Первые итоги. Какие же выводы можно сделать уже из первой части нашего эксперимента.

Какие же выводы можно сделать уже из первой части нашего эксперимента?

Питье. В период с 25 по 28 мая я пил соленую воду три дня, а Джек -

два. Все это время выделения организма были в норме, и жажды мы не

испытывали. Значит, морскую воду пить можно, не следует только доводить дело

до обезвоживания организма. Для того чтобы уменьшить жажду, мы иногда

закрывали себе лицо тряпкой, смоченной в морской воде, и подставляли его

солнцу. Пойманный морской окунь два дня снабжал нас и едой и питьем. В таких

случаях самое опасное - это слишком поспешное возвращение к обычным нормам

питания. Затем мы шесть дней сидели на морской воде, и это, пожалуй,

является пределом. Потом два дня снова пили рыбий сок. Никакого нарушения

работы почек не замечалось. Короче говоря, из четырнадцати дней три-четыре

дня мы пили рыбий сок, а десять дней - морскую воду. Нам удалось без труда

выдержать этот период в десять дней, потому что он был разделен на две

части.

Еда. Голод заявляет о себе следующим образом: в первый и частично во

второй день схваткообразные боли. На третий день боли исчезают и вместо них

появляется сонливость и чувство постоянной усталости. Чтобы уменьшить

потребность организма в питании, необходимо его "натренировать" и вести в

основном вегетарианский образ жизни.

Кровяное давление у нас почти не менялось, но в этом отношении наша

экспедиция была слишком непродолжительной, чтобы можно было делать выводы.

Следует остерегаться конъюнктивита или воспаления глаз в связи с

сильным солнечным отражением на блестящей поверхности моря.

Употребление морской воды не вызвало у нас ни поноса, ни рвоты. Желудок

почти не работал в течение двенадцати дней, но это не сопровождалось болями,

налетами на языке и слизистых, дурным запахом изо рта или чем-либо подобным.

Правда, газы выделялись в большом количестве.

Склонности к обморокам не было ни у Джека, ни у меня.

Уже на третий день кожа у нас стала сухой, но никакой сыпи не

показывалось. Ноги не отекали. У меня в течение двух дней был отек лица,

ясно видный в кинофильме. Раны заживали очень плохо, и замечалась склонность

к нагноениям.

На пятый день у меня появился флюс на первом правом нижнем коренном

зубе. Он вскоре назрел и прорвался, но затвердение и небольшая боль

чувствовались еще долго. Слизистые, в частности губы, были сухи только

вначале.

Я не хочу останавливаться на подробностях, но скажу еще несколько слов

о снаряжении и о моем спутнике. Снаряжение не обмануло моих ожиданий: оно

выдержало самые сильные волны. Нужно было укрепить только две вещи: мачту и

кили.

Что же касается Джека, то он оказался прекрасным моряком. Сумев

проделать путь от Монако до испанских берегов, он сделал то, что многие из

опытных моряков считали невозможным; специалисты ожидали, что в лучшем

случае мы доберемся до Корсики или до Сицилии. Кроме того, он проявил себя

деятельным, мужественным и бескорыстным товарищем. Он всегда стремился

занять самое неудобное место в лодке и всегда был наготове в трудные минуты.

Никогда он не жаловался и никогда не был пессимистом больше, чем того

требовали обстоятельства. Он доказал, что можно определить координаты даже

на таком простом суденышке, как наше. Ни разу он не терял веры в успех. О

таком спутнике можно было только мечтать!

Джек Пальмер сопровождал бы меня до конца. Больше того, вздумай я

отказаться от своей затеи, он заставил бы меня продолжать путь. Но... я не

мог предвидеть, что слишком продолжительная остановка лишит его мужества и

заставит отказаться от дальнейшего плавания. Джек привел нашу лодку в

Танжер, к начальному этапу моей большой атлантической экспедиции. Если бы не

он, я бы никогда туда не добрался.

X x x

Наконец, вот и Сеута. День был праздничный, никто не работал, и капитан

отказался следовать дальше, чтобы выгрузить нас в Танжере. Он даже не стал

слушать наших доводов. Наконец, когда вмешался радист, капитан согласился

довезти нас до Танжера, если мы достанем тройное разрешение: полиции,

таможни и начальника порта. Было 10 часов 30 минут. Судно должно было

отчалить в 15 часов. Уходя, мы слышали голос капитана: "Разрешение из трех

учреждений... и в праздничный день? Я совершенно спокоен!.." Однако в 12

часов 30 минут все было улажено. Испанские власти - полиция и таможня -

выполнили все формальности на основе простого устного заявления, а начальник

порта приказал внести в судовой журнал "Монте-Бискарги" распоряжение

выгрузить нас вблизи Танжера.

Вскоре "Монте-Бискарги" покинул Сеуту. В 21 час 30 минут "Еретик",

накачанный на палубе, был спущен на воду. Капитан, чрезвычайно скептически

относившийся к нашему опыту, признал, однако, что в такую погоду ни одну

шлюпку спустить на воду невозможно, потому что, когда поднимается ветер,

вода в проливе бурлит, как в котле.

"Монте-Бискарги" послал нам последний привет своим гудком... И вот мы

идем сквозь тьму к огням международного города, где я найду деятельных и

энергичных друзей и... опасных врагов, которые разлучат меня с моим

спутником.

В полночь мы прибыли в Танжер. Причалили к яхт-клубу. Средиземное море

было позади!

Танжер - большой красивый город. Национальные предрассудки не имеют

здесь никакого значения. На следующее утро, когда я отправился в консульство

за почтой, вице-консул господин Бержер предложил мне свои услуги, чтобы

достать билет на самолет во Францию, оплачиваемый в Париже. Больше того,

господин Мужно дал мне взаймы денег на этот билет. Консульство также

одолжило мне определенную сумму, чтобы я мог приобрести приличное платье и

заплатить за гостиницу.

В понедельник 28 июля я покинул Джека и отправился в Париж. Это было

роковой ошибкой. Но я не мог не лететь: для того чтобы пуститься по

Атлантическому океану, необходимо было сменить "Еретика". Нельзя было

отправляться впервые в такое плавание, не обеспечив заранее максимум шансов

на успех. А это надувное суденышко не только прошло не одну сотню миль по

Средиземному морю, но и до того плавало уже три года. Наш меценат подготовил

другую такую же лодку. Надо было ее получить.

Благодаря любезности руководителей компании "Эр Франс" я в тот же день

прибыл в Париж.

Со времени моей последней поездки обстановка в Париже еще больше

ухудшилась. Денег ждать было неоткуда. Я пошел к нашему меценату и рассказал

ему о первых итогах. Я объяснил ему причины, по которым считал необходимым

продолжать. К концу разговора он обнял меня и сказал: "Будете вы продолжать

со мной или без меня, я все равно согласен вам помогать".

Он приказал передать мне лодку. Экспедиция продолжалась.

Мы должны были встретиться снова за обедом. Что произошло в промежутке?

Я не знаю, но факт остается фактом: он снова переменил свое мнение и

отказался предоставить нам лодку. Он хотел во что бы то ни стало помешать

нам продолжать путь.

Тогда я уговорил его поехать со мной в Танжер, надеясь, что Джек сумеет

его убедить.

До отъезда мы разговаривали с некоторыми инженерами, и эти разговоры

могли бы ему показать значение достигнутых нами результатов. Но мне

казалось, что в действительности его больше всего интересует, могут ли

потерпевшие крушение пользоваться пульверизатором или работающим на батареях

аппаратом для опреснения морской воды и заведется ли мотор с помощью шнура,

обмотанного вокруг лодки!

А я отплывал, чтобы доказать, что на море можно прожить без пищи и

патентов... Очевидно, в начале экспедиции нас вдохновляли одни и те же

идеалы, но теперь наши пути расходились!

Получив прямо с фабрики новую надувную лодку, я вернулся в Танжер с

предметом моих мечтаний. Меценат приехал вместе со мной. В этот день мы

долго разговаривали: Джек, он и я. Став сторонником официальной теории, наш

меценат хотел убедить Джека, что надувное судно не сможет продержаться на

море больше десяти дней. Но мы прекрасно знали, что это не так, и Джек был

просто возмущен. Я думал тогда, что все в порядке и мы получим необходимую

помощь.

Наш покровитель предложил мне купить радиоприемник, чтобы мы всегда

знали точное время и могли определить свои координаты.

- Это слишком дорого, - ответил я.

- Сколько стоит приемник?

- Здесь, в Танжере, пятьдесят-шестьдесят тысяч франков.

- А во Франции?

- Примерно в два раза дороже.

- Я вам его дарю.

Мы пошли к торговцу. Наш благодетель заплатил и оформил квитанцию:

"Д-ру Бомбару, Океанографический музей, Монако".

На следующий день он уехал... вместе с радиоприемником.