Вавилонская религия и культура 3 page

Тагтуг является героем еще и другого сумерийского эпоса, посвященного повествованию о возникновении культуры. Боги создают государство для человечества и делают Сумир плодородным и счастливым; их помощником в этом деле был, кажется, Тагтуг.

О распространенности сюжета эпоса и его типов нам придется еще говорить.

Средоточиями вавилонской религии и вообще культуры были храмы, которые в культурном отношении можно сравнить со средневековыми монастырями, так как от них не только исходило руководящее направление в области религии и культа, но и в литературе, положительных знаниях и праве они были двигателями. Храмы (bit-ill — «дом бога») в своей главной части представляли большею частью «зиккураты», многоэтажные (до семи) башни на четырехугольном основании. Лестница, иногда с земли до самого верха на одной стороне, иногда же в обход всех четырех сторон, постепенно, с уступа на уступ, вела в верхнее помещение — святилище, где находился идол божества и производились как обряды, так, может быть, и астрономические наблюдения. Эти зиккураты — сумерийского происхождения и идут из мировой горы Энлиля ниппурского. Гильпрехт нашел в Ниппуре под семитической облицовкой первоначальное зерно башни из до-саргоновских необожженных прямоугольных (а не квадратных) кирпичей. Имена башен всегда сумерийские, напр., Им-хар-саг — «Гора ветра», с которой бог Энлиль мечет молнии, Э-сагаш — «дом решений» — место суда бога и оракула, Э-гигуну — «дом гроба», т. е, преисподней, Дур-ан-ки — «связь неба с землей», Темен-ан-ки — «основание неба и земли» и т. п. Таким образом выражали религиозно-космическую идею, представление великой мифической горы богов, которую вавилоняне помещали на далеком севере поднимающейся из преисподней; она служила в своей верхней части местопребыванием сидящего на небесном троне «отца богов», в средней — местом культа живущих на земле людей, и в своей нижней, доходящей до ада части — местом упокоения покойников — действительно грандиозное представление о святилище (Гильпрехт)... Иногда зиккураты считались гробницами богов. Хаммурапи в Сиппаре окрашивает зеленый цвет воскресения храм богини солнца Аи; Набонид называет элассарский зиккурат «гробницей бога солнца»; классический писатель называет вавилонскую башню «гробницей Бела». Стены снаружи украшались мозаикой, орнаментами, бордюрами, может быть, зубцами; иногда они окрашивались в различные цвета, может быть, сообразно семи планетам. Особенно же обращалось внимание на отделку святилища внутри и снаружи. Жрецы, делившиеся на множество (более 30) разрядов (бару — прорицатели, заммару — певцы, пашиту — помазанные, ашипу — заклинатели и так далее; обыкновенное слово для жреца — шангу или ниссакку), кажется, составляли касту потомков Энмедуранки. Царь также имел жреческие функции. Организация жречества была образцовая и пережила все превратности политических судеб страны. Влияние его было огромное и объясняется не только религиозными причинами, но и тем, что жрецы стояли во главе культуры. Жрицы и иеродулы также составляли особые корпорации, число которых доходит до двадцати.

Жертвоприношения считали первоначально кормлением божества, впоследствии они получили более этическое значение искупительного обряда. В клинописных текстах указываются разнообразные виды жертвоприношений: агнцы, благовония (каждения), возлияния и т. п. Человеческие жертвы, кажется, удержались лишь в исключительных случаях и встречаются намеки на то, что животные жертвы являются их заменой. Например, в одном тексте в уста, кажется, Эа влагаются слова: «Агнец — замена человека. Агнца дает он за свою жизнь»... Многочисленные ритуальные тексты содержат в себе предписания для жрецов и для жертвоприношений. Служба совершалась не наверху зиккурата, а перед храмом, у стоявшего на храмовом дворе жертвенника у главного входа в храм; на вершину башни только изредка поднимался верховный жрец или царь испрашивать оракул или волю богов; изображение божества помещалось в особой нише в заднем помещении, за двором, против входа. На храмовом дворе для потребностей культа был также бассейн, который носил мистическое имя «апсу», бездна; подобно тому, как зиккурат был символом горы вселенной, на которой живут боги, или, если угодно, символом земли, бассейн знаменовал собой водную стихию, область бога Эа. Этот бассейн, обложенный украшенными каменными глыбами, служил для омовения и соответствовал «медному морю» Соломонова храма. Кроме того, при больших храмах существовали священные корабли, на которых перевозились во время процессий идолы. Иногда при храмах содержались священные животные или хранились их фигуры. Например, Истар были посвящены собаки, Нингирсу — ослы, Шамашу — кони, Замаме — орлы; нередко упоминаются священные змеи. Кроме реальных животных, чтились фантастические фигуры смешанного характера. Так, всем известны колоссальные каменные изваяния так называемых крылатых львов или быков, символически изображавших духов-охранителей, у которых мудрость человека соединяется с парением и быстротой орла и силой тельца или льва. Другие крылатые духи, иногда с орлиными головами, охраняют священное древо или благословляют царя. Все храмовое пространство (иногда, например, в Ниппуре и Вавилоне) ограждалось стеной с колоннадой внутри и вратами, у которых стояли две массивные колонны. К стене (позади зиккурата) примыкали помещения для жрецов, их школы, библиотеки, архивы, лаборатории и т. п. На храмовой двор допускался и народ во время общественного богослужения. Наглядным изображением вавилонского храма может служить найденная в Сузах в 1905 г. бронзовая модель, приготовленная эламским царем Шильхан-ин-Шушинаком. Хотя она изображает эламский храм, но вполне подходит к нашему представлению о храмах Двуречья. Здесь два зиккурата, жертвенник, бассейн, священные столбы и деревья, даже фигурки жрецов, совершающих возлияния. Каждый вавилонский месяц был посвящен какому-либо божеству, равно как и каждый день месяца; дни делились на «благоприятные» и «тяжелые», были и посты. До нас дошли отрывки такого месяцеслова для двух месяцев: Элула II и Мархешвана; xaрактер их следующий:

«Второй день (Мархешвана). Посвящен Истар. День благоприятный. Царь приносит жертву Шамашу, Белит, Сину; совершает возлияния; воздеяние рук его принимает бог. Третий день. Посвящен Мардуку и Сарпанит. Благоприятный. Вечером царь приносит жертвы Мардуку и Истар и совершает возлияние. Воздеяние рук его бог принимает».

В этих месяцесловах уже есть намек на дни, имеющие особенное значение. Под 7, 14, 21 и 28, а также 19 (7 х 7 предыдущего месяца) числами читаем:

«Тяжелый. Пастырь многочисленного народа (может быть, царь, как первосвященник?) не должен есть мяса, испеченного на огне, и ничего, приготовленного на золе (?); нe должен менять своего платья и надевать чистого одеяния, не должен приносить жертвы. Царь не должен восходить на свою колесницу и изрекать приговоров. Жрец-прорицатель не должен давать ответов. Врач не должен класть руки на больного. Не следует приводить в исполнение задуманное. Ночью царь должен я приносить дар великим богам и принести жертву. Воздеяние рук его бог примет».

Таким образам, это дни не праздника, а скорее покаяния и поста, и нет основания сопоставлять их с еврейской субботой, особенно в виду того, что они не были - днями покоя. Термином «шабатту», встречающимся иногда в текстах и объясненным как «день успокоения сердца» (разгневанных богов?), обозначается 15-е число месяца — день полнолуния. Но и в этот день, несомненно праздничный, не было полного прекращения занятий.

Особенно торжественно праздновали вавилоняне день нового года (по-сумерийски Загмук, по-семит. реш-шатти), который в то же время был, кажется, праздником главного местного божества. Так, в Ширпурле (Теллох) он справлялся в честь Бау и Нингирсу и считался днем свадьбы их; подобный же праздник существовал в Ниппуре; в Вавилоне он был главным-праздником Мардука. Он справлялся весною, 1—11 Нисана. В эти дни, как нам известно из практики позднего времени, справлялись торжественные церемонии. Мардука везли в корабле из Эсагилы в великолепной процессии по каналу вдоль священной улицы Айибуршабу: в то же время в Вавилон сносили идолов других богов. [В пятый день праздника царь должен был проделать церемонию временного отказа от своей власти. В этот день утром царь шел к наосу Мардука в большом храме Эсагилы. Верховный жрец встречал царя у дверей, но не давал ему войти. Корона и скипетр вместе с прочими царскими орнатами отнимались у царя и клались на цыновку перед богом. Затем верховный жрец бил и стегал плетью царя, стоявшего на коленях перед святилищем. (Если царь плакал, то правление будущего года должно было быть счастливым, если же он не плакал, то его правление должно было прерваться). Только после этого царь вводился в святилище перед Мардуком, к которому он обращался с молитвенным обещанием быть послушным его решениям. Верховный жрец обращался к царю, обещал ему помощь Мардука и увеличение его царской мощи. Затем ему возвращались все его царские инсигнии]. Царь касался рук Мардука в Эсагиле, и этим получал от него постановление для царствования в наступающем году; если он этой церемонии не проделывал, то назывался во весь год не царем, а наместником. [Основным богослужебным текстом в новогодний праздник являлся миф enuma elisch, прославлявший Mapдука в качестве демиурга. Но и другие стороны многогранной личности божественного владыки Вавилона находили в те дни свое выражение. Из таблетки, подаренной нам библиотекой Ассура, мы узнаем, что в праздник Загмук изображались страсти Бела-Мардука и его конечное торжество. Согласно этому тексту, Бела задерживают у судилища горы, т. е. подземного царства. Его допрашивают, потом бьют и наконец вводят в гору. Вместе с ним уводится и убивается преступник. После исчезновения Бела в горе, начинается в городе смута и разгорается бой. Уносят одежды Бела и какая-то богиня вытирает кровь его сердца. В горе Бел томится вдали от солнца и света, и охраняется, подобно пленнику, стражами. Жена Бела-Мардука спускается за ним в подземное царство и ищет его у ворот погребения. Бел выводится из горы к новой жизни. - Этот любопытнейший текст Ассурской библиотеки доказывает нам, что миф о Беле-Мардуке соответствовал мифу о Таммузе, и что праздник нового года имел характер мистерий. Интересно отметить и некоторую близость рассказа о страстях Бела-Мардука со страстями Христа. Может быть, в связи с этими мистериями о страстях Бела-Мардука стоит упоминание греческих писателей о гробнице древнего Бела в Вавилоне]. Особенно же торжественными днями праздника считались 8-11 Нисана, когда боги собирались во святом-святых Упшукиннаке, в так называемом чертоге судеб. Мардук занимал председательское место, и решались судьбы наступившего года. Около времени летнего солнцестояния справлялся распространенный по всему древнему миру праздник Таммуза. Как посвященный сходящему в преисподнюю юному божеству растительной силы, он получил характер не только дня плача и печали, но и заупокойных поминок. Под аккомпанимент флейт женщины пели жалобные песни, совершались жертвы в честь погибшего и посещались кладбища. Потом наступал радостный день - праздновали возвращение бога из ада. При этом допускались всякого рода излишества. Кроме годовых праздников, цари назначали экстренные, по случаю побед или освящения новых храмов. Еще в древней Ширпурле (Теллох) Гудеа справлял посвящение своих статуй божеству торжественными церемониями, во время которых на семь дней были прекращаемы занятия, рабы и господа участвовали вместе в празднестве.

Кроме кровавых и бескровных жертвоприношений, кроме процессий ж различных мистических церемоний, служба сопровождалась музыкой и пением. Употреблялись кимвалы, флейты, 11-струнные арфы. Певцов и музыкантов обыкновенно было семь при храме. Пение «успокаивало сердце, умиротворяло дух, осушало слезы, уменьшало стоны». Певцы имели своими прообразами божества, например, Нину, воспевшую вступление Нингирсу в его святилище. Они пели гимны богам, нередко высокого поэтического достоинства. Для примера приведу гимн Сину, богу Ура:

«Господь, владыка богов, единый великий на небе и земле. Отец Наннар, бог Аншар, владыка богов. Отец Наннар, владыка, великий бог Ану, владыка богов. Отец Наннар, владыка, бог Син, владыка богов. Отец Наннар, владыка Ура, владыка богов. Могучий, юный телец с мощными рогами, совершенным телом, лазоревой бородой, полный великолепия... Милосердый, милостивый отец, в руках которого жизнь всей земли. Владыка, божество твое, как далекое небо, как широкое море, полно благолепия. Создавший землю, основавший храмы и наименовавший их, отец, родитель богов и людей, призывающий к царствованию, вручающий скипетр, устанавливающий судьбы на долгие дни. Могучий вождь, сокровенную глубину которого не исследовал никакой бог. Быстрый, колена которого неутомимы, который открывает путь богам, своим братьям, который от основания неба до зенита проходит, сияя, и отверзает врата неба, посылает свет всем людям, отец, виновник бытия всего. Владыка, решающий судьбы неба и земли, повеление которого неотменимо, который держит холод и жар, управляет живыми существами, какой бог тебе подобен? Кто велик на небе? Ты един. А на земле, кто велик? Когда на небе раздается твое слово, ниц падают Игиги, когда оно слышится на земле — целуют прах Анунаки. Когда слово твое проносится, как вихрь, обильны становятся пища и питье, когда оно ниспадает на землю, то является зеленью. Твое слово вызывает к бытию правду и справедливость, а люди начинают говорить истину. Твое слово — далекое небо, сокрытый ад, недоступный прикосновению взора. Кто может понять твое слово и сравниться с ним? Владыка! В господстве на небе и на земле у тебя нет соперника среди богов, твоих братьев». (Далее следует плохо сохранившееся заключение: Сина просят быть милостивым к своему храму, а его супругу и сына, равно как Игигов и Анунаков, предстательствовать пред ним).

Гимн этот является типичным выражением идей, выработавшихся при главных храмах и соединившихся с местным божеством, которое сопоставляется с высшими богами (Аншаром и Ану), воспевается как творец и промыслитель мира, как царь вселенной, не имеющий равных среди богов и людей. Приведенный нами гимн дошел до нас опять-таки в ассирийской копии из библиотеки Ассурбанипала, следовательно, он распространился за пределы Ура, как и многие другие гимны другим богам других религиозных центров. Таким образом, по всей Ассиро-Вавилонии ходили гимны, в которых каждое божество выставлялось и творцом, и единым, и первым, и царем мира и т. п. Это, конечно, и содействовало тому, что религиозное сознание стало плохо различать их функции и начало мало-по-малу видеть в них лишь различные наименования одной и той же верховной божественной силы, имеющей притом не только материальное всемогущество, но и нравственное совершенство. Особенно ярко выступает этический характер божества света в следующем гимне в честь Шамаша:

«Могучие горы полны сиянием твоим, твой свет наполняет все страны. Ты могуч над горами, созерцаешь землю, витаешь на краях земли, среди неба. Ты властвуешь над жителями всей вселенной, все, что создал Эа, царь и советник, пасешь всю тварь: ты пастырь всех горних и дольних... Ты управитель света вселенной. Ты проходишь пространное далекое море, глубины которого не ведают Игиги, и твой свет проходит в глубину; волны созерцают его... Среди всех богов вселенной никто не превосходит тебя... Твоя великая сеть простерта против того, кто желает жены искреннего своего... Его достигает твое оружие, нет ему защитника; на суде не стоит за него его отец... Он карается железной клеткой. Ты сокрушаешь рог того, кто замышляет злое; неправедного судью ты заключаешь в темницу, ты казнишь того, кто берет взятки; к тому, кто не берет мзды и заботится об угнетенном, Шамаш милостив, и дни его продолжены. Судья, изрекающий справедливый приговор, окончит свой дворец, его жилище будет домом князя... Семя неправедных не будет сильно. Ты отвергаешь изречение того, чьи уста полны лжи... Всякий, кто бы ни был, находится под твоим попечением; ты даешь им знамения, разрешаешь связанное, слушаешь мольбы, молитвы и призывания, поклонение и падение ниц. Несчастный громогласно взывает к тебе, слабый, утесненный, нищий молятся тебе; удаленный от своего семейства и города... взывает к тебе. О Шамаш, к тебе прибегает путник, полный страха, странствующий купец, юный торговец, носитель кошелька с золотом. О Шамаш, тебе молится рыбак с сетью, охотник, мясник, погонщик скота... Идущий по степным дорогам прибегает к тебе, равно как и блуждающий мертвец и скитающийся дух покойника. О Шамаш, все они молятся тебе, и ты не отвергаешь молящихся... Ты на четыре ветра исследуешь их положение... Ты принимаешь их светлые возлияния, пьешь их чистое вино, осуществляешь их желания. Ты разрешаешь оковы связанных и слушаешь молитвы величающих тебя. А они боятся тебя и чтут имя твое и вечно славят величие твое».

Кроме общественного культа, был весьма распространен частный. И здесь мы можем проследить подобную же эволюцию от грубых к более возвышенным представлениям. Вавилонянин находился под постоянным страхом демонов, в то же время он чувствовал свои обязанности по отношению к богам и своему доброму гению. Жрецы спасали его от первых, сближали и примиряли со вторыми. Болезни — дело демонов, несчастия также происходят не без вины их и злых колдунов. Они же толкали людей на грехи и отступничество от светлых богов. Даже сами боги не всегда безопасны от их злодейства. Так, «семеро» их раз напало на самого бога Сина и помрачили свет его (мифическое изображение лунного затмения), и все великие боги не могли ничего сделать; пришлось посылать в «бездну» к Эа, и тот отправил на борьбу с седьмерицей своего Мардука. И люди могут прибегать только к заклинаниям, чтобы избавиться от них, примириться с добрыми богами и снова, как при нормальных условиях, вернуть себе наименование «сына своего бога». Вот почему частный культ носит характер магии, волхвований, а жрецы называются «предсказателями», «волхвами», «заклинателями». Между прочим, в их обязанности входило изгнание различных демонов болезни, например (особенно часто), женского существа Лабарту, обитавшего в горах или зарослях камыша, имевшего голову львицы, тело осла, рычавшего, как шакал, и изрыгавшего серу. В «Плаче Иеремии» (4,10) с нею сравниваются «мягкосердые женщины», которых бедствия заставили варить детей своих. Уже при рождении человека она на-лицо; она выхватывает дитя из рук родительницы, чтобы всю жизнь мучить его. Чтобы спастись от нее, необходимо обратиться к жрецу, который мог изгнать ее заклинаниями и магическими действиями. До нас дошел ритуал изгнания, а также магические рельефы, считавшиеся, очевидно, чудодейственными. В четырех горизонтальных полосах представлена магическая церемония и ее последствия. Под символами богов стоят семь злых демонов; ниже, по обе стороны постели больного, взывающего о помощи, стоят два жреца-заклинателя, облеченные в рыбий образ — подобия бога-очистителя Эа; за ними — очистительная кадильница; в самом низу — изгоняемая Лабарту убегает верхом и в лодке. Кроме болезней и бед, к религии обращались и при различных важных случаях жизни. Например, поселению в новом доме предшествовало освящение его; ритуал этого освящения нам известен и имеет магический характер. Различные сложные церемонии должны были почему-то изгнать из него «бога кирпичей», но также привлечь благословение Шамаша, Мардука и Эа. Действия сопровождались заклинаниями и молитвами, например: «Шамаш, владыка неба и земли, основатель града и дома, в руках которого полагать и определять судьбы... благослови дом сей, построенный (имя рек), сыном (имя рек), и определи ему благую судьбу... Да будет сей кирпич приносящим благо своему строителю, и дом сей — приносящим благо своему строителю, да будет он для своего хозяина домом жизни и спасения... Да насытится он обилием, и да будет основанный им дом прочным на долгое время, да будет он в нем радостен и да достигнет желаемого».

Кроме злобных демонов, для человека не менее опасны колдуны и ведьмы. Они даже сильнее демонов так, как последние их слушались и являлись по их требованию. Они действовали или дурным глазом, или злым словом, магическими формулами, или при помощи волшебных зелий, или, наконец, проделывая символические волхвования над изображением жертвы, зарывая ее в могилу, сожигая, бросая в неприступные места и т. п. Против них служили амулеты на теле, или у входов дощечки с молитвами или заклинаниями, а также идольчики добрых гениев «шеду» и «ламассу», соответствовавших крылатым быкам и львам у храмов и дворцов. Кому и это не помогало, должен был обращаться к силе, высшей ведьм и чертей, — к религии богов добра и света и к ее служителям. Таким образом, храмы наполнялись ищущими помощи жрецов, и «требы» последних состояли большею частью в задаче парализовать вред ведьм и демонов. Для этого они должны были бороться их же оружием: амулетами, заклинаниями, магическими действиями. Ведьмы приготовляли изображения своей жертвы и мучили их, — жрецы лепили фигурки демонов и ведьм и сожигали их при различных церемониях: ведьмы употребляли магические формулы, — жрецы составили множество заклинаний, известных в настоящее время в виде сборников под различными именами (маклу, шурпу, «сожжение», «злые демоны», «головная боль» и др.); ведьмы действовали зельем — жрецы варили декокты из различных трав и волшебных растений, давали их пить или поливали ими. Здесь соприкасается уже магия с медициной, которая среди вавилонских жрецов имела своих представителей и культивировалась при храмах. Доктор Oefele, объясняющий в настоящее время медицинские, клинописные тексты, пришел к заключению, что уже в древности здесь была выработана своеобразная медицинская система, которую он называет гуморально-патологической в отличие от египетской — пневматической.

Но жрецы действовали не одними заговорами и магическими обрядами и не только врачевали людей от телесных болезней. Великое преимущество вавилонской религии заключается в том, что в ней рано получило развитие представление о грехе, как лежащей в самом человеке причине его бедствий, в отличие от внешних причин: дурного глаза, колдовства, демонов и т. п. Сначала это представление было грубо; грехом считалось нарушение этикета по отношению к богам, т. е. погрешности и неисправности ритуального характера (напр., уклонение от жертвоприношения или несоблюдение обрядности во всех ее, даже мелочных, подробностях, календарных предписаний и т. п.), но мало-по-малу этический характер божества света обусловил расширение понятия греха на преступления морального характера: они оскорбляли божество, стоящее на страже правды и справедливости. Грешник прогневляет бога, удаляет от себя «своего бога», т. е. доброго гения, лишается его помощи, навлекает на себя всякие болезни и беды. Он должен умилостивить божество, должен добиться того, чтобы грех «изгладился», лежащая на нем опала была снята — «сердце бога успокоилось». Для этого также необходимо посредничество жреца, особенно, если грешником чувствует себя сам царь. Жрец употребляет как внешние очистительные средства: воду, огонь (факелы), каждения, елей, так и молитву. Он омывает, окропляет своего пациента освященной специально для этой цели водой, а может быть, и жертвенной кровью, приносит очистительную жертву, сопровождаемую длинными церемониями; кающийся должен рвать на себе одежды или одеться в траур и бить себя в грудь. Жрец читает молитву, а также своего рода исповедь, которая носит также название заклинания. Приведем пример молитвы за больного царя:

«Владыка послал меня, великий Эа. Вонми его повелению, исполни его решение: ты ведешь по своему пути черноголовых. Дай ему свет здравия, да будет он избавлен от страданий. Да будет определено отпущение грехов человеку, сыну своего бога. Его кости объяты недугом, он посещен тяжелою болезнью. Шамаш, услыши молитву мою, прими его жертву, его возлияние и верни к нему его бога. Да будет по твоему повелению его вина изглажена, его грех отъят. Дай царю жизнь. Во все время жизни своей будет он воспевать величие твое; этот царь будет служить тебе, и я, прогонитель волхвования, всегда буду служить тебе. Взываю к тебе, Шамаш... Ты уничтожаешь злых, разрешаешь колдовство, приметы и дурные предзнаменования, гнетущие тяжелые сны. Ты сокрушаешь узы злых, разрушающих людей и страну. У тебя не находят защиты колдуны и волхвы... Восстань, Шамаш, светило великих богов, да буду я силен против волхвования. Бог, создавший меня, да будет на моей стороне, чтобы очистить мои уста и направлять мои руки. Управь, Шамаш, светило вселенной, суди».

Исповедь-заклинание читается так:

«Заклинаю я вас, великие боги, владыки спасения ради (имя рек), бог которого (имя рек), который болен, несчастен, печален, удручен. Он оскорбил своего бога, свою богиню». Дальше идет перечень грехов, какие только можно припомнить: «Сказал ли он отказ вместо утверждения, утверждение вместо отказа?.. Не говорил ли он дурного? Не позволил ли он говорить неправды?.. Не утеснил ли слабого? Не поссорил ли он отца с сыном, сына с отцом? матери с дочерью, дочери с матерью?.. Может быть, он не освободил пленника, не разрешил связанного, не дал узнику увидать света? Не согрешил ли он против бога, не преступил ли против богини? Не грешен ли Я он против предка, не враждует ли со старшими братьями? Не был ли он непочтителен против отца и матери, против старшей сестры?.. Не обвешивал ли он, не обсчитывая ли фальшивыми деньгами? Не лишал ли он законного сына наследства и не давал ли его незаконному? Не проводил ли он неверной границы и не отказывался ли проводить правильную? Не вступал ли он в дом ближнего своего, не приближался ли к жене ближнего своего, не проливал ли крови ближнего своего, не похищал ли платья ближнего своего?.. Не восставал ли он против начальства? Не был ли он честен языком, а сердцем лжив: не говорил ли устами: «да», а сердцем: «нет»? Не старался ли он во имя замышленной несправедливости преследовать и отвергать, уничтожать и губить правого, употреблять насилие, грабить, злодействовать?.. Не учил ли он нечистому, не наставлял ли зазорному? Не следовал ли он по стопам злодея и не преступал ли границ правды? Не занимался ли он нечистыми делами — волшебством и колдовством? Не случилось ли с ним все это из-за всего того, чем он прогневал своего бога и свою богиню? Может быть, он говорил устами и сердцем, но не исполнял? Может быть, оскорбил имя божие даром, который он посвятил, обещал, но удержал? Да будет он разрешен, из-за чего бы он ни находился под гневом... Да будет на него разрешение, о Шамаш, судья. Разреши его, Шамаш, владыка горних и дольних, вождь богов, царь стран. Твоими устами да изречется суд. Разреши ты, жрец среди богов, Мардук милосердный...» (Идут подобные же обращения ко всем богам).

Подобных текстов дошло несколько, и они своей возвышенностью производят на нас благоприятное впечатление. Но еще более высоки произведения покаянной лирики вавилонян: они влагаются частью в уста самого кающегося, частью в уста жреца, который за него молится, частью их обоих, причем жрец произносит самый текст, а молящиеся — рефрэны. Вот один из этих текстов, которые в науке принято называть «покаянными псалмами».

«Мой прогневанный бог, да успокоится сердце твое. Моя разгневанная богиня, будь милосердна ко мне. Боже, кто знает обитель твою? Твою великолепную обитель, твое жилище я никогда не увижу. Я скорблю, прости меня. Обрати ко мне лицо твое, которое ты отвратил. Обрати ко мне лицо твое с высоты небесной, с твоего священного жилища, и укрепи меня. Пусть уста твои ответят мне то, что для меня хорошо, да преуспеваю я. Твоими чистыми устами изреки, чтобы я преуспевал; проведи меня невредимым чрез волнение. К тебе взываю я: установи для меня судьбы, продли дни мои, даруй мне жизнь».

В вавилонской литературе, так глубоко и неоднократно занимавшейся проблемой смерти, сохранились замечательные памятники душевной муки над другим общечеловеческим вопросом — о невинном страдальце. Одно из длинных произведений, обнимающих целую серию клинописных табличек в библиотеке Ассурбанипала [и в библиотеке ассурского храма], но идущее из древности, содержит рассказанную в первом лице историю страдающего человека и напоминает по тону и сюжету книгу Иова. Князь, «житель Ниппура» Таби-утул-Энлиль, взывает:

«...Я уподобился рабу. Яростный вырыл для меня яму... Пошли мне избавителя; на мой вопль открой для врага яму. День — вздохи, ночь — слезы, месяц — вопли, год — скорбь. Я дошел до конца жизни. Куда ни обращусь — бедствие. Напасти увеличились, благоденствия не нахожу. Я взывал к моему богу, но он не явил мне своего лица; молился моей богине, но она не подняла своей головы; жрец «бару» не предсказал будущего, жрец «шакну» не добился моего оправдания при возлиянии, к жрецу «закику» (некроманту) пошел я, но он не дал мне услышать ответа; жрец «ашину» не разрешил моих уз путем волхвования. Как превратно все на свете! Озираюсь я назад — за мною бедствие, как будто я не принес моему богу жертвенного возлияния и не подумал о богине при жертвенной трапезе, не склонил своего лица и не доказал своего смирения, удержал в устах мольбу и молитву, не почтил дня бога, пренебрегал праздником (?), был небрежен к богам, не внимал их изречениям, не учил свой народ страху божьему и богопочитанию... небрежно произносил имя великого бога. Между тем, я всегда думал о мольбе и молитве, молитва была моим правилом, жертва — моим законом, день богослужения — радость сердца моего, день почитания богини — мои прибыль и богатство. Почтение царя было моей радостью; приятное ему было для меня прекрасно. Я учил свою страну чтить имя божие. прославлять имя богини наставлял я мой народ. Почтение к царю я ставил высоко и учил народ уважению пред дворцом. О, если бы я был уверен, что это угодно богу! Ибо что самому человеку кажется благоприятным, перед богом бывает мерзостью, а что для его сердца незначительно, находит у бога милость. Кто может понять совет богов на небе? Предначертания бога — темнота (?), и кто может уразуметь ее? Как мы, люди, можем понять путь божий? Кто еще вечером жив, бывает утром мертв, он быстро сходит во мрак, мгновенно бывает поражен. Тот, кто сейчас весел и играет, чрез мгновение рыдает, как плакальщик. Настроение людей меняется непрерывно: они голодны — подобны трупу; они сыты — чувствуют себя богами; хорошо — они говорят о восхождении на небо; они подавлены — говорят о сошествии в преисподнюю. Злой демон вселился в меня;... меня, бросили на землю и простерли на спину, мой высокий рост согнули, как тростник... Я привязан к узкому болезненному ложу; мой дом стал для меня темницей... Жезлом своим пронзил он меня... Целый день а преследует меня гонитель и ночью не дает мне вздохнуть. Мои члены сокрушены... Я лежу на своей нечистоте, как бык, пребываю в нечистоте, как баран. Жрец «ашипу» не понял моей болезни, и симптомов моего недуга не определил жрец «бару»... Бог не помог мне, не взял моей руки; богиня не умилосердилась надо мною и не пошла на моей стороне. Уже открыли мой гроб, и стали расхищать мое достояние; я еще не умер, а уже обо мне стали плакать. Когда вся моя страна возгласила: «увы», - мой враг услыхал это, и просияло лицо его: когда ему принесли радостную весть, он повеселел».