизму не мог быть сколько-нибудь органическим. Народники не могли не быть противниками марксизма. Это вскоре обнаружилось со всей резкостью. Лавров, Даниэльсон не прочь были согласиться с отдельными положениями
экономической теории Маркса, с ее критикой капитализма.Но дальше народники не шли.Что касается социологии и философии марксизма, то они были объявлены ими «несостоятельными». Так, например, народник К. Тарасов (Н. С. Русанов), выступая против социологических взглядов Маркса, писал в «Вестнике народной воли»: «Главная сила Маркса заключается в его чисто экономическом анализе тех явлений современного общества, которые подлежат изучению в политической экономии, а не в тех небольших брошюрах, статьях или даже подстрочных отступлениях от главного предмета, которые заключают его взгляды на общество в его целом и на социальные факторы». Марксизм преподносился читателям в журналах народников в качестве фаталистического учения. Однако несомненно «Капитал» Маркса впервые серьезно поколебал почву народнической идеологии. Он играл существенную роль в обсуждении программных вопросов народничества. Вера Засулич, в письме к Марксу 16 февраля 1881 года, писала: «Вам не безызвестно, что Ваш «Капитал» пользуется большой популярностью в России. Несмотря на конфискацию издания, небольшое количества оставшихся экземпляров читается и перечитывается массой более или менее образованных людей нашей страны; есть и серьезные люди, изучающие его. Но чего Вы, вероятно, не знаете,— это то, какую роль играет Ваш «Капитал» в наших спорах об аграрном вопросе в России и о нашей сельской общине».[49] Маркс и Энгельс стремились помочь русским революционерам разобраться в общественно-историческом процессе развития России. Черновики письма Маркса к В. Засулич показывают, с какой осторожностью подходил он к разрешению вопроса о судьбах русской поземельной общины. Маркс и Энгельс деликатно и вместе с тем твердо указывали в своих письмах к Лаврову, Даниэльсону, Засулич и другим на ошибочность экономических и политических взглядов народников, разъясняя неправильное толкование ими марксистской теории в применении к русским общественным отношениям. Еще ранее они разоблачали народнические
политические и теоретические взгляды в лице Бакунина и Ткачева, показавих фразерствои полную беспочвенность. Ленин указывал, что обсуждение идей марксизма народниками означало одновременно их искажение и опошление. Перед революционными марксистами стала задача очистить марксизм от народнического ревизионизма д придать ему его подлинный революционный смысл. Народнические теории «...софистицировали, фальсифицировали (зачастую бессознательно) марксизм, эти теории как бы становились сами на почву марксизма и «по Марксу» пытались опровергнуть приложение к России теории Маркса».[50] Появление книги Б. Флеровского «Положение рабочего класса в России» Маркс радостно приветствовал, считая, что она послужит одним из средств против «русского оптимизма» в вопросах понимания общественного развития в России. «Русский оптимизм», народническая вера в «особые пути» общественного развития, по словам Маркса, оказались беспощадно разоблаченными в этом сочинении. Это первая работа, в которой сообщается правда о русских экономических отношениях. Маркс и Энгельс внимательно следили за новейшей русской экономической литературой. Они высоко ценили экономические сочинения Чернышевского, которые проливали свет на действительное экономическое
|