Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Грааль — вершина мистерии





«Когда же настал вечер, пришел богатый человек из Аримафеи, именем Иосиф, который также учился у Иисуса; он пришел к Пилату, просил Тела Иисусова. Тогда Пилат приказал отдать Тело. И, взяв Тело, Иосиф обшил его чистою плащаницею и положил его в новом своем гробе, который высек он в скале; и, привалив большой камень к двери гроба, удалился» (От Матфея святое благовествование, 27:57—60).

Оно, конечно, так, но дело-то в том, что Иосиф не удалился. Да, да, знаю, все остальные евангелисты — Иоан, Лука, Марк, а также апокрифист Никодим в один голос утверждают то же, что и Матфей. Мол, удалился, и все тут, а у гроба остались две Марии — Мария Магдалина и Мария, жена Клеофа. Но ведь мы-то знаем Артуровскую легенду!

Иосиф Аримафейский не удалился от гроба. Иосифу явился Христос, живой, а из раны его, той, что нанесена копьем римского центуриона Лонгина, текла кровь. Иосиф взял сосуд и собрал в него последние капли крови Спасителя, и только после этого удалился, покинул Иерусалим, отправился в город Сарра, а оттуда поплыл в Британию. Именно он, Иосиф, «повинен» в том, что все языческое население этой земли обратилось в христианство. Сосуд, в который были собраны капли крови самой настоящей «царской» (Ie sang real, Sangreal, Greal, Grail, Graal), исчез из этого мира, был спрятан, а потомки Иосифа стали наследственными стражами Тайны. Грааль исчез, но мудрый Мерлин напророчил, что когда-нибудь да он вернется. И Грааль вернулся...

Как мы уже знаем, первым о Граале напомнил Кретьен де Труа. Правда, Кретьен романа не докончил, наверно, поэтому у него нет ни слова о Христе или Иосифе Аримафейском. Ну ни словечка. Мы не знаем, что такое Грааль, у Кретьена Грааль остается тайной. И еще одно: таинственный сосуд у Кретьена — это блюдо или тарелка (escuelle), сосуд, которым пользовались во время пиршеств.

Вся эта история вновь всплывает в религиозной версии легенды — у Роберта де Борона («Joseph d’Arimathie»). Там перед нами уже появляется полная история Иосифа Аримафейского, крови, собранной в сосуд (который у Борона впервые становится чашей, той самой, из коей Христос вкушал во время Тайной Вечери), исхода Иосифа в Британию, передачи потомками друг другу чаши до последнего из них, того самого, который становится Королем-Рыбаком, стражем тайны чудесного сосуда до прихода истинного наследника...

Был ли Роберт де Борон первым, придавшим артуровскому мифу религиозную окраску, или же Церковь уже раньше пыталась приспособить короля Артура и Грааль к собственным нуждам, мы не знаем. Не знаем так же, каким образом в кельтскую легенду, несомненно, представляющую собой мешанину мифологий, традиций и реальных исторических событий, касающихся попыток сдержать экспансию саксов в Британию, ворвались евангелические мотивы. Роберт де Борон (как, впрочем, и Кретьен) ссылается на какие-то ему одному известные источники и таинственные книги, которые позволили ему узнать фактическую историю евангельского Иосифа Аримафейского и чудесного сосуда, связанного с Тайной Вечерей, Распятием и Воскресением. Такие «таинственные источники» — мотив в литературе старый как мир, вечно живой и вечно модный: не так давно мы говорили о «Британском документе», который послужил Джефри Монмаутскому при работе над «Историей королей». А был еще Джеймс Макферсон и сфабрикованные им «Песни Оссиана». Так что «тайные книги» и «тайные документы», из которых Роберт де Борон узнал правду о Святом Граале, можно смело отнести к той же категории, что, однако, не стало помехой тому, чтобы впоследствии они помогли некоторым сделать захватывающие дух выводы и заключения[103]. Историю Роберта подхватили цистерцианцы в «Вульгате», произведении, которое, как я уже упоминал, вероятнее всего инспирировал еще при жизни Бернар Клервоский. И теперь все становится ясно. Нет никаких «таинственных источников». Есть политика. И ничего кроме.

Что интересно, выдуманная Робертом де Вороном чаша в «Вульгате» исчезает. Грааль снова становится тарелкой, как у Кретьена. Остальное (то есть сущность и происхождение Грааля) в принципе идентично. Однако, как уже сказано, клирики ввели в действие фигуру, которой нигде и никогда раньше не было — целиком ими изобретенную, — Галахада, сына Ланселота, рожденного от него девственницей Элейной, дочерью Пелеса, внучкой потомка Иосифа Аримафейского по прямой линии.

«Вульгата» (часть, озаглавленная «La Queste del Saint Graal») поучает, что Грааль объявился в Камелоте точно в момент прибытия Галахада ко двору в День Пятидесятницы. Случилось это во время ужина после вечерних молитв. Загремело, озарилось — и вот пред очами собравшихся возник накрытый Покровом Сосуд, несомый невидимыми руками. «Дворец, — читаем мы, — заполнился наипрекраснейшими ароматами мира». А на столах пред рыцарями «явились изысканнейшие яства, и перед каждым было такое, кое он желал». А Грааль исчез так же неожиданно, как и появился.

Инициатором Великого Поиска (и в «Вульгате», и у Мэлори) оказывается наименее ожидаемая особа — не Галахад, не Персиваль, не Артур, а... Гавейн. Именно Гавейн предлагает разгадать Великую Тайну, выяснить, что же было сокрыто под Покровом. «Пусть каждый из нас, — призывает Гавейн, — даст рыцарскую клятву, что завтра же с утра отправится в поход, который будет длиться один год и один день...» Король Артур в ужасе — цистерцианцы в «Вульгате» четко намекают на то, что король-то уже знает: грядет конец эпохи. Приближаются сумерки богов — «Gotterdammerung». Тех, других, богов. И других божеств — иных идеалов, иных, нежели те, что были установлены Латеранскими Соборами. В ужасе и дамы — грешные и безнравственные дщери Евы. Они тоже знают, что приходит конец шелкам, конец amour courtois, теперь будут четки, молитвы и власяница.

Правда, некоторые дамы тоже хотели бы поклясться и отправиться в поход, но оказавшийся в Камелоте старый отшельник Насиен гремит во весь голос, что будет богохульством и смертным грехом, ежели Грааль станут искать столь низкоподлые существа. Рыцари-мужчины, если они и не безгрешны, могут очиститься путем исповеди, но женщинам никакая исповедь не поможет. Дщери Евы нечисты и на века останутся таковыми. Куда уж им за Граалем!

Так что дамы остаются, а рыцари отправляются. Коллектив Круглого Стола перестает существовать. Рыцарям наплевать на все. Угрожающие стране зловещие гиганты и драконы, разбойники-рыцари и бандиты, саксы, ирландцы, пикты — все это материи преходящие и не заслуживающие того, чтобы ими забивать головы. Рыцари отправляются искать Грааль. Так сказать, раз, два, три, четыре, пять — я иду искать! Решили разделиться. Каждый едет в одиночку. Каждый идет своим путем. Самым первым едет единственный, наидостойнейший и наичистейший, специально для этой цели придуманный Галахад. Ну а читатель уже знает, что среди избранных рыцарями «своих путей» единственный, соответствующий, тот, что ведет к цели — именно путь Галахада.

Кто же такой Галахад?

Джозеф Кэмпбелл выводит имя «Галахад» от библейского Гилеада либо Галаада. Правда, в соответствии со Священным Писанием Гилеад не человек, а плодородная долина в Заиордани — но это место символическое, «свидетельство согласия и мира» (Бытие, 31:47—52)[104]. Кроме того, Кэмпбелл считает, что объяснение имени Галахада скрывается в библейской фразе «Numquid resina non est in Galaad», то есть «Разве уже нет бальзама в Гилеаде?» (Книга пророка Иеремии, 8:22.) Стало быть, артуровский Галахад должен был выступать в «Вульгате» одновременно как символ мира, примирения и бальзам, средство от страданий и всяческого зла. Утешитель и спаситель.

Истоки же вдохновения цистерцианцев, пишущих «Вульгату», Кэмпбелл усматривает в решениях, принятых на Четвертом вселенском Латеранском Соборе, созванном Иннокентием III в 1215 году. Собор этот, кроме официального призыва к смертоубийственному Крестовому походу против альбигойцев и вальденсов, установил также следующий догмат: во время святой мессы при пресуществлении даров присутствует Христос. Присутствует реально — телом и кровью. Он одновременно и священник, и жертва:

«In qua idem ipse sacerdos, et sacrincium Jesus Christus, cuius corpus et sanguis in sacramento altaris sub speciebus panis et vini veraciter contentur...»[105].

И еще один догмат был принят на Четвертом Латеранском Соборе. Догмат, существующий до сих пор: есть только одна вера и одна Церковь. Только одна. И только один единственно истинный путь, отступление от которого означает вечные муки. «Una vero est fidelium universalis ecclesia, extra quam nullus omnino salvatur...»[106].

Только один путь, путь Галахада. И только один Грааль.

Получается, что Грааль и Христос — суть одно и то же. Отыскать Грааль после долгого, опасного, полного трудов странствования — значит проплыть по жизни, обходя рифы грехов. Обходя соблазны, но не страшась страданий, восторжествовать духом над слабым телом и грешной, неустойчивой материей бренности. Овладеть Граалем — значит добиться искупления. Взобраться на гору Монсальват, чтобы быть «salvatur». Свершить мистерию. Преступить грань.

Зачем монахи придумали Галахада? И зачем сделали его сыном Ланселота, ведь Ланселот же грешник из грешников, ибо постоянно поддерживает порочную связь с Гвиневерой? Даже зачиная с Элейной Галахада, он думает, будто проводит ночь с королевой, чужой женой. Следовательно, Галахад — дитя греха и прелюбодеяния! Ланселот поддался вожделению, смертному греху, ибо возжелал жены ближнего своего. Вдобавок ко всему этот ближний-то — король, сеньор, сюзерен.

Ланселот нарушает одну из самых священных заповедей средневекового рыцаря: предает сюзерена. Так почему же «Вульгата» делает Галахада сыном Ланселота, прелюбодея и вероломного человека?

Сын, ребенок символизирует возрождение, рождение вновь. Возрождение в лучшей, идеальной форме — в той форме, которую мы могли бы иметь, если б жизнь нас не испортила. И более того, сын — это искупление вины. Для монахов «Вульгаты» Галахад не только повторное воплощение — он искупление грехов Ланселота. Того Ланселота, который ведь некогда носил имя Галахад, прежде чем отринул его ради светского и преходящего nom de guerre. Галахад

— то, чем Ланселот мог быть, если б...

Понятное дело, Ланселот Грааля не находит, хоть ищет весьма интенсивно. Не может найти, ибо... он все ж таки остается грешным Ланселотом, а не чистым Галахадом. Подводят также Гавейн и Лионель — поскольку остаются гордецами, поскольку постоянно чванятся, поскольку их все время занимают проблемы этого мира, а не идеалы духа, ибо они самые обычные, а отнюдь не идеальные рыцари.

Грааль наконец находят трое чистых и безгрешных: Галахад, Персиваль и Боре. Но Персиваль и Боре, несмотря на чистоту (сексуальную, конечно), несмотря на то что они «рыцари идеальные», по «Вульгате», могут быть лишь спутниками Галахада. Даже Персиваль, — который во всех более ранних версиях был тем, кто отыскал Грааль, в «Вульгате» сходит на второй план. Почему? Да потому, что остаться должен только один. Потому что дорога есть только одна. Галахад, и никто кроме него — вот оно предупреждение всем альбигойцам этого мира. Una vero est fidelium universalis ecclesia!

Галахад, достигнув Наивысшей Цели, навеки покидает нашу грешную юдоль вместе с чудесным сосудом. Персиваль сбрасывает латы, уходит в пустынники и вскоре умирает. В Камелот возвращается лишь Боре для того, чтобы передать Артуру послание цистерцианцев и «Вульгаты»: вместе с Граалем ушла надежда. Исчез символ и средоточие духа, а без духа современный мир, мир рыцарства, мир Артура — эти миры должны рассыпаться в пыль и прах...

У Грааля — как почти у каждого элемента Артуровской легенды — есть в кельтской мифологии свой прообраз, прототип. Это факт полностью установленный и подтвержденный неоднократно. Как и каждый кельтский элемент легенды, он подвергался модификациям применительно к определенным целям. Каждая последующая эпоха добавляла свои собственные цели — цели «современные», соответствующие «современным» и актуальным для данной эпохи моральным идеалам, вернее, идеалам группы, которая считала себя идеальной. Религиозная версия мифа моложе самой легенды более чем на шестьсот лет. Однако можно ли утверждать, что религиозная версия лучше и моральнее кельтской праверсии лишь потому, что-де ко времени возникновения «Вульгаты» культура и цивилизация «дозрели» на шестьсот лет? Всегда ли модификация и актуализация мифа означают его обогащение, облагораживание содержащихся в нем идей?

Сегодня идеалы христианства, привитые на почву Артуровской легенды по инициативе Бернара Клервоского, мы считаем возвышенными и благородными, а христианский Грааль (неизменно в форме чаши или кубка) занял в современной культуре достойное место как символ святого и высочайшего идеала. Однако нельзя забывать, что такая экзегеза мифа имела во времена возникновения «Вульгаты» очень конкретную — моральную и политическую — цель. Во-первых, следовало дать беспощадный бой идеалам amour courtois, противоречащим навязываемым Церковью аскетизму и программной идиосинкразии по отношению ко всем формам современной любви, ибо с точки зрения Церкви amour courtois была тем, чем позже стала Вандея по отношению к Французской революции и Наполеону — то есть бунтом и сопротивлением. Amour courtois кощунственно утверждала, будто любовь к женщине может управлять человеком столь же сильно, как и любовь к Богу. В соответствии с канонами amour courtois рыцарь в отношении к даме своего сердца исполняет рыцарскую службу, он — ее пленник, трактует даму — сосуд греха — наравне с королем, сюзереном. Божьим помазанником! Это немыслимо!

Интересно, что из всех версий легенды «Вульгата» наиболее убедительна как раз в том, что касается плотской любви. Произведение прямо-таки пышет сексом и эротикой. Там, где Мэлори ограничивается (при описании дев) фразами типа «Она была очень красивой девушкой», «Вульгата» ничтоже сумняшеся сообщает, что «ее выпуклые груди, маленькие, беленькие и ядреные, вздымались под платьем как твердые яблочки». Мэлори (говоря, например, о Ланселоте и Гвиневере) деликатно замечает: «Были они в ту ночь вместе в ложе или же нет, этого я не знаю и не отважусь утверждать, ведь вы помните, что в те времена любовь имела иные формы, нежели сегодня»; «Вульгата» же сообщает «городу и миру», что «пара любовников, улегшись нагими и плотно обхватившись, самозабвенно ласкают друг друга», «роскошно удовлетворяют друг друга взаимно» и так далее. Несомненно, это имеет тот же самый источник, что и все порицание секса, развернутое Церковью, — то есть не поддающийся приглушению телесный огонь, полыхающий в «благочестивых», отупевших от аскетизма и целибата монастырских братишках и сестренках. А может быть, монахи сознавали, что цель, которую они хотят достичь, требует... увлекательного изложения? А может быть, они руководствовались такой мыслью: если уж приходится это делать, то лучше «роскошно удовлетворять друг друга», нежели выполнять обязанности ленника. Лучше ненадолго «улечься нагими и самозабвенно ласкать друг друга», нежели умирать от любви и издалека одарять женщину почестями, которых женщина недостойна...

Другая цель церковной версии была такова: надлежало взять в крепкие руки рыцарство и его идеалы, а из-за отсутствия оных — создать их. Рыцарь должен был перестать думать о приятных мелочишках, а с момента посвящения, носящего — в более позднем виде (с XI века) — характер религиозной инициации, ждать в покое и набожном сосредоточении увенчания своей жизни. Должен был ожидать минуты, когда объявится Грааль — например, в виде призыва к Крестовому походу[107].

Следует признать, что Церковь поступила ловко — не предавала легенду анафеме и не громила ее с амвона. Вместо этого создала и запустила в обращение собственную версию мифа, настолько мощную и принятую людьми, что она вытеснила предыдущие. Версию религиозную, классическую, некоторые ее аспекты живы и по сей день.

Однако классичность сильно подрывает другая версия. Поиски Грааля. Версия Вольфрама фон Эшенбаха. Версия, которую следует признать бунтарской

— сегодня мы сказали бы «диссидентской». Вольфрам фон Эшенбах тоже оказался в «Вандее», сомкнулся с Кретьеном и труверами против Роберта де Борона и (более поздних) цистерцианцев.

В версии Вольфрама Грааль... камень! Не тарелка, не миска, не кубок, не чара, не чаша, которой пользуются во время мессы, но камень. Правда, не обыкновенный, а чудотворный — одно только лицезрение этого камня обеспечивает человеку вечную молодость, благодаря ему возрождается из пепла омоложенный Феникс. Но камень (философский?) — не чаша, камень исключает из истории ее литургический подтекст и связи с причастием. Камень гораздо ближе Каббале[108].

В версии Вольфрама Галахада нет. Нет никакого chevalier sans peur et sans reproche, который рождается и становится рыцарем исключительно с одной целью. Есть только Парсифаль, а Парсифаль — вовсе не идеал. Хотя желает таковым быть и стремится к этому.

Вольфрам фон Эшенбах, как я говорил, сам был храбрым рыцарем, победителем турниров. Его «диссидентский» подход к религиозной версии легенды легче понять, если вспомнить, что церковь несколько раз пыталась «протолкнуть» запрет на проведение турниров. Рыцарь Вольфрам иначе понимает рыцарские идеалы.

Роман Вольфрама, мужественного рыцаря, дышит жизнерадостностью и оптимизмом. Парсифаль, добытчик Грааля, познает сущность и прелесть бытия. Познает сущность гуманизма. Парсифаль проникает в тайну, чтобы излечить от страданий Амфорта, Короля-Рыбака. Парсифаль не исчезает из этого мира вместе с Граалем, а остается, чтобы теперь обрести высочайшую духовную ценность (которой Грааль у Вольфрама отнюдь не перестает быть), радоваться жизни вдвойне. Девиз Вольфрама: не надо ждать откровения и ниспосланного сверху наказа, не надо ждать никаких «Deus vult». Давайте искать Грааль в себе. Ибо Грааль — это благородство, это любовь к ближнему, это способность сопереживать, сочувствовать. Это — истинно рыцарские идеалы, к которым стоит и следует искать истинные пути, пробиваться сквозь «дикую чащу» там, где «ни дорожек нет, ни тропок». Каждый должен отыскать свою стежку сам. Но стежка не одна. Стежек, тропинок множество.

Парсифаль сочувствует Королю-Рыбаку, Парсифаль — это Шут, который знает одно: король страдает. Об этом Шуте, как мы помним, рассказывает один шут, Парри, другому шуту, Джеку Люкасу, когда оба глубокой ночью лежат на траве в Центральном парке и пытаются силой воли разогнать тучи на небе. А позже, когда один из них страдает, когда угасает в коматозе на койке в нью-йоркской клинике, второй рискует жизнью, чтобы раздобыть Грааль. Кубок, на котором видна надпись: «Ланни Кармайклу, Рождество 1932». Не надпись важна. Важна человечность. Сердце.

Воистину, хоть я и ценю намерения, но предпочитаю гуманизм Вольфрама фон Эшенбаха и Терри Джильяма идиосинкразии озлобленных цистерцианских писак и Бернара Клервоского...

Шли годы, культура продолжала «дозревать», артуровский миф развивался, служил очередным целям. Об одной из таких целей я поведаю без всякого желания, исключительно по необходимости. Чтобы это сделать, мне и впрямь придется «закрыть глаза и думать о благе Англии», ибо случилось так, что почти через восемьсот лет после создания «Вульгаты» рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер попытался подогнать миф Артура и Круглого Стола к идеологии и кодексу своих «черных рыцарей» из СС. А Гитлер (факт исторически подтвержденный, а не позаимствованный из фильма о приключениях Индианы Джонса) поручает специальной группе провести в Пиренеях и Лангедоке поиски горы Монсальват и Грааля[109].

Я лично думаю, что должно было быть: «и пожертвуй собою ради блага Англии».

Чудотворный сосуд из легенды о короле Артуре должен был послужить коричневым наследникам нибелунгов и «арийской» рыцарской традиции в качестве Wunderwaffe[110] против «коварного Альбиона»! Получается, что Граалю предстоит послужить оружием против кельтов.

Тех самых кельтов, которые Грааль изобрели.

Совершенно очевидно, что в качестве источника, образца и архетипа Грааля — как бы кощунственно это ни прозвучало для приверженцев канонической версии легенды — были взяты легендарные кельтские артефакты. В большинстве случаев — котлы.

Чудотворный котел, как правило, собственность какого-либо бога либо группы богов, появляется в кельтских преданиях очень часто. У ирландского бога Дагды, одного из сыновей богини Дон, был котел, именуемый Ундри. Каждый гость Дагды находил в котле еду, соответствующую его личным заслугам и поступкам. Благочестивые и особо боевитые герои вылавливали из котла самые аппетитные, наилучшие куски. Голодным от Ундри не отходил никто. Каждый обнаруживал в котле — здесь я вспоминаю текст «Вульгаты» — яства преотборнейшие, и каждый доставал такое, какое хотел». Нужны еще примеры? Извольте.

Богатырь Кухулин во время геройской экспедиции в Dun Scaith, Город Тени, получил от богов Тьмы чудесный котел, в котором никогда не переводилось мясо.

А в британской и валлийской мифологии?

Бог Бран владеет котлом, который — как позже и Грааль — регенерировал жизненные силы, оздоровлял и даже возвращал жизнь умершим.

Богиня Кериддвен была обладательницей котла, в котором варила эликсир мудрости и знания. Эликсир предназначался сыну богини, но его случайно вкусил слуга богини, юноша по имени Гвион Бах. Магический напиток подействовал: когда юноша подрос, он стал известен под именем Талиесин — величайший бард Британии.

У бога Пуйла, владыки страны Аннуин (Аннон, Аннун, Анвин), был котел, который не только варил еду, нет, это был изукрашенный жемчугами Котел Вдохновения, Внушения и Поэзии, то есть того, что для кельтов имело огромную «духовную ценность». Ни трус, ни предатель, ни клятвопреступник, ни лжец не могли даже приблизиться к котлу Пуйла... Вам это ничего не напоминает? Это же тютелька в тютельку Грааль!

В валлийской легенде котел Пуйла был спрятан в постоянно вращающемся недоступном замке Саег Sidi, явном прототипе замка Короля-Рыбака и горы Монсальват. Его пытались добыть многие богатыри, но свершил это — по валлийской легенде — не кто иной, как герой героев, самый энергичный и достойный из всех, всем, так сказать, кельтам кельт, самолично король Артур, правда, не без помощи барда Талиесина...

Как мы уже знаем, на континенте открывателем Грааля был Персеваль Кретьена де Труа. Персеваль же выводится из мифического валлийского героя Передура. А Передур в валлийских мифах в результате долгих поисков и плутаний отыскал «чудесный и таинственный предмет», которым была... отсеченная, кровоточащая голова на блюде, которую несли две девушки. Исследователи мифа отождествляют этот кошмарный предмет с головой бога Брана Благословенного, которая стала прорицательницей и предупреждала бриттов о нашествии врагов. Исследователи не только усматривают в «голове» один из первообразов «Грааля», но и считают, что у древних кельтов было в обычае мумифицировать, а потом почитать отрубленные головы и черепа как врагов, так и особо уважаемых предков. Имя почитаемого в Ирландии страшнейшего бога Кромм Круаха переводится как «Кровавая Голова». Так что венцом походов Передура оказывается отыскание священного артефакта. Передур является свидетелем мистерии...

Правда, мистерии кельтской. Которую со временем «прочли наново» и соответствующим образом подкрасили.

Существует еще одна, очевидным образом связанная с поисками Грааля легенда. Это известное и популярное в валлийской мифологии, повторенное в одной из ветвей «Мабиногион» сказание о любви героя Килоха к Олвен, деве, столь прекрасной, что там, где она ступала, вырастали четыре белых клеверинки (отсюда и ее имя, означающее «Белый След»).

Увы, Олвен была дочерью гигантского циклопа Глота (Yspadden’a Penkawr’a), а ему было предсказано, что день, когда она обретет мужа, станет последним днем жизни отца. Поэтому неудивительно, что Глог недружелюбно поглядывал на кандидатов в зятья, то есть каждого незамедлительно потчевал палицей по черепу. Олвен же по сему случаю оставалась девицей, а Глог-Испадден тешился добрым здравием и намеревался прожить долго.

Килох, сознавая, что одному ему не справиться, обратился за помощью к королю Артуру и его дружине. Компания вооруженных до зубов «сватов» быстренько явилась в замок Испаддена Пенкавра. Видя, что ему светит, Глог прибег к уловке. Поставил условия. «Лады, — сказал он, — порядок. Олвен выйдет за Килоха, но сначала принесите-ка сюда свадебные дары». И принялся эти дары перечислять.

Список был длинным, и от него аж дух захватывало — гигант потребовал за дочку исполнения достойных Геракла «деяний», а также доставки невероятного количества магических предметов и артефактов, а для того, чтобы добыть хотя б один из них, требовались сверхчеловеческие усилия целой команды героев. Но команда героев была, как всем ясно, под рукой.

Начался долгий и трудоемкий quest — поиск. Пришлось драться с великанами, чудовищами, да что там, даже с богами. К счастью, помогали другие боги. Вскоре Испадден получил почти все, чего пожелал, — в том числе (внимание, внимание!!!) волшебный котел Диурнаха, единственный сосуд, способный сварить пищу для свадебного пиршества. Рыцари Артура раздобыли все — недоставало лишь трех чародейских предметов: бритвы, ножниц и гребня, спрятанных в голове кошмарной бестии, гигантского кабана Торх Труйта (Trwch Trwyta).

Рыцари Артура разделились на группы и отправились на четыре стороны света, поскольку для победы над кабаном требовались дополнительные магические предметы. Долго-долго бродили рыцари, испытывая неисчислимые приключения, но наконец все было скомплектовано. Теперь можно было взяться и за кабана — только вот неизвестно, где его искать, кабана-то. Чтобы выследить зверюгу, рыцари снова разделились и опять же разъехались на все стороны света...

Отыскали и обнаружили кабана в Ирландии. Сам Артур девять дней и девять ночей дрался с ним, но не одолел. А рассвирепевший не на шутку Торх Труйт сиганул в море и поплыл в Уэльс, чтобы там, на родине охотников, понаделать шуму и шороху.

Долго рыцари мотались вдоль и поперек всего Уэльса (легенда не только чудовищно детальна, но и чертовски длинна). Не один доблестный рыцарь сложил голову от страшных кабаньих клыков, но наконец Артур, бог Манавиддан, сын Ллира и еще несколько других смельчаков прихватили кабана в водах реки Хафрен (теперешнего Северна). Силой выдрали из башки бестии бритву и ножницы. Однако прежде, чем успели отобрать гребень, Торх Труйт вырвался и умчался в Корнуолл...

Перед перечнем опасностей (и длительностью описания) гонок по Корнуоллу бледнеет вся предыдущая часть легенды. Так что сократим: наконец гигантского кабана догнали и отобрали у него гребень, а Торх Труйт скакнул в волны морские и был таков.

Артур и оставшиеся в живых рыцари вернулись к Испаддену и показали тому добычу. Не успел гигант наахаться, как ему отсекли голову, и Килох быстренько, не ожидая, пока обезглавленный тесть остынет, взял прекрасную Олвен в жены.

Какова отсюда мораль?

Хм-м-м... Не хотелось бы изобретать теорий, гласящих, что прапрапраобразцом поисков Грааля была охота на огромную свинью. Таким-то уж банальным я быть не хочу. Предпочитаю — вслед за Данте — отождествить Грааль с действительной целью великих усилий мифических героев. Да. Предпочитаю отождествить Грааль с Олвен, из-под стоп которой, как мы уже знаем, вырастали белые клеверинки. Ибо я считаю, что Грааль — женщина. Тому, чтобы ее отыскать и завоевать, чтобы ее понять, стоит посвятить много времени и усилий.

Вот она, собственно, и мораль.

Date: 2015-08-24; view: 325; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.006 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию