Алджернон. Значит, мисс Призм просто близорукая старушка. (Сесили

вдевает розу ему в петлицу.) Вы на редкость хорошенькая девушка, Сесили.

Сесили. Мисс Призм говорит, что красота - это только ловушка.

Алджернон. Это ловушка, в которую с радостью попался бы всякий

здравомыслящий человек.

Сесили. Ну, я вовсе не хотела бы поймать здравомыслящего человека. О

чем с ним разговаривать?

Они уходят в дом. Возвращаются мисс Призм и доктор Чезюбл.

Мисс Призм. Вы слишком одиноки, дорогой доктор. Вам следовало бы

жениться. Мизантроп - это я еще понимаю, но женотропа понять не могу.

Чезюбл (физиологическое чувство которого потрясено). Поверьте, я не

заслуживаю такого неологизма. Как теория, так и практика церкви первых веков

христианства высказывалась против брака.

Mисс Призм (нравоучительно). Поэтому церковь первых веков христианства

и не дожила до нашего времени. И вы, должно быть, не отдаете себе отчета,

дорогой доктор, что, упорно отказываясь от женитьбы, человек является

всеобщим соблазном. Мужчинам следует быть осмотрительнее, слабых духом

безбрачие способно сбить с пути истинного.

Чезюбл. Но разве женатый мужчина менее привлекателен?

Мисс Призм. Женатый мужчина привлекателен только для своей жены.

Чезюбл. Увы, даже для нее, как говорят, не всегда.

Мисс Призм. Это зависит от интеллектуального уровня женщины. Зрелый

возраст в этом смысле всего надежней. Спелости можно довериться. А молодые

женщины - это еще зеленый плод.

Доктор Чезюбл делает удивленный жест.

Я говорю агрикультурно. Моя метафора заимствована из садоводства. Но где же

Сесили?

Чезюбл. Может быть, она тоже пошла пройтись до школы и обратно?

Из глубины сада медленно приближается Джек. Он облачен в глубокий траур, с

крепом на шляпе и в черных перчатках.

Мисс Призм. Мистер Уординг!

Чезюбл. Мистер Уординг!

Мисс Призм. Какой сюрприз! А мы вас не ждали раньше понедельника.

Джек (с трагической миной жмет руку мисс Призм). Да, я вернулся раньше,

чем предполагал. Доктор Чезюбл, здравствуйте.

Чезюбл. Дорогой мистер Уординг. Надеюсь, это скорбное одеяние не

означает какой-нибудь ужасной утраты?

Джек. Мой брат.

Мисс Призм. Новые долги и безрассудства?

Чезюбл. В тенетах зла и наслаждения?

Джек (качая головой). Умер.

Чезюбл. Ваш брат Эрнест умер?

Джек. Да, умер. Совсем умер.

Мисс Призм. Какой урок для него! Надеюсь, это ему пойдет на пользу.

Чезюбл. Мистер Уординг, приношу вам мои искренние соболезнования. Для

вас остается по крайней мере утешением, что вы были самым великодушным и

щедрым из братьев.

Джек. Брат Эрнест! У него было много недостатков, но это тяжкий удар.

Чезюбл. Весьма тяжкий. Вы были с ним до конца?

Джек. Нет. Он умер за границей! В Париже. Вчера вечером пришла

телеграмма от управляющего Гранд-отеля.

Чезюбл. И в ней упоминается причина смерти?

Джек. По-видимому, острая простуда.

Мисс Призм. Что посеешь, то и пожнешь.

Чезюбл (воздевая руки). Милосердие, дорогая мисс Призм, милосердие!

Никто из нас не совершенен. Я сам в высшей степени подвержен простуде. А

погребение предполагается здесь, у нас?

Джек. Нет. Он, кажется, завещал, чтобы его похоронили в Париже.

Чезюбл. В Париже! (Покачивает головой.) Да! Значит, он до самого конца

не проявил достаточной серьезности. Вам, конечно, желательно, чтобы я

упомянул об этой семейной драме в моей воскресной проповеди.

Джек горячо пожимает ему руку.

Моя проповедь о манне небесной в пустыне пригодна для любого события,

радостного или, как в данном случае, печального. (Все вздыхают.) Я

произносил ее на празднике урожая, при крещении, конфирмации, в дни скорби и

в дни ликования. В последний раз я произнес ее в соборе на молебствии в

пользу Общества предотвращения недовольства среди высших классов.

Присутствовавший при этом епископ был поражен злободневностью некоторых моих

аналогий.

Джек. А кстати! Вы, кажется, упомянули крещение, доктор Чезюбл. Вы,

конечно, умеете крестить?

Доктор Чезюбл в недоумении.

Я хочу сказать, вам приходится часто крестить?

Мисс Призм. К сожалению, в нашем приходе это одна из главных

обязанностей пастора. Я часто говорила, по этому поводу с беднейшими из

прихожан. Но они, как видно, понятия не имеют об экономии.

Чезюбл. Смею спросить, мистер Уординг, разве вы заинтересованы в судьбе

какого-нибудь определенного ребенка? Ведь сколько мне известно, брат ваш был

холост?

Джек. Да.

Мисс Призм (с горечью). Таковы обычно все живущие исключительно ради

собственного удовольствия.

Джек. Дело касается не ребенка, дорогой доктор. Хотя я и очень люблю

детей. Нет! В данном случае я сам хотел бы подвергнуться обряду крещения, и

не позднее чем сегодня - конечно, если вы свободны.

Чезюбл. Но, мистер Уординг, ведь вас уже крестили.

Джек. Не помню.

Чезюбл. Значит, у вас на этот счет имеются сомнения?

Джек. Если нет, так будут. Но, конечно, я не хотел бы затруднять вас.

Может быть, мне уже поздно креститься?

Чезюбл. Нисколько. Окропление и даже погружение взрослых предусмотрено

каноническими правилами.

Джек. Погружение?

Чезюбл. Не беспокойтесь. Окропления будет вполне достаточно. Оно даже

предпочтительно. Погода у нас такая ненадежная. И в котором часу вы

предполагаете совершить обряд?

Джек. Да я мог бы заглянуть часов около пяти, если вам удобно.

Чезюбл. Вполне. Вполне! Как раз около этого часа я собираюсь совершить

еще два крещения. Это двойня, недавно рожденная у одного из ваших

арендаторов. У Дженкинса, того, знаете, возчика и весьма работящего

человека.

Джек. Мне совсем не улыбается креститься заодно с другими младенцами.

Это было бы ребячество. Не лучше ли тогда в половине шестого?

Чезюбл. Чудесно! Чудесно! (Вынимая часы.) А теперь, мистер Уординг,

позвольте мне покинуть сию обитель скорби. И я от всей души посоветовал бы

вам не сгибаться под бременем горя. То, что представляется нам тяжкими

испытаниями, иногда на самом деле - скрытое благо.

Мисс Призм. Мне оно кажется очень даже явным благом.

Из дома выходит Сесили.

Сесили. Дядя Джек! Как хорошо, что вы вернулись. Но что за ужасный

костюм? Скорее идите переоденьтесь!

Мисс Призм. Сесили!

Чезюбл. Дитя мое! Дитя мое!

Сесили подходит к Джек у, он с грустью целует ее в лоб.

Сесили. В чем дело, дядя? Улыбнитесь. У вас такой вид, словно зубы

болят, а у меня для вас есть сюрприз. Кто бы вы думали сейчас у нас в

столовой? Ваш брат!

Джек. Кто?

Сесили. Ваш брат, Эрнест. Он приехал за полчаса до вас.

Джек. Что за чушь! У меня нет никакого брата.

Сесили. О, не надо так говорить! Как бы дурно он ни вел себя в прошлом,

он все-таки ваш брат. Зачем вы так суровы? Не надо отрекаться от него. Я

сейчас позову его сюда. И вы пожмете ему руку, не правда ли, дядя Джек?

(Бежит в дом.)

Чезюбл. Какое радостное известие!

Мисс Призм. Теперь, когда мы уже примирились с утратой, его возвращение

вызывает особую тревогу.

Джек. Мой брат в столовой? Ничего не понимаю. Какая-то нелепость.

Входит Алджернон за руку с Сесили. Они медленно идут к Джек у.

Силы небесные! (Делает знак Алджернон у, чтобы тот ушел.)

Алджернон. Дорогой брат, я приехал из Лондона, чтобы сказать тебе, что

я очень сожалею о всех причиненных тебе огорчениях и что я намерен в будущем

жить совсем по-иному.

Джек бросает на него грозный взгляд и не берет протянутой руки.

Сесили. Дядя Джек, неужели вы оттолкнете руку вашего брата?

Джек. Ничто не заставит меня пожать ему руку. Его приезд сюда - просто

безобразие. Он знает сам, почему.

Сесили. Дядя Джек, будьте снисходительны. В каждом есть крупица добра.

Эрнест сейчас рассказывал мне о своем бедном больном друге Бенбери, которого

он часто навещает. И, конечно, есть доброе чувство в том, кто отказывается

от всех удовольствий Лондона для того, чтобы сидеть у одра больного.

Джек. Как! Он тебе рассказывал о Бенбери?

Сесили. Да, он рассказал мне о бедном Бенбери и его ужасной болезни.

Джек. Бенбери! Я не желаю, чтобы он говорил с тобой о Бенбери и вообще

о чем бы то ни было. Это слишком!

Алджернон. Признаюсь, виноват. Но я не могу не сознаться, что

холодность брата Джона для меня особенно тяжела. Я надеялся на более

сердечный прием, особенно в мой первый приезд сюда.

Сесили. Дядя Джек, если вы не протянете руку Эрнесту, я вам этого

никогда не прощу!

Джек. Никогда не простишь?

Сесили. Никогда, никогда, никогда!

Джек. Ну хорошо, в последний раз. (Пожимает руку Алджернон у и угрожающе

глядит на него.)

Чезюбл. Как утешительна видеть такое искреннее примирение. Теперь, я

думаю, нам следует оставить братьев наедине.

Мисс Призм. Сесили, идемте со мной.

Сесили. Сейчас, мисс Призм. Я рада, что помогла их примирению.

Чезюбл. Сегодня вы совершили благородный поступок, дитя мое.

Мисс Призм. Не будем поспешны в наших суждениях.

Сесили. Я очень счастлива!

Все, кроме Джек а и Алджернон а, уходят.

Джек. Алджи, перестань озорничать. Ты должен убраться отсюда сейчас же.

Здесь я не разрешаю бенберировать!

Входит Мерримен.

Мерримен. Я поместил вещи мистера Эрнеста в комнате рядом с вашей, сэр.

Полагаю, так и следует, сэр?

Джек. Что?

Мерримен. Чемоданы мистера Эрнеста, сэр. Я внес их в комнату рядом с

вашей спальней и распаковал.

Джек. Его чемоданы?

Мерримен. Да, сэр. Три чемодана, несессер, две шляпные картонки и

большая корзина с провизией.

Алджернон. Боюсь, на этот раз я не смогу пробыть больше недели.

Джек. Мерримен, велите сейчас же подать кабриолет. Мистера Эрнеста

срочно вызывают в город.

Мерримен. Слушаю, сэр. (Уходит в дом.)

Алджернон. Какой ты выдумщик, Джек. Никто меня не вызывает в город.

Джек. Нет, вызывает.

Алджернон. Понятия не имею, кто именно.

Джек. Твой долг джентльмена.

Алджернон. Мой долг джентльмена никогда не мешает моим удовольствиям.

Джек. Готов тебе поверить.

Алджернон. А Сесили - прелестна.

Джек. Не смей в таком тоне говорить о мисс Кардью. Мне это не нравится.

Алджернон. А мне, например, не нравится твой костюм. Ты просто смешон.

Почему ты не пойдешь и не переоденешься? Чистое ребячество носить траур по

человеку, который собирается целую неделю провести у тебя в качестве гостя.

Это просто нелепо!

Джек. Ты ни в коем случае не пробудешь у меня целую неделю, ни в

качестве гостя, ни в ином качестве. Ты должен уехать поездом четыре пять.

Алджернон. Я ни в коем случае не оставлю тебя, пока ты в трауре. Это

было бы не по-дружески. Если бы я был в трауре, ты, полагаю, не покинул бы

меня? Я бы счел тебя черствым человеком, если бы ты поступил иначе.

Джек. А если я переоденусь, тогда ты уедешь?

Алджернон. Да, если только ты не будешь очень копаться. Ты всегда

страшно копаешься перед зеркалом, и всегда без особого толку.

Джек. Уж во всяком случае, это лучше, чем быть всегда расфуфыренным,

вроде тебя.

Алджернон. Если я слишком хорошо одет, я искупаю это тем, что я слишком

хорошо воспитан.

Джек. Твое тщеславие смехотворно, твое поведение оскорбительно, а твое

присутствие в моем саду - нелепо. Однако ты еще поспеешь на поезд четыре

пять и, надеюсь, совершишь приятную поездку в город. На этот раз твое

бенберирование не увенчалось успехом. (Идет в дом.)

Алджернон. А по-моему, увенчалось, да еще каким. Я влюблен в Сесили, а

это самое главное.

В глубине сада появляется Сесили. Она берет лейку и начинает поливать цветы.

Но я должен повидать ее до отъезда и условиться о следующей встрече. А, вот

она!

Сесили. Я пришла полить розы. Я думала, вы с дядей Джек ом.

Алджернон. Он пошел распорядиться, чтобы мне подали кабриолет.

Сесили. Вы поедете с ним кататься?

Алджернон. Нет, он хочет отослать меня.

Сесили. Так, значит, нам предстоит разлука?

Алджернон. Боюсь, что да. И мне это очень грустно.

Сесили. Всегда грустно расставаться с теми, с кем только что

познакомился. С отсутствием старых друзей можно легко примириться. Но даже

недолгая разлука с теми, кого только что узнал, почти невыносима.

Алджернон. Спасибо за эти слова.

Входит Мерримен.

Мерримен. Экипаж подан, сэр.

Алджернон умоляюще глядит на Сесили.

Сесили. Пусть подождет, Мерримен, ну, минут... минут пять.

Мерримен. Слушаю, мисс. (Уходит.)

Алджернон. Надеюсь, Сесили, я не оскорблю вас, если скажу честно и

прямо, что в моих глазах вы зримое воплощение предельного совершенства.

Сесили. Ваша искренность делает вам честь, Эрнест. Если вы позволите, я

запишу ваши слова в свой дневник (Идет к столу и начинает записывать.)

Алджернон. Так вы действительно ведете дневник? Чего бы я не дал за то,

чтобы заглянуть в него. Можно?

Сесили. О нет! (Прикрывает его рукой.) Видите ли, это всего только

запись мыслей и переживаний очень молодой девушки, и, следовательно, это

предназначено для печати. Вот когда мой дневник появится отдельным изданием,

тогда непременно купите его. Но прошу вас, Эрнест, продолжайте. Я очень

люблю писать под диктовку. Я дописала до "предельного совершенства".

Продолжайте. Я готова.

Алджернон (несколько озадачен). Хм! Хм!

Сесили. Не кашляйте, Эрнест. Когда диктуешь, надо говорить медленно и

не кашлять. А к тому же я не знаю, как записать кашель. (Записывает, по мере

того как Алджернон говорит.)

Алджернон (говорит очень быстро). Сесили, как только я увидел вашу

поразительную и несравненную красоту, я осмелился полюбить вас безумно,

страстно, преданно, безнадежно.

Сесили. По-моему, вам не следует говорить мне, что вы любите меня

безумно, страстно, преданно, безнадежно. А кроме того, безнадежно сюда вовсе

не подходит.

Алджернон. Сесили!

Входит Мерримен.

Мерримен. Экипаж ожидает вас, сэр.

Алджернон. Скажите, чтобы его подали через неделю в это же время.

Мерримен (смотрит на Сесили, которая не опровергает слов Алджернон а).

Слушаю, сэр.

Мерримен уходит.

Сесили. Дядя Джек будет сердиться, когда узнает, что вы уедете только

через неделю в это же время.

Алджернон. Мне нет дела до Джек а. Мне нет дела ни до кого, кроме вас. Я

люблю вас, Сесили. Согласны вы быть моей женой?

Сесили. Какой вы глупый! Конечно. Мы ведь обручены уже около трех

месяцев.

Алджернон. Около трех месяцев?!

Сесили. Да, в четверг будет ровно три месяца.

Алджернон. Но каким образом это произошло?

Сесили. С тех пор как дядя Джек признался нам, что у него есть младший

брат, беспутный и порочный, вы стали, конечно, предметом наших разговоров с

мисс Призм: И конечно, тот, о ком так много говорят, становится особенно

привлекательным. Должно же в нем быть что-то выдающееся. Может быть, это

очень глупо с моей стороны, но я полюбила вас, Эрнест.

Алджернон. Милая! Но все-таки когда состоялось обручение?

Сесили. Четырнадцатого февраля. Не в силах больше вынести того, что вы

даже не знаете о моем существовании, я решила так или иначе уладить этот

вопрос и после долгих колебаний обручилась с вами под этим старым милым

деревом. На другой день я купила вот это колечко, ваш подарок, и этот

браслет с узлом верности и дала обещание не снимать их.

Алджернон. Так, значит, это мои подарки? А ведь недурны, правда?

Сесили. Да, у вас очень хороший вкус, Эрнест. За это я вам всегда

прощала ваш беспутный образ жизни. А вот шкатулка, в которой я храню ваши

милые письма. (Нагибается за шкатулкой, открывает ее и достает пачку писем,

перевязанных голубой ленточкой.)

Алджернон. Мои письма? Но, дорогая моя Сесили, я никогда не писал вам

писем.

Сесили. Не надо яапоминать мне об этом. Я слишком хорошо помню, что мне

пришлось писать ваши письма за вас. Я писала их три раза в неделю, а иногда

и чаще.

Алджернон. Позвольте мне прочитать их, Сесили.

Сесили. Ни в коем случае. Вы слишком возгордились бы. (Убирает

шкатулку.) Три письма, которые вы написали мне после нашего разрыва, так

хороши и в них так много орфографических ошибок, что я до сих пор не могу

удержаться от слез, когда перечитываю их.

Алджернон. Но разве наша помолвка расстроилась?

Сесили. Ну конечно. Двадцать второго марта. Вот, можете посмотреть

дневник. (Показывает дневник.) "Сегодня я расторгла нашу помолвку с

Эрнестом. Чувствую, что так будет лучше. Погода по-прежнему чудесная".

Алджернон. Но почему, почему вы решились на это? Что я сделал? Я ничего

такого не сделал, Сесили! Меня в самом деле очень огорчает то, что вы

расторгли нашу помолвку. Да еще в такую чудесную погоду.

Сесили. Какая же это по-настоящему прочная помолвка, если ее не

расторгнуть хоть раз. Но я простила вас на той же неделе.

Алджернон (подходя к ней и становясь на колени). Вы ангел, Сесили!

Сесили. Мой милый сумасброд!

Он целует ее, она ерошит его волосы.

Надеюсь, волосы у вас вьются сами?

Алджернон. Да, дорогая, с небольшой помощью парикмахера.

Сесили. Я так рада.

Алджернон. Больше вы никогда не расторгнете нашей помолвки, Сесили?

Сесили. Мне кажется, что теперь, когда я вас узнала, я этого не смогла

бы. А к тому же ваше имя...

Алджернон (нервно). Да, конечно.

Сесили. Не смейтесь надо мной, милый, но моей девической мечтой всегда

было выйти за человека, которого зовут Эрнест.

Алджернон встает, Сесили тоже.

В этом имени есть нечто внушающее абсолютное доверие. Я так жалею бедных

женщин, мужья которых носят другие имена.

Алджернон. Но, дорогое дитя мое, неужели вы хотите сказать, что не

полюбили бы меня, если бы меня звали по-другому?

Сесили. Как, например?

Алджернон. Ну, все равно, хотя бы - Алджернон...

Сесили. Но мне вовсе не нравится имя Алджернон.

Алджернон. Послушайте, дорогая, милая, любимая девочка. Я не вижу

причин, почему бы вам возражать против имени Алджернон а. Это вовсе не плохое

имя. Более того, это довольно аристократическое имя. Половина ответчиков по

делам о банкротстве носит это имя. Нет, шутки в сторону, Сесили... (Подходя

ближе.) Если бы меня звали Алджи, неужели вы не могли бы полюбить меня?

Сесили (вставая). Я могла бы уважать вас, Эрнест. Я могла бы

восхищаться вами, но, боюсь, что не смогла бы все свои чувства безраздельно

отдать только вам.

Алджернон. Гм! Сесили! (Хватаясь за шляпу.) Ваш пастор, вероятно,

вполне сведущ по части церковных обрядов я церемоний?

Сесили. О, конечно, доктор Чезюбл весьма сведущий человек. Он не

написал ни одной книги, так что вы можете себе представить, сколько у него

сведений в голове.

Алджернон. Я должен сейчас же повидаться с ним... и поговорить о

неотложном крещении... я хочу сказать - о неотложном деле.

Сесили. О!

Алджернон. Я вернусь не позже чем через полчаса.

Сесили. Принимая во внимание, что мы с вами обручены с четырнадцатого

февраля и что встретились мы только сегодня, я думаю, что вам не следовало

бы покидать меня на такой продолжительный срок. Нельзя ли через двадцать

минут?

Алджернон. Я мигом вернусь! (Целует ее и убегает через сад.)

Сесили. Какой он порывистый! И какие у него волосы! Нужно записать, что

он сделал мне предложение.

Входит Mерримен.

Мерримен. Некая мисс Ферфакс хочет видеть мистера Уординга. Говорит,

что он нужен ей по очень важному делу.

Сесили. А разве мистер Уординг не у себя в кабинете?

Мерримен. Мистер Уординг недавно прошел по направлению к дому доктора

Чезюбл а.

Сесили. Попросите эту леди сюда. Мистер Уординг, вероятно, скоро

вернется. И принесите, пожалуйста, чаю.

Мерримен. Слушаю, мисс. (Выходит.)

Сесили. Мисс Ферфакс? Вероятно, одна из тех пожилых дам, которые вместе

с дядей Джек ом занимаются благотворительными делами в Лондоне. Не люблю дам-

филантропок. Они слишком много на себя берут.

Входит Мерримен.

Мерримен. Мисс Ферфакс.

Входит Гвендолен. Мерримен уходит.

Сесили (идя ей навстречу). Позвольте вам представиться. Меня зовут

Сесили Кардью.

Гвендолен. Сесили Кардью? (Идет к ней и пожимает руку.) Какое милое

имя! Я уверена, мы с вами подружимся. Вы мне и сейчас ужасно нравитесь. А

первое впечатление меня никогда не обманывает.

Сесили. Как это мило с вашей стороны, мы ведь с вами так сравнительно

недавно знакомы. Пожалуйста, садитесь.

Гвендолен (все еще стоя). Можно мне называть вас Сесили?

Сесили. Ну конечно!

Гвендолен. А меня зовите просто Гвендолен.

Сесили. Если вам это приятно.

Гвендолен. Значит, решено? Не так ли?

Сесили. Надеюсь.

Пауза. Обе одновременно садятся.

Гвендолен. Теперь, я думаю, самое подходящее время объяснить вам, кто я

такая. Мой отец - лорд Брэкнелл. Вы должно быть никогда не слышали о папе,

не правда ли?

Сесили. Нет, не слыхала.

Гвендолен. К счастью, он совершенно неизвестен за пределами тесного

семейного круга. Это вполне естественно. Сферой деятельности для мужчины,

по-моему, должен быть домашний очаг. И как только мужчины начинают

пренебрегать своими семейными обязанностями, они становятся такими

изнеженными. А я этого не люблю. Это делает мужчин слишком привлекательными.

Моя мама, которая смотрит на воспитание крайне сурово, развила во мне

большую близорукость: это входит в ее систему. Так что вы не возражаете,

Сесили, если я буду смотреть на вас в лорнет?

Сесили. Нет, что вы, Гвендолен, я очень люблю, когда на меня смотрят!

Гвендолен (тщательно обозрев Сесили через лорнет). Вы здесь гостите, не

так ли?

Сесили. О нет. Я здесь живу.

Гвендолен (строго). Вот как? Тогда здесь находится, конечно, ваша

матушка, или хотя бы какая-нибудь пожилая родственница?

Сесили. Нет. У меня нет матери, да и родственниц никаких нет.

Гвендолен, Что вы говорите?

Сесили. Мой дорогой опекун с помощью мисс Призм взял на себя тяжкий

труд заботиться о моем воспитании.

Гвендолен. Ваш опекун?

Сесили. Да, я воспитанница мистера Уординга.

Гвендолен. Странно! Он никогда не говорил мне, что у него есть

воспитанница. Какая скрытность! Он становится интереснее с каждым часом. Но

я не сказала бы, что эта новость вызывает у меня восторг. (Бегает и

направляется к Сесилы.) Вы мне очень нравитесь, Сесили. Вы мне понравились с

первого взгляда, но должна сказать, что сейчас, когда я узнала, что вы

воспитанница мистера Уординга, я бы хотела, чтобы вы были... ну, чуточку

постарше и чуточку менее привлекательной. И знаете, если уж говорить

откровенно...

Сесили. Говорите! Я думаю, если собираются сказать неприятное, надо

говорить откровенно.

Гвендолен. Так вот, говоря откровенно, Сесили, я хотела бы, чтобы вам

было не меньше чем сорок два года, а с виду и того больше. У Эрнеста честный

и прямой характер. Он воплощенная искренность и честь. Неверность для него

так же невозможна, как и обман. Но даже самые благородные мужчины до

чрезвычайности подвержены женским чарам. Новая история, как и древняя, дает

тому множество плачевных примеров. Если бы это было иначе, то историю было

бы невозможно читать.

Сесили. Простите, Гвендолен, вы, кажется, сказали - Эрнест?

Гвендолен. Да.

Сесили. Но мой опекун вовсе не мистер Эрнест Уординг - это его брат,

старший брат.

Гвендолен (снова усаживаясь). Эрнест никогда не говорил мне, что у него

есть брат.

Сесили. Как ни грустно, но они долгое время не ладили.

Гвендолен. Тогда понятно. А к тому же я никогда не слыхала, чтобы

мужчины говорили о своих братьях. Тема эта для них, по-видимому, крайне

неприятна. Сесили, вы успокоили меня. Я уже начинала тревожиться. Как ужасно

было бы, если бы облако омрачило такую дружбу, как наша. Но вы совершенно,

совершенно уверены, что ваш опекун не мистер Эрнест Уординг?

Сесили. Совершенно уверена. (Пауза.) Дело в том, что я сама собираюсь

его опекать.

Гвендолен (не веря ушам). Что вы сказали?

Сесили (смущенно и как бы по секрету). Дорогая Гвендолен, у меня нет

никаких оснований держать это в тайне. Ведь даже наша местная газета объявит

на будущей неделе о моей помолвке с мистером Эрнестом Уордингом.

Гвендолен (вставая, очень вежливо). Милочка моя. Тут какое-то

недоразумение. Мистер Эрнест Уординг обручен со мной. И об этом будет

объявлено в "Морнинг пост" не позднее субботы.

Сесили (вставая и не менее вежливо). Боюсь, вы ошибаетесь. Эрнест

сделал мне предложение всего десять минут назад. (Показывает дневник.)

Гвендолен (внимательно читает дневник сквозь лорнет). Очень странно,

потому что он просил меня быть его женой не далее как вчера в пять тридцать

пополудни. Если вы хотите удостовериться в этом, пожалуйста. (Достает свой

дневник.) Я никуда не выезжаю без дневника. В поезде всегда надо иметь для

чтения что-нибудь захватывающее. Весьма сожалею, дорогая Сесили, если это

вас огорчит, но боюсь, что я первая.

Сесили. Я была бы очень огорчена, дорогая Гвендолен, если бы причинила

вам душевную или физическую боль, но все же приходится разъяснить вам, что

Эрнест явно передумал после того, как сделал вам предложение.

Гвендолен (размышляя вслух). Если кто-то вынудил моего бедного жениха

дать какие-то опрометчивые обещания, я считаю своим долгом немедленно и со

всей решимостью прийти к нему на помощь.

Сесили (задумчиво и грустно). В какую бы предательскую ловушку ни попал

мой дорогой мальчик, я никогда не попрекну его этим после свадьбы.

Гвендолен. Не на меня ли вы намекаете, мисс Кардью, упоминая о ловушке?

Вы чересчур самонадеянны. Говорить правду в подобных случаях не только

моральная потребность. Это удовольствие.

Сесили. Не меня ли вы обвиняете, мисс Ферфакс, в том, что я вынудила у

Эрнеста признание? Как вы смеете? Теперь не время носить маску внешних

приличий. Если я вижу лопату, я и называю ее лопатой.

Гвендолен (насмешливо). Рада довести до вашего сведения, что я никогда

в жизни не видела лопаты. Совершенно ясно, что мы вращаемся в различных

социальных сферах.

Входит Мерримен, за ним лакей с подносом, скатертью и подставкой для

чайника. Сесили уже готова возразить, но присутствие слуг заставляет ее

сдержаться, так же как и Гвендолен.

Мерримен. Чай накрывать здесь, как всегда, мисс?

Сесили (сурово, но спокойно). Да, как всегда.

Мерримен начинает освобождать стол и накрывать к чаю. Продолжительная пауза.

Сесили и Гвендолен яростно глядят друг на друга.

Гвендолен. Есть у вас тут интересные прогулки, мисс Кардью?

Сесили. О да, сколько угодно. С вершины одного из соседних холмов видно

пять графств.

Гвендолен. Пять графств! Я бы этого не вынесла. Ненавижу тесноту!

Сесили (очень любезно). Именно поэтому вы, вероятно, живете в Лондоне.

Гвендолен (закусывает губу и нервно постукивает зонтиком по ноге,

озираясь). Очень милый садик, мисс Кардью.

Сесили. Рада, что он вам нравится, мисс Ферфакс.

Гвендолен. Я и не предполагала, что в деревне могут быть цветы.

Сесили. О, цветов тут столько же, сколько в Лондоне людей.

Гвендолен. Лично я не могу понять, как можно жить в деревне - конечно,

если ты не полное ничтожество. На меня деревня всегда наводит скуку.

Сесили. Да? Это как раз то, что газеты называют сельскохозяйственной

депрессией. Мне кажется, аристократы именно сейчас особенно часто страдают

от этой болезни. Как мне рассказывали, среди них это своего рода эпидемия.

Не угодно ли чаю, мисс Ферфакс?

Гвендолен (с подчеркнутой вежливостью). Благодарствуйте. (В сторону.)

Несносная девчонка! Но мне хочется чаю.

Сесили (очень любезно). Сахару?

Гвендолен (надменно). Нет, благодарю вас. Сахар сейчас не в моде.

Сесили (сердито смотрит на нее, берет щипцы и кладет в чашку четыре

куска сахара, сурово). Вам пирога или хлеба с маслом?

Гвендолен (со скучающим видом). Хлеба, пожалуйста. В хороших домах

сейчас не принято подавать сладкие пироги.

Сесили (отрезает большой кусок сладкого пирога и кладет на тарелочку).

Передайте это мисс Ферфакс.

Мерримен выполняет приказание и уходит, сопровождаемый лакеем.

Гвендолен (пьет чай и морщится. Отставив чашку, она протягивает руку за

хлебом и видит, что это пирог; вскакивает в негодовании). Вы наложили мне

полную чашку сахару, и хотя я совершенно ясно просила у вас хлеба, вы

подсунули мне пирог. Всем известны моя деликатность и мягкость характера, но

предупреждаю вас, мисс Кардью, вы заходите слишком далеко.

Сесили (в свою очередь вставая). Чтобы спасти моего бедного, ни в чем

не повинного, доверчивого мальчика от происков коварной женщины, я готова на

все!

Гвендолен. С той самой минуты, как я увидела вас, вы мне внушили

недоверие. Я почувствовала, что вы притворщица и обманщица. Меня вам не

провести. Мое первое впечатление никогда меня не обманывает.

Сесили. Мне кажется, мисс Ферфакс, я злоупотребляю вашим драгоценным

временем. Вам, вероятно, предстоит сделать еще несколько таких же визитов в

нашем графстве.

Входит Джек.

ГвендоЛен (заметив его). Эрнест! Мой Эрнест!

Джек. Гвендолен!.. Милая! (Хочет поцеловать ее.)

Гвендолен (отстраняясь). Минуточку! Могу ли я спросить - обручены ли вы

с этой молодой леди? (Указывает на Сесили.)

Джек (смеясь). С милой крошкой Сесили? Ну конечно, нет. Как могла

возникнуть такая мысль в вашей хорошенькой головке?

Гвендолен. Благодарю вас. Теперь можно. (Подставляет щеку.)

Сесили (очень мягко). Я так и знала, что тут какое-то недоразумение,

мисс Ферфакс. Джентльмен, который сейчас обнимает вас за талию, это мой

дорогой опекун, мистер Джон Уординг.

Гвендолен. Как вы сказали?

Сесили. Да, это дядя Джек.

Гвендолен (отступая). Джек! О!

Входит Алджернон.

Сесили. А вот это Эрнест!

Алджернон (никого не замечая, идет прямо к Сесили). Любимая моя! (Хочет

ее поцеловать.)

Сесили (отступая). Минуточку, Эрнест. Могу ли я спросить вас - вы

обручены с этой молодой леди?

Алджернон (озираясь). С какой леди? Силы небесные, Гвендолен!

Сесили. Вот именно, силы небесные Гвендолен. С этой самой Гвендолен!

Алджернон (смеясь). Ну конечно, нет. Как могла возникнуть такая мысль в

вашей хорошенькой головке?

Сесили. Благодарю вас. (Подставляет щеку для поцелуя.) Теперь можно.

Алджернон целует ее.

Гвендолен. Я чувствовала, что тут что-то не так, мисс Кардью.

Джентльмен, который сейчас обнимает вас, - мой кузен, мистер Алджернон

Монкриф.

Сесили (отстраняясь от Алджернон а). Алджернон Монкриф? О!

Девушки идут друг к другу и обнимаются за талию, как бы ища защиты друг у

друга.

Сесили. Так вас зовут Алджернон?

Алджернон. Не могу отрицать.

Сесили. О!

Гвендолен. Вас действительно зовут Джон?

Джек (горделиво). При желании я мог бы это отрицать. При желании я мог

бы отрицать все что угодно. Но меня действительно зовут Джон. И уже много

лет.

Сесили (обращаясь к Гвендолен). Мы обе жестоко, обмануты.

Гвендолен. Бедная моя оскорбленная Сесили!

Сесили. Дорогая обиженная Гвендолен!

Гвендолен (медленно и веско). Называй меня сестрой, хочешь?

Они обнимаются. Джек и Алджернон вздыхают и прохаживаются по дорожке.

Сесили (спохватившись). Есть один вопрос, который я хотела бы задать

моему опекуну.

Гвендолен. Прекрасная идея! Мистер Уординг, я хотела бы задать вам один

вопрос. Где ваш брат Эрнест? Мы обе обручены с вашим братом Эрнестом, и нам

весьма важно знать, где сейчас находится ваш брат Эрнест.

Джек (медленно и запинаясь). Гвендолен, Сесили... Мне очень жаль, но

надо открыть вам всю правду. Я в первый раз в жизни оказался в таком

затруднительном положении, мне никогда не приходилось говорить правду. Но я

признаюсь вам по чистой совести, что у меня нет никакого брата Эрнеста. У

меня вообще нет брата. Никогда в жизни у меня не было брата, и у меня нет ни

малейшего желания обзаводиться им в будущем.

Сесили (с изумлением). Никакого брата?

Джек (весело). Ровно никакого.

Гвендолен (сурово). И никогда не было?

Джек (сияя). Никогда.

Гвендолен. Боюсь, Сесили, что обе мы ни с кем не обручены.

Сесили. Как неприятно для молодой девушки оказаться в таком положении.

Не правда ли?

Гвендолен. Пойдемте в дом. Они едва ли осмелятся последовать за нами.

Сесили. Ну что вы, мужчины так трусливы.

Полные презрения, они уходят в дом.

Джек. Так это безобразие и есть то, что ты называешь бенберированием?

Алджернон. Да, и притом исключительно удачным. Так замечательно

бенберировать мне еще ни разу в жизни не приходилось.

Джек. Так вот, бенберировать здесь ты не имеешь права.

Алджернон. Но это же нелепо. Каждый имеет право бенберировать там, где

ему вздумается. Всякий серьезный бенберист знает это.

Джек. Серьезный бенберист! Бог мой!

Алджернон. Надо же в чем-то быть серьезным, если хочешь наслаждаться

жизнью. Я, например, бенберирую серьезно. В чем ты серьезен, этого я не

успел установить. Полагаю - во всем. У тебя такая ординарная натура.

Джек. Что мне нравится во всей этой истории, - это то, что твой друг

Бенбери лопнул. Теперь тебе не удастся так часто спасаться в деревне,

дорогой мой. Оно и к лучшему.

Алджернон. Твой братец тоже слегка полинял, дорогой Джек. Теперь тебе

не удастся пропадать в Лондоне, как ты это проделывал раньше. Это тоже

неплохо.

Джек. А что касается твоего поведения с мисс Кардью, то я должен тебе

заявить, что обольщать такую милую, простую, невинную девушку совершенно

недопустимо. Не говоря уже о том, что она под моей опекой.

Алджернон. А я не вижу никакого оправдания тому, что ты обманываешь

такую блестящую, умную и многоопытную молодую леди, как мисс Ферфакс. Не

говоря уже о том, что она моя кузина.

Джек. Я хотел обручиться с Гвендолен, вот и все. Я люблю ее.

Алджернон. Ну и я просто хотел обручиться с Сесили. Я ее обожаю.

Джек. Но у тебя нет никаких шансов жениться на мисс Кардью.

Алджернон. Еще менее вероятно то, что тебе удастся обручиться с мисс

Ферфакс.

Джек. Это не твое дело.

Алджернон. Будь это моим делом, я бы и говорить не стал. (Принимается

за сдобные лепешки.) Говорить о собственных делах очень вульгарно. Этим

занимаются только биржевые маклеры, да и то больше на званых обедах.

Джек. И как тебе не стыдно преспокойно уплетать лепешки, когда мы оба

попали в такую беду? Бессердечный эгоист!

Алджернон. Но не могу же я есть лепешки волнуясь. Я бы запачкал маслом

манжеты. Лепешки надо есть спокойно. Это единственный способ есть лепешки.

Джек. А я говорю, что при таких обстоятельствах вообще бессердечно есть

лепешки.

Алджернон. Когда я расстроен, единственное, что меня успокаивает, это

еда. Люди, которые меня хорошо знают, могут засвидетельствовать, что при

крупных неприятностях я отказываю себе во всем, кроме еды и питья. Вот и

сейчас я ем лепешки потому, что несчастлив. Ну, и' кроме того, я очень люблю

деревенские лепешки. (Встает.)

Джек (встает). Но это еще не причина, чтобы уничтожить их все без

остатка. (Отнимает у Алджернона блюдо с лепешками.)

Алд-жернон (подставляя ему пирог). Может быть, ты возьмешь пирога? Я не

люблю пироги.

Джек. Черт возьми! Неужели человек не может есть свои собственные

лепешки в своем собственном саду?

Алджернон. Но ты только что утверждал, что есть лепешки - бессердечно.

Джек. Я говорил, что при данных обстоятельствах это бессердечно с твоей

стороны. А это совсем другое дело.

Алджернон. Может быть. Но лепешки-то ведь те же самые. (Отбирает у

Джек а блюдо с лепешками.)

Джек. Алджи, прошу тебя, уезжай.

Алджернон. Не можешь ты выпроводить меня без обеда. Это немыслимо. Я

никогда не ухожу, не пообедав. На это способны лишь вегетарианцы. А кроме

того, я только что договорился с доктором Чезюбл ом. Он окрестит меня, и без

четверти шесть я стану Эрнестом.

Джек. Дорогой мой, чем скорей ты выкинешь из головы эту блажь, тем

лучше. Я сегодня утром договорился с доктором Чезюбл ом, в половине шестого

он окрестит меня и, разумеется, даст Мне имя Эрнест. Гвендолен этого

требует. Не можем мы оба принять имя Эрнест. Это нелепо. Кроме того, я имею

право креститься. Нет никаких доказательств, что меня когда-либо крестили.

Весьма вероятно, что меня и не крестили, доктор Чезюбл того же мнения. А с

тобой дело обстоит совсем иначе. Ты-то уже наверно был крещен.

Алджернон. Да, но с тех пор меня ни разу не крестили.

Джек. Положим, но один раз ты был крещен. Вот что важно.

Алджернон. Это верно. И теперь я знаю, что могу это перенести. А если

ты не уверен, что уже подвергался этой операции, то это для тебя очень

рискованно. Это может причинить тебе большой вред. Не забывай, что всего

неделю назад твой ближайший родственник чуть не скончался в Париже от острой

простуды.

Джек. Да, но ты сам сказал, что простуда - болезнь не наследственная.

Алджернон. Так считали прежде, это верно, но так ли это сейчас? Наука

идет вперед гигантскими шагами.

Джек (отбирая блюдо с лепешками). Глупости, ты всегда говоришь

глупости!

Алджернон. Джек, ты опять принялся за лепешки! А как же я? Там только

две и остались. (Берет их.) Я же сказал тебе, что люблю лепешки.

Джек. А я ненавижу сладкий пирог.

Алджернон. С какой же стати ты позволяешь угощать твоих гостей пирогом?

Странное у тебя представление о гостеприимстве.

Джек. Алджернон, я уже говорил тебе - уезжай. Я не хочу, чтобы ты

оставался. Почему ты не уходишь?

Алджернон. Я еще не допил чай, и надо же мне доесть лепешку.

Джек со стоном опускается в кресло. Алджернон продолжает есть.

Занавес.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Гостиная в поместье м-ра Уординга. Гвендолен и Сесил и, стоя у окна,

смотрят в сад.

Гвендолен. То, что они сразу не пошли за нами в дом, как и можно было

ожидать, доказывает, по-моему, что у них еще сохранилась капля стыда.

Сесили. Они едят лепешки. Это похоже на раскаяние.

Гвендолен (помолчав). Они, видимо, не замечают нас. Может быть, вы

попробуете кашлянуть?

Сесили. Но у меня нет кашля.

Гвендолен. Они смотрят на нас. Какая дерзость!

Сесили. Они идут сюда. Как самонадеянно с их стороны.

Гвендолен. Будем хранить горделивое молчание.

Сесили. Конечно. Ничего другого не остается.

Входит Джек, за ним Алджернон. Они насвистывают мотив какой-то

ужасающей арии из английской оперы.

Гвендолен. Горделивое молчание приводит к печальным результатам.

Сесили. Очень печальным.

Гвендолен. Но мы не можем заговорить первыми.

Сесили. Конечно, нет.

Гвендолен. Мистер Уординг, у меня к вам личный вопрос. Многое зависит

от вашего ответа.

Сесили. Гвендолен, ваш здравый смысл меня просто восхищает. Мистер

Монкриф, будьте добры ответить мне на следующий вопрос. Для чего вы пытались

выдать себя за брата моего опекуна?

Алджернон. Чтобы иметь предлог познакомиться с вами.

Сесили (обращаясь к Гвендолен). Мне кажется, это удовлетворительное

объяснение. Как по-вашему?

Гвендолен. Да, моя дорогая, если только можно ему верить.

Сесили. Я не верю. Но это не умаляет удивительного благородства его

ответа.

Гвендолен. Это так. В важных вопросах главное не искренность, а стиль.

Мистер Уординг, чем вы объясните вашу попытку выдумать себе брата? Не затем

ли вы на это пошли, чтобы иметь предлог как можно чаще бывать в Лондоне и

видеть меня?

Джек. Неужели вы можете сомневаться в этом, мисс Ферфакс?

Гвендолен. У меня на этот счет большие сомнения. Но я решила ими

пренебречь. Сейчас не время для скептицизма в духе немецких философов.

(Подходит к Сесили.) Их объяснения кажутся мне удовлетворительными, особенно

объяснение мистера Уординга. Оно звучит правдиво.

Сесили. Мне более чем достаточно того, что сказал мистер Монкриф. Один

его голос внушает мне абсолютное доверие.

Гвендолен. Так вы думаете - мы можем простить их?

Сесили. Да. То есть нет.

Гвендолен. Верно! Я совсем позабыла. На карту поставлен принцип, и нам

нельзя уступать. Но кто из нас скажет им это? Обязанность не из приятных.

Сесили. А не можем ли мы сказать это вместе?

Гвейдолен. Прекрасная идея! Я почти всегда говорю одновременно со своим

собеседником. Только держите такт.

Сесили. Хорошо.

Гвендолен отбивает такт рукой.

Гвендолен и Сесили (говоря вместе). Неодолимым препятствием по-прежнему

являются ваши имена. Так и знайте!

Джек и Алджернон (говоря вместе). Наши имена? И только-то? Но нас

окрестят сегодня же.

Гвендолен (Джек у). И вы ради меня идете на такое испытание?

Джек. Иду!

Сесили (Алджернон у). Чтобы сделать мне приятное', вы согласны это

перенести?

Алджернон. Согласен!

Гвендолен. Как глупы все разговоры о равенстве полов. Когда дело

доходит до самопожертвования, мужчины неизмеримо выше нас.

Джек. Вот именно! (Пожимает руку Алджернон у.)

Сесили. Да, порой они проявляют такое физическое мужество, о каком мы,

женщины, и понятия не имеем.

Гвендолен (Джек у). Милый!

Алджернон (Сесили). Милая!

Все четверо обнимаются. Входит Мерримен. Поняв ситуацию, он вежливо

покашливает.

Мерримен. Хм! Хм! Леди Брэкнелл.

Джек. Силы небесные!..

Входит леди Брэкнелл. Влюбленные испуганно отстраняются друг от друга.

Мерримен уходит.

Леди Брэкнелл. Гвендолен! Что это значит?

Гвендолен. То, что я помолвлена с мистером Уордингом. Только и всего,

мама.

Леди Брэкнелл. Поди сюда. Сядь. Сядь сейчас же. Нерешительность - это

признак душевного упадка у молодых и физического угасания у пожилых.

(Повернувшись к Джек у.) Поставленная в известность о внезапном исчезновении

моей дочери ее доверенной горничной, чье усердие я раз и навсегда обеспечила

посредством небольшой денежной мзды, я тотчас последовала за ней в товарном

поезде. Ее бедный отец воображает, что она находится сейчас на несколько

затянувшейся популярной лекции о влиянии, которое рента оказывает на

развитие мысли. И это очень хорошо. Я не намерена разуверять его. Я стараюсь

никогда не разуверять его ни в чем. Я бы считала это недостойным себя. Но

вы, конечно, понимаете, что обязаны отныне прекратить всякие отношения с

моей дочерью. И немедленно! В этом вопросе, как, впрочем, и во всех других,

я не пойду ни на какие уступки.

Джек. Я обручен с Гвендолен, леди Брэкнелл.

Леди Брэкнелл. Ничего подобного, сэр. А что касается Алджернон а...

Алджернон!

Алджернон. Да, тетя Августа?

Леди Брэкнелл. Скажи мне, не в этом ли доме обитает твой больной друг

мистер Бенбери?

Алджернон (запинаясь). Да! Нет. Бенбери живет не здесь. Сейчас Бенбери

здесь нет. По правде говоря, Бенбери умер.

Леди Брэкнелл. Умер? А когда именно скончался мистер Бенбери? Судя по

всему, он умер скоропостижно.

Алджернон (беззаботно). О, Бенбери я сегодня убил. Я хочу сказать -

бедняга Бенбери умер сегодня днем.

Леди Брэкнелл. А что было причиной его смерти?

Алджернон. Бенбери?.. Он... он лопнул, взорвался...

Леди Брэкнелл. Взорвался? Может быть, он стал жертвой террористического

акта? Я не предполагала, что мистер Бенбери интересуется социальными

проблемами. Ну, а если так, поделом ему за такие нездоровые интересы.

Алджернон. Дорогая тетя Августа, я хочу сказать, что его вывели на

чистую воду. То есть доктора установили, что жить он больше не может, вот

Бенбери и умер.

Леди Брэкнелл. По-видимому, он придавал слишком большое значение

диагнозу своих врачей. Но во всяком случае, я рада, что наконец-то он избрал

какую-то определенную линию поведения и до конца не был лишен медицинской

помощи. Но теперь, когда мы наконец избавились от этого мистера Бенбери,

могу я спросить, мистер Уординг, что за молодая особа, которую сейчас держит

за руку мой племянник Алджернон совершенно неподобающим, с моей точки

зрения, образом.

Джек. Эта леди - мисс Сесили Кардью, моя воспитанница.

Леди Брэкнелл холодно кланяется Сесили.

Алджернон. Я помолвлен с Сесили, тетя Августа.

Леди Брэкнелл. Как ты сказал?

Сесили. Мистер Монкриф и я помолвлены, леди Брэкнелл.

Леди Брэкнелл (вздрогнув, проходит к дивану и садится). Не знаю, может

быть, воздух этой части Хартфордшира действует как-то особенно возбуждающе,

но только число обручений, здесь заключенных, кажется мне много выше той

нормы, которую предписывает нам статистическая наука. Я считаю, с моей

стороны уместно будет задать несколько предварительных вопросов. Мистер

Уординг, мисс Кардью тоже имеет отношение к одному из главных лондонских

вокзалов? Мне нужны только факты. До вчерашнего дня я не предполагала, что

есть фамилии или лица, происхождение которых ведет начало от конечной

станции.

Джек Сене себя от ярости, но сдерживается, звонко и холодно). Мисс

Кардью - внучка покойного мистера Томаса Кардью - Белгрэйв-сквер 149, Ю.-З;

Джервезпарк, Доркинг в Сэррее; и Спорран, Файфшир, Северная Англия.

Леди Брэкнелл. Это звучит внушительно. Три адреса всегда вызывают

доверие к их обладателю, даже если это поставщик. Но где гарантия, что

адреса не вымышлены?

Джек. Я нарочно сохранил "Придворный альманах" за те годы. Они доступны

для вашего обозрения, леди Брэкнелл.

Леди Брэкнелл (угрюмо). Мне попадались странные опечатки в этом

издании.

Джек. Делами мисс Кардью занимается фирма Маркби, Маркой и Маркой.

Леди Брэкнелл. Маркой, Маркби и Маркой. Фирма, пользующаяся авторитетом

в своем кругу. Мне даже говорили, что одного из господ Маркби иногда

встречают на званых обедах. Ну что ж, пока это весьма удовлетворительно.

Джек (крайне раздраженно). Как это мило с вашей стороны, леди Брэкнелл.

К вашему сведению могу добавить, что я располагаю свидетельствами о рождении

мисс Кардью и ее крещении, справками о кори, коклюше, прививке оспы,

принятии причастия, а также о краснухе и желтухе.

Леди Брэкнелл. О, какая богатая приключениями жизнь, даже, может быть,

слишком бурная для такой молодой особы. Я, со своей стороны, не одобряю

преждевременной опытности. (Встает, смотрит на часы.) Гвендолен, время

нашего отъезда приближается. Нам нельзя терять ни минуты. Хотя это

всего-навсего проформа, мистер Уординг, но я должна еще осведомиться, не

располагает ли мисс Кардью каким-либо состоянием.

Джек. Да. Около ста тридцати тысяч фунтов в государственной ренте. Вот

и все. Прощайте, леди Брэкнелл. Очень приятно было поговорить с вами.

Леди Брэкнелл (снова усаживается). Минуточку, минуточку, мистер

Уординг. Сто тридцать тысяч! И в государственной ренте. Мисс Кардью при

ближайшем рассмотрении представляется мне весьма привлекательной особой. В

наше время немногие девушки обладают по-настоящему солидными качествами,

долговечными и даже улучшающимися от времени. К сожалению, должна сказать,

что мы живем в поверхностный век. (Обращаясь к Сесили.) Подойдите, милочка.

Сесили подходит.

Бедное дитя, платье у вас такое простенькое и волосы почти такие же, какими

их создала природа. Но это все поправимо. Опытная французская камеристка в

очень короткий срок добьется удивительных результатов. Помню, я

рекомендовала камеристку леди Лансинг-младшей, и через три месяца ее не

узнавал собственный ее муж.

Джек. А через шесть месяцев ее уже никто не мог узнать.

Леди Брэкнелл (бросает грозный взгляд на Джек а, а потом с заученной

улыбкой обращается к Сесили). Пожалуйста, повернитесь, дитя мое.

Сесили поворачивается к ней спиной.

Нет, нет, в профиль.

Сесили становится в профиль.

Леди Брэкнелл. Именно этого я и ожидала. В вашем профиле есть данные. С

таким профилем можно иметь успех в обществе. Два наиболее уязвимых пункта

нашего времени - это отсутствие принципов и отсутствие профиля. Подбородок

чуть повыше, дорогая моя. Стиль в значительной степени зависит от того, как

держать подбородок. Теперь его держат очень высоко. Алджернон!

Алджернон. Да, тетя Августа?

Леди Брэкнелл. С таким профилем мисс Кардью может рассчитывать на успех

в обществе.

Алджернон. Сесили самая милая, дорогая, прелестная девушка во всем

свете. И какое мне дело до ее успехов в обществе.

Леди Брэкнелл. Никогда не говори неуважительно об обществе, Алджернон.

Так поступают только те, кому закрыт доступ в высший свет. (Обращается к

Сесили.) Дитя мое, вы, конечно, знаете, что у Алджернона нет ничего, кроме

долгов. Но я не сторонница браков по расчету. Когда я выходила за лорда

Брэкнелла, у меня не было никакого приданого. Однако я и мысли не допускала,

что это может послужить препятствием. Поэтому я думаю, что могу благословить

ваш брак.

Алджернон. Благодарю вас, тетя Августа!

Леди Брэкнелл. Сесили, поцелуйте меня, дорогая.

Сесили (целует). Благодарю вас, леди Брэкнелл.

Леди Брэкнелл. Можете впредь называть меня тетя Августа.

Сесили. Благодарю вас, тетя Августа.

Леди Брэкнелл. Свадьбу, я думаю, не стоит откладывать.

Алджернон. Благодарю вас, тетя Августа.

Сесили. Благодарю вас, тетя Августа.

Леди Брэкнелл. Я, по правде говоря, не одобряю длительных помолвок. Это

дает возможность узнать характер другой стороны, что, по-моему, не

рекомендуется.

Джек. Прошу прощения, что прерываю вас, леди Брэкнелл, но ни о какой

помолвке в данном случае не может быть и речи. Я опекун