Дела семейные, государственные, державные

Течение российской политики зависело порой от мало предсказуемых поворотов в политической элите московского общества, от сложных взаимоотношений в великокняжеской семье. Последнее было вызвано особенными обстоятельствами. В 1467 г., в дни, когда великого князя не было в столице, умирает его первая жена, дочь тверского великого князя Мария Борисовна. Ее смерть, возможно, не была естественной. Второй брак в таких условиях был неизбежен: великому князю в тот момент не было и 28 лет. В литературе спорят, по чьей инициативе возникла идея женитьбы московского государя на представительнице императорской византийской фамилии Палеологов. Зоя (в России ее звали Софья) была племянницей двух последних императоров и дочерью их родного брата, морейского деспота Фомы Палеолога. Она никогда не жила в Константинополе, с 1465 г. находилась в Риме. Обмен посольствами происходил несколько лет, окончательное решение было принято лишь в 1472 г. В ноябре того же года она вместе с послом Ивана III и папы римского прибыла в Москву. Во временном деревянном здании Успенского собора (он в это время перестраивался) 12 ноября состоялось бракосочетание московского государя с византийской деспиной. Факт вторичной женитьбы и то, что избранницей стала представительница императорской фамилии, породили множество следствий, но еще больше мифов.

Большинство из них повествует об исключительном влиянии Софьи на мужа при решении политических вопросов. Еще в начале XVI в. в придворном окружении бытовала легенда о том, что именно великая княгиня подсказала Ивану III, как удалить ордынского посла из Кремля, чем способствовала ликвидации зависимости. Рассказ не имеет никаких оснований в реальных источниках. То, что мы наверняка знаем о Софье (быть может, за вычетом нескольких последних лет), показывает нормальный ход жизни великокняжеской семьи, где функции жены ограничивались рождением и воспитанием детей (мальчиков лишь до определенного возраста), некоторыми хозяйственными вопросами. Показателен текст Контарини, венецианского посла в Ак-Коюнлу, особыми обстоятельствами оказавшегося в Москве осенью 1476 г. Он попадает к ней на прием только по инициативе и по разрешению великого князя. В разговорах с Иваном III какого-либо влияния Софьи на мужа не видно. Да и сам прием у великой княгини был сугубо протокольным, подробнее и заинтересованнее повествует венецианец о своих беседах с великим князем (Софья на них не присутствовала). Выделяйся хоть как-то положение, стиль поведения московской великой княгини, вряд ли бы наблюдательный дипломат упустил такую деталь. Ведь знает же он о неприязни княжича Ивана Ивановича к Софье и то, что из-за этого княжич в немилости у отца.

В Успенском летописце рассказывается о том, как в 1480 г. Софья «бегала» с детьми на Белоозеро, какие насилия творила ее свита над местным населением. Здесь она выглядит весьма неприглядно, хотя понятно, что решение о поездке было принято не ею. Подробно говорят летописи об опале на нее великого князя в 1483 г. Когда Иван III хотел одарить свою сноху, жену старшего сына, драгоценностями первой жены, то выяснилось, что Софья раздарила значительную их часть своей племяннице (она вышла замуж за князя Василия Верейского и бежала с ним в Литву) и брату. Новая опала подстерегала Софью на исходе XV в., когда неприязни и противоречия в великокняжеской семье переросли в крупнейший политический конфликт.

Предыстория его такова. Софья исправно исполняла главную функцию — она родила Ивану III пятерых сыновей и нескольких дочерей. Ее первенец появился на свет 25 марта 1479 г. Этот факт, равно как окончательное подчинение Новгорода и завершение строительства Успенского собора знаменовали важнейшие заключительные события великокняжеской летописи в редакции 1479 г. Но соправителем у отца, пока еще формальным, был Иван Иванович: с момента своей гражданской зрелости (а для великих князей она наступала рано) в 1471 г., когда ему исполнилось 13 лет, он уже носил титул великого князя. Печальный опыт былой княжеской смуты учитывался.

После 1480 г. Иван Иванович, прекрасно проявивший себя при отражении полчищ Ахмада на Угре, стал реально исполнять функции великого князя-соправителя при отце. Тверь после присоединения долго сохраняла особенный, полуавтономный статус, существовали своя Боярская дума, свой государев двор, собственное дворцовое ведомство, особая организация военной службы. Некоторые из этих особенностей Тверской земли дожили до середины XVI в. Собственный же великий князь фиксируется только дважды. Г первый раз сразу после 1485 г., когда Иван Иванович совмещал функции великого князя-соправителя при отце и великого князя тверского. В таком статусе князь Иван Иванович и умер в марте 1490 г.

Еще 10 октября 1483 г. у него родился сын Дмитрий. Рано или поздно перед Иваном III должен был встать вопрос о том, кто станет наследником престола. В 90-е годы ситуация оставалась напряженной. Дмитрий еще был мал, Василий же, который был старше на четыре года, «припускался» к государственному управлению (в той же Твери), но именовался только с княжеским титулом.

Все разрешилось на протяжении нескольких лет на рубеже XVI столетия. Первыми в опалу попали Софья и Василий. Княжич Дмитрий-внук в феврале 1498 г. был торжественно коронован в Успенском соборе Кремля из рук Ивана III («при себе и после себя») великим княжением Владимирским и Московским. Это был акт выдающегося значения, что подчеркивалось особым чином священнодействия митрополита (так, в частности. Иван III назывался православным царем и самодержцем). Принципиальная новизна заключалась в том, что легитимность власти российского монарха отныне была самодостаточной: наследование ее по прямой нисходящей мужской линии и божественная санкция обеспечивали ее полную суверенность. Недаром еще в 1488 г. Иван III в ответ на предложение имперского посла Н. фон Поппеля о возможном даровании ему от императора королевского титула, отвечал: «Мы Божьей милостью государи на своей земли изначала от Бога». В предисловии к новой Пасхалии митрополит Зосима именовал Ивана III в 1492 г. самодержцем и сравнивал его с новым Константином, а Москву называл новым Константиновым градом. Впрочем, еще осенью 1480 г. ростовский архиепископ Вассиан, укрепляя дух мужественного противостояния Ивана III хану, обращался к нему так: «великий христианский царь Русьских стран».

С этой традицией церковных текстов, подчеркивавших не столько политический суверенитет московского правителя (но и его тоже), сколько его роль защитника православного христианства, корреспондирует дипломатическая документация. Именно в ней ранее всего должны были отразиться претензии московского князя на международное признание своего государственно-политического статуса. Договоры с Ливонским орденом, Дерптским епископством, Ганзейским союзом, документация по сношениям с Империей и Венгрией дают вполне ясную картину. Во-первых, московский государь усваивает себе титул царя (кайзер по-немецки), который признается, как правило, полномочными представителями названных стран. В этой формулировке заключен также общерусский характер титулатуры московского государя. Трудно сказать, в какой мере правители и власти западных государств понимали, что тем самым в определенной степени формируются международно-правовые основания для претензий Москвы на древнерусские земли и города в составе Великого княжества Литовского. Позднее литовские великие князья протестовали порой против подобной практики соглашательства. Естественно, литовские политики не признавали такой титулатуры за московским великим князем. В дипломатической переписке они доказывали незаконность титулов московского монарха главным образом тем, что еще недавно он был ханским холопом.

Понятно, что международно-правовой статус Российского государства — а это прежде всего статус его монарха — определился далеко не сразу. То был длительный процесс, который не завершился и к концу жизни Ивана III. Именно в этой сфере постепенно нарабатывается комплекс государственно-правовых идей, обосновывающих ранг и статус монарха России. Скорее всего, начальное ядро государственно-политической теории возникло в связи с подготовкой к коронации 1498 г. Согласно этой теории, московская династия через прародителя Рюрика восходила к римской императорской фамилии, а кроме того, унаследовала путем передачи инсигний и прерогативы императорской власти от византийской династии. Поэтому тексты чина венчания Дмитрия-внука не были полной сенсацией в мире государственно-правовых идей. Принципиальной новостью был сам факт венчания: с точки зрения государственного права именно в этот момент Россия стала в полной мере наследственной монархией, с собственным источником легитимности.

Историческое значение события не совпало с реалиями жизни. Первый венчанный суверенный монарх России, соправитель при своем деде, недолго удержался на московском троне. Жестокая борьба «партий» Дмитрия-внука и князя Василия завершилась победой последнего. Правда, не сразу. Сообщения источников скупы, и историки вряд ли когда-нибудь узнают наверняка о мотивах предпочтений Ивана III, о составе «партий», их ориентации. Почтенный возраст московского государя провоцировал разделение придворных по принципу верности одному из двух возможных наследников. Немаловажное значение при этом имела внешнеполитическая нацеленность «партий». Но никак нельзя преувеличивать значимость всего этого. Мощный ограничитель был налицо — Иван III был действующим правителем, что не могло не учитываться теми, чьим умом, опытом, руками реализовывались все властные функции московского монарха.

Следует, пожалуй, подчеркнуть два обстоятельства. Прежде всего, это большая ожесточенность конфронтации. Опала на Софью и Василия была связана с так называемым заговором В. Гусева. Наказания для верхушки заговорщиков (все они были членами государева двора, а кое-кто принадлежал к высшей знати) были жестокими: шестерых предали смерти, в том числе четвертованием. Очень многие оказались в тюрьме, были сожжены ведуньи, вхожие в покои Софьи. В январе 1499 г. опала разразилась вообще над первыми лицами страны. Князь Иван Юрьевич Патрикеев входил в тройку наиболее влиятельных лиц в стране. Многолетний наместник в Москве, едва ли не главное действующее лицо в столичных боярских судебных инстанциях, владелец бесчисленного множества вотчин, он был насильственно пострижен вместе с двумя сыновьями, один из которых также уже был на первых ролях. Его зять, князь С.И. Ряполовский (младший) был казнен 5 февраля 1499 г. А ведь он принадлежал к знатной фамилии стародубских Рюриковичей, его отец и дяди были в числе вернейших сторонников Василия Темного, именно они спасли в феврале 1446 г. малолетних княжичей Ивана и Юрия от рук заговорщиков. Чуть позже в опалу попали князь В.В. Ромодановский (близкое к Ивану III лицо) и А. Коробов. Несомненно, соперничество разных группировок сопровождало все правление Ивана III, а не только последние годы. Но мы ничего не знаем о массовых казнях знатных лиц в предшествующие годы. Из Великого Новгорода были выселены многие сотни бояр и житьих, но немногие из них были казнены. Так что борьба за наследование престола и впрямь была опасной для жизни всех ее участников, в том числе и самих претендентов. Дмитрий-внук, арестованный в 1502 г., из тюрьмы уже не вернулся — он умер в феврале 1509 г., проведя в «железах» последние три с лишним года заточения.

Вторая особенность политических коллизий последних лет Ивана III, как бы противоречащая первой, — поиск форм политического сосуществования обоих претендентов на наследство. Княжич Василий провел в заключении более года, при своем возвращении на государственное поприще он получает титул великого князя, но лишь применительно к Новгороду. Именно в этих пределах он соправительствует со своим отцом. Это означало сужение территориальной компетенции Дмитрия-внука, но сам его статус соправителя формально не был еще поколеблен и был выше статуса Василия. Летом 1501 г. Василий получает в управление Тверское великое княжение и, возможно, некоторые другие территории. Но единственным соправителем при отце он становится лишь через два дня после ареста Дмитрия-внука, когда 14 апреля 1502 г. был венчан на великое княжение Владимирское, Московское, Новгородское, Тверское (наверняка по образцу церемонии 1498 г.). В течение трех лет московский государь пытался создать сложную равновесную систему соправительства, не устраняя окончательно ни одного из двух наследников, используя при этом государственно-политические традиции и реалии в структуре Российского государства (и Новгород, и Тверь самостоятельные государства в недалеком прошлом, сохраняли в то время черты автономного устройства). Это подчеркивает, что правление Ивана III — время поиска, время проб и ошибок в формировании структуры государственно-политического устройства.

Можно ли в этой цепи событий провести четкую границу между частной жизнью семьи Ивана III и его государственным бытием? Навряд ли. Наследственная монархия (не ограниченная ясными формулами конституционного устройства) вообще имеет неустранимый патримониальный привкус. Он может быть выражен слабо или же, наоборот, преобладать, но он есть всегда. В России, только что освободившейся от ордынской зависимости, с только что установленными государственными границами, с меняющейся сословно-групповой структурой и системой социальных связей в привилегированных слоях, с рождающимися на глазах институтами государственного центрального управления и его аппарата — этот признак монархического устройства был резко выражен. Практически все, даже малозначимые события в великокняжеской семье становились фактами публичной жизни. Так было и с брачными проектами относительно великого князя Василия: в 1499 г. у русских дипломатов возник план его женитьбы на датской принцессе Елизавете. Осуществление этого намерения, бесспорно, укрепляло позиции России в Прибалтике и могло разрешить вопрос о трех карельских погостах. Предложение не вызвало, однако, большого интереса у датской стороны; тем более, что принцесса вскоре была обручена с бранденбургским курфюрстом. В 1503 г., после подписания перемирия с Литвой, Иван III через свою дочь, великую княгиню литовскую, пытался выяснить возможность брака Василия с одной из дочерей сербского деспота Иоанна, умершего в конце 1502 г. Но и эта акция не имела следствий. Три дочери Иоанна уже были замужем. Брачные наметки относительно Василия демонстрируют нерасторжимость интересов великокняжеской семьи и государства, резко раздвинувшийся горизонт внешнеполитических связей России. Но также и то, что она только еще вписывается в сложную систему общеевропейских контактов.

Выделим те сферы государственного строительства, где семейный контекст малозаметен. Символично принятие осенью 1497 г. первого общероссийского правового кодекса. Историческое значение Судебника 1497 г. как раз и заключалось в том, что нормы процессуального, гражданского, а отчасти административного права Московской земли были систематизированы и распространены на всю территорию государства. В нормах и статьях Судебника мало новизны, в нем даже не отразились важные реалии нового государственного устройства. Главное было в другом — в унификации правовых установлений, в упорядочивании самого процесса судопроизводства и порядка функционирования судебных инстанций — в центре и на местах. Московское право, по преимуществу в том виде, в каком оно складывалось на протяжении конца XIV—XV в., сведено теперь воедино, стало общероссийским правом. На местах правовые установления фиксировались уставными наместничьими грамотами, иными аналогичными текстами. Они основывались на Судебнике 1497 г., но были самодостаточны как для тех, кто управлял, так и для тех, кем управляли. Общероссийское право по преимуществу продолжало функционировать как совокупность текстов документов, каждый из которых был территориально ограничен. И здесь мы видим признаки только еще становящегося централизованного государства.

О каких институтах умолчали авторы Судебника 1497 г.? О двух центральных ведомствах, истоки которых уходят в более раннее время, но ставших именно в последней трети XV в. общероссийскими ведомствами. Речь идет о великокняжеских Казне и Дворце (с определенного момента — совокупности Большого и областных дворцов). В деятельности этих учреждений отчетливо проявились общегосударственные функции, связанные с взиманием и контролем над поступлением денежных и натуральных налогов и оброков, с контролем над оборотом земель, прежде всего конфискованных и переходивших в фонд великокняжеских владений, с контролем над функционированием системы кормлений, с контролем над несением военной службы основной массой уездного дворянства. Почему о них ничего не сказал законодатель, в общем понятно: он преследовал иные цели и центральные ведомства интересовали его только под углом зрения судебных функций. А в этом отношении дворецкие и казначеи не отличались принципиально от тех, кого Судебник именует боярами: и те, и другие обладали правом боярского суда.

Именно эти учреждения стали колыбелью великокняжеских канцелярий. В них формировались кадры управленческого аппарата — дьяков и подьячих. Если при Василии Темном известны немногие подобные лица, то за годы правления Ивана III счет идет уже на десятки. Какого они происхождения, эти люди, в руках у которых оказались многие важные нити государственного управления и контроля, государевы доходы и расходы, воеводские и наместничьи назначения? Обычно, вслед за князем Андреем Михайловичем Курбским, в дьяках и подьячих видят по преимуществу выходцев из «людского всенародства», главным образом из поповских детей. Им-то книги, документы, гусиное перо с чернильницей были куда сподручнее, чем сабля, шлем и воинский доспех. Это не совсем так, а в определенные моменты — во многом не так. Среди дьяков нередко преобладали выходцы из служилых детей боярских центральных уездов В складывавшейся структуре чинов государева двора то был путь довольно быстрого повышения социального статуса этих фамилий

Эпоха Ивана III — время становления еще одного важнейшего государственного института России, Боярской думы. Нередко то, что известно об этом важнейшем органе государственного быта страны в XVII столетии, переносят на более ранние времена. Это просчет. Конечно, совет при любом монархе существовал в России (как и в других средневековых странах) издревле. К середине XV в. сложилась многовековая традиция, определявшая процедуру работы этого института. Но именно в годы княжения Ивана III поменялось слишком многое. При нем возникло и укрепилось узкое значение самого термина «боярин», т.е. официального с момента получения пожизненного статусного ранга члена совета при великом князе Нам неизвестно, как происходили пожалования в бояре при Иване III, но какая-то процедура утвердилась. Дума постепенно приобретала черты представительности от разных слоев формировавшейся тогда аристократии. В персональном ее составе это реализовывалось в двух планах: ведущим был фамильно-родовой, менее существенным — территориальный.

Уже тогда Дума обрела внутреннюю структуру. Помимо высшего думного чина существовал более низкий — окольничие. Для решения конкретных вопросов Дума выделяла (по распоряжениям великого князя) временные комиссии. Обычно речь шла о международных переговорах или судебном разбирательстве: нескольким боярам в Москве как высшей судебной инстанции докладывались дела, предварительно разбиравшиеся судьями низшей инстанции. Функции и прерогативы Думы расширялись по мере усложнения в дифференциации задач государственного управления. Он постепенно превращается в «соправительствующий» opraн при монархе в едином государстве. Потому, кстати, и была столь болезненной опала князей Патрикеевых и Ряполовских в 1499 г. Важно, что Дума становится ядром сословной организации благородной части общества. В государевом дворе, который переживал при Иване III существенные изменения, она стала высшей его частью, задававшей тип связей в рамках этого социального института (в нем объединялась аристократическая и политическая элита российского дворянства). Дума также — ядро совещательных органов широкого состава, созывавшихся великим князем в канун решительных событий.

Обязательными участниками широких совещаний при Иване III были виднейшие представители русской церкви, объединенные в рамках важнейшего ее института — Поместного собора. Эти регулярно собиравшиеся собрания всех иерархов российской церкви (после окончательного отпадения православных епархий в Литве — канонические и государственные границы совпали), виднейших представителей монашества и белого духовенства имели предметом обсуждения собственно церковные вопросы. На них происходили избрание и поставление московских митрополитов и епископов на освободившиеся кафедры. Проблемы евангелизации и катехизации общества (важнейшие функции христианской церкви) приобрели во второй половине XV в. особое значение. Прежде всего потому, что перед многими российскими жителями, вовлеченными в торговлю, политику, жившими в крупных городах, буквально на глазах решительным образом менялась картина мира. Он оказался намного больше и намного сложнее привычных для удельной Руси представлений. В этом большом мире должна была найти свое особенное место Россия как православная страна.

Один из вызовов этого быстро расширяющегося мироощущения — еретические умствования лиц, тесно связанных с интеллектуальными занятиями. В новгородском и московском еретических кружках оказались представители белого приходского духовенства, немногие монахи, кое-кто из бояр, приказные, торговцы, ремесленный люд. Сомнению подвергались, а в чем-то отрицались (основываясь на ветхозаветной традиции) важнейшие догматы православия. Московские еретики исповедовали более умеренные взгляды, но зато каким был их состав: видные представители приказной элиты, дьяки братья Курицыны, в том же числе священники из кремлевского духовенства, крупные купцы-гости. Несомненна их связь с окружением великого князя Ивана Ивановича, а после его смерти — Дмитрия-внука и вдовы князя Ивана, великой княгини Елены Стефановны. Сам державный привечал некоторых лиц, взгляды которых отличались по меньшей мере неортодоксальностью. Вот почему борьба с еретиками была и длительной, и упорной, а в финале — неожиданно жестокой.

Толчок к ней дал новгородский архиепископ Геннадий (до поставления — архимандрит московского Чудова монастыря и очень близкое к Ивану III лицо). Тем не менее его попытки придать искоренению ереси общерусский размах, поразить суровостью наказаний долгое время не давали результата. Лишь после смерти митрополита Геронтия, при новом московском первосвятителе Зосиме (его, кстати, самого позднее обвинили в еретичестве, хотя вряд ли основательно) в октябре 1490 г. был созван церковный Собор с участием самого великого князя и ближайших его советников. Взгляды еретиков были осуждены, некоторые новгородские священники, перебравшиеся в Москву, были извергнуты из сана, аресту подверглось довольно много лиц. Но великий князь скорее всего отказался от светского преследования осужденных (как то было принято в практике православных государств), отослав их к новгородскому владыке. Тот устроил позорное шествие, часть еретиков была подвергнута пыткам (от которых некоторые умерли), а затем сосланы в заточение. Неутомимым обличителем московских еретиков стал архимандрит Иосиф Волоцкий. Его многолистные послания с резким осуждением еретических воззрений прошумели в 90-е годы на всю страну. Волоцкий игумен рассылал их множеству иерархов и видных монахов. Решительный поворот произошел после окончательного падения Дмитрия-внука и его матери, смерти виднейшего дьяка и дипломата Федора Курицына (ок. 1500—1501 г.) и начавшейся болезни самого Ивана III. На соборе 1504 г. еретики были осуждены вновь, а в декабре того же года запылали клетки с осужденными на льду Москвы-реки и Волхова — около десятка виднейши представителей ереси были сожжены. В их числе известны дьяк Иван Курицын, сын боярский Д. Коноплев, юрьевски архимандрит из Новгорода Кассиан и другие, менее известные лица. Никогда в истории России не было столь жестоких расправ по такого рода делам. Это вызвало явное неудовольствие и среди белого духовенства, и в монашествующей среде.

Впрочем, расхождения между двумя течениями духовенства обозначились намного ранее. Обычно их условно обо: начают как нестяжателей и иосифлян, поскольку идейно главой последних признавался Иосиф Волоцкий, выходцы н его обители составили костяк данной церковной «партии». Основанием для споров было главным образом глубоко различное понимание условий и назначения монашеской жизни. Нестяжатели усматривали в уходе из мира способ индивидуального нравственного совершенствования и личного спасения: общественные функции монастырей, по преимуществу скитов, отступали на второй план. Вот почему для них не имели существенного значения проблемы материального обеспечения, владение же недвижимой собственностью (землей), в особенности населенной крестьянами, признавалось крайне нежелательным — это так или иначе обращало монашествующих к мирским страстям, к господству над себ подобными, к пагубному для монаха стяжанию — земли, д«нег, богатств, имущества и т.п. Источник существования дл нестяжателей — руга от государства, личный труд, дары и подаяния. Для Иосифа монастырь был местом спасения монахов в силу суровости устава обители и дотошного его исполнения, в силу отсутствия личной собственности монахов (не считая скромных предметов личного обихода). Монастырь несет общественные функции в очень широком диапазоне, а потому необходимо нуждается в крепком хозяйственном обеспечении. Данное или пожертвованное в монастырь дано Богу, а потому ни при каких условиях не может быть отобрано. Поражает быстрый рост вотчин Иосифо-Волоколамского монастыря, четкая организация его хозяйственной жизни, детальный «тариф» монашеских услуг — за разные виды поминания, погребение и т.п. Собор 1503 г. подтвердил «недвижность» церковной земельной собственности, сузив здесь возможности светской власти.

Здесь был один из главных пунктов противоречий между светской и церковной властью. Эти противоречия, а они не один раз и по разным поводам проявлялись в правление Ивана III, были наиболее политизированной сферой церковной жизни. В самом общем виде, то был вопрос о превосходстве церковной власти над светской или наоборот. В принципе для христианина ответ не так уже затруднителен: вневременное, небесное и духовное, конечно же, превосходит тленное, земное и материальное. Первый ряд понятий сопрягался с церковью, второй — с миром вообще (человеческим обществом) и светской властью в частности. Но принцип довлеет в абстрактных суждениях, на практике важны реальные соотношения. А они были таковы, что и в политическом, и в экономическом плане православная церковь как общественный институт решающим образом зависела от государства, особенно учитывая известную аморфность православных церковных институтов.

Впрочем, в конкретных условиях второй половины XV в. ситуация была несколько иной. Автокефалия русской церкви, утвердившаяся благодаря митрополиту Ионе, сыгравшему очень важную роль в окончательной победе Василия Темного, сильно укрепила авторитет московских митрополитов вообще. Позднее он усилился в связи с конфессиональным обоснованием включения Новгорода в состав Российского государства (в 1471 и 1478 гг.), окончательной ликвидации зависимости Руси от Большой Орды (в 1480 г.), западной внешней политики (русско-литовские и русско-орденские войны). Митрополит Филипп стал инициатором возведения нового здания Успенского собора Кремля, символизировавшего единство православной Руси как царства и патронат Богородицы над ним. Вот почему столкновения Ивана III с Митрополитом Геронтием, приобретшие большой общественный резонанс, дважды заканчивались поражением и покаянием державного. Вот почему Иван III в конце 90-х годов публично каялся на церковном Соборе в том, что он «своею неосторожею уморил» в заточении родного брата Андрея. Вот почему Иосиф Волоцкий, недовольный позицией великого князя в отношении еретиков, позволял себе публичные суждения об истинных и неистинных носителях верховной власти, отказывая последним в праве требовать повиновения от подданных и предоставляя самим подданным право не подчиняться таким тиранам.

Публичное учительство державного его духовными пастырями еще было умеренным. Здесь, как и во многих других областях, эпоха Ивана III была переходной. Ни нестяжатели, ни иосифляне не праздновали еще победы ни в церкви, ни в обществе. Принципы отношений иерархов православной церкви и монархов постепенно нарабатывались. Кстати, это во многом объясняет уникальный полифонизм русского летописания той эпохи. Удивительное разномыслие и богатство взглядов, позволяющих порой объемно воспроизвести даже подспудное течение политической жизни.

Иван III серьезно заболел на рубеже 1504—1505 гг. Еще в 1504 г. началось выделение уделов старшим после Василия сыновьям уходящего государя. На протяжении года он постепенно отходил от дел, а зарубежные информаторы сообщали наперебой о его тяжкой болезни. Уходили в небытие и близкие к нему лица. В апреле 1503 г. скончалась Софья, в январе 1505 г. в заточении умерла Елена (Елена Волошанка — дочь молдавского господаря Стефана Великого), мать Дмитрия-внука. При жизни отца, но вряд ли при его участии, великий князь и государь всея Руси Василий Иванович сочетался браком с Соломонией Сабуровой, из старомосковского боярского рода. Первый камень в основание продолжения династии был положен.

Что оставалось за плечами уходящего государя? Итог его деяний можно определить через напрашивающееся сравнение. В середине 80-х годов началась перестройка всех крепостных сооружений Московского Кремля, его центральной части — государевой резиденции и ряда соборов, перепланировка всего центра города. Через три с небольшим года после смерти Ивана III его наследник въедет в новый дворец, но строительство в Кремле и вокруг него продлится еще не одно десятилетие. Что важно? Принципиально существенно, что главные цели и задачи стройки были определены при Иване III, при нем был выполнен основной объем работ. Точно так же обстоит дело с обществом и государством. И здесь еще многое в социальном и государственно-политическом устройстве страны осталось незавершенным. Многое тут закончат реформы середины XVI в. И тем не менее состоялось главное — был сделан решительный шаг в созидании единого централизованного Российского государства.

Date: 2015-08-06; view: 268; Нарушение авторских прав