Гераклит из Эфеса

Между VI и V веками до н.э. в Эфесе жил Гераклит. Нрава он был строптивого, замкнутого и раздражительного. В общественной жизни принимать участия не желал: "Просьбе сограждан дать городу законы он отказал, - гласит один античный источник, - т.к. город, по его мнению, уже впал в произвол дурного устройства". Он написал книгу "О природе", откуда до нас дошло множество фрагментов в виде серии афоризмов в туманном стиле, напоминающих сентенции оракулов, которые обычно общались только с теми, с кем желали, и держались подальше от толпы. Это он делал с целью избежать презрения и насмешек тех, кто, считая вещи внешне простыми, полагали, что понимают их, в действительности, ничего не понимая. За то он и был прозван Гераклитом Темным.

Милетцы обратили внимание на универсальный динамизм вещей, на то, что вещи возникают, растут и гибнут, и все миры подчинены этому процессу. Они считали этот динамизм существенной характеристикой первоначала, которое порождает, поддерживает и впитывает все вещи. Но лишь Гераклит глубоко раскрыл эту тему. "Все движется", "все течет", "panta rhei", ничто не остается недвижным и постоянным, все изменяется и превращается без исключения. В двух его известных фрагментах читаем: "Нельзя войти в одну и ту же реку дважды и нельзя тронуть дважды нечто смертное в том же состоянии, но, по причине неудержимости и быстроты изменения, все рассеивается и собирается, приходит и уходит"; "Мы входим и не входим в одну и ту же реку, мы те же самые и не те же самые".

Смысл этих фрагментов ясен: река видимым образом та же, между тем в реальности она состоит из воды всякий раз новой, которая прибывает и исчезает. Поэтому, входя в реку второй раз, мы омываемся уже другой водой. Но и мы сами меняемся: в момент полного погружения в реку мы уже другие, не те, что были. Потому Гераклит и говорит, что мы входим и не входим в ту же реку. Точно так же мы есть и не есть, т.к., чтобы быть тем, что мы есть в определенный момент, мы должны не быть тем, чем были в предшествующий момент. Чтобы продолжать быть, мы должны непрерывно не-быть больше тем, чем мы были только что, в любой из моментов. И это, по Гераклиту, имеет силу для всякой реальности без исключения.

Этот аспект учения Гераклита, без сомнения, наиболее известный, привел некоторых из его учеников к крайним выводам, как например, Кратила, упрекавшего Гераклита за недостаточную последовательность. Действительно, мы не только не можем дважды искупаться в одной реке, но не можем и единожды, из-за быстроты течения (в момент вхождения и погружения в реку прибывает уже другая вода, и сами мы - другие еще до полного погружения).

Однако для Гераклита не это утверждение было основным. Оно было пунктом, оттолкнувшись от которого, он шел к более глубоким и смелым выводам; к становлению как непрерывному переходу от одной противоположности к другой: холодные вещи раскаляются, горячие охлаждаются, влажные высыхают, сухие увлажняются, юнец дряхлеет, живой умирает, от смертного родится иная младость и так далее. Между противными сторонами вечно идет война. Но коль скоро реальность любой вещи в становлении, война обнаруживает себя как сущность: "Война есть мать всего и повелительница всего". Но речь идет о такой войне, которая в какой-то момент есть мир, т.е. контраст, который вместе с тем и гармония. Вечное течение вещей и универсальное становление раскрываются как гармония контрастностей, как вечное умиротворение воюющих сторон, примирение спорщиков и наоборот. "Они (невежественные) не понимают, что то, что отлично, согласно с самим собой; гармония разностей подобна гармонии лиры и смычка". Только в чередовании противоположности дают друг другу специфический смысл: "Болезнь делает сладостным здоровье, голод сообщает приятность сытости, а тяжкий труд дает вкусить отдых"; "невозможно было бы понять имени справедливости, когда бы не было обиды".

Противоположности соединяются в гармонии: "Дорога вверх и дорога вниз есть та же самая дорога"; "Общее - конец и начало круга"; "Одно и то же - живое и мертвое"; бодрствующий и спящий, молодой и старый, поскольку одни вещи, меняясь, становились другими, а те, другие, меняясь в свою очередь, становятся первыми". Итак "все есть одно", а "из одного проистекает все".

Эта гармония "единства противоположностей" и есть Бог и божественное: "Бог есть день-ночь, зима-лето, война и мир, сытость и голод".

Гегель ценил Гераклита именно за эти суждения, собрав их в своей "Логике". Однако гармония Гераклита далека от гегелевской диалектики, она укоренена в философии "физиса" как тождество и отличие, внутри первоначальной субстанции во всех ее проявлениях (J. Burnet). Действительно, и фрагменты, и косвенные свидетельства ясно говорят, что Гераклит полагает огонь фундаментальным началом, а все остальное рассматривает как трансформации огня. "Все вещи суть размен огня, и один огонь меняет все вещи, как товары суть размен золота, и на золото меняются все вещи"; "Этот порядок, один и тот же для всех вещей, не сотворен никем из Богов, и никем из людей, но всегда был, есть и будет вечным живым огнем, мерами возгорающимся и мерами затухающим". Очевидна побудительная причина, по которой Гераклит вложил в огонь природу всего: огонь наиболее явным образом воплощает характеристики вечного изменения, контраста и гармонии. Он живет смертью горючего, продолжается в трансформациях золы, дыма, пара; он есть, как говорил Гераклит о своем Боге, вечные нужда и сытость.

Этот огонь подобен "молнии, всем управляющей", а то, что всем руководит, есть понимание, разум, логос, разумные законы. Так начало Гераклита выступает связанным с идеей согласующего ума, которая у милетцев лишь подразумевалась. Один из фрагментов подчеркивает новую позицию Гераклита: "Один единственный мудрец не желает и желает быть названным Зевсом". Не желает зваться Зевсом, если за ним стоит Бог из человеческих форм, знакомых грекам; желает зваться Зевсом, если этот Бог - существо высшее.

Гераклит выявил многогранность истины и познания. Необходимо быть начеку по отношению к чувствам, поскольку последние удовлетворяются внешностью вещей. Так же точно следует остерегаться мнений людей, основанных на внешности. Истина достигается умом по ту сторону чувств. В этом смысле Гераклит считал себя пророком умопостигаемой истины, отсюда его тон оракула как специфический способ выражения.

Обозначим последнюю идею. Душа - огонь, а стало быть, душа наиболее сухая - наиболее мудрая, а безумие - это влажность, сырость. Гераклит оставил нам одну из прекрасных сентенций о душе: "Никогда не отыскать границы души, сколько бы путей ее ни отслеживать, так глубина ее - это ее логос". Даже в горизонте "физиса" эта идея Гераклита о безмерности пространства души прочерчивает яркий луч к последующей мысли о душе вне "физиса", дает нам, хотя и догадку, но гениальную.

Похоже, что орфические идеи звучат и в утверждениях Гераклита о том, что "бессмертные смертны, смертные бессмертны, эти живут смертью тех, а те умирают жизнью этих". Он возрождает также идею орфиков о том, что телесная жизнь - умерщвление души, а смерть тела вызывает к жизни душу. Гераклит вместе с орфиками верил в наказания и награды после смерти: "После смерти настигает людей такое, чего они не ожидали, что и представить не могли". Сегодня вряд ли возможно более точное установление связи его философии "физиса" с орфическими преданиями.

Date: 2015-08-06; view: 437; Нарушение авторских прав