Глава тридцать третья. Через некоторое время лед снова вздрогнул, и Торак сразу пришел в себя, понимая, что надо как можно скорее убраться подальше от края льдины

Через некоторое время лед снова вздрогнул, и Торак сразу пришел в себя, понимая, что надо как можно скорее убраться подальше от края льдины, иначе и его ждет участь Ренн.

Туман настолько сгустился, что Торак почти ничего не видел; а может, это зрение начинало его подводить? Даже слабый свет, пробивавшийся сквозь туман, вызывал у него такую головную боль, что, казалось, в череп ему впиваются раскаленные иглы.

Он долго бродил в этом плотном тумане в поисках оставшегося на льдине снаряжения. Помимо того, что всегда имелось у него при себе, он располагал теперь ножом для резки снега и двумя спальными мешками. Но у него не осталось ни крошки еды. И он вспомнил, что Ренн вроде бы успела положить мешок с провизией в лодку, но все же ему хотелось надеяться, что он ошибся, что мешок этот остался у нее на льдине…

«А каково ей будет без спального мешка? Ведь оба остались у меня…»

Ох, Ренн!

По крайней мере, у нее хоть лук с собой, однако…

Он так и замер. А огненный опал? Ведь он у нее на шее! И конечно же, злые духи устремятся за ней в погоню!

Вспомнив, как злобно он кричал на нее, Торак чуть со стыда не сгорел. Схватить, унести и спрятать на себе огненный опал — главное оружие колдунов! Разве можно было поступить храбрее? А потом она еще всю ночь не спала, стерегла его, Торака…

— А ты только и мог, что на нее кричать! — громко, с отвращением сказал он себе.

Туман продолжал крутиться у него перед глазами, наплывая волнами; потом вдруг растаял, превратившись в какую-то красную пелену. Торак растерянно заморгал глазами. Поднес руку к лицу. Но руки не видел, и красная пелена не исчезала. Все ясно: он ослеп.

— Это снежная слепота, — громко сказал он и тут же почувствовал, как туман схватил его за горло своими ледяными пальцами. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким уязвимым и беззащитным.

И тогда Торак сделал то единственное, что пока еще мог сделать. Он приложил руки к губам и завыл.

Но Волк не появился. И ответного зова не послал. А это могло означать только то, что он находится очень далеко.

Он еще раз попробовал позвать Волка. И еще раз.

Но ответом ему было молчание. И ветер совсем стих. Только Море все шлепало снизу по льдине. А вокруг разливалась какая-то ужасная неподвижность — неподвижность безнадежного ожидания. И Торак мысленно представлял себе, как те темные тени уже скользят от одного ледяного гребня к другому. Он чувствовал, что рядом кто-то есть, и сердито прошипел:

— Убирайтесь прочь!

И ему показалось, что он слышит смех.

— Убирайтесь! — закричал он, размахивая руками.

И снова послышался смех.

Рыдание вырвалось у него из груди, и он упал на колени. Слезы обожгли глаза, но зрение не появилось, и он сердито смахнул слезы с ресниц.

Если бы Ренн была здесь, она бы уже тянулась к своему мешочку с лекарственными травами…

Травы! При мысли о них в сердце его вспыхнула крохотная искорка мужества. Вынув руки из рукавиц, Торак порылся в своем мешочке с травами, по запаху отыскал листья бузины, сунул щепотку в рот и принялся старательно жевать. Кашица из разжеванных листьев сильно жгла, когда он приложил ее к глазам, но он уверил себя, что надо потерпеть и скоро ему станет лучше.

Потом в голову ему пришла еще одна мысль. Он ощупью нашел материнский рожок с охрой и вытряхнул на ладонь немного «крови земли».

Почти сразу Торак почувствовал, что воздух вокруг прямо-таки потрескивает от напряжения. Может, этим духам так не понравилась «кровь земли»?

С помощью слюны он превратил порошок охры в кашицу и постарался изобразить у себя на лбу знак руки. Он очень надеялся, что все сделал правильно, но слишком поздно вспомнил, что сперва надо было, конечно, стереть со лба кровь совы — кровь убитого им Охотника. Торак не знал, не помешает ли это действию знака руки; он знал только, что этот знак рисуют, чтобы защитить себя, а сейчас ему нужна была любая защита.

С трудом поднявшись на ноги, он на этот раз явственно услыхал совсем рядом злобное шипение и скрежет когтей. Возможно, духов все же держал на расстоянии изображенный им могущественный знак?

— Убирайтесь прочь! — дрожащим голосом крикнул Торак. — Я еще не умер! И Ренн тоже еще жива!

Молчание. Он не знал, слушают ли они его или молчат нарочно, издеваясь над ним.

Торак опустился на четвереньки и, передвигаясь ползком, отыскал спальные мешки, привязал их оба к спине, заткнул за пояс нож для резки снега и лишь после этого позволил себе как следует обдумать свое положение. Скоро начнут таять снега, так что надо уходить подальше от берега, на сушу. И, как только снова начнут видеть глаза, отправляться на поиски Ренн.

Вчера течение и ветер несли их на юг. Похоже, что та отколовшаяся льдина тоже понесла Ренн на юг…

— Ступай на юг! — громко сказал он себе, надеясь, что та льдина где-нибудь примерзнет к прочному прибрежному льду и Ренн сумеет выбраться на берег.

Но где он, юг?

Торак сделал несколько шагов, но все время спотыкался. Лед был таким неровным, повсюду эти острые гребни…

Гребни. Ветер сдувает снег, образуя гребни. А дует ветер в основном с севера!

— Спасибо! — крикнул Торак. Он благодарил не только ветер, но и Инуктилука за то, что тот посоветовал ему совершить жертвоприношение в честь ветра. Наверное, ветру все-таки понравились кабаньи клыки, иначе он не стал бы сейчас помогать ему.

Торак надел рукавицы и, ощупывая ледяные гребни вокруг себя, попытался определить, где юг, а где север. Потом встал, расправил плечи и заявил духам:

— Нет, я еще не умер! Я еще очень даже жив!

И двинулся на юг.

Вот только шел Торак ужасно медленно. Порой он слышал сокрушительный скрежет, и морской лед словно подпрыгивал под ним. Он стал пробовать лед перед собой ножом для резки снега. Но это было опасно: если бы он пробил слишком тонкий лед насквозь, это неминуемо привело бы к гибели.

Что там говорил Инуктилук? «Серый лед молодой и очень опасный… держись белого льда». Не слишком полезные сведения, когда совсем ничего не видишь, когда каждый следующий шаг может привести тебя на тонкий лед или в трещину, пробитую прибоем.

Но все же Торак упорно продвигался вперед, хотя холод высасывал из него последние силы, да и голод уже давал о себе знать. Но как добыть себе пропитание, если у него нет ни гарпуна, ни лука, ни даже зрячих глаз?

Через какое-то время Торак услышал шум крыльев и поднял голову. Но неба не увидел — лишь сплошную розоватую пелену, на фоне которой он не мог разглядеть даже темного пятна — того, кто сейчас приближался к нему, хлопая крыльями.

Все совы летают бесшумно, так что вряд ли это тот проклятый филин. Торак прислушался: крылья птицы вздымались и опускались так спокойно, сильно и размеренно, что он в итоге догадался, кто это может быть.

С тихим шелестом ворон снизился — видимо, чтобы повнимательней рассмотреть Торака, — затем с коротким горловым «к-рр» полетел прочь.

Торак почувствовал, как в животе у него сворачивается колючий клубок. Короткий, приглушенный крик ворона скорее всего означал, что у него в клюве добыча. Может, он нашел тушу какого-то мертвого морского зверя и теперь летел, чтобы спрятать добытое? Значит, он скорее всего сюда вернется, чтобы взять еще.

Вскоре Торак действительно услышал, что ворон возвращается, и весь обратился в слух. А потом, не понимая, что делает, побежал ворону навстречу.

И как раз в ту минуту, когда он понял всю безнадежность своей затеи, до него донеслось тявканье песца и звучное карканье воронов. Там явно была добыча! Мясо! Судя по шуму, воронов было несколько — значит, это наверняка что-то большое. Возможно, тюлень.

Ударившись ногой о какой-то твердый предмет, Торак упал, и вороны взлетели в небо, испуганно захлопав крыльями, а песец разразился сердитым тявканьем, подозрительно напоминавшим чей-то язвительный смех.

А Торак все ползал по льду, пытаясь на ощупь определить, обо что же он споткнулся. Оказалось, что это не наметенный ветром сугроб и не ледяной гребень, а гладкий ледяной ком, раза в два больше его собственной головы. Озадаченный, он прополз еще немного и нашарил еще один такой ком. Потом еще и еще — странные комья лежали как бы двойным полукругом.

И вдруг Торак понял. Его сердце бешено забилось у него в груди. Это были не комья льда! Это были следы! Следы белого медведя. Торак вспомнил рассказ Инуктилука о том, как под тяжестью медвежьих лап снег глубоко оседает, потом эти вмятины заполняются снегом, и ветер, обдувая их со всех сторон, превращает в округлые шары почти идеальной формы.

Мысленно Торак представил себе тюленя, который вылез погреться на солнышке возле своей маленькой полыньи и не подозревал о том, что белый медведь давно уже выследил его благодаря подсказке ветра и теперь бесшумно подкрадывался все ближе и ближе.

Медведь терпелив. Он умеет ждать. А когда, наконец, тюлень погружается в приятную дремоту, медведь приподнимается, готовясь совершить свой последний, смертоносный бросок… и через мгновение тюлень погибает, даже не успев осознать, откуда на него обрушился этот страшный удар.

Вороны, собравшиеся у туши тюленя, возобновили свой шумный пир, явно решив, что Торак никакой угрозы для них не представляет.

Они бы так не пировали, если бы медведь по-прежнему находился неподалеку, решил Торак, и ему безумно захотелось в это поверить. Судя по шуму, там был далеко не один ворон, да и песцов явно прибавилось; наверняка этот медведь бросил на льду почти всю тушу. Инуктилук рассказывал, что, когда охота удачная, белый медведь берет только жир, а остальное оставляет.

Но что, если медведь снова проголодается? Что, если он прямо сейчас следит за ним, Тораком, подкарауливая его возле тюленьей туши?

Вороны внезапно взмыли в небо, шумно хлопая крыльями. Кто-то их явно спугнул.

Торак затаил дыхание, слушая бешеный стук своего сердца. Потом сунул руку за пазуху и вытащил отцовский нож.

Он уже представлял себе, как огромный медведь неторопливо охотился на него; как бесшумно этот огромный зверь ступает по льду своими широченными мохнатыми лапами…

Не выдержав оглушительной тишины вокруг, Торак вскочил на ноги и, обхватив себя руками, стал ждать, когда на него обрушится эта Белая Смерть.

Волк одним прыжком опрокинул Торака на спину, фыркая и покрывая лицо своими влажными ласковыми поцелуями.

Волк просто обожал вот так удивлять Большого Брата, заставая его врасплох. И сколько бы раз он ни проделывал одну и ту же шутку, Большой Бесхвостый никогда даже не догадывался, что он, Волк, совсем близко. Так что Волку никогда не надоедало так шутить — подкрасться и внезапно наброситься на Большого Брата, а потом весело прыгать, скакать и кувыркаться через голову.

Он и теперь пребывал в полном восторге и в шутку покусывал Брата, махал ему своим укороченным хвостом — к которому он, впрочем, довольно быстро привык, — и вообще был так счастлив, что мог бы, наверно, даже завыть во весь голос! Все мысли о злых духах, о противных бесхвостых и о стае опасных чужих волков унеслись прочь. Волка столько времени держали в тесноте вонючего Логова, со связанной пастью! Наконец-то он мог всласть потянуться и попрыгать, почувствовать Белый Мягкий Холод подушечками лап и дуновение чистого ветра, шевелящего его густую шерсть. Он мог, наконец, поиграть с Большим Братом!

Как это часто бывало и раньше, когда Волк неожиданно бросался на него, выскочив невесть откуда, Большой Бесхвостый одновременно и сердился, и смеялся. Но на этот раз Волк сразу почувствовал, что ему еще и очень больно.

И потом, где же Большая Сестра? Они же были вместе, когда отплыли от берега на своей плавучей шкуре. Неужели она утонула в этой Широкой Воде?

И Большой Брат показался Волку до ужаса неловким. Даже странно! После первых радостных приветствий он попытался обнять Волка, но промахнулся, больно стиснул ему морду и попытался лизнуть в ухо. Он никогда так странно не вел себя! Вот и теперь он зачем-то выбросил вперед свою переднюю лапу и больно стукнул Волка по носу. Волк был озадачен. Он же ничего плохого не сделал!

Припав на передние лапы, он попросил Большого Брата поиграть с ним.

Но Большой Брат не обратил на него никакого внимания!

Волк огорченно заскулил и вопросительно заглянул ему в глаза.

Тот смотрел мимо Волка — нет, действительно мимо!

Волк встревожился. Когда Большой Брат так смотрит, значит, он наверняка чем-то сильно недоволен. Может быть, Волк невольно сделал что-то не то?

И тут его осенило. Он перепрыгнул через тушу мертвого морского зверя, разогнал воронов и, откусив кусочек шкуры, принес ее Большому Брату, бросив игрушку к его ногам и выжидающе на него поглядывая. Вот что я принес! Давай поиграем в брось-и-поймай!

Но Бесхвостый Брат, похоже, ничего даже не заметил. И не видел, что там лежит у его ног.

Волк подошел ближе к нему.

И Большой Брат, вытянув переднюю лапу, как-то очень неловко погладил его по морде.

Волк внимательно вгляделся в любимое, совершенно гладкое лицо. Оказалось, что прекрасные волчьи глаза Большого Брата совершенно опухли; из них текла какая-то жидкость, и Волк очень осторожно обнюхал их. Запах был плохой, нечистый. Волк деликатно лизнул один глаз.

Большой Брат охнул, словно от боли, и затаил дыхание, а потом, словно жалуясь, уткнулся лицом в шерсть у Волка на загривке.

И Волк понял. Бедный, бедный Бесхвостый Брат! Он же ничего не видит!

Чтобы приободрить его, Волк потерся мордой о плечо Торака, чтобы даже верхняя шкура Большого Брата пропиталась успокаивающим волчьим запахом, затем ласково потыкался головой ему в грудь и даже подлез под его переднюю лапу, чтобы он мог на него опереться.

Большой Бесхвостый неуверенно встал. Волк подождал, когда он соберется с силами, и, подставляя плечо, вместе с ним шагнул вперед, но так медленно, словно Большой Брат превратился в новорожденного волчонка.

Ничего, он позаботится о Большом Брате! Для начала он отведет его к той добыче — мертвому морскому зверю, который лает, как собака, — и будет терпеливо ждать, пока он поест. А потом, когда он тоже наестся, они вместе отправятся на поиски Большой Сестры.

Date: 2015-09-03; view: 258; Нарушение авторских прав