Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Глава 24. Хьюлитт вернулся в Главный Госпиталь Сектора, но на этот раз уже не в качестве пациента, и поместили его не в седьмую палату





 

Хьюлитт вернулся в Главный Госпиталь Сектора, но на этот раз уже не в качестве пациента, и поместили его не в седьмую палату. Ему отвели личную комнату, предназначенную для землян-ДБДГ. Поскольку в свое время ему разрешили захватить с собой только самое необходимое, в комнате было пустовато, но при всем том довольно удобно. Его снабдили комплектом больничной одежды, в который, помимо шлема и хирургических перчаток, входил легкий скафандр. Все прямые контакты с другими существами ему были запрещены, но шлем разрешили не закрывать, так как разумный вирус воздушно-капельным путем не распространялся. Хьюлитту велели не ходить по госпиталю в одиночку, а только в сопровождении кого-нибудь из медиков «Ргабвара» или сотрудника Отделения Психологии. В результате в первые три дня его сопровождали и расспрашивали настолько интенсивно, что к себе он попадал, только чтобы поспать.

Остаться в госпитале Хьюлитт согласился с большой неохотой. Ему просто было трудно отказать Приликле, когда тот попросил его задержаться и помочь в поисках нынешнего носителя целебного вируса. Если считать всех пациентов и сотрудников, вирус мог найти для вселения десять тысяч «квартир». Когда же Хьюлитт принимался доказывать, что толку от него тут никакого и лучше было бы отпустить его домой, Приликла мягко и ненавязчиво менял тему разговора.

На четвертый день рано утром к Хьюлитту заглянул Брейтвейт и пригласил его к Главному психологу на совещание, которое, по мнению Брейтвейта, было совершенно бесполезным. Как только они вошли в кабинет, Хьюлитт сразу понял, что все ждали его.

– Мистер Хьюлитт, я диагност Конвей, – представился высокий мужчина, черты лица которого за стеклом шлема были видны не слишком отчетливо. – Ради вас я постараюсь описать положение дел как можно проще – надеюсь, упрощение вас не обидит. Прошу вас, слушайте внимательно и, пожалуйста, если вам что-то будет непонятно, прерывайте меня и задавайте вопросы.

Во избежание ненужных сплетен и паники среди сотрудников госпиталя, – Конвей обвел собравшихся многозначительным взглядом, – я предлагаю, чтобы все, что касается настоящего исследования и его объекта, оставалось известно только тем, кто здесь сейчас присутствует, то есть тем, кому хоть в какой-то степени ясно, что именно мы ищем, ну и естественно, сотрудникам старшего звена, которые уже в курсе существующей проблемы.

Чуть позже Хьюлитт понял, что предложение диагноста – не что иное, как прелюдия к его сообщению.

– Хотя маловероятно, что мы обнаружим искомое существо в его естественном облике, – продолжал Конвей, – который в последний раз, когда я его видел, являл собой кусок розоватого прозрачного желе размером с мой кулак – правда, такая окраска могла быть связана с небольшой кровопотерей, произошедшей при изъятии этого существа из тела Лонвеллина...

Хьюлитт решил, что майор O'Mapa – это пожилой мужчина с каменным лицом в форме офицера Корпуса Мониторов, сидевший за большим письменным столом. Рядом с О'Марой стоял Брейтвейт, а напротив устроилась медицинская бригада «Ргабвара». Все, включая Приликлу, были одеты в легкие скафандры. Эмпату пришлось обзавестись антигравитационным устройством, поскольку его крылья были плотно прижаты скафандром. Кроме Нэйдрад, отыскавшей для себя удобное сиденье, все стояли и молча слушали Конвея.

– У нас в свое время не было возможности подробно исследовать этот вирус, – пояснил Конвей. – Поскольку он является разумным созданием, нам требуется его разрешение на проведение скрупулезного и, вероятно, небезопасного исследования. В нашем распоряжении имелся единственный канал связи – эмоциональное излучение вируса, благодаря которому поступила точная информация об испытываемых им чувствах, но, увы, никаких клинических сведений. Когда Лонвеллин настоял на том, чтобы его личного врача ему безотлагательно вернули, произошла реабсорбция вирусной массы через слизистую оболочку ротового отверстия за восемь и три десятых секунды. За исключением наличия двух источников эмоционального излучения и увеличения массы тела Лонвеллина ровно настолько, сколько весил сам вирус-целитель, больше ничто не указывало на присутствие целителя внутри носителя.

Между тем теперь нам надо обнаружить этого необнаружимого паразита, – вздохнул Конвей, – и притом быстро. Речь идет о разумном существе, которое до сих пор пыталось приносить пользу, хотя в случае с Хьюлиттом эти попытки вызвали длительные физические и психологические аномалии. Мы не можем позволить существу, способному преодолевать видовой барьер и не располагающему медицинскими познаниями, кроме весьма ограниченного личного опыта, свободно гулять по госпиталю, где лечатся и работают представители множества видов.

Конвей умолк, обвел взглядом всех присутствующих и ненадолго задержал его на Хьюлитте. Когда он заговорил вновь, голос его прозвучал спокойно, однако излучаемые им эмоции заставили Приликлу ощутимо задрожать.

– Важно, чтобы мы сузили рамки поиска, – сказал Конвей. – Этого можно добиться либо исключением определенных индивидуумов и групп, способных являться потенциальными носителями вируса, либо путем сосредоточения наших усилий на поиске вероятностей. Сотрудники Отделения Психологии уже занимаются изучением больничных сплетен в надежде на то, что им удастся выловить слухи о каких-нибудь пациентах, у которых на фоне проводимого лечения наступило внезапное ухудшение, или о тех, у кого, напротив, наступило улучшение без видимых причин. Психологи будут передавать нам поступающие сведения для того, чтобы мы незамедлительно приступали к клиническому обследованию таких пациентов. Однако в госпитале и ухудшение, и улучшение состояния больных случается и без помощи нашего разумного вирусного друга.

Скажите, – обратился к Хьюлитту Конвей, – у вас как у бывшего носителя вируса с длительным личным опытом, так сказать, общения с этим существом есть какие-либо предложения, которые могли бы нам помочь?

Будучи единственным непрофессионалом в кабинете, Хьюлитт удивился, что первый вопрос был адресован ему. Он гадал – то ли диагност Конвей проявляет вежливость, то ли пребывает в полном отчаянии.

– Но ведь я даже не знал, что вирус живет во мне, – пробормотал Хьюлитт. – Мне очень жаль.

Тут впервые подал голос О'Мара:

– Что-то вы знать должны, хотя можете и не понимать, что вам что-то известно. Случалось ли вам ощущать какие-то мысли или чувства, которые представлялись вам в момент их ощущения чужими? Случалось ли рассматривать людей, предметы или события с точки зрения как бы не своей? Не припомните ли странных или страшных снов, собственного нетипичного поведения? Вирус целиком оккупировал ваше тело, но при этом был физически не обнаружен, но ваше сознание или хотя бы подсознание должно было догадываться о его присутствии. Есть ли у вас какие-нибудь воспоминания такого рода? Подумайте как следует.

Хьюлитт покачал головой:

– Большую часть времени я чувствовал себя очень хорошо, но порой злился, когда недомогал, а мне никто не верил. Теперь я знаю, почему со мной происходило такое. Но ведь это... существо находилось внутри меня почти всю мою жизнь, поэтому я и не знаю, как бы я себя почувствовал, если бы оно исчезло. Как видите, толку от меня маловато.

– Вы не слишком хорошо подумали, прежде чем ответить, – сухо отозвался О'Мара.

– Друг Хьюлитт, – проговорил Приликла, разделивший с бывшим вирусоносителем чувство смущения и обиды и пожелавший эти чувства унять, – мы понимаем, что заданный вам вопрос не слишком оправдан, поскольку вирус-целитель не поддается обнаружению по самой своей природе. Но подумайте вот о чем. Больше двадцати лет внутри вас обитало существо, обладавшее способностью к чтению вашего генетического кода. Это существо, после того как вы смертельно отравились, получили серьезнейшие травмы после падения с дерева и во время авиакатастрофы, вернуло вам полное здоровье. Вероятно, это происходило как следствие того, что вирус стремился сохранить жизнь себе, что его эволюционные императивы диктовали ему необходимость существовать внутри здорового и долгоживущего носителя. Не исключено также, что ваш друг получает радость и удовлетворение, адаптируясь к новым формам жизни. Но может быть, здесь есть и нечто большее. Возможно, таким высокоразвитым разумным существом движет вовсе не эгоизм, а благодарность, справедливость, альтруизм. Вирус-целитель откликается на ваши эмоции – по крайней мере на простые и сильные, хотя чувства, которые вы испытали в период полового созревания, по всей вероятности, очень обескураживали целителя – обескураживали не меньше, чем вас. Кое-какие из охвативших вас в свое время чувств, вроде сострадания к умирающему котенку и к пациентке Морредет, целитель понял настолько хорошо, что сумел оказать медицинскую помощь этим существам.

Почему он так поступил? – продолжал размышлять вслух Приликла. – Потому ли, что воспользовался представившейся возможностью исследовать новую для него форму жизни? Или потому, что разделил с вами сострадание? Как бы то ни было, после его стараний котенок остался жив и здоров и приобрел небывалую продолжительность жизни. И вы, и пациентка Морредет были оставлены вирусом в добром здравии. Нам бы хотелось понять – почему. Если у друга О'Мары возникнут какие-либо соображения по поводу мотивации действий этого существа, нам будет легче обнаружить и поймать его...

– Я бы помог, если бы мог... – промямлил было Хьюлитт, но Главный психолог поднял руку.

– Нам известно, – отчеканил О'Мара, – что это разумное существо обитало в вашем теле. Вероятно, оно пользовалось вашими органами чувств, поскольку осознавало, пусть и не слишком хорошо, что происходит в окружающем вас мире. Во время случаев с котенком и пациенткой Морредет вирус находился под влиянием ваших эмоций. Я понимаю, вам трудно сравнивать – для этого нет ни физической, ни психологической базы. Но если вы делили с вирусом органы чувств и эмоции, логично предположить, что процесс этот был обоюден, и у вас должны быть хоть какие-то понятия о мыслительных процессах вируса-целителя, хотя вы и не догадывались в свое время, что это именно его мыслительные процессы, а не ваши собственные.

Вероятно, вам кажется, что я пытаюсь ухватиться за соломинку? – усмехнулся Главный психолог. – Так оно и есть. Пытаюсь. Ну, что скажете?

Некоторое время Хьюлитт молчал, собираясь с мыслями. Наконец он проговорил:

– Мне бы очень хотелось вам помочь, майор О'Мара. Но если мне придется вспоминать события и ощущения двадцатилетней давности, они могут оказаться неясными или неточными, а некоторые из воспоминаний окажутся под влиянием моих нынешних знаний о том, что происходило на самом деле. Разве не так?

Серые глаза О'Мары так и сверлили Хьюлитта.

– Следующее слово, которое вы произнесете, будет «но», – заключил психолог.

– Но, – послушно повторил Хьюлитт, – все то, что происходило со мной в Главном Госпитале Сектора, я помню более отчетливо, и некоторые из пережитых мною здесь чувств просто поразили меня. Но чтобы объяснить это, мне придется вернуться к моему детству.

О'Мара продолжал пристально смотреть на Хьюлитта. Похоже, он забыл, что умеет моргать.

Хьюлитт поглубже вдохнул и начал:

– Я тогда был слишком мал, чтобы понять, почему инопланетяне, работавшие на этланской базе, должны были являть собой пример поведения для местного населения в плане общения с представителями разных видов. В эти, так сказать, показательные выступления входило то, что детишки тралтанов, орлигиан, кельгиан и прочих сотрудников должны были играть вместе, но, конечно, под присмотром. Как-то раз получилось так, что воспитатель-наблюдатель отвернулся, а меня утащил под воду в бассейне амфибия-мельфианин, решивший, что я, как и он, умею дышать под водой. Я тогда больше напугался, нежели сильно пострадал, но с тех пор больше никогда не играл с детьми других видов. Родители говорили, что с возрастом мои страхи пройдут, но событий не форсировали. Вот почему я большую часть времени торчал дома, вот почему порой мне бывало скучно, вот почему в один из таких дней я отправился на разведку и угодил в приключение.

Мои разговоры в палате записывались, – добавил Хьюлитт, – и вы уже знаете, что моя работа на Земле довольно интересна, но не изобилует острыми ощущениями. В ее рамках мне совсем не приходится встречаться и общаться с инопланетянами. На Земле я видел их только в телевизионных передачах, но не сумел, как надеялись родители, преодолеть страх перед ними. В медицинских учреждениях, которые я время от времени посещал, мне встречались сотрудники-инопланетяне, но я всеми силами избегал контактов с неземлянами. Врачи решили, что моя болезнь все же из области психиатрии, и согласились не подпускать ко мне своих коллег-инопланетян.

Глаза О'Мары на миг сузились. Он нетерпеливо нахмурился.

– Вероятно, вы к чему-то клоните?

– Может быть, и ни к чему, – отозвался Хьюлитт, не обратив внимания на издевку. – По пути сюда я был вверен заботам громадного, косматого самоуверенного медика-орлигианина, который, как и многие из докторов на Земле, был уверен, что сумеет оздоровить меня, если с утра до ночи будет убеждать в том, что все мои беды – от избытка воображения. Я понимал – и сознательно, и даже, наверное, подсознательно, – что, как бы страшно орлигианин ни выглядел, он не способен причинить мне вреда. Он был первым инопланетянином, с которым я встретился будучи взрослым. В его присутствии я ощущал смесь любопытства и страха, но его самоуверенность бесила меня, и я не задавал ему никаких вопросов.

Когда же я прибыл сюда, – поспешно продолжал Хьюлитт, – меня встретила медсестра-худларианка, а по пути в палату и внутри нее я все время оказывался в непосредственной близости от существ, подобные которым мне не снились даже в самых страшных снах. И хотя я знал, что это пациенты или доктора, я до того напугался, что в первую ночь был не в состоянии уснуть. Но мной владело и любопытство – хотя я и продолжал бояться, мне хотелось узнать о моих соседях и медиках побольше. Меня ужасно пугала Старшая сестра Летвичи, но даже она вызывала у меня любопытство.

Нэйдрад издала ворчание, которое транслятор Хьюлитта не перевел. Все присутствующие пропустили это ворчание мимо ушей.

– Через несколько часов, – усмехнулся Хьюлитт, – я отвечал на вопросы Летвичи и Медалонта. На следующий день я уже разговаривал с другими пациентами и играл с ними в карты. Я пытаюсь подчеркнуть, что такое поведение мне раньше было несвойственно и для меня самого явилось полной неожиданностью. Испытываемая мною ксенофобия, безусловно, принадлежала мне, но вот сильнейшее любопытство в отношении других существ, наверное, все же было чужим.

Кабинет на миг превратился в застывшую живую картину. Все смотрели на Хьюлитта. Картина обрела движение и звук, когда голос подал О'Мара.

– Вы правы, – сказал он, – но не совсем. Пожалуй, ваши родители не ошибались, и вы-таки избавились от вашего страха перед инопланетянами за несколько часов пребывания в госпитале. На Приликлу вы произвели сильнейшее впечатление. Он сказал, что, когда вы познакомились с медицинской бригадой на «Ргабваре», уровень вашей ксенофобии был минимален, что вы неплохо с ней справлялись и вскоре избавились от нее окончательно. Это произошло в то время, когда вирус-целитель вас уже покинул. С тех пор, как случилось происшествие с Морредет и вирус ушел от вас, любопытство к инопланетянам, испытываемое вами, принадлежало только вам, и никому больше.

– Это комплимент? – спросил Хьюлитт и улыбнулся.

– Нет, наблюдение, – буркнул О'Мара, – моя работа здесь состоит в том, чтобы приводить головы в порядок, а не кружить их. Однако кое-какую пользу из изложенных вами сведений мы все же можем извлечь. Опишите-ка подробнее это объединенное любопытство и его интенсивность. Допустим, что вирус главным образом интересовался инопланетянами в плане вселения в них. Ощущали ли вы нечто в этом духе на фоне любопытства? Например, не создалось ли у вас такого впечатления, что вирус-целитель мог бы уйти к другому носителю добровольно?

Полностью ли вы уверены в том, что его уход от вас зависел от вашего эмоционального состояния, как в случае с вашей кошкой и Морредет? Постарайтесь припомнить ваши чувства и хорошенько подумайте над ответом.

– Мне не нужно долго думать, чтобы ответить на эти вопросы, – возразил Хьюлитт. – Во время тех двух случаев, когда вирус-целитель покидал меня, я ощущал глубочайшее сострадание, но я не уверен целиком и полностью в том, что это чувство является обязательным для перехода вируса от одного существа к другому. Что касается кошки, то она пробыла рядом со мной всю ночь, но контакт с Морредет был кратким – минута, ну, чуть дольше. Я помню, как мне хотелось отдернуть руки – мазь, покрывавшая рану на боку Морредет, вызывала у меня отвращение, но сначала я просто не мог оторвать руки. Когда же я в конце концов оторвал их, я помню, что мои ладони и пальцы ощущали нечто странное: жар, покалывание. Но эти ощущения исчезли через несколько секунд. Вероятно, они были субъективными. Раньше я об этом не рассказывал, потому что никто не верил ни единому моему слову, да я и сам особого значения этому происшествию не придавал.

– А еще чего-нибудь не помните – чего-нибудь такого, чему вы придали-таки особое значение? – поинтересовался О'Мара.

Хьюлитт вдохнул поглубже и больше ради Приликлы, нежели ради О'Мары, уже не в первый раз постарался не обижаться на насмешливый тон психолога.

– Если предположить, – продолжал он, – что для того, чтобы вирус перешел к другому носителю, необходим физический контакт, а он, допустим, постоянно интересовался такой возможностью, как тогда быть с моим интересом к Летвичи и к тому доктору, который въехал в палату, извините, в цистерне? Я совершенно уверен, что никакого физического контакта с ними мне не хотелось, особенно – со Старшей сестрой, так что любопытство, следовательно, принадлежало мне. Означает ли это, что вирус-целитель тратит свое время на чувства, осуществить которые не в состоянии, или он способен переместиться в любое живое существо, независимо от его вида?

О'Мара коротко, раздраженно рассмеялся и протянул:

– Да... Никогда не исключается такая возможность, что вместо помощи в решении проблемы получишь новые осложнения. Если вы правы и ваш дружок не ограничивается перемещением внутрь теплокровных кислорододышащих существ, то наши поиски в значительной степени усложнятся. – О'Мара обвел взглядом врачей. – Возможно ли такое вот радикальное преодоление межвидового барьера?

– Настолько близко к невозможному, что и говорить не стоит, – откликнулся Конвей.

– До тех пор, пока у нас не появился пациент Хьюлитт, – съязвил О'Мара, – мы считали невозможным и то, что микроорганизм, зародившийся на одной планете, способен выжить внутри существа, зародившегося на другой планете.

Конвей не оскорбился. Он сказал:

– Вот почему я ответил: не невозможно, а близко к невозможному, сэр. В метаболизме и прочих жизненных процессах хлородышащих существ по сравнению с кислорододышащими столько отличий, что биохимическая адаптация и здесь близка к невозможной.

– Да и кому бы в голову пришло поселиться внутри илленсианки? – пробурчал Нэйдрад.

– Что касается еще более экзотических форм жизни – таких, как ТЛТУ, СИЛУ или ВТХМ, – продолжал Конвей, никак не отреагировав на то, что его прервали, и устремив взгляд на Хьюлитта, давая тому тем самым понять, что мысли свои излагает для него, – то я с большой уверенностью могу утверждать, что они как носители нашему вирусу совершенно не годятся. Первые дышат перегретым паром с высоким давлением – в такой среде прежде стерилизовали хирургические инструменты. СНЛУ – существа, жившие в метановой среде, имеют сложнейшую минеральную и жидкостную структуру, разлагающуюся при температуре, на восемнадцать градусов превышающей абсолютный ноль. Что касается ВТХМ, то телфиане тоже жаролюбивы, но не потому, что у них повышенная температура тела, а потому, что для поддержания жизни они нуждаются в потреблении жесткого излучения.

Следовательно, эти три формы жизни в качестве потенциальных носителей можно исключить, – решительно проговорил диагност, – потому что вирус не выжил бы внутри ни одного из них.

О'Мара молчал, казалось, он о чем-то задумался. В это время Приликла неловко приземлился на спинку пустующего сиденья. Дрожал он не слишком сильно. Хьюлитт уже знал – Приликла так дрожит тогда, когда собирается сказать нечто, расходящееся с точкой зрения предыдущего оратора.

– Вероятно, вы ошибаетесь, друг Конвей, – прощелкал эмпат. – Вероятно, я тоже еще сильнее усложню проблему, а не предложу ключ к ее решению, но мы не можем исключить телфиан как потенциальных вирусоносителей. Нашему вирусу удалось выжить при том, что уносившее его с корабля Лонвеллина спасательное средство находилось в непосредственной близости от эпицентра ядерного взрыва. Обшивка снаряда, внутри которого пребывал контейнер с вирусом, частично расплавилась и треснула при приземлении, но даже через двадцать пять лет на ней обнаруживались следы излучения. До того, как вирус перебрался в малыша Хьюлитта, он обитал внутри полуразрушенного снаряда и поглощал более высокие, чем у телфиан, хотя и постепенно понижающиеся уровни радиации. На ту пору со времени первоначального облучения прошло всего пять лет.

– О... – вырвалось у диагноста.

О'Мара вполне искренне улыбнулся, хотя было ясно, что его мимика не привыкла к таким упражнениям.

– Еще кто-нибудь желает повалять дурака? Хьюлитт, по-моему, вы хотите что-то сказать?

На миг Хьюлитт задумался о том, уж не обладает ли Главный психолог таким же эмпатическим даром, как Приликла, но тут же решил, что нет, не обладает, просто О'Мара имеет столь богатый жизненный опыт, что может читать чужие мысли. Он покачал головой и буркнул:

– Скорее всего это не важно.

– Если нет, – буркнул О'Мара, – то я скорее всего пойму это. Говорите.

Хьюлитт немного помолчал, гадая, как такой несимпатичный человек сумел выжить и приобрести столь высокий пост в психиатрии – профессии, требующей от любого существа гибкости характера и заботливости.

– Знаете, когда я встретился со своей кошкой на Этле, что-то было не так. Кошка как кошка – самая обычная, черно-белая. Правда, она очень потолстела. Я ее запомнил тощеньким котенком, но все же узнал. И хотя я сам тоже очень изменился физически, кошка меня тоже узнала и тут же пошла ко мне на руки. Наверное, вам кажется, что я слишком сентиментально расписываю свою любимицу...

– Вы правы, эта мысль у меня мелькнула.

– Но мне кажется, что в нашей встрече было нечто большее, чем просто приятное воспоминание, – продолжал Хьюлитт. – Ведь я почти забыл о своей кошке, пока не попал в госпиталь и лейтенант Брейтвейт не принялся расспрашивать меня о моем детстве. Мне показалось, что между нами какая-то связь – знаете, этакая гордость, какая бывает у ребенка из-за того, что его любит и понимает его любимец. Чувство это едва уловимое, его трудно описать, и... гм-м-м... наверное, оно возникло из-за всех этих разговоров про разумный вирус. На этот раз, видимо, я действительно не совладал со своим воображением. Не стоило мне и упоминать об этом.

– Однако вы упомянули, – возразил О'Мара, – хотя смутились и даже выставили себя в неловком виде. Или вы надеетесь на то, что я – как медицинское светило, из числа собравшихся здесь, сам решу, достойно ли то, о чем вы упомянули, нашего внимания?

И медицинские светила и Хьюлитт молчали. Хьюлитт смотрел на О'Мару, не отводя глаз и гадая, уж не подклеены у того каким-то образом веки.

– Что ж, хорошо, – тяжело вздохнул психолог. – Хорошенько подумайте над тем, что вы только что сказали. Тут сегодня часто звучало слово «невозможно», но я удержусь от искушения употребить его в очередной раз. Не намекаете ли вы – пусть и не слишком охотно – на то, что странное, тонкое, неописуемое чувство, испытанное вами и, судя по всему, вашей кошкой, было наследством, оставленным вам и ей вирусом-целителем? Не хотите ли вы также сказать, что бывшие носители вируса должны испытывать друг к другу подобное чувство и способны узнавать друг друга? Вероятно, я прав, поскольку вы покраснели, но мне бы все же хотелось получить словесное подтверждение.

– Да, черт побери! – воскликнул Хьюлитт.

О'Мара довольно кивнул.

– А это означает, что вы смогли бы сработать обнаружителем вируса и проследить его странствия от предыдущего носителя вплоть до нынешнего.

Естественно, мы благодарны вам за любую помощь, которую вы бы могли нам оказать, но... гм-м-м... нет ли у вас каких-либо еще фактов, наблюдений или хотя бы тонких неописуемых чувств в поддержку вашего предложения, кроме эмоций, испытанных вами и вашей кошечкой, которая, увы, не в состоянии нам ничем помочь?

Хьюлитт отвернулся от О'Мары. Ему казалось, что в кабинете стало чересчур жарко.

– Друг О'Мара, – проговорил Приликла. – В то время как упомянутая встреча произошла, я чувствовал эмоции и кошки, и друга Хьюлитта. Они были именно таковы, какими их описывает друг Хьюлитт.

– И как я уже заметил, мой маленький друг, – усмехнулся О'Мара, – они были тонки и неописуемы, и скорее всего толку для нас от этих эмоций никакого. – О'Мара повернул голову к включенному коммуникатору и произнес:

– Падре вернулся? Отлично, пусть войдет. – Хьюлитту Главный психолог сказал следующее:

– Сейчас мы приступим к обсуждению медицинских вопросов, при котором ваше присутствие не является обязательным. Думаю, на сегодняшний день я озадачил вас предостаточно. Благодарю вас за помощь. Падре Лиорен проводит вас в столовую.

Тарланин, войдя, замер в дверях. Все его четыре глаза остановились на побагровевшем лице Хьюлитта. Хьюлитт, в свою очередь, уставился на тарланина. Ему хотелось высказаться, но он боялся, что его снова засмеют.

– Мистер Хьюлитт, – тихо проговорил О'Мара – теперь в его голосе звучала не издевка, а участие и сострадание. – Вы столько лет страдали от того, что вам не верили ни терапевты, ни психиатры, что я не подумал, как сильно вас заденет моя недоверчивость. Ваша реакция представляется мне ненормальной. Прошу вас, скажите мне то, чего вы не хотите мне сказать.

– Слабое, еле уловимое чувство узнавания, которое я пытался описать, – пробормотал Хьюлитт, подняв руку и указав на Лиорена, – исходит от падре.

– Подтверждаю, – проговорил Приликла. И тут впервые за все время, как Хьюлитт вошел в кабинет Главного психолога, он увидел, как тот моргнул.

Date: 2015-07-27; view: 266; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.007 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию