Глава четвертая. О словах Соломона: участь сынов человеческих и участь животных – участь одна (еккл

О словах Соломона: участь сынов человеческих и участь животных – участь одна (Еккл. 3, 19)

1. Григорий. Книга Соломона, в которой написаны эти слова, называется Екклезиаст. «Екклезиаст», собственно, значит «проповедник». В проповеди обыкновенно предлагается мысль, которая останавливает волнение шумной толпы. Слово проповедника приводит к единомыслию многих, которые различно думают. И эта книга потому названа «проповедник», что в ней Соломон как бы себе усвояет мысли волнующейся толпы, дабы после рассмотрения их сказать то, на что согласилась бы, вникнувши, и неопытная толпа. Ибо сколько мыслей приводит в движение [проповедник] чрез рассмотрение, столько же различных лиц представляет в своем лице.

2. И истинный проповедник как бы простертою рукою останавливает волнение всех и заставляет их соглашаться на одну мысль; подобно как говорит он же в конце этой книги: конец слова, все слушай: Бога бойся и заповеди Его храни, яко сие всяк человек (Еккл. 12, 13). Ибо если в речи, помещенной в этой книге, он не представляет в своем лице многих, то для чего призывает всех вместе с собою к выслушанию конца речи? Итак, кто говорит в конце книги: все будем слушать, тот сам свидетельствует, что, представляя в себе многие лица, он как бы не один говорит.

3. Поэтому в сей книге некоторые мысли высказаны только для рассмотрения их, другие удовлетворяют уму; одни принадлежат духу человека колеблющегося и еще преданного удовольствиям мира сего; другие, согласные с умом, предлагаются для того, чтобы удержать душу от этих удовольствий. Так, Соломон говорит в сей книге: вот еще, что я нашел доброго и приятного: есть и пить и наслаждаться добром во всех трудах своих (Еккл. 5, 17); а гораздо ниже прибавляет: л учше ходить в дом плача, нежели ходить в дом пира (Еккл. 7, 2).

4. Если хорошо есть и пить, то лучше, по‑видимому, ходить в дом пира, нежели в дом плача. Отсюда видно, что первое говорится от лица несовершенных, а последнее прибавляется от разума. Излагая разумные причины, он далее показывает и пользу, какую получает человек в доме плача: сетование лучше смеха; потому что при печали лица сердце делается лучше (Еккл. 7, 3), то есть в доме плача указывается конец всех людей, и живой размыслит, что с ним будет.

5. Опять там написано: веселись, юноша, в юности твоей (Еккл. 11, 9), и немного спустя прибавлено: яко юность и веселие – суета (Еккл. 11, 10). Если он обличает как суету то, к чему прежде, по‑видимому, побуждал, то ясно показывает, что первые слова сказаны как бы от лица плотского человека, а последние прибавлены по суду истины.

6. Так выражая прежде удовольствие плотских людей, преданных заботам, возвещает, что хорошо есть и пить, то же самое потом, по суду разума, отвергает, когда говорит, что лучше идти в дом плача, нежели в дом пира; также и о веселии юноши в юности его предлагает как бы от лица плотских людей, а потом, после объяснения мысли, и юность и веселие называет суетою. Точно так же наш проповедник предлагает мысль от лица несовершенных умом, когда говорит: потому что участь сынов человеческих и участь животных – участь одна: как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом, потому что все – суета! (Еккл. 3, 19).

7. Ибо, по разуму, он предлагает другую мысль, говоря: какое же преимущество мудрого перед глупым, какое – бедняка, умеющего ходить, перед живущими? (Еккл. 6, 8). Итак, он говорит: и нет у человека преимущества перед скотом (Еккл. 3, 19), а потом сам объясняет, что мудрый имеет нечто более не только скота, но и глупого человека, именно то, что он стремится туда, где есть жизнь. Сими словами прежде всего показывает он, что не здесь собственно жизнь человеческая, а в ином месте. Имеет, значит, человек нечто более скота, потому что животные не живут после смерти, а человек тогда и начинает жить, когда со смертью плоти оканчивает сию видимую жизнь.

8. Он же еще ниже говорит: все, что может рука твоя делать, по силам делай; потому что в могиле, куда ты пойдешь, нет ни работы, ни размышления, ни знания, ни мудрости (Еккл. 9, 10). Каким же образом один конец человека и скота и одинаково назначение того и другого? Как же человек ничего не имеет более скота, когда животные не живут по смерти плоти, а души человеческие, низведенные во ад за злые дела свои по смерти плоти, и в самой смерти не умирают? Такие противоположные мысли показывают, что истинный проповедник говорит одно от лица колеблющихся плотских людей, а другое – от лица духовной истины.

9. Петр. Хорошо, что я спросил о том, чего не знал; теперь с такою точностью удалось мне уразуметь то, чего прежде я не знал. Но прошу тебя, потерпи великодушно, если и я, по примеру нашего Екклесиаста, приму на себя лицо несовершенных, чтобы им же принести пользы более, нежели сколько бы я мог принести чрез собственное исследование.

10. Григорий. Отчего же не терпеть великодушно тебя, снисходящего к немощи ближних, когда апостол Павел говорит: для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых (1 Кор. 9, 22). Но как ты делаешь снисхождение по любви, то еще более заслуживаешь почтения, потому что подражаешь именитому проповеднику.