Заволжск. Наши дни. Часовня погубленных душ

Антон Леонтьев

Часовня погубленных душ

Антон Леонтьев

Часовня погубленных душ

«Раз, два, три, четыре, пять –

вышел монстр нас убивать!

_{* * *}

Дядя Крюк, дядя Крюк,

Наколи мой глаз на сук,

В Волге череп утопи,

Руки‑ноги оторви,

Разбросай по клумбе кости,

Пригласи детишек в гости.

Угости их мясом, кровью,

Запытай ты их до боли,

Взрежь живот и вынь кишки,

Положи ты их в мешки,

Отнеси на рынок это,

И продай мясцо соседям.

Пусть едят своих детишек,

Жарят, парят, запекают,

В обе щеки уминают!

Дядя Крюк, дядя Крюк,

Точишь ты свой острый крюк?

Хочешь нас к себе забрать,

Черепа нам оторвать?

Ты живешь в аду, конечно,

Самый страшный в мире грешник!

Мы тебя боимся страшно!

Дядя Крюк, ты самый важный!

_{* * *}

Раз, два, три, четыре, пять –

Вышел Крюк нас убивать!»

Детская страшилка, посвященная серийному убийце Р. А. Онойко (прозвище в народе: «Дядя Крюк»), лишившему жизни в начале 80‑х годов XX века в г. Заволжске и окрестностях не менее 27 детей и подростков.

Заволжск. Наши дни

– А вот и мой сюрприз, крошка! – провозгласил Никита и указал на желтый кабриолет, припаркованный на тротуаре. – Как, нравится?

Он победоносно взглянул на Марину. Девушка, затаив дыхание и распахнув глаза, уставилась на шикарную иномарку.

– «БМВ», последняя модель, – заявил вальяжно Никита, подходя к автомобилю. – Мать подарила к окончанию школы. Ты ведь знаешь, ради меня она на все пойдет!

Действительно, ни для кого не было большим секретом – мать Никиты обожала своего единственного отпрыска. Да и могла сделать дорогущий подарок, четырехместный кабриолет, который стоил бешеных денег, – недаром же мать Никиты была успешной предпринимательницей, а с недавних пор – и мэром города.

– Ну и дает твоя матушка! – произнес в восхищении Тимофей, разглядывая обновку приятеля. – Где ж она такой в нашем Заволжске раздобыла? Наверняка в столице специально заказывала.

Родители Тимофея тоже были далеко не бедными людьми, однако позволить себе подобный презент собственному сыну не могли. Что и говорить – госпожа мэр в своем Никитке просто души не чаяла!

– Ой, какая красивая машинка! Такие только в фильмах про жизнь зарубежных миллионеров показывают! – воскликнула Оксана, подруга Тимофея, и, захлопав в ладоши, лучезарно улыбнулась Никите.

Тимофею это не понравилось. Он давно заметил, что Оксана совсем даже не прочь завести роман с его лучшим другом, однако не устраивать же из‑за этого скандал… К тому же он был уверен, что Никита без ума от своей Марины.

Со стороны ночного клуба «Змей Горыныч» доносились оглушительная музыка, вопли и смех. Стояла самая короткая ночь года, и выпускной бал был в самом разгаре.

– Ой, мальчики, а как бы на ней прокатиться‑то? – закатив глаза, произнесла Оксана и тряхнула золотистыми кудрями. И, взглянув на Никиту заискивающе, добавила: – Мы ведь можем на ней прокатиться?

Тима сухо прервал ее:

– Ты же прекрасно знаешь, что садиться за руль можно, только когда тебе исполнится восемнадцать.

Но Никита подмигнул Оксане:

– Конечно, мы можем прокатиться. Что сейчас, собственно, и сделаем! Или, думаете, я вам просто так презент матери показываю?

– Постой, Никита, как же так… – начала обеспокоенно Марина, которую больше волновало не то, что ее приятелю еще не исполнилось восемнадцати, и не то, что на вечеринке он уже изрядно принял на грудь, а то, что рядом находилась Оксана. Когда‑то девушки были лучшими подругами. Хотя, впрочем, таковыми они считались и сейчас. Однако Марина не была дурой и прекрасно понимала, что Оксана пытается закадрить ее Никиту. Вот ведь мерзавка! Она как‑то уже выясняла с ней отношения по этому поводу, перепалка перешла в настоящую драку, в которой Марина даже выдрала Оксане клок волос. Пришлось, правда, потом просить у нее прощения – Никита настоял! Но в душе девушка затаила злобу на спесивую и глупую блондиночку. Если та думает, что сможет отобрать у нее Никитку, то жестоко ошибается! Ей ли, Марине, не знать, о чем помышляет эта идиотка – захапать самого красивого и богатого парня и выскочить за него замуж…

Марина попыталась убедить Никиту, что ему не надо садиться за руль, хотя ей ужас как хотелось прокатиться на шикарном кабриолете. Но она мечтала прокатиться с ним одна, а не в компании с Тимой и со змеей Оксаной!

Однако Никита уже плюхнулся на кожаное сиденье и, облокотившись на полированную поверхность дверцы, заявил:

– И что с того, что мне еще нет восемнадцати? Через два месяца исполнится же! А права у меня имеются! Да и кто посмеет тормознуть меня, сына мэра?

Это был сильный аргумент. Матушка Никиты, Екатерина Станиславовна, ставшая два года назад главой исполнительной власти города Заволжска, прочно сидела в своем кресле и была на «ты» со всеми начальниками. Даже если кто‑то и рискнул бы остановить кабриолет, управляемый ее несовершеннолетним сыном, находящимся в легкой степени опьянения, то никому бы не пришло в голову задержать молодого человека и его друзей. Ну, развлекаются ребята… Еще бы, у них есть на то полное право – они ведь получили аттестат зрелости, что и отмечают в самом престижном ночном клубе города после тягомотной церемонии в школе. Ребята теперь взрослые, им все дозволено. В особенности если мать одного из них держит в кулаке весь Заволжск!

Тима, кажется, тоже колебался, а вот Оксана уже приняла решение. Шурша своим серебристым платьем, она опустилась на сиденье рядом с водительским и, положив изящную головку, обрамленную платиновыми кудрями, на плечо Никите, пропела:

– Пусть Мариша и Тима здесь останутся, а мы с тобой прокатимся с ветерком!

Марину и Тимофея ее слова подстегнули к решительным действиям. Марина подошла к кабриолету, распахнула дверцу и заявила, обращаясь к лучшей подруге:

– Оксаночка, душечка, это мое место! Около Никиты, я имею в виду. А ты перебирайся назад, к Тиме.

Надув губки, Оксана подчинилась. Марина опустилась на кожаное сиденье, положила Никите на плечи руки, а затем поцеловала в губы. Она добивалась одного – чтобы идиотка Оксана раз и навсегда запомнила: Никита ей не пара. И принадлежит он исключительно Марине. Девушка знала, что Никита скоро покинет провинциальный Заволжск и отправится на учебу в Москву, однако в ее планы не входило расставаться с ним. Они же прямо‑таки созданы друг для друга! И рано или поздно поженятся!

Оторвавшись от губ Никиты, Марина чуть повернула голову и посмотрела на Оксану, усевшуюся на заднее сиденье. На лице соперницы замерла чрезвычайно злобная мина. Марина снова припала к губам Никиты, не сомневаясь, что одержала победу над нахалкой.

– Ну, так мы сегодня куда‑нибудь поедем? – раздался капризный голос Оксаны. – Или вы все лизаться будете? Может, ты, Никитка, только на словах водить умеешь?

Конечно, Никита поспешил доказать, что не только на словах. Кабриолет взревел и рванул с места. В лицо Марине ударил теплый июньский ветерок. За несколько мгновений автомобиль разогнался до порядочной скорости, оставив позади ночной клуб и одноклассников.

Спеша продемонстрировать свое мастерство, Никита проскочил перекресток на красный сигнал светофора, автомобиль понесся вперед по проспекту с неимоверной скоростью. Внезапно перед ними возникла «зебра», по которой плелась старушенция, волочившая за собой вместительную коляску на колесиках.

– О, наша Ведьма! – загоготала с заднего сиденья Оксана.

И в самом деле, пожилой женщиной, пересекавшей улицу по пешеходному переходу, была старушка, имени‑отчества которой в городе никто не знал, в Заволжске ее называли исключительно Ведьмой. Она в любую погоду, зимой и летом, одевалась во все черное, всегда ходила, по парку или по рынку, волоча за собой скрипучую коляску и что‑то бормоча под нос. По слухам, она была настоящей ведьмой, общалась с потусторонним миром и умела насылать проклятия. Пожилые жители Заволжска уверяли, что Ведьма ходила с коляской и в черном платке уже в те времена, когда они сами были детьми – еще до войны. Иногда Ведьма вдруг куда‑то пропадала, но потом снова возникала на улицах. Говорили, что сидела в тюрьме – за убийство!

– На охоту вышла! – заявила Оксана. – Интересно, а что у нее в коляске? И чего это старая хрычовка в три часа ночи шастает по городу? Она явно не с рынка идет, наверняка с ведьминого шабаша! Сегодня же самая короткая ночь в году и к тому же полнолуние! Слушайте, говорят, что в коляске она возит какие‑то волшебные коренья и травы. А кто‑то утверждает, будто у нее там человеческие конечности лежат. Бабка приходит домой и варит из них холодец!

– А вот мы сейчас проверим… – хмыкнул Никита и нажал на газ.

Марина вскрикнула, так как Никита и не подумал останавливаться перед пешеходным переходом. А, достигнув «зебры», умудрился проскочить всего в нескольких сантиметрах от помертвевшей от ужаса женщины.

Затем Никита чуть притормозил. Марина оглянулась – и увидела, что старушка недвижимо лежит на асфальте. Ее коляска опрокинулась, оттуда выкатились овощи: баклажаны, картофелины и помидоры, а также какие‑то странные коренья. Девушка в страхе затряслась, предчувствуя недоброе. И в этот момент Ведьма, приподнявшись, воздела к черному небу, на котором сияла полная красноватая луна, тонкие руки и принялась выкрикивать тонким, срывающимся голосом проклятия.

Никита дал задний ход, и кабриолет медленно подплыл к старушенции. Та и впрямь походила на сказочную ведьму – сгорбленная, с длинным крючковатым носом, увенчанным бородавкой, с заостренным подбородком, на котором торчали седые волосы, и с черным платком на голове. Женщина тотчас замолчала.

– Вы что‑то сказали? – осведомился Никита со смешком. – Ну что же вы прервали свое бурное выступление, бабуля? Чего вы нам только что пожелали? Чтобы мы в кювет съехали? Или на всей скорости вылетели на середину Волги? А может, чтобы врезались в автозаправку и заживо сгорели?

Марина отметила, что бабка дрожит, сжимая в руках раздавленные помидоры.

– Извините, мы не хотели… – произнесла девушка, вдруг почувствовав себя чрезвычайно мерзко. – С вами все в порядке? Вам помочь с вашей поклажей?

Ее прервал заливистый, серебристый смех Оксаны. Та, хохоча, тыкала пальцем в старуху и вещала:

– Да, Мариночка, иди и помоги бабушке! Собери‑ка для нее помидоры, вернее, то, что от них осталось… Вот будет картинка – ты в своем шикарном платье ползаешь на карачках по грязному асфальту и подбираешь раздавленные помидоры для старой ведьмы!

Пожилая женщина, которая, казалось, уже пришла в себя, покачала по‑змеиному головой и произнесла:

– Это не я, а ты ведьма, внучка! Чую: ничего хорошего вас сегодня не ждет! Сегодня, в самую короткую ночь года…

От ее слов Марине сделалось не по себе. И желание кататься в шикарном кабриолете по ночному Заволжску тотчас испарилось. Что‑то зловещее было во всем облике старомодно одетой старушки в черном платке на голове и с раздавленными помидорами в руках. Красный сок из помидора мерно капал на асфальт, удивительно походя при этом на кровь…

Девушка заметила, что и Никите слова женщины пришлись не по душе. Нахмурившись, молодой человек сухо заметил:

– Вы понимаете, с кем разговариваете? И что с вами может сейчас случиться?

Старушка усмехнулась. Марина могла поклясться, что в мягком свете полной луны стали видны длинные зубы этой странной особы… Нет, не зубы, а настоящие клыки, причем не человеческие, а волчьи!

– Ты ведь Катьки сын? – проскрипела Ведьма. – Так и есть, нашей императрицы Катьки.

Мать Никиты, госпожу мэра, за глаза звали «императрицей Екатериной». Но откуда Ведьма могла знать, кто находится перед ней?

А Ведьма вдруг повела своим длинным носом, с шумом втянула воздух и прошипела:

– Твоей мамаше, Никитка, повезло… Ой, как повезло… Но он ведь не забыл о том, что она и ее дружки тогда сделали! Не забыл!

Старуха подняла к полной луне свои тонкие скрюченные пальцы, и сидящие в кабриолете увидели, что по ним струятся потоки крови. Марина и Оксана приглушенно вскрикнули. И только мгновением позднее девушки поняли, что это вовсе не кровь, а томатный сок: в ладонях Ведьма сжимала раздавленные помидоры.

– Кто – он? – произнес со злостью Никита. – Если вы имеете в виду моего папашу, то уверяю вас – с ним все в порядке. И не суйте свой длинный нос в чужие дела! Вот, возьмите в качестве компенсации морального и физического ущерба…

Молодой человек протягивал Ведьме несколько пятисоток. Но старуха и не собиралась брать купюры. Неприятно расхохотавшись, та заявила:

– Вижу, Никитка, ты ничего не знаешь. Еще бы, ведь и никто не знает! Кроме тех, кто виноват в том, что произошло. Но вины твоей мамаши в том нет, она сделала благое дело. Однако он не успокоился! И после смерти не успокоился!

Никита швырнул деньги на асфальт, небрежно обронив:

– Ну, подберите же бумажки, а то сейчас их ветром унесет! Это же больше, чем ваша месячная пенсия! Что, мало? Так возьмите еще! Мне не жалко!

Он кинул под ноги Ведьме еще несколько пятисотенных и тысячных купюр. Однако старушенция и не подумала наклоняться, чтобы собрать их. Со стороны Волги налетел ветер, подхватил банкноты, и те, кружась в зловещем, завораживающем танце, исчезли в темноте.

– Думаешь, сумеешь купить судьбу? – проскрипела Ведьма. – Ну да, ты звездный мальчик, все у тебя имеется… Все, да не все! Потому что чую – еще до рассвета свершится нечто ужасное! Да, да, воистину ужасное! Он здесь, он снова здесь!

– Да кто – он? – воскликнул молчавший до сих пор Тимофей. – Что вы вообще имеете в виду?

Ведьма нагнулась, подхватила коляску и заковыляла к тротуару. Коляска, громыхая, волочилась за ней.

– Старая идиотка! Пугало огородное! Сумасшедшая гадина! – тявкнула Оксана вслед старухе. – Ребята, не видите, что ли, эта каракатица давно спятила? У нее наверняка маразм или что‑то в таком роде! Ей давно уж надо быть на кладбище!

Женщина внезапно обернулась. Оксана вздрогнула – ей показалось, что глаза старухи вспыхнули во тьме зеленым, как у кошки, а выбившиеся из‑под черного платка пряди зашевелились, будто на голове у нее были не волосы, а змеи или черви.

– Тебя же Оксаной зовут? – прошамкала Ведьма.

Девушка, ойкнув, внезапно осипшим голосом поинтересовалась:

– А откуда вы имя мое знаете?

Но старушенция на вопрос не ответила. Хихикнув, Ведьма заявила:

– Хоть и стара я, но на кладбище пока не собираюсь. А вот тебе, голуба, придется там лежать, причем ой как скоро! Не пройдет и трех часов, как он тебя к себе заберет!

Хлопнула дверца – это Тимофей выпрыгнул из автомобиля, явно желая направиться к старухе. Та была уже на тротуаре.

– Эй, что за глупости вы девушке говорите? – вскрикнул он зло. – Зачем ее пугаете? Для чего всяческий бред рассказываете?

Ведьма вперила свой взгляд в молодого человека и квакнула:

– А вот тебе, Тима, подфартит. Во всяком случае, сегодня. Потому что нынешняя ночь – ночь духов и мертвецов! Именно в эту ночь, самую короткую в году, им дозволено выбираться из ада в наш мир и устраивать безобразия. Конечно, не все, а лишь самые страшные грешники…

– Проваливай, Ведьма! – прервал ее гневно Никита. – Я тебе столько денег дал, а ты их даже поднять не соизволила! Но что с тебя взять, ты же давно спятила! Катись в свою нору и подыхай там!

Старуха оскалилась, и Марина вдруг поняла, что во рту у нее вообще нет ни одного зуба. Но как же так? Еще минуту назад она была готова поклясться, что видела длиннющие белые клыки! Или это была всего лишь игра воображения, причуда лунного света?

– И он тоже здесь! – провозгласила Ведьма. – У меня‑то нюх отличный… Да, чую его. Чую, что зло снова взяло в свою власть наш Заволжск. И пришел он по твою душу, Никитка! Да, с тебя начнет, как пить дать. И с этой крашеной мымры, – бабка ткнула крючковатым пальцем в Оксану.

Та, донельзя возмущенная тем, что какая‑то старая хрычовка посмела назвать ее, первую красавицу школы, крашеной мымрой, открыла рот, чтобы дать старой нахалке словесный отпор, но вдруг вскрикнула. На ее серебристом платье появился кровавый развод, затем еще один!

Это Ведьма начала швырять в кабриолет раздавленные помидоры! Никита, матерясь и грозясь зарыть старуху заживо, бросился к ней. За ним последовал и Тимофей, но Марина успела схватить его за рукав:

– Неужели ты будешь драться с дряхлой женщиной?

Оксана, пытаясь очистить со своего платья красные пятна, стенала и охала, призывая на Ведьму все кары небесные. Никита ринулся к старухе – и вдруг прямо на ровном месте поскользнулся и грохнулся на асфальт.

– Чертовы помидоры! – выругался он в сердцах, поднимаясь и отряхиваясь. Его элегантный светлый шелковый костюм был измазан томатным соком.

– Никита, прошу тебя, оставь ее в покое! – крикнула Марина, которой давно было не по себе.

Странно, но за все время мимо них не проехало ни единого автомобиля. Хотя, впрочем, неудивительно: часы показывали семь минут четвертого утра воскресенья.

Никита послушался Марины, вернулся к кабриолету, плюхнулся на сиденье и мрачно заявил:

– Скажу матери, чтобы позаботилась о старой идиотке. Ее надо сдать в сумасшедший дом! Потому что она просто на людей нападает, опасна для окружающих. Наверняка у нее Альцгеймер или что‑то в этом роде!

Несмотря на то что слышать его бурчание старуха, находившаяся на порядочном расстоянии, на тротуаре, никак не могла, до молодых людей донесся ее скрипучий голос:

– Никитка, судьба вас выбрала! Тебя и крашеную мымру! Поэтому и пометила вас кровью! Ночь не закончится, как он вас заберет к себе. Он сам или чадушко его заберет, чую, что заберет!

Оксана простонала:

– Господи, мое же платье – уникальный экземпляр! Три с лишним тысячи баксов! И придется выбрасывать, потому что какая‑то старая ведьма швырнула в меня помидором… С ума сойти!

– Заберет! Заберет! Заберет! – бесновалась на тротуаре Ведьма. – На вас метки смерти, Никитка и Оксаночка! Да, да, метки смерти, запомните! Солнце не успеет взойти, а вы уже сдохнете! Наслаждайтесь своей последней ночью, потому что до рассвета вы не доживете! Он уже точит свой крюк!

Никита, вне себя от гнева, распахнул дверцу, явно желая снова кинуться к старухе и надавать той тумаков, но в этот момент раздалось утробное гудение – появилась вереница из нескольких грузовиков, двигавшихся им навстречу. На несколько мгновений громоздкие машины заслонили от молодых людей старуху, а когда проехали, ребята увидели – никакой старухи на тротуаре нет.

Никита покрутил головой и присвистнул:

– Куда Ведьма‑то делась?

– На метле улетела, – хихикнула нервно Оксана. – Точнее, на своей коляске укатила.

Тимофей же указал на темные кусты, нескончаемой стеной тянувшиеся вдоль тротуара:

– Наверняка туда шмыгнула, когда грузовики проезжали.

Никита рванулся было вновь, но Марина остановила его:

– Да забудь ты о бабке! Думаешь, это нормально – выяснять отношения с сумасшедшей старухой? Ты что, бить ее собрался?

– Хм, такую идиотку неплохо бы и проучить! – заметила злобно Оксана. – Она мне платье испортила! И смотрите – на капоте, на лобовом стекле тоже ошметки помидоров. Вот ведь стерва, все авто запоганила!

– Сами виноваты, – бросил отрывисто Тимофей. – Нечего было ее на «зебре» пугать. Надо было остановиться и пропустить старуху, тогда бы ничего и не было! Ты же чуть ее не переехал!

– Еще чего! – сварливо откликнулся Никита, все же выйдя из машины и счищая помидорные ошметки с капота и лобового стекла. – Ты что, Тим, всерьез считаешь, что я в три часа ночи должен был тормозить на «зебре» ради какой‑то умалишенной?

– Никита, не забывай, что сидеть за рулем ты пока вообще не имеешь права, – напомнила Марина. – А что, если старуха пожалуется?

Никита, усевшись на сиденье, отмахнулся:

– Кому она пожалуется? Ментам? А доказательства есть? А свидетели имеются? Да и не дадут менты ее заявлению хода. Я, как‑никак, сын мэра!

И кабриолет, взвыв, рванул с места. Несмотря на то что погода была великолепная, несмотря на то что шоссе тянулось вдоль Волги, несмотря на то что это была последняя ночь беззаботного отрочества, настроение молодых людей было начисто испорчено. Некоторое время все напряженно молчали, а потом подала голос Оксана:

– Как вы думаете, что имела в виду чокнутая бабка, когда сказала… когда сказала, что мы помечены смертью и не доживем до рассвета?

– Забудь о ней, малышка! – произнес Тимофей и прижал к себе Оксану. Но та, оттолкнув от себя молодого человека, плаксиво продолжила:

– И кого Ведьма имела в виду, когда заявила, что он пришел, чтобы забрать нас нынче ночью? И что он… что он уже точит свой крюк?

Снова надолго воцарилось тяжелое молчание, которое нарушила опять же Оксана, завершив мысль, которую начала:

– Бабка ведь имела в виду его, дядю Крюка? Скажите мне, что это так!

Тимофей стал пытаться успокоить разволновавшуюся Оксану. Никита, одной рукой управляя машиной, другой вставил себе в рот сигарету, а затем полез искать под сиденьем зажигалку.

– Да, его, дядю Крюка! – заявил он, наконец найдя зажигалку и щелкая ею. В отсвете пламени Марина заметила испуг на лице своего бойфренда. – Точнее, Романа Андреевича Онойко, гордость Заволжска и окрестностей, нашего местного Джека Потрошителя.

– Не говори так! – дернув плечами, заметила Марина. – Звучит очень цинично по отношению к жертвам и их родственникам. Он ведь столько людей убил! Больше двух десятков!

– Онойко предъявили обвинение в убийстве двадцати семи человек, – напомнил с заднего сиденья Тима. – Однако все были уверены – на его совести гораздо больше убийств. Не исключено, что около сорока, а то и все пятьдесят! Наш дядя Крюк до того, как переехал к Заволжск, жил на Украине, а потом на Урале. И вроде бы и там, и там были зарегистрированы десятки нераскрытых серийных убийств, в которых виновен именно он. Кое‑кто называет его самым жестоким маньяком Советского Союза и ставит на первое место, впереди другого исчадия ада, Чикатило.

Автомобиль вильнул, все охнули, а Никита, выронив сигарету, воскликнул:

– Черт, какая‑то тварь едва под колеса не попала! То ли кошка, то ли собака, то ли…

Он вставил в рот новую сигарету, чикнул зажигалкой и загробным голосом добавил:

– Хотя я знаю, что это было – душа Романа Андреевича Онойко, то есть дяди Крюка. Он вернулся с того света, чтобы снова приняться за свое кровавое ремесло. Ой, вот он, дядя Крюк, стоит на тротуаре! Добрый вечер, Роман Андреевич!

Все инстинктивно повернули головы, желая узреть, кто же находится на тротуаре. И Марина могла поклясться – там действительно кто‑то стоял! Хотя нет, наверняка она приняла за человека дерево или фонарный столб.

– Ой, мне так страшно! – промурлыкала Оксана, явно флиртуя с Никитой. – Ты ведь умеешь рассказывать такие классные страшные истории, Никитка! А Онойко… я хотела сказать, дядя Крюк… Это ведь правда, то, что в сегодняшней газете было написано? Ну, что сегодня – ровно двадцать пять лет со дня его смерти…

– Не в сегодняшней, а уже во вчерашней, – поправил ее Тимофей. – Статейка дрянная, рассчитанная на идиотов. Впрочем, в газетенке «Наш город» только такие и печатаются. Лариса Бормотухина на подобном специализируется.

– Газета нормальная, ты брось, – возразил Никита. – Кстати, мою матушку здорово поддерживает. И тетя Лора – классная баба! А что касается дяди Крюка… Так и есть, он сдох ровно двадцать пять лет назад, в ночь на 22 июня 1985 года.

– Неужели и правда имел место несчастный случай? – Оксана буквально тряслась от любопытства. – А то говорят…

– Конечно же, никакого несчастного случая не было! – заявил безапелляционно Никита.

Марина отметила, что они уже покинули центр города. Набережная закончилась, кабриолет летел по проспекту Большевиков в направлении Краснознаменского района.

– Мне родители рассказывали о том, что в городе творилось, – заметил Тимофей. – Сначала все эти убийства, причем убивал Онойко в течение трех лет, кажется. Почти каждый месяц – новая жертва! Тогда в городе все дрожали, многие целыми семьями просто‑напросто бежали прочь.

Никита, который ужасно не любил, когда кто‑то в компании тянул одеяло на себя, прервал его:

– Ну, это каждому известно, Тимыч! Когда в городе суд должен был состояться, никто не сомневался, что Онойко дадут «вышку», а его взяли и запихнули в психушку для проведения экспертизы. И тут началось – жители требовали его казни. Ситуация вышла из‑под контроля, разъяренные родственники жертв и прочие жители взяли штурмом психбольницу, где его держали. Причем факт народных волнений замалчивался до последнего – боялись, что повторится ситуация, как в начале шестидесятых в Новочеркасске. Но применять силу власти не решились. Все же времена были уже новые, горбачевские, либеральные. И правильно – как дядя Крюк заживо сгорел, так потасовки сразу и прекратились.

– Только он не в больнице сгорел, – поправил друга Тимофей, – а на берегу Волги, где у него бункер имелся, около старого кладбища. Там он оборудовал свою лабораторию ужаса. Онойко облили бензином и подожгли. А он сам, пылая, как факел, с обрыва в Волгу сиганул.

– Только говорят, что он тогда не умер, а спасся, – шепнула Оксана.

– Ну, да, спасся! – прогрохотал Никита. – Выплыл на противоположный берег, убежал в лес и до сих пор там и живет! Уууу!

Парни засмеялись, визгливо захохотала и Оксана, но Марине было не до смеха.

– А если честно, то Онойко не мог выжить. Просто не мог! Еще до того, как он в воду прыгнул, он уже был фактически мертв, – заявил Тимофей. – У нас есть сосед, а у него старший брат… В общем, тот участвовал в сожжении Онойко, своими глазами видел, как маньяка из четырех канистр бензином облили, а потом подожгли. Волосы на нем горели и плавились, кожа лопалась, и он волчком на месте крутился, завывая и вопя.

– Но ведь тело‑то не нашли, – промолвила наконец и Марина.

– Так там, на излучине, течение знаешь какое сильное! – напомнил Никита. – Было бы, наоборот, странно, если б нашли! Тело снесло вниз по течению. Может, вообще в Каспий.

– И выжить он никак не мог, – авторитетно произнес Тимофей. – У него были увечья и ожоги, несовместимые с жизнью. К тому же там с обрыва до воды метров тридцать, не меньше! Так что ничего от Онойко не осталось. А то, что осталось, пошло на прокорм рыбам и ракам.

– Брр… Никогда больше не буду есть раков… – передернулась Оксана. – Они же мертвецами питаются! Как подумаю, что один из них, возможно, и дядей Крюком закусил…

– Те раки давно уже подохли! Или еще двадцать пять лет назад в чью‑то кастрюлю приземлились! – засмеялся Никита. – А знаете, что я предлагаю? Раз уж сегодня двадцать пятая годовщина со дня смерти Онойко, точнее, с той кошмарной ночи, то надо это дело отметить – съездить на место его кончины. Венок возложить, так сказать. И смачно плюнуть.

Марина тут же заявила, что идея совершенно неуместная и ей хочется обратно в центр города. Зато Оксана, чувствуя, что Никита разошелся не на шутку, рьяно поддержала затею. Тимофей колебался. Но еще до того, как было принято окончательное решение, Никита на пустой трассе развернул кабриолет и помчался в противоположном направлении.

Скоро на горе показалась психиатрическая больница, та самая, где четверть века назад держали взаперти маньяка «дядю Крюка». Некоторые из окон здания лучились призрачным сиреневым светом.

– То место недалеко отсюда, – сообщил Никита. – Тимыч, помнишь, в детстве мы часто сюда ходили? А ведь классное местечко – тихое, спокойное…

– И с покойниками! – добавил со смешком Тимофей. – Старое кладбище – такой класс! А помнишь, мы как‑то решили проверить, как долго кости в земле сохраняются? И начали одну старую могилу разрывать…

– Ага, – с хохотом поддакнул Никита. – Дело уже под вечер было, мы и так на взводе были, а потом что‑то в кустах зашуршало… И мы бросились оттуда наутек!

– А когда на следующее утро пришли, – продолжил Тима, – видим: могила, которую мы пытались разрыть, но так и не успели, кем‑то раскопана. Подходим к краю – и слышим противное чавканье. Так, будто кто‑то кости грызет. Хоть и день был, и солнце сияло, но все равно нам жутко стало. Потому что на заброшенном кладбище никого, кроме нас, не было.

– Кроме нас и мертвяков, – добавил утробным тоном Никита. – Ну и упырей, само собой.

– Мальчики, мне так страшно, что я сейчас описаюсь! – ойкнула Оксана.

– Вот подходим мы к краю могилы… – вещал Тима. – Точнее, подползаем по‑пластунски. Осторожно заглядываем и видим…

Он сделал кошмарную паузу. А Никита, подвывая, подхватил:

– И видим – трухлявый гроб, в нем – скелет, обтянутый пергаментной кожей, а около гроба кто‑то сидит на корточках. Кто‑то крошечный, вряд ли больше пятилетнего ребенка. Лица не видно, так как к нам спиной сидит. Видно только, что голова заостренная. И уши, как у вампира. И крылья из лопаток растут, как у летучей мыши…

– Мальчики, вы ведь врете, а? – дрожащим голосом проронила Оксана. – Скажите, что все это неправда! Ведь врете, да?

– И лопоухое и крылатое существо, склонившись над гробом, что‑то жует, – не останавливался Никита. – Тут камешки у нас из‑под ног вниз посыпались, и то нечто обернулось. Причем не как человек обернулось, а как сова – голова на все сто восемьдесят градусов назад поехала….

– И лицо у него было не человека, а морда упыря, – вставил Тимофей. – Глаза – огромные, желтые, без зрачков! Носа вообще нет, а рот, как у акулы! И во рту торчит берцовая кость того покойника, что в гробу лежит! И упырь ее грызет!

Он сделал паузу, и стало слышно, как клацают зубы Оксаны. Девушка сипло спросила:

– И что дальше? Вы упыря убили? Или убежали?

– От них убежишь… – ответил, вздыхая, Никита. – Он же хоть и крошечный, но зато летать умеет! Упыри, они на заброшенных кладбищах обитают, в склепах и разверзшихся могилах. Мы с Тимычем, конечно, дали деру, но не успели и десяти метров пробежать, как та тварь нас настигла! У него лапы, как у кондора, – жилистые, с когтями. А тут еще его собратья отовсюду полезли… Штук двадцать, не меньше!

– И как же… как же вы от них ото всех отбились? Лопатой? Или молитва помогла? – спросила в ужасе Оксана.

– Ни то, ни другое, – ответил спокойно Никита. – Кто тебе сказал, что мы вообще спаслись? Напали на нас тогда упыри и слопали подчистую. Вот теперь и мы сами такими стали. Ууууу!

Молодой человек, повернувшись к Оксане, скорчил страшную рожу и завыл. К нему присоединился и Тимофей. Оксана, вытаращив глаза, пару секунд смотрела на них, а потом, громко переведя дух, заявила:

– Вот ведь идиоты! Вы, оказывается, все выдумали! А я вам поверила!

– Ничего не выдумали! – произнес, прижимаясь к ней, Тима. – Мы упыри, и сейчас я тобой поужинаю, крошка!

В ту же секунду автомобиль сильно тряхнуло – он на что‑то налетел. Никита затормозил и, выпрыгнув из салона, стал обеспокоенно осматривать свое сокровище на четырех колесах. Остальные присоединились к нему.

– Все в порядке? – спросила в страхе Марина.

– Что же это было? – удивилась Оксана. – Какая‑нибудь железяка или бревно?

Никита, вернувшийся на несколько метров назад, склонился над чем‑то темным, лежавшим на дороге.

– Очень странно! – произнес он вдруг.

Подошедший к нему Тима склонился над тем, что лежало на дороге, а потом вдруг резво отскочил в сторону.

– Что вы от нас скрываете, мальчики? – произнесла томно Оксана и направилась к молодым людям. За ней последовала и Марина.

Тима, встав спиной к тому, что покоилось на дороге, и загородив его, взял Оксану под локоток и подтолкнул в сторону:

– Ничего интересного! Но тебе лучше не видеть. И вообще, мы уже почти приехали! Давайте прогуляемся!

– Нет, я хочу видеть, что там такое! – капризно настаивала на своем Оксана. А затем, вырвавшись из рук Тимы, подошла к странному предмету и замерла около него.

К подруге присоединилась и Марина. Посмотрев внимательнее, девушка ахнула:

– Это же какое‑то животное… Никита, ты сбил собаку!

– Никого я не сбивал! – отрезал сын мэра Заволжска. – Ты что, не видишь, псина уже была мертвая!

И действительно: животное не шевелилось. Приглядевшись, девушки заметили, что у собаки чего‑то не хватает. Так и есть, у нее не было головы! Кто‑то попросту отрезал ее и, по всей видимости, унес с собой!

Оксана вскрикнула дурным голосом и, развернувшись, повисла на шее у Никиты. Марине это крайне не понравилось, поэтому она взглянула на Тимофея. Подойдя к своей подруге, тот оторвал Оксану от груди Никиты и, поглаживая девушку по волосам, произнес:

– Все в порядке! Успокойся, Оксаночка, я же с тобой. Наверняка произошел идиотский несчастный случай!

– Не думаю, что тут несчастный случай, – возразил Никита, рассматривая собачье тельце. – На асфальте нет ни капли крови! Значит, животное умертвили где‑то в другом месте, а потом просто выбросили на дорогу.

– Ты думаешь, кто‑то сделал это намеренно? – произнесла дрожащим голосом Марина. – Но зачем кому‑то такое?

– Понятия не имею! – ответил бодрым голосом Никита и, подхватив собаку за лохматый хвост, оттащил с дороги на обочину. – Кстати, насколько я могу судить, башку несчастной псине отрезали весьма профессионально. Вжик – и нет головы! Прямо как дядя Крюк!

– Мне страшно! – заголосила Оксана, и на сей раз она вовсе не прикидывалась, не разыгрывала фарс. Девушка прижалась к Тимофею, и молодой человек ощутил, что ее бьет крупная дрожь.

– Никит, завязывай, а… – произнес он, повернув голову в сторону приятеля. – И вообще, может, нам вернуться? В клубе ведь тусняк в самом разгаре!

– Испугался? – произнес Никита, пиная ногой собачий труп. – Скажи, Тима, честно: сдрейфил? Ладно девчонки, что с них взять – бабы… А ты тоже дяди Крюка боишься? – И, не дожидаясь ответа, парень договорил нараспев: – Раз, два, три, четыре, пять – вышел монстр нас убивать! Дядя Крюк, дядя Крюк, наколи мой глаз на сук, в Волге череп утопи, руки‑ноги оторви…

Эта страшилка была известна в Заволжске каждому ребенку и являлась неотъемлемой частью городского фольклора.

– Никита, прекрати! – попросила его Марина, но тот и не думал менять тему.

– Конечно, здесь был дядя Крюк! – выпалил Никита. – А кто ж еще? Ведь тут его владения! Ну что, вы будете дожидаться, пока он вас заберет, или поедете со мной?!

Молодые люди вернулись к кабриолету и заняли свои места. Однако настроение у всех было подавленным. У всех, за исключением Никиты, который, казалось, находился в отличном расположении духа.

Насвистывая песенку‑страшилку про дядю Крюка, он завел двигатель, и автомобиль тронулся с места. Оксана, которой, видимо, надоело изображать из себя перепуганную до смерти особу, заинтересованно спросила:

– И все же кто мог это сделать? Я имею в виду – отрезать голову несчастной собачке? И зачем?

– Ну, выяснить, почему кто‑то убивает, вряд ли представляется возможным! – ответил Никита. – Зачем дядя Крюк убивал людей и отрезал им головы? Свою тайну он унес с собой в могилу. Вернее, в Волгу, которая и стала его последним пристанищем.

– А правда, что головы его жертв так и не нашли? – продолжила Оксана, и Марина по ее тону заметила, что подруга вполне оправилась от шока, если шок вообще был.

– Что верно, то верно! – заявил Тимофей. – Он отсекал всем жертвам головы, а на их теле оставлял раны, которые наносил при помощи стального крюка, который таскал с собой. Поэтому Онойко и получил прозвище дядя Крюк. Причем количество ранений соответствовало порядковому номеру жертвы. У первой было всего лишь одно ранение, у второй, соответственно, уже два, а у последней найденной – двадцать шесть. Потому что тело самой последней, двадцать седьмой жертвы дядя Крюк куда‑то спрятал.

– При обыске в его гараже нашли пятилитровую банку, заполненную формальдегидом, а в ней плавали глаза его жертв! – пророкотал Никита. – Он выковыривал их из отрезанных голов и сохранил, так сказать, в качестве сувенира. А вот куда он дел головы, никто, кроме него самого, не знает. Говорили, что он головы вываривал, мясо пожирал, а черепа хранил в тайнике. Ну, вот мы и на месте!

Молодой человек затормозил, и кабриолет плавно остановился. Марина увидела, что они съехали с шоссе, плавно уходившего вдоль берега Волги куда‑то вдаль, и сейчас находились на крутом берегу, выдававшемся, подобно балкону, над величественной, мерно текшей в трех десятках метрах под ними рекой.

Друзья вышли из автомобиля и осторожно подошли к заросшему бурьяном обрыву. Марина не рискнула заглядывать вниз, зато Никита, не удержавшись, подошел к самому краю.

– Ого! Ночью все выглядит совершенно иначе! – присвистнул он. – Тимыч, мы же с тобой столько раз тут были, но всегда днем! Вот, именно здесь и сожгли дядю Крюка…

Он указал на пустырь, раскинувшийся за ними.

– Первые несколько лет тут даже имелась огромная подпалина, – пояснил Тимофей, прижимая к себе Оксану. – Все же дядю Крюка облили бензином из четырех канистр! Но потом, конечно же, природа взяла свое, и подпалина заросла травой. Хотя помнишь, Никита, мы когда‑то пытались ее найти – и нашли. Потому что если оторвать дерн, то можно еще наткнуться на старую прокопченную землю – следы казни дядя Крюка.

– А тех, кто принимал участие в его казни, не наказали? – спросила тихим голосом Марина. В отличие от своих приятелей, она была родом не из Заволжска, переехала в город вместе с родителями всего несколько лет назад, поэтому местный фольклор знала не очень хорошо.

– Власти были даже рады, что все так закончилось! – заявил Никита. – Потому что смерть Онойко стала идеальным разрешением сложившейся ситуации: государству не пришлось вести громкий процесс, а маньяк получил по заслугам. Да и взрывоопасная ситуация после кончины дядя Крюка нормализовалась в считаные дни. Никто из тех горожан, что принимали участие в казни серийного убийцы, не понес наказания, наоборот – они стали героями. Власти бы ни за что не посмели арестовать хотя бы одного из них, иначе наверняка бы начались новые потасовки, чего никто, естественно, не желал.

Он смолк, уставившись на расположенное в непосредственной близости от обрыва заброшенное кладбище. В серебристом свете луны были видны покосившиеся кресты, надгробные памятники и склепы. Старое кладбище было закрыто еще в конце пятидесятых, после того как в нескольких километрах к югу появилось новое. Захоронения, многие из которых относились к концу девятнадцатого или началу двадцатого века, оказались никому не нужны, сюда наведывались лишь местные мальчишки в поисках острых ощущений. Впрочем, после того как стало известно, что маньяк Онойко именно там устроил себе гнездо, где хранил инструментарий, а также части трупов своих жертв, родители строго‑настрого запретили чадам посещать кладбище. Но отдельные сорванцы, такие, как Никита и Тимофей, пренебрегали запретом.

– Дядя Крюк! Ты нас слышишь? – произнес зловещим голосом Никита. – Это ведь твоя ночь! Здесь ты, объятый пламенем, сиганул с обрыва в Волгу ровно двадцать пять лет назад, и некоторые верят, что ты когда‑нибудь снова вернешься в наш грешный мир! Если так, и ты покинул ад, то дай нам знак! Дядя Крюк, скажи, ты ведь вернулся в Заволжск?

И вдруг откуда‑то со стороны раздался утробный, мрачный рев и послышались жуткие слова:

– Я вернулся! Вернулся из ада! Чтобы убить! И сейчас я начну с вас!

Девушки отчаянно завизжали, а Никита захохотал, как сумасшедший. Рев создал Тима – именно он и напугал всех.

– Никогда больше не делай так! – колотя кулачками по его груди, закричала в сердцах Оксана. – Господи, я так перепугалась! Подумала, что…

Она смолкла, а Никита, закурив сигарету, спросил:

– Подумала, что дядя Крюк действительно вернулся в Заволжск с того света в годовщину своей гибели двадцать пять лет спустя? Кто знает, кто знает… Вспомни, что орала нам вслед Ведьма: сегодня особая ночь. Может, дядя Крюк и в самом деле наблюдает сейчас за нами, намереваясь нас убить при помощи своего легендарного стального крюка…

Внезапно откуда‑то со стороны послышался треск, как будто кто‑то наступил на сухую ветку. На сей раз проняло даже и Никиту с Тимофеем. На несколько бесконечно долгих мгновений воцарилась тишина.

– Что это было? – спросила в ужасе Оксана. – Неужели здесь кто‑то есть?

– Конечно, есть! – усмехнулся, попыхивая сигаретой, Никита. – Я же сказал тебе – дядя Крюк. А теперь айда на кладбище…

– Мы так не договаривались! – произнесла упрямо Марина. – Я хочу обратно!

Никита, который ужасно не любил, когда ему перечили, поджал губы:

– Ну, тогда можешь обратно в город на своих двоих топать. Потому что лично я хочу сейчас прогуляться по старому кладбищу. Там же до сих пор остались руины часовни, в которой дядя Крюк занимался своим кровавым делом! Кто со мной?

Оксана, только что заявлявшая, что ей ужасно страшно, не преминула воспользоваться возможностью и, бросившись к Никите, заявила:

– Ой, как интересно! Я обязательно с тобой пойду!

– А вы можете оставаться здесь, – бросил Никита и, приобняв Оксану, направился к покосившейся чугунной ограде старого кладбища.

Марина не желала уступать Никиту нахалке Оксане, которая все время только и делала, что клеилась к нему. Да и Тимофей, по всей видимости, не был готов позволить своей подруге гулять по кладбищу вместе с Никитой.

– Мы тоже идем! – крикнул Тима и, кивнув Марине, вполголоса произнес: – Ты же его знаешь: ему нельзя перечить, иначе он окончательно войдет в раж. Так же быстро, как загорелся идеей прогулки по кладбищу, Никита и перебесится. Уверяю тебя, через десять минут мы поедем обратно!

Марине была известна манера поведения Никиты – если ему кто‑то возражал, это только больше раззадоривало парня, и он продолжал гнуть свою линию. Тимофей прав – надо сейчас подыграть ему, сделать вид, что все в полном порядке, а еще лучше – изобразить скуку, тогда Никита тотчас придет к мысли, что прогулка по старому кладбищу глубокой ночью – полнейшая ерунда, и захочет вернуться в город, в клуб.

Ограда по большей части обвалилась, там и сям в заборе зияли дыры, поэтому проникнуть на территорию кладбища оказалось проще простого. В лунном свете выглядело оно зловеще, но в то же время необычайно романтично.

Никита, видимо, назло Марине и Тимофею, открыто флиртовал с Оксаной, которая, повиснув на его руке, оглашала теплый июньский воздух визгливым хохотом.

– Ага, тоже решились? – произнес Никита, услышав шаги друзей, но даже не оборачиваясь. – А то мы подумали, что вы мертвяков испугались.

– И дядю Крюка, – хихикнула Оксана и затянула во все горло страшилку про дядю Крюка.

Марина ощутила, как Тима взял ее под руку, услышала тихие слова:

– Все в порядке, я здесь. Не бойся, очень скоро это закончится.

Странно, но именно присутствие и непосредственная близость Тимофея успокаивали Марину. Как же он отличался от Никиты! Причем явно в положительную сторону!

Со всех сторон молодых людей окружали кресты и надгробные памятники. Откуда‑то спереди донесся хохот: Оксана, задев обо что‑то ногой, упала и увлекла за собой на землю Никиту. Марине очень не нравилось то, как развязно ведет себя с ее бойфрендом лучшая подруга, но поделать ничего не могла. Если устроить сцену, это только подстегнет их обоих!

Наконец молодые люди оказались около устремленного в темное небо здания старой часовни. Вернее, того, что осталось от нее, – наружный остов, каменный скелет, которому было около ста тридцати лет.

– Вот оно, логово дяди Крюка! – провозгласил Никита, указывая на руины. – Разделывать головы, отрезанные у жертв, он у себя в квартире, конечно же, не мог, у него ведь имелись жена и малолетний сын. Поэтому он оборудовал свою лабораторию смерти именно здесь, на старом кладбище, в часовне. Вернее, в подвале часовни. И именно туда мы сейчас и отправимся!

– Ой, мы сейчас побываем в гостях у маньяка! – захлопала в ладоши Оксана. – Как интересно! Скажи, Никиточка, а как ты думаешь, я бы дяде Крюку понравилась?

Марина поморщилась – особым умом Оксана не отличалась. Зато брала безупречной фигурой, голубыми глазищами и кукольным личиком.

– Он бы от тебя голову потерял, – хохотнув, ответил Никита, и Марине показалось, что до нее донесся звук смачного поцелуя. – Вернее, Оксаночка, ты бы от него голову потеряла. В переносном и прямом смысле. Он бы ее тебе отрезал! А потом подцепил бы твое безжизненное тело на свой знаменитый крюк и уволок к себе в логово.

– Эй, в часовню лучше не ходить! – крикнул Тимофей. – Она же в любой момент может обрушиться!

Но Никита и Оксана, мурлыкая, уже скрылись под сводами старинного здания.

– Подожди меня здесь, – произнес Тимофей, обращаясь к Марине. – Эти идиоты рискуют жизнью! В газетах давно писали: надо что‑то предпринять с часовней – или отреставрировать, или снести. Но у городских властей, то есть у мамаши Никиты, денег на это, конечно же, нет. Не хватало еще, чтобы им там на голову кирпич свалился! Подожди тут. Я их живо извлеку – и обратно к тебе…

Молодой человек направился к часовне. Марина осталась одна. Страх заполнил ее сердце. Девушка чувствовала, что пульс у нее зашкаливает, и пыталась убедить себя: никаких причин для волнения нет. Что из того, что она находится ночью на кладбище? Хотя какая разница, днем или ночью? Она же не несмышленый ребенок, который верит в то, что по ночам из могил выползают зомби.

Но Марина боялась не оживших мертвецов и не дурацких упырей, про которых не так давно рассказывали Никита и Тима. Дядя Крюк! Откуда на дороге взялась обезглавленная собака? Но ведь маньяк Онойко уже давно мертв!

Девушка услышала, что неподалеку вновь хрустнула сухая ветка. Живо обернулась – и заметила за одной из могил темный силуэт. Недолго думая, Марина ринулась вслед за Тимофеем в часовню. Уж лучше пусть на голову упадет кирпич, чем оставаться одной на кладбище!

Она влетела под своды старинного здания. Крыши у часовни давно не было, только голые стены. Сверху, с темного бархатного неба, лила красноватый свет луна, но вдруг на нее набежали прозрачные облака.

Девушка обернулась – но нет, ее никто не преследовал. И вообще она не была уверена, что кого‑то увидела на кладбище. Наверняка приняла за человеческий силуэт разросшийся куст или, возможно, надгробный памятник в виде ангела на старинной могиле. Но даже если там и был кто‑то живой, то он никак не мог являться дядей Крюком. Потому что маньяк умер четверть века назад.

– Никита, ну а теперь самое время двинуться в обратный путь! – донесся до Марины голос Тимофея, гулко разлетавшийся по часовне.

Марина подошла к своим друзьям, находившимся в углу здания. Никита, сидя на корточках, рассматривал металлический люк.

– Вот именно там дядя Крюк и оборудовал свое прибежище! – заявил он.

– Ты же знаешь, что вход туда закрыт, – напомнил Тимофей. – Мы еще детьми пытались туда проникнуть, но на люке всегда висел огромный замок. Да и если приподнять крышку, то видно: внизу все перегорожено решетками.

– К тому же милиция давно вывезла все улики, – сказала, подходя к Никите, Марина. Она опустилась рядом с ним. – Тима прав, самое время отправиться обратно в город…

– Вот и отправляйся с Тимой, если он тебе так дорог! – огрызнулся Никита. – Черт, что такое? Вы это видите?

Марина окаменела – из‑под металлической крышки люка, снизу, из подвала часовни, пробивался свет!

– Ничего себе! – пробормотал в возбуждении Никита. – Там свет горит! И на крышке нет…

В тот же момент по часовне разнесся гулкий удар – это крышка, приподнятая Никиткой, отлетела в сторону, открывая вход в подземелье, откуда лился мертвящий желтый свет.

– Кто‑то снял замки! И перепилил шарниры, на которых держалась крышка! – заметил в восхищении Никита, заглядывая в подземелье. – Черт, по всей видимости, там горят свечи. Только кто их зажег?

И спустя мгновение сам же дал ответ:

– Дядя Крюк!

Затем он, засунув голову в отверстие, крикнул что было мочи:

– Эй, дядя Крюк, ты здесь? Что, решил после двадцати пяти лет в аду вернуться на грешную землю? Если ты там, внизу, то дай ответ! Дядя Крюк, дядя Крюк! Наколи мой глаз на сук!

Тимофей решительно подошел к приятелю, оттащил его в сторону и прикрыл крышкой вход в подземелье.

– Ты чего, совсем оборзел? – заорал Никита, кидаясь на Тимофея.

Тот, оттолкнув друга, заявил:

– Никита, надо отсюда убираться, да побыстрее! Сам посуди – ничего хорошего это означать не может! Кто может ошиваться на старом кладбище? Зачем кому‑то проникать в подземелье и зажигать там свечи?

– Струханул, Тимыч? – прищурился Никита. – Ну да, струханул! Впрочем, ты всегда у нас маменькиным сынком был.

– Если кто и есть маменькин сынок, так только ты! – взвился Тимофей.

– Что ты вякнул, урод? – сразу вспылил и Никита.

Тимофей попытался успокоить друга, но тот лишь набирал обороты. Подскочив к Тимофею, он ударил его в грудь и проорал ему в лицо:

– Мерзавец, что ты про мою матушку сказал? Ну, повтори!

– Давай разберемся со словами позднее, – примирительно обронил Тимофей. – А сейчас пойдем обратно к автомобилю. И поедем назад в город. Потому что наша экскурсия на кладбище явно затянулась!

– Нет, я хочу знать, что ты имеешь против моей матушки! – заявил Никита и снова ударил друга в грудь. – Ну, говори, урод! Что, молчишь? Ага, ты ведь всегда молчишь… Давай, говори!

И он опять ударил Тимофея. Затем замахнулся еще раз, но получил отпор: Тима нанес ему мощный удар в солнечное сплетение. Никита, согнувшись, повалился на заваленный щебнем и битым кирпичом пол.

– Что ты сделал, изверг? – завопила Оксана, бросаясь к Никите. – Никиточка, милый мой, с тобой все в порядке, солнышко?

Воспользовавшись ситуацией, Никита привлек к себе Оксану и поцеловал ее в губы. Причем, конечно же, намеренно, желая унизить Тимофея.

Тот мрачно предупредил:

– Никитос, брось, иначе…

Никита, поднявшись с пола, насмешливо произнес:

– Иначе что? И вообще, кто ты такой, чтобы называть меня Никитосом? Так меня имеют право называть исключительно друзья! А ты, Данилов, к их числу больше не относишься!

Он снова привлек к себе Оксану, которая ничуть не сопротивлялась, а наоборот, явно приветствовала его действия, и опять смачно поцеловал. А затем, оторвавшись от ее губ, презрительно процедил:

– Чего вылупился, Данилов? Оксаночка – классная девчонка, а ты обращаешься с ней, как с помойным ведром! Впрочем, с тобой все понятно. Ты же у нас не девочками, а больше мальчиками интересуешься, Данилов. Извращенец хренов!

– Что ты сказал? – выкрикнул Тима и ринулся на своего лучшего друга, уже, впрочем, бывшего.

Молодые люди сцепились, как два диких зверя. Марина пыталась их разнять, но у нее ничего не получилось. Оксана же, с улыбкой победительницы наблюдая за тем, как Никита и Тимофей мутузят друг друга, заявила:

– Тебе ясно теперь, что Никиточке ты не пара? А я с самого начала понимала: ему не нужна такая лахудра, как ты!

– Зато, видимо, такая идиотка, как ты, нужна, – хмыкнула Марина.

И тут Оксана вцепилась ей в волосы. Марине удалось вывернуться, и она закатила Оксане звонкую оплеуху. Та, ошеломленно стирая с рассеченной губы капли крови, прошептала:

– Ну, такое тебе даром не пройдет, Большакова, заруби себе на носу! У меня папа адвокат, он тебя и твоих родичей по судам затаскает!

А затем бывшая подруга дурным голосом заверещала:

– Никиточка! Эта стерва меня убить хочет!

Молодые люди, тяжело дыша, стояли друг напротив друга. Под глазом Никиты набухал синяк, а из губы сочилась кровь. Вытерев ее тыльной стороной ладони, он подошел к Марине и грубо сказал:

– Я давно понял: ты, дрянь, глаз на урода Тимку положила. Но учти, от него ты все равно ничего не получишь. Он же у нас «голубой»!

И Никита поцеловал Оксану, которая тотчас обвила его шею руками. Тимофей, потирая кровоточащий нос, приблизился к Марине.

– Предлагаю поскорее убраться отсюда. Я направляюсь обратно в город. А ты?

– Вот‑вот, чапайте обратно в город! Только не найдетесь, что я вас подброшу! – злобно крикнул Никита. – Впрочем, далеко переться все равно не придется – вам же обоим в психушку надо! Там вам уже подготовили номер для новобрачных. С клизмой, смирительной рубашкой и звериной дозой антипсихотика.

Оксана оглушительно захохотала, а Марина, обращаясь к Тимофею, спросила:

– Тебе очень больно? Дай‑ка я посмотрю, что он с тобой сделал.

– Валите прочь! Игрой в доктора будете заниматься в психушке! Ну, пошли вон! – не унимался Никита. – Что за пара, блин – педик и шлюха! Прямо райская парочка!

Марина почувствовала, что на глаза навернулись слезы. Она предчувствовала, что ее отношения с Никитой скоро закончатся, однако не думала, что столь ужасным образом. И в таком страшном месте.

Тимофей только сжал ее руку, и они пошли к выходу из часовни.

Дождавшись, пока они не скроются, Никита сплюнул на пол и продолжал в том же духе:

– Ну, Данилов у меня еще попляшет! Думает, что я все так и оставлю? Но я ему устрою! И шлюхе Марине тоже!

Оксана, ликуя по поводу того, что все произошло в полном соответствии с ее тайными желаниями, просюсюкала:

– Маринка не заслуживала тебя, Никиточка, не заслуживала! Но теперь мы будем вместе, и все будет хорошо…

– Да хоть ты не лезь ко мне! – взревел Никита, отпихнул Оксану и подошел к люку, который вел в освещенное призрачным светом подземелье. – Данилов прав, конечно, – все очень подозрительно. И надо вообще‑то уматывать отсюда. Потому что это мне тоже очень не нравится. Однако если мы сейчас за ними припустим, будет выглядеть, будто они победили.

Оксана приблизилась к Никите и прижалась к его спине. Тот, хмыкнув, сказал:

– Ладно, нам все равно надо время скоротать, пока неудачники отсюда не уберутся. Значит, ты хочешь быть вместе со мной, Оксаночка?

– Очень! – ответила девушка игриво. – Ты ведь намного лучше хлюпика Тимы. И ты прав, я сама подозревала, что он тайный извращенец…

– Приткнись! – велел ей Никита. – Тимыч – нормальный парень, никакой не извращенец. Я просто так сказал, чтобы его позлить. А ты из‑за чего со мной хочешь быть? Потому что у меня тачка крутая? Или потому что у меня мать – мэр? Или по всем причинам сразу?

Оксана всхлипнула, прекрасно зная, что лить слезы у нее получается лучше, чем у многих голливудских актрис.

– Никиточка, я же давно люблю тебя! Неужели ты не понимаешь? – захныкала она. – А Маринка тебя ни в грош не ставит. Я тебе давно хотела сказать, но все не решалась… Она ведь давно Тимофею глазки строит. И даже, по‑моему, спала с ним, хотя с тобой вместе… была…

Никита метнул на Оксану пламенный взор.

– Брешешь ты, Оксаночка, знаю я твои повадки! Бедняга Тимыч, как он тебя вообще выносить мог так долго? Я же давно понял, что ты меня пытаешься в постель затащить.

– Нет, правда! – упрямо заявила Оксана и топнула ножкой. – Кого угодно спроси! Твоя Маринка еще та штучка! А вот я тебя люблю беззаветной, чистой любовью! И готова ради тебя на все!

– Где ты такие идиотские штампы вычитала? На интернет‑странице для безмозглых блондинок? – прищурился Никита. – На все, говоришь, готова? Точно на все? Ну хорошо! Если сейчас выполнишь, что тебе прикажу, то, так и быть, брошу Маринку и буду с тобой…

Оксана, глупо улыбаясь, уставилась на Никиту, а тот, указывая на вход в подземелье, произнес:

– Спустись туда и посмотри, что там такое. И заодно на мобильник засними.

Улыбка немедленно сползла с лица Оксаны. Девушка, дрожа, уставилась на лучившееся призрачным светом подземелье и пробормотала:

– Но Никиточка, я же не могу туда спуститься… Мне очень страшно! Вот если бы ты со мной пошел…

– В том‑то и фишка! – самодовольно усмехнулся Никита. – Докажи, что любишь меня и на все ради меня готова, как сама говорила. Дрейфишь? Что ж, такая подруга мне не нужна. Значит, сойдусь снова с Маринкой…

Молодой человек похлопал себя по карману брюк.

– Черт, моя мобила осталась в авто! А у тебя мобильник имеется?

Девушка безропотно вытащила из крошечной сумочки, висевшей у нее на плече, розовый, сверкающий стразами телефон.

– Молодец! Давай сюда, чего стоишь? – приказал Никита грубо. – Или думаешь, мне охота тут еще дольше торчать?

– Никиточка, а ты точно тогда со мной будешь? – пропищала Оксана. – Ты меня не обманываешь? Поклянись!

Никита приложил к сердцу руку и произнес:

– Клянусь… Гм, чем бы поклясться? Ага… Клянусь головами, которые дядя Крюк отрезал у своих жертв! И пусть он мне тоже башку отрежет, если вру! Я буду с тобой, Оксаночка, и только с тобой!

На лице Оксаны возникла глуповатая улыбка. Затем девушка, держа перед собой мобильник, принялась спускаться по покрытым мхом ступенькам в подземелье.

– Я ничего не боюсь, все это всего лишь сказки… – бормотала она себе под нос. – Ой, мамочки, что тут такое? Мокрица! Господи, да их тут тысячи! А там что? Паук! Никиточка, тут паук. Такой огромный и лохматый!

Молодой человек подошел к отверстию, заглянул в него и увидел, что Оксана стоит уже в самом низу лестницы.

– Если не будешь трогать пауков, то и они тебя не тронут! – гаркнул Никита. – Ну, живо туда, где свет горит! И снимай все на мобилу, снимай!

Оксана послала ему воздушный поцелуй и скрылась за поворотом. До молодого человека долетало ее бормотание, которое, впрочем, с каждой секундой становилось все приглушеннее.

– Вот ведь идиотка, в самом деле отправилась в подземелье! – хихикнул Никита. – На что только бабы не готовы, лишь бы я их трахнул!

Весьма довольный собой, парень отошел к стене, расстегнул ширинку и принялся опорожнять мочевой пузырь. Внезапно совсем рядом раздался звук, будто кто‑то пнул ногой кирпич.

Не оборачиваясь, Никита спросил:

– Оксаночка, ты так быстро вернулась? Я же сказал, детка: если не сделаешь то, что я велел, ничего между нами по определению быть не может!

Ответа не последовало. Никита обернулся – девушки рядом не было. Посмотрел и в другую сторону – и заметил тень, метнувшуюся куда‑то вбок.

– Тимыч, ты? – спросил он, застегивая ширинку и чувствуя, что во рту вдруг пересохло. – Давай, Данилов, не томи душу, вылезай! Решил отомстить, вот и вернулся, чтобы напугать нас. Как убого! Что, будешь изображать дядю Крюка? А Маринка‑то где? С тобой, или ты ее одну на кладбище бросил?

В ответ снова послышался звук. Странный звук, металлический. Сначала Никита не мог сообразить, на что он похож, и только через пару мгновений понял: кто‑то явно провел чем‑то железным по кирпичной стенке. Как будто острием стального крюка…

Никите сделалось страшно. Однако он еще был уверен, что это проделки Тимофея. Конечно же, кто еще мог пугать его? Разумеется, только Тимыч!

Молодой человек внимательно осмотрелся по сторонам. Нет, ему показалось – никого в часовне не было. Да и звук больше не повторялся. Значит, все в полном порядке.

Никита немного успокоился и решил, что, как только Оксана вернется из подземелья, они тотчас смотаются с кладбища. И вообще, идиотская была затея посылать ее одну вниз!

Чувствуя угрызения совести, Никита подошел к люку и крикнул:

– Эй, Оксана! Ладно, возвращайся назад! Пошутили – и хватит!

Однако отклика не последовало. Никита снова позвал, громче, но девушка не отозвалась. Тогда он шагнул по каменным ступенькам вниз.

– Оксана, в чем дело? Ты что, оглохла? А то сейчас уеду один, без тебя! Или ты хочешь провести остаток ночи на кладбище?

Никита оказался в самом низу. Где‑то вдалеке, в конце извилистого коридора, он видел призрачное сияние – свет исходил из какого‑то помещения. Кто же мог ночью находиться здесь, в подземелье заброшенной часовни?

Молодому человеку было очень страшно. А каково в таком случае Оксане – бедняжка наверняка трясется от ужаса! Ему даже сделалось ее жалко.

– Ну что ты там застряла? – Никита стоял на месте, не решаясь отправиться по коридору в глубь подземелья. – Тебе что, особое приглашение требуется? А, понимаю, ты решила отомстить, напугать меня! Только не изображай, будто на тебя дядя Крюк напал, все равно не поверю! Так ты там или нет?

В конце коридора возникло какое‑то шевеление, и Никита заметил фигуру, шагнувшую из комнаты, откуда лился свет. Молодой человек прищурился:

– Долго же тебя ждать пришлось! Рандеву с маньяком, что ли, у тебя было?

Никита сделал несколько шагов по направлению к Оксане – и вдруг с ужасом понял, что вовсе не она шла ему навстречу! Фигура была зловещая, высокая, облаченная во все черное…

Молодой человек попятился – и в это мгновение позади него что‑то щелкнуло. Он обернулся и заметил решетку, которая с грохотом обрушилась с потолка. Никита попытался сдвинуть ее с места или приподнять, но у него ничего не вышло. Парень принялся бить по решетке руками и ногами.

Вдруг раздался знакомый звук – как будто кто‑то провел металлом по камню. Никита обернулся и заметил, что темная фигура, лица которой он не видел, направляется к нему. Звук шел именно от нее! Словно… Словно этот некто идет по коридору, ведя стальным крюком по стене…

Фигура взмахнула рукой, и, рассекая воздух, нечто круглое полетело в сторону Никиты. Затем шмякнулось на пол и подкатилось к ногам молодого человека. Содрогаясь, он уставился вниз.

Перед ним лежала голова. Человеческая голова, аккуратно отделенная кем‑то от туловища. Голова Оксаны.

Несколько неимоверно долгих мгновений Никита тупо смотрел на голову, на приоткрытые накрашенные глаза, на розовые губы, на кончик малинового, вывалившегося изо рта языка. А затем заорал и принялся с утроенной силой расшатывать решетку.

Мерзкий звук все нарастал. Снова обернувшись, Никита увидел, что приближающаяся фигура облачена в некое подобие черного плаща с капюшоном, который полностью скрывал лицо. В правой руке столь странно одетого человека что‑то блестело. Приглядевшись, Никита понял, что именно, – стальной крюк. Крюк, которым субъект вел по каменной стенке, отчего по подземелью и разносился кошмарный скрежет.

На глаза Никите навернулись слезы, его душили рыдания. Это не могло быть правдой, никак не могло! Однако он находился в подземелье, дорогу к свободе ему отрезала металлическая решетка, у его ног лежала отсеченная голова Оксаны, а на него надвигался… не кто иной, как дядя Крюк. Маньяк, убивший никак не меньше двадцати семи человек, а вероятнее всего, гораздо больше! Маньяк, которого облили бензином и подожгли, после чего он с тридцатиметрового обрыва сиганул в Волгу! Маньяк, который умер ровно двадцать пять лет назад!

Никита изо всех сил навалился на решетку, и та подалась. Скрипя, оторвалась от пола. Молодой человек быстро вставил в образовавшуюся щель ногу, а потом рванул решетку вверх. Повалившись на грязный каменный пол, он выкатился из‑под решетки, после чего та с грохотом снова обрушилась на пол. Тяжело дыша, Никита глянул на фигуру, находившуюся всего в каких‑то нескольких метрах от него. Так и есть, вместо правой руки у о