Женщина не стоящая внимания

Оскар Уайлд

Женщина не стоящая внимания

Уайлд Оскар

Женщина не стоящая внимания

Оскар Уальд

Женщина не стоящая внимания

Комедия в четырех действиях

Перевод H. Дарузес

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Лорд Иллингворт.

Сэр Джон Понтефракт.

Лорд Альфред Раффорд.

Мистер Келвиль, Ч. П.

Архидиакон Добени.

Джеральд Арбетнот.

Фаркэр, дворецкий.

Френсис, лакей.

Леди Ханстентон.

Леди Кэролайн Понтефракт.

Леди Статфилд.

Миссис Оллонби.

Мисс Эстер Уэрсли.

Алиса, горничная.

Миссис Арбетнот.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Лужайка перед террасой в Ханстентоне.

Сэр Джон и леди Кэролайн Понтефракт, мисс Эстер Уэрсли - на стульях

под большим тиссом.

Леди Кэролайн. Мисс Уэрсли, вам, кажется, впервые приходится гостить в английском поместье?

Эстер. Да, леди Кэролайн.

Леди Кэролайн. У вас в Америке нет помещичьих домов, как мне говорили?

Эстер. У нас их не много.

Леди Кэролайн. А деревня у вас есть? То есть то, что мы назвали бы "деревенским простором"?

Эстер (улыбаясь). У нас есть просторы, наша страна самая обширная на всем свете. В школе нас учили, что некоторые из наших штатов по величине равняются Англии и Франции, вместе взятым.

Лед" Кэролайн. Воображаю, какие у вас там сквозняки! (Сэру Джону.) Джон, надел бы ты шарф. Для чего же я вяжу тебе шарфы, если ты их никогда не носишь?

Сэр Джон. Мне очень тепло, Кэролайн, уверяю тебя.

Леди Кэролайн. Не думаю, Джон. Ну что ж, мисс Уэрсли, вам повезло; очаровательное местечко, лучше и не найти, хотя дом - крайне сырой, прямо-таки непростительно сырой, а милая леди Ханстентон подчас бывает не слишком разборчива, приглашая сюда гостей. (Сэру Джону.) Она любит смешанное общество. Лорд Иллингворт, конечно, человек выдающийся. Быть знакомой с ним - уже привилегия. А этот член парламента, мистер Кеттль...

Сэр Джон. Келвиль, дорогая, Келвиль.

Леди Кэролайн. Должно быть, очень порядочный человек. О нем никто ровно ничего не слыхал, а в наше время одно это уже очень много говорит о человеке. Зато миссис Оллонби вряд ли подходящая особа.

Эстер. Мне миссис Оллонби не нравится. Так не нравится, что и сказать не могу.

Леди Кэролайн. Не знаю, мисс Уэрсли, следует ли иностранкам так прямо говорить, что им нравятся или не нравятся люди, с которыми их знакомят. Миссис Оллонби очень хорошего рода. Она племянница лорда Бранкастера. Правда, говорят, что до замужества она два раза убегала из дому. Но вы знаете, как люди бывают несправедливы. Я лично думаю, что она бегала не больше одного раза.

Эстер. Мистер Арбетнот очень мил.

Леди Кэролайн. Ах да, тот молодой человек, что служит в банке. Леди Ханстентон была так добра, что пригласила его к себе, и лорду Иллингворту он, кажется, очень понравился. Но не знаю, право, хорошо ли делает Джейн, что поднимает его выше привычной сферы. В мое время, мисс Уэрсли, людей, которые зарабатывали себе на жизнь, нельзя было встретить в обществе. Это считалось как-то не принято.

Эстер. В Америке именно таких людей уважают больше всего.

Леди Кэролайн. Не сомневаюсь в этом.

Эстер. Мистер Арбетнот чудесная натура. Он такой простой, такой искренний. Один из самых чудесных людей, каких я встречала. Познакомиться с ним - это привилегия.

Леди Кэролайн. Мисс Уэрсли, в Англии не принято, чтобы молодая девушка говорила с восторгом о лицах другого пола. Английские женщины скрывают свои чувства до тех пор, пока не выйдут замуж. А после того они их выказывают,

Эстер. Разве у вас в Англии не допускают дружбы между молодым человеком и девушкой?

Входит леди Ханстентон в сопровождении лакея с шалями и подушкой.

Лэди Кэролайн. Мы считаем это крайне нежелательным. Джейн, я только что говорила, какое приятное общество у вас собралось. У вас удивительная способность объединять людей. Прямо-таки талант.

Леди Ханстентон. Как это любезно с вашей стороны, Кэролайн. Я думаю, мы все отлично уживаемся вместе. И, надеюсь, наша милая гостья из Америки унесет с собой приятные воспоминания о жизни в английском поместье. (Лакею.) Подушку сюда, Френсис. И мою шаль. Шотландскую. Принесите шотландскую.

Лакей уходит за шалью. Входит Джеральд Арбетнот.

Джеральд: Леди Ханстентон, могу сообщить вам очень приятную новость. Лорд Иллингворт только что предложил мне стать его секретарем.

Леди Ханстентон. Секретарем? Да, это действительно приятная новость, Джеральд. Это значит, что перед вами открывается блестящее будущее. Ваша милая матушка будет в восторге. Право, надо постараться уговорить ее, чтобы она пришла сюда нынче вечером. Как по-вашему, Джеральд, она придет? Я знаю, как трудно уговорить ее пойти куда-нибудь.

Джеральд. О, я думаю, она придет, леди Ханстентон, когда узнает, что лорд Иллингворт сделал мне такое предложение.

Входит лакей с шалью.

Леди Ханстентон. Я напишу ей и попрошу прийти и познакомиться с ним. (Лакею.) Подождите, Френсис. (Пишет письмо.)

Леди Кэролайн. Изумительное начало для такого молодого человека, как вы, мистер Арбетнот.

Джеральд. В самом деле, леди Кэролайн. Надеюсь, я смогу доказать, что достоин этого.

Леди Кэролайн. Я тоже надеюсь.

Джеральд (к Эстер). Вы еще не поздравили меня, мисс Уэрсли.

Эстер. А вы очень этому рады?

Джеральд. Конечно, рад. Для меня это значит все: все, на что я не смел надеяться до сих пор, стало теперь для меня доступно.

Эстер. Нет ничего такого, на что нельзя было бы надеяться. Жизнь и есть надежда.

Леди Ханстентон. Мне кажется, Кэролайн, лорд Иллингворт метит - в дипломаты. Ему, как я слышала, предлагали Вену. Но это еще, может быть, и неправда.

Леди Кэролайн. Не думаю, Джейн, чтобы представителем Англии за рубежом мог быть холостяк. Это может вызвать осложнения.

Леди Ханстентон. Не волнуйтесь, Кэролайн. Поверьте мне, вы напрасно волнуетесь. Кроме того, лорд Иллингворт может жениться, когда ему вздумается. Я надеялась, что он женится на леди Келсо. Но, кажется, он говорил, что у нее слишком большая семья. Или слишком большая нога? Не помню, что именно. Но мне, право, очень жаль. Она создана быть женою посланника.

Леди Кэролайн. У нее в самом деле есть удивительная способность запоминать фамилии людей и забывать их лица.

Леди Ханстентон. Что ж, Кэролайн, это ведь вполне естественно, не так ли? (Лакею.) Скажите, чтобы Генри подождал ответа. Я написала несколько строк вашей милой матушке, Джеральд. Сообщаю ей вашу новость и прошу непременно приехать к обеду.

Джеральд. Вы очень добры, леди Ханстентон. (К Эстер.) Не хотите ли пройтись, мисс Уэрсли?

Эстер. С удовольствием. (Уходит вместе с Джеральдом.)

Леди Ханстентон. Я очень рада, что Джеральду так повезло. Он ведь мой протеже. И я особенно довольна тем, что лорд Иллингворт сам предложил ему место, без всяких намеков с моей стороны. Кто же любит, чтобы у него просили одолжений? Я помню, один сезон бедную Шарлотту Пегден просто избегали в обществе, потому что она всем навязывала свою гувернантку-француженку.

Леди Кэролайн. Я видела эту гувернантку, Джейн. Еще до того, как Элинор начала выезжать в свет. Она была слишком красива, чтобы ее можно было держать в порядочном доме. Не удивляюсь, что леди Пегден так хотелось отделаться от нее.

Леди Ханстентон. Ах, тогда понятно!

Леди Кэролайн. Джон, на траве для тебя слишком сыро. Сию минуту пойди и надень галоши.

Сэр Джон. Мне и так хорошо, не беспокойся, Кэролайн.

Леди Кэролайн. Нет, ты уж позволь, Джон. Мне лучше это знать. Сделай, пожалуйста, как я говорю.

Сэр Джон встает и уходит.

Леди Xанстентон. Вы, право, балуете его, Кэролайн!

Входят миссис Оллонби и леди Статфилд.

(К миссис Оллонби.) Ну, дорогая, надеюсь, вам понравился парк? Говорят, деревья в нем хороши.

Миссис Оллонби. Деревья чудесные, леди Ханстентон.

Леди Статфилд. Да-да, очень, очень хорошие.

Миссис Оллонби. А все-таки мне кажется, проживи я в деревне полгода, я стала бы до того неинтересной, что на меня решительно перестали бы обращать внимание.

Леди Ханстентон. Уверяю вас, дорогая, деревня вовсе не оказывает такого влияния. Ну как же, ведь это из Меторпа, всего в двух милях от нас, леди Белтон убежала с лордом Фезерсделем. Прекрасно помню этот случай. Бедный лорд Белтон скончался через три дня не то от радости, не то от подагры. Забыла от чего. У нас в то время гостило много народу, так что мы все очень интересовались этим происшествием.

Миссис Оллонби. Я думаю, что бежать - это трусость. Это значит избегать опасности. А опасности так редко встречаются в нашей жизни.

Леди Кэролайн. Насколько я могу судить, единственная цель жизни у теперешних молодых женщин - это игра с огнем.

Миссис Оллонби. Первое условие игры с огнем, леди Кэролайн, в том, чтобы даже не обжечься. Обжигаются только те, кто не знает правил игры.

Леди Статфилд. Да, понимаю. Это очень, очень полезно знать.

Леди Ханстентон. Не знаю, как мир уживется с такой теорией, милая миссис Оллонби.

Леди Статфилд. Ах, мир был создан для мужчин, а не для женщин!

Миссис Оллонби. Не окажите, леди Статфилд. Нам живется гораздо веселее. Для нас существует гораздо больше запретного, чем для них.

Леди Статфилд. Да, это совершенно, совершенно верно. Мне это как-то не приходило в голову.

Входят сэр Джон и мистер Келвиль.

Леди Ханстентон. Ну как, мистер Келвиль, закончили вы свою работу?

Келвиль. На сегодня я кончил писать, леди Ханстентон. Задача была нелегкая. Современный общественный деятель должен отдавать работе все свое время, а это очень тяжело, в самом деле тяжело. И не думаю, чтобы его труды встречали соответственное признание.

Леди Кэролайн. Джон, ты надел галоши?

Сэр Джон. Да, милая.

Леди Кэролайн. Ты бы лучше перешел ко мне, сюда, Джон. Здесь больше тени.

Сэр Джон. Мне и так очень хорошо, Кэролайн.

Леди Кэролайн. Не думаю, Джон. Тебе лучше бы сесть рядом со мной.

Сэр Джон встает и переходит к ней.

Леди Статфилд. А о чем же вы писали сегодня, мистер Келвиль?

Келвиль. На обычную тему, леди Статфилд. О чистоте нравов.

Леди Статфилд. Должно быть, очень, очень интересно писать на эту тему.

Келвиль. Это единственная тема, действительно имеющая в наши дни общенародное значение. Я намерен обратиться по этому вопросу с речью к моим избирателям перед открытием парламентской сессии. Я считаю, что беднейшие классы нашей страны проявляют заметное стремление к более высокому моральному уровню.

Леди Статфилд. Очень, очень мило с их стороны.

Леди Кэролайн. Вы стоите за то, чтобы женщины участвовали в политике, мистер Кеттль?

Сэр Джон. Келвиль, дорогая, Келвиль!

Келвиль. Постоянно растущее влияние женщин - это единственное в нашей политической жизни, что подает какую-то надежду на будущее, леди Кэролайн. Женщины всегда стоят за нравственность, и личную и общественную.

Леди Статфилд. Это очень, очень лестно слышать от вас.

Леди Ханстентон. Ах да! Нравственное достоинство женщины - вот что всего важнее. Боюсь, Кэролайн, что лорд Иллингворт не ценит нравственности в женщинах так, как следовало бы!

Входит лорд Иллингворт.

Леди Статфилд. В свете говорят, что лорд Иллингворт очень, очень безнравственный человек.

Лорд Иллингворт. Но какой свет говорит это, леди Статфилд? Тот свет, надо полагать. А с этим светом я в наилучших отношениях. (Садится рядом с миссис Оллонби.)

Леди Статфилд. Все, кого я знаю, говорят, что вы очень, очень безнравственный.

Лорд Иллингворт. Это прямо чудовищно, как люди себя ведут нынче: говорят у человека за спиной всю чистую правду.

Леди Ханстентон. Милый лорд Иллингворт совершенно безнадежен, леди Статфилд. Я давно оставила все попытки его исправить. Для этой цели надо было бы основать благотворительное общество с советом директоров и платным секретарем. Но ведь у вас уже есть секретарь, лорд Иллингворт, не правда ли? Джеральд рассказал нам, как ему повезло, - вы очень добры.

Лорд Иллингворт. Не говорите этого, леди Ханстентон. "Добрый" - ужасное слово. Мне с первого взгляда очень понравился молодой Арбетнот, и он будет мне весьма полезен в том, что я по своему безрассудству задумал сделать.

Леди Ханстентон. Это замечательный юноша. И его мать одна из самых близких моих приятельниц. Он только что пошел прогуляться с нашей хорошенькой американочкой. Ведь правда, она очень хорошенькая?

Леди Кэролайн. Слишком даже хорошенькая. Эти американки захватывают себе самых лучших женихов. Почему они не сидят у себя дома? Они же всегда твердят нам, что Америка - рай для женщин.

Лорд Иллингворт. Это так и есть, леди Кэролайн. Вот потому-то они и стремятся, подобно Еве, поскорее удрать оттуда.

Леди Кэролайн. А кто родители мисс Уэрсли?

Лорд Иллингворт. Американки удивительно ловко скрывают своих родителей.

Леди Ханстентон. Дорогой мой лорд Иллингворт, что вы хотите этим сказать? Мисс Уэрсли сирота, Кэролайн. Ее отец был, кажется, не то миллионер, не то филантроп, или и то и другое вместе; он оказал очень любезный прием моему сыну, когда тот был в Бостоне. Не знаю, право, на чем он нажил свои миллионы.

Келвиль. Я думаю, на американской мануфактуре.

Леди Ханстентон. А что это такое?

Лорд Иллингворт. Американские романы.

Леди Ханстентон. Как странно!.. Ну что ж, откуда бы ни произошло богатство мисс Уэрсли, я очень ее уважаю. Она необыкновенно хорошо одевается. Все американки хорошо одеваются. Они заказывают свои туалеты в Париже.

Миссис Оллонби. Говорят, леди Ханстентон, что после смерти хорошие американцы отправляются в Париж.

Леди Ханстентон. Вот как? А куда же деваются после смерти плохие американцы?

Лорд Иллингворт. О, они отправляются в Америку.

Келвиль. Боюсь, лорд Иллингворт, что вы недооцениваете Америку. Это весьма замечательная страна, особенно если принять во внимание ее молодость.

Лорд Иллингворт. Молодость Америки - это самая старая из ее традиций. Ей насчитывается уже триста лет. Послушаешь американцев, так можно вообразить, будто они все еще находятся во младенчестве. А во всем, что дело касается цивилизации, они уже впали в детство.

Келвиль. Без сомнения, политическая жизнь Америки сильно затронута коррупцией. Я полагаю, вы это имеете в виду?

Лорд Иллингворт. Не знаю. Может быть.

Леди Ханстентон. Говорят, с политикой нынче везде просто ужасно. Ив Англии, разумеется, тоже. Милый мистер Кардью просто губит страну. Не знаю, как это миссис Кардью ему позволяет. Вы, конечно, не думаете, лорд Иллингворт, что невежественных людей можно допускать к голосованию?

Лорд Иллингворт. Я думаю, что только их-то и следует допускать.

Келвиль. А разве вы не становитесь на чью-либо сторону в политике, лорд Иллингворт?

Лорд Иллингворт. Никогда и ни в чем не надо становиться на чью-либо сторону, мистер Келвиль. С этого начинается искренность, за ней по пятам следует серьезность - и человек делается непроходимо скучен. Тем не менее Палата общин - учреждение, в сущности, почти безвредное. Законодательным путем нельзя привести людей к добродетели - и это уже хорошо.

Келвиль. Вы не можете отрицать, что Палата общин всегда проявляла большое сочувствие к страданиям бедняков.

Лорд Иллингворт. Это ее болезнь. И вообще болезнь века. Надо бы сочувствовать радости, красоте, живой жизни. Чем меньше говорят о язвах жизни, тем лучше, мистер Келвиль.

Келвиль. Все же наш Ист-энд представляет собой весьма важную проблему.

Лорд Иллингворт. Совершенно верно. Это проблема рабства. А мы пытаемся разрешить ее, развлекая рабов.

Леди Ханстентон. Конечно, очень много можно сделать путем недорогих развлечений, как вы говорите, лорд Иллингворт. Наш милый доктор Добени, здешний пастор, зимой устраивает чудесные вечера для бедных. И очень много добра можно сделать, если показать им волшебный фонарь, дать послушать какого-нибудь миссионера или устроить еще что-нибудь популярное в этом роде.

Леди Кэролайн. Я решительно против развлечений для бедных, Джейн. Довольно с них одеял и угля. И без того высшие классы помешаны на удовольствиях. Нам в нашей современной жизни не хватает здоровья. А это нездоровое направление, совсем нездоровое.

Келвиль. Вы совершенно правы, леди Кэролайн.

Леди Кэролайн. Думаю, что я всегда права.

Миссис Оллонби. Отвратительное слово "здоровье".

Лорд Иллингворт. Самое глупое слово в нашем языке, а ведь хорошо известно, что такое распространенное в публике представление о здоровье. Английский помещик, во весь опор скачущий за лисицей, - бесшабашный в погоне за несъедобной.

Келвиль. Разрешите спросить, лорд Иллингворт, считаете ли вы Палату лордов более совершенным учреждением, чем Палату общин?

Лорд Иллингворт. Разумеется. В Палате лордов мы никогда не сталкиваемся с общественным мнением. Это и делает нас культурным учреждением.

Келвиль. Вы серьезно высказываете такой взгляд?

Лорд Иллингворт. Совершенно серьезно, мистер Келвиль. (К миссис Оллонби.) Вульгарная привычка завелась теперь у людей: спрашивать, после того как вы поделились с ними мыслью, - серьезно вы говорили или нет. Ничто не серьезно, кроме страсти. Интеллект и сейчас не серьезен, да и никогда не был серьезным. Это инструмент, на котором играешь, вот и все. Единственно серьезная форма интеллекта, как мне известно, - это британский интеллект. А на британском интеллекте невежды играют как на барабане.

Леди Xанстентон. Что это вы говорите про барабан, лорд Иллингворт?

Лорд Иллингворт. Я просто пересказывал миссис Оллонби передовые статьи из лондонских газет.

Леди Ханстентон. А разве вы верите всему, что пишут в газетах?

Лорд Иллингворт. Верю. Нынче только то и случается, чему невозможно поверить. (Встает вместе с миссис Оллонби.)

Леди Ханстентон. Вы уходите, миссис Оллонби?

Миссис Оллонби. Не так далеко - в оранжерею. Лорд Иллингворт сказал мне, что там есть орхидея, прекрасная, как семь смертных грехов.

Леди Ханстентон. Дорогая моя, надеюсь, там нет ничего подобного. Придется мне поговорить с садовником.

Миссис Оллонби и лорд Иллингворт уходят.

Леди Кэролайн. Интересный тип эта миссис Оллонби.

Леди Ханстентон. Она иногда уж слишком дает волю своему острому язычку.

Леди Кэролайн. Разве миссис Оллонби только в этом одном дает себе волю?

Леди Ханстентон. Ну конечно, Кэролайн, надеюсь, что так.

Входит лорд Альфред.

Дорогой лорд Альфред, присоединяйтесь к нам.

Лорд Альфред садится рядом с леди Статфилд.

Леди Кэролайн. Вы всему хорошему готовы верить, Джейн. А это большая ошибка.

Леди Статфилд. Вы в самом деле думаете, леди Кэролайн, что нельзя верить ничему-ничему хорошему?

Леди Кэролайн. Я думаю, что так гораздо безопаснее, леди Статфилд. Пока, разумеется, не узнаешь, что человек действительно хорош. А это в наше время не так-то легко узнать.

Леди Статфилд. Но в нашей жизни столько злословия.

Леди Кэролайн. Вчера за обедом лорд Иллингворт говорил, что в основе каждой сплетни лежит хорошо проверенная безнравственность.

Келвиль. Лорд Иллингворт, конечно, весьма выдающаяся личность, но, мне кажется, ему недостает этой прекрасной веры в чистоту и благородство жизни, что так много значит в наш век.

Леди Статфилд. Да, очень, очень много значит, не правда ли?

Келвиль. У меня создалось впечатление, что он неспособен оценить всю прелесть английской семейной жизни. Я бы сказал, что он заражен чужеземными взглядами на этот счет.

Леди Статфилд. Нет ничего лучше семейной жизни, ведь правда, правда?

Келвиль. На ней зиждется английская мораль, леди Статфилд. Без нее мы уподобились бы нашим соседям.

Леди Статфилд. А это было бы очень печально, не правда ли?

Келвиль. Боюсь, кроме того, что лорд Иллингворт видит в женщине просто игрушку. Ну, а я лично никогда не смотрел на женщину как на игрушку. Женщина - это мыслящая подруга мужчины, его помощница, как в общественной, так и в частной жизни. Без нее мы забыли бы истинные идеалы. (Садится рядом с леди Статфилд.)

Леди Статфилд. Я очень, очень рада слышать это от вас.

Леди Кэролайн. Вы женаты, мистер Кеттль?

Сэр Джон. Келвиль, дорогая, Келвиль.

Келвиль. Я женат, леди Кэролайн.

Леди Кэролайн. И дети есть?

Келвяль. Да.

Леди Кэролайн. Сколько?

Келвиль. Восьмеро.

Леди Статфилд переносит свое внимание на лорда Альфреда.

Леди Кэролайн. Вероятно, миссис Кеттль с детьми отдыхает на взморье?

Сэр Джон пожимает плечами.

Келвиль. Моя жена сейчас на взморье вместе с детьми, леди Кэролайн.

Леди Кэролайн. Вы, конечно, поедете к ним несколько позже?

Келвиль. Если позволят мои общественные обязанности.

Леди Кэролайн. Ваша общественная деятельность, должно быть, доставляет много радости миссис Кеттль?

Сэр Джон. Келвиль, дорогая, Келвиль.

Леди Статфилд (лорду Альфреду). Какая прелесть эти ваши папиросы с золотым ободком, лорд Альфред; это очень, очень мило.

Лорд Альфред. Они ужасно дороги. Я курю их только тогда, когда я по уши в долгу.

Леди Статфилд. Наверно, это очень, очень печально - быть в долгу?

Лорд Альфред. По нынешним временам надо иметь какое-нибудь занятие. А если б у меня не было долгов, то мне решительно не о чем было бы думать. Решительно все, кого я только знаю, все мои приятели, тоже в долгу.

Леди Статфилд. Но ведь те люди, которым вы должны, верно, доставляют вам очень, очень много беспокойства?

Входит лакей.

Лорд Альфред. О нет, ведь это они пишут, а не я.

Леди Статфилд. Это очень, очень странно.

Леди Ханстентон. А, вот и письмо, Кэролайн, от нашей милой миссис Арбетнот. Она не будет к обеду. Очень жаль. Зато она придет вечером. Я, право, очень рада. Это такая милая Женщина. И почерк у нее прекрасный, такой крупный, такой твердый. (Передает письмо леди Кэролайн).

Леди Кэролайн (глядя на письмо). Немножко не хватает женственности, Джейн. Женственность - это качество, которым я больше всего восхищаюсь в женщинах.

Леди Ханстентон (берет у нее письмо и кладет его на стол). Ах, она очень женственная, Кэролайн, и такая добрая к тому же. Послушали бы вы, что о ней говорит архидиакон. Он считает ее своей правой рукой в приходе.

Лакей что-то говорит ей.

В желтой гостиной. Не пора ли нам? Леди Статфилд, не хотите ли вы чаю?

Леди Статфилд. С удовольствием, леди Ханстентон.

Встают, собираясь уходить. Сэр Джон берет накидку леди Статфилд.

Леди Кэролайн. Джон! Если б ты передал своему племяннику плащ леди Статфилд, то мог бы взять у меня рабочую корзинку.

Входят лорд Иллингворт и миссис Оллонби.

Сэр Джон. Конечно, дорогая.

Уходят.

Миссис Оллонби. Любопытно, что некрасивые женщины всегда ревнуют своих мужей, а красивые - никогда.

Лорд Иллингворт. Красивым женщинам некогда. Они всегда так заняты ревнуют чужих мужей.

Миссис Оллонби. Казалось бы, за столько лет леди Кэролайн должны были надоесть супружеские тревоги. Ведь сэр Джон у нее четвертый!

Лорд Иллингворт. Конечно, не следовало бы так часто выходить замуж. Двадцать лет любви делают из женщины развалину; зато двадцать лет брака превращают ее в нечто подобное общественному зданию.

Миссис Оллонби. Двадцать лет любви! Разве это возможно?

Лорд Иллингворт. Только не в наше время. Женщины стали слишком остроумны. Ничто так не вредит роману, как чувство юмора в женщине.

Миссис Оллонби. Или недостаток его в мужчине.

Лорд Иллингворт. Вы совершенно правы. В храме все должны быть серьезны, кроме того, кому поклоняются.

Миссис Оллонби. И это должен быть мужчина?

Лорд Иллингворт. Женщины преклоняют колена так грациозно, а мужчины -нет.

Миссис Оллонби. Вы имеете в виду леди Статфилд?

Лорд Иллингворт. Уверяю вас, я вот уже четверть часа не думаю о леди Статфилд.

Миссис Оллонби. Разве она такая загадка?

Лорд Иллингворт. Больше чем загадка - она настроение.

Миссис Оллонби. Настроения длятся недолго.

Лорд Иллингворт. В этом их главное очарование.

Входят Эстер и Джеральд.

Джеральд. Лорд Иллингворт, все меня поздравляют, леди Ханстентон и леди Кэролайн, и... все. Надеюсь, из меня выйдет хороший секретарь.

Лорд Иллингворт. Вы будете образцовым секретарем, Джеральд. (Разговаривает с ним.)

Миссис Оллонби. Вам нравится жить в поместье, мисс Уэрсли?

Эстер. Очень нравится.

Миссис Оллонби. А вы не тоскуете о лондонских обедах?

Эстер. Я ненавижу лондонские обеды.

Миссис Оллонби. А я их обожаю. Умные люди никогда не слушают, а глупые - всегда молчат.

Эстер. Мне кажется, что глупые люди очень много разговаривают.

Миссис Оллонби. Ах, я никогда не слушаю!

Лорд Иллингворт. Мой милый, если б вы мне не понравились, я бы не предложил вам это место. Именно потому, что вы мне так нравитесь, я и хочу, чтобы вы были всегда со мной.

Эстер уходит с Джеральдом.

Чудесный юноша этот Джеральд Арбетнот!

Миссис Оллонби. Он очень мил, право, очень мил. Но эту американскую девицу я просто не выношу.

Лорд Иллингворт. Почему?

Миссис Оллонби. Она сказала мне вчера, да еще так громко, что ей всего только восемнадцать лет. Это было очень неприятно.

Лорд Иллингворт. Никогда нельзя верить женщине, которая не скрывает своих лет. Женщина, которая говорит, сколько ей лет, может рассказать все что угодно.

Миссис Оллонби. Кроме того, она пуританка.

Лорд Иллингворт. А вот это уже непростительно. Пускай бы еще некрасивые женщины были пуританками. Это их единственное оправдание. Но она-то положительно хорошенькая. Я ею безмерно восхищаюсь. (Смотрит пристально на миссис Оллонби.)

Миссис Оллонби. Какой вы, должно быть, насквозь испорченный человек!

Лорд Иллингворт. Кого вы считаете испорченным?

Миссис Оллонби. Тех мужчин, которые восхищаются невинностью.

Лорд Иллингворт. А испорченными женщинами?

Миссис Оллонби. О, тех женщин, которые никогда не надоедают мужчинам.

Лорд Иллингворт. Вы очень строги к самой себе.

Миссис Оллонби. Дайте нам определение.

Лорд Иллингворт. Сфинксы без загадки.

Миссис Оллонби. Это относится и к пуританкам?

Лорд Иллингворт. Знаете ли, я не верю в, существование пуританок. Не думаю, чтобы на свете нашлась хоть одна женщина, которая не была бы польщена, когда за ней ухаживают. Вот это и делает женщин такими неотразимо соблазнительными.

Миссис Оллонби. Вы думаете, нет такой женщины на свете, которая не позволила бы поцеловать себя?

Лорд Иллингворт. Очень мало.

Миссис Оллонби. Мисс Уэрсли не позволит.

Лорд Иллингворт. Вы в этом уверены?

Миссис Оллонби. Вполне.

Лорд Иллингворт. Как вы думаете, что она сделает, если я ее поцелую?

Миссис Оллонби. Заставит вас жениться на ней или даст пощечину. А что бы вы сделали, если бы она ударила вас по щеке перчаткой?

Лорд Иллингворт. Вероятно, влюбился бы в нее.

Миссис Оллонби. Тогда это к лучшему, что вы ее не поцелуете.

Лорд Иллингворт. Это вызов?

Миссис Оллонби. Стрела, пущенная в воздух.

Лорд Иллингворт. А знаете ли, мне всегда удается все, что бы я ни задумал.

Миссис Оллонби. Очень жаль это слышать. Мы, женщины, обожаем неудачников. Мы их опора.

Лорд Иллингворт. Вы поклоняетесь победителям. Вы льнете к ним.

Миссис Оллонби. Мы - лавровые венки, прикрывающие их лысину.

Лорд Иллингворт. А вы им нужны постоянно, кроме минуты торжества.

Миссис Оллонби. В эту минуту они неинтересны.

Лорд Иллингворт. Вы соблазнительница!

Пауза.

Миссис Оллонби. Лорд Иллингворт, в вас есть одно, что мне всегда будет нравиться.

Лорд Иллингворт. Только одно? А у меня так много недостатков.

Миссис Оллонби. Ах, не слишком чваньтесь ими. Вы можете все это утратить, когда состаритесь.

Лорд Иллингворт. Я вовсе не намерен стариться. Душа рождается старой, но становится все моложе. В этом комедия жизни.

Миссис Оллонби. А тело рождается молодым, но становится старым. В этом трагедия жизни.

Лорд Иллингворт. А иногда и комедия. Но по какой это загадочной причине я всегда буду вам нравиться?

Миссис Оллонби. Потому что вы за мной никогда не ухаживали.

Лорд Иллингворт. Я никогда ничего другого не делал.

Миссис Оллонби. Право? Я не заметила.

Лорд Иллингворт. Какое счастье! Для нас обоих это могло бы стать трагедией.

Миссис Оллонби. Вместе мы бы ее пережили.

Лорд Иллингворт. Нынче все можно пережить, кроме смерти, и все можно перенести, кроме хорошей репутации.

Миссис Оллонби. А вы знаете, что такое хорошая репутация?

Лорд Иллингворт. Это одна из многих неприятностей, которых мне не пришлось испытать.

Миссис Оллонби. Может быть, еще придется.

Лорд Иллингворт. Почему вы мне грозите?

Миссис Оллонби. Я вам скажу, когда вы поцелуете эту пуританку.

Входит лакей.

Лакей. Чай подан в желтой гостиной, милорд.

Лорд Иллингворт. Скажите леди Ханстентон, что мы сейчас придем.

Лакей. Слушаюсь, милорд.

Лорд Иллингворт. Не пойти ли нам пить чай?

Миссис Оллонби. А вы любите такие простые удовольствия?

Лорд Иллингворт. Обожаю простые удовольствия. Это последнее прибежище сложных натур. Но если хотите, останемся здесь. Да, останемся. Книга Жизни начинается с мужчины и женщины в саду.

Миссис Оллонби. А кончается Откровением.

Лорд Иллингворт. Вы божественно фехтуете. Но с вашей рапиры соскочил наконечник.

Миссис Оллонби. Зато маска еще на мне.

Лорд Иллингворт. От этого ваши глаза только сильнее блестят.

Миссис Оллонби. Благодарю вас. Идемте.

Лорд Иллингворт (замечает письмо миссис Арбетнот на столе, берет его и смотрит на конверт). Какой любопытный почерк! Он напоминает мне почерк женщины, которую я знавал много лет назад.

Миссис Оллонби. Кто это такая?

Лорд Иллингворт. О, никто. Не важно кто. Женщина, не стоящая внимания. (Бросает письмо на стол и вместе с миссис Оллонби поднимается по ступеням террасы. Они улыбаются друг другу.)

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Гостиная леди Ханстентон после обеда; лампы зажжены.

Дамы сидят на диванах.

Миссис Оллонби. Какое облегчение избавиться от мужчин хоть ненадолго!

Леди Статфилд. Да, мужчины нас так преследуют, правда?

Миссис Оллонби. Преследуют? Хотелось бы мне, чтоб они нас преследовали.

Леди Ханстентон. Дорогая моя!

Миссис Оллонби. Досадно, что эти негодные могут быть совершенно счастливы и без нас. Вот почему, мне кажется, долг каждой женщины не оставлять их ни на минуту, кроме вот этой короткой передышки после обеда; без нее мы, бедные женщины, иссохли бы и превратились в тени.

Слуги вносят кофе.

Леди Ханстентон. Превратились бы в тени, дорогая?

Миссис Оллонби. Да, леди Ханстентон. Это так утомительно - держать мужчин в руках. Они всегда стараются ускользнуть от нас.

Леди Статфилд. Мне кажется, это мы всегда стараемся ускользнуть от них. Мужчины очень, очень бессердечны. Они знают свою силу и пользуются ею.

Леди Кэролайн. Все это вздор и чепуха - насчет мужчин. Надо только, чтобы мужчина знал свое место.

Миссис Оллонби. А где же его место, леди Кэролайн?

Леди Кэролайн. Возле жены, миссис Оллонби.

Миссис Оллонби (берет у лакея кофе). Вот как?.. А если он не женат?

Леди Кэролайн. Если он не женат, так должен искать себе жену. Это просто позор, сколько холостяков встречаешь нынче в обществе. Надо бы провести такой закон, чтобы заставить их всех жениться в течение года.

Леди Статфилд (отказывается от кофе). Но если он влюблен в женщину, которая, может быть, принадлежит другому?

Леди Кэролайн. В таком случае, леди Статфилд, его надо в одну неделю женить на какой-нибудь некрасивой и порядочной девушке, чтобы не покушался на чужую собственность.

Миссис Оллонби. Не знаю, можно ли вообще говорить о нас как о чужой собственности. Все мужчины - собственность замужних женщин. Это единственно верное определение того, что такое собственность замужних женщин. Мы же не принадлежим никому.

Леди Статфилд. О, я очень, очень рада слышать это от вас.

Леди Ханстентон. Но вы в самом деле думаете, Кэролайн, что законодательным путем можно как-то исправить положение? Говорят, что нынче все женатые живут как холостяки, а все холостяки - как женатые.

Миссис Оллонби. Я, право, никогда не могу отличить женатого от холостого.

Леди Статфилд. Я думаю, сразу можно узнать, есть у человека семейные обязанности или нет. Я не раз замечала такое грустное, грустное выражение в глазах женатых мужчин.

Миссис Оллонби. Ах, все, что я могла заметить, - это то, что мужчины ужасно скучны, если они хорошие мужья, и отвратительно тщеславны, если плохие.

Леди Ханстентон. Ну что ж, надо полагать, мужья нынче совсем не то, что во времена моей молодости, но я должна сказать, что мой бедный Ханстентон был самый прелестный человек и по характеру чистое золото.

Миссис Оллонби. Ах, мой муж нечто вроде векселя, мне надоело по "ему платить.

Леди Кэролайн. Но вы возобновляете этот вексель время от времени?

Миссис Оллонби. О нет, леди Кэролайн. У меня был всего-навсего один муж. Должно быть, вы на меня смотрите как на дилетантку?

Леди Кэролайн. С вашими взглядами на жизнь удивительно, как вы вообще вышли замуж.

Миссис Оллонби. Мне тоже это удивительно.

Леди Ханстентон. Милое дитя, вы, верно, очень счастливы в семейной жизни, но хотите скрыть ваше счастье от других.

Миссис Оллонби. Уверяю вас, я ужасно обманулась в Эрнесте.

Леди Ханстентон. Надеюсь, что нет, милая. Его мать была урожденная Страттон, Кэролайн, одна из дочерей лорда Кроуленда.

Леди Кэролайн. Виктория Страттон? Отлично ее помню. Глупенькая блондинка без подбородка.

Миссис Оллонби. Ах, у Эрнеста есть подбородок. У него очень энергичный подбородок, квадратный подбородок. Даже слишком квадратный.

Леди Статфилд. А вы в самом деле думаете, что подбородок у мужчины может быть слишком квадратным? Я думаю, что мужчина должен выглядеть очень, очень сильным, и подбородок у него должен быть совершенно, совершенно квадратным.

Миссис Оллонби. Тогда вам надо бы познакомиться с Эрнестом, леди Статфилд. Но только следует предупредить вас, что разговаривать он не мастер.

Леди Статфилд. Я обожаю молчаливых мужчин.

Миссис Оллонби. О, Эрнест не из молчаливых. Он все время говорит. Но разговаривать не умеет. О чем он говорит - не знаю. Я уже много лет его не слушаю.

Леди Статфилд. Вы так его и не простили? Как это печально! Но ведь вся жизнь очень, очень печальна, не правда ли?

Миссис Оллонби. Жизнь, леди Статфилд, есть просто un mauvais quart d'heure Неприятные четверть часа. (Франц.)., составленное из мгновений счастья.

Леди Статфилд. Да, бывают такие мгновения. Но разве мистер Оллонби сделал что-нибудь очень, очень дурное? Рассердился на вас и сказал что-нибудь нелюбезное или чистую правду?

Миссис Оллонби. О боже мой, нет! Эрнест всегда неизменно спокоен. Это одна из причин, почему он мне действует на нервы. Ничто так не раздражает, как спокойствие. Есть что-то положительно скотское в спокойном характере современных мужчин. Удивляюсь, как мы, женщины, ухитряемся это терпеть.

Леди Статфилд. Да, хороший характер у мужчин доказывает, что они грубее нас, не так чувствительны. Это нередко создает барьер между мужем и женой, не так ли? Но мне все же очень хотелось бы знать, что такого сделал мистер Оллонби?

Миссис Оллонби. Ну что же, я вам скажу, если вы дадите торжественное обещание рассказывать об этом всем и каждому.

Леди Статфилд. Благодарю вас, благодарю. Я непременно постараюсь.

Миссис Оллонби. Когда мы с Эрнестом обручились, он поклялся мне на коленях, что никогда в, жизни не любил никого другого. В то время я была еще очень молода, и нечего вам даже говорить - не поверила ему. К несчастью, я не стала никого расспрашивать об этом, пока не прошло месяцев пять после свадьбы. И вот тогда-то я узнала, что он сказал мне чистую правду. А после такого признания мужчина делается совершенно неинтересен.

Леди Ханстентон. Дорогая моя!

Миссис Оллонби. Мужчина всегда хочет быть первой любовью женщины. Такое у них нелепое тщеславие. Мы, женщины, более чутки в таких вещах. Нам хотелось бы стать последней любовью мужчины.

Леди Статфилд. Понимаю, что вы хотите сказать. Это очень, очень красиво.

Леди Ханстентон. Милое дитя, неужели вы хотите сказать, что не можете простить мужа за то, что он не любил никого, кроме вас? Слышали вы что-нибудь подобное, Кэролайн? Я вне себя от изумления.

Леди Кэролайн. О, женщины стали такие образованные, Джейн, что нас теперь ничто не удивит, кроме счастливых браков. По-видимому, это в наше время большая редкость.

Миссис Оллонби. Они совершенно устарели.

Леди Статфилд. Везде, кроме разве средних классов, сколько я слышала.

Миссис Оллонби. Как это на них похоже!

Леди Статфилд. Да, не правда ли? Очень, очень похоже.

Леди Кэролайн. Если правда то, что вы говорите о средней буржуазии, леди Статфилд, это делает ей честь. Следует пожалеть, что в нашем кругу жены всегда ведут себя легкомысленно, вообразив, как видно, что так и надо. Мне кажется, именно поэтому в обществе столько несчастных браков, как всем нам известно.

Миссис Оллонби. А знаете, леди Кэролайн, по-моему, легкомыслие жен тут совершенно ни при чем. Семья распадается гораздо чаще от здравомыслия мужа, чем от чего-нибудь другого. Как может женщина быть счастливой с человеком, который упорно желает видеть в ней вполне разумное существо?

Леди Ханстентон. Дорогая моя!

Миссис Оллонби. Мужчина, бедненький, неловкий, основательный и надежный мужчина принадлежит к тому полу, который уже целые миллионы лет был разумен. Он ничего с собой поделать не может. Это у него в крови. А история женщины совершенно иная. Мы всегда были живописным протестом против самого существования здравого смысла. Мы заметили его опасность с самого начала.

Леди Статфилд. Да, конечно, здравый смысл мужей очень утомителен. Скажите мне, как вы представляете себе идеального мужа? Мне кажется, это было бы очень, очень полезно послушать.

Миссис Оллонби. Идеального мужа? Таких вообще не бывает. Самое понятие ложно.

Леди Статфилд. Ну, тогда идеального мужчину в его отношениях к нам.

Леди Кэролайн. Он, верно, должен быть крайне реалистичен.

Миссис Оллонби. Идеальный мужчина? Идеальный мужчина должен говорить с нами как с богинями, а обращаться с нами - как с детьми. Он должен отказывать нам во всех серьезных просьбах и потакать всем нашим капризам. Потворствовать всем нашим прихотям и запрещать нам иметь призвание. Он должен всегда говорить не то, что думает, и думать не то, что говорит.

Леди Ханстентон. Но, дорогая, как же он может делать и то и другое сразу?

Миссис Оллонби. Он не должен пренебрегать другими хорошенькими женщинами. Это доказало бы, что у него нет вкуса, или вызвало бы подозрение, что вкуса у него слишком много. Нет, он должен быть мил со всеми женщинами, но говорить, что они почему-то его не привлекают.

Леди Статфилд. Да, это всегда очень, очень приятно слышать о других женщинах.

Миссис Оллонби. Когда мы его спросим о чем-нибудь, в ответ он должен говорить нам только о нас самих. Он должен неизменно превозносить нас за те качества, которых у нас нет. Зато он должен быть беспощаден, совершенно беспощаден, порицая нас за такие добродетели, которые нам и не снились. Он не должен верить, что нам нужно хоть что-нибудь полезное. Это было бы непростительно. Зато он должен осыпать нас всем тем, что нам вовсе не нужно.

Леди Кэролайн. Насколько я понимаю, ему остается только одно: осыпать нас подарками и комплиментами.

Миссис Оллонби. Он должен постоянно компрометировать нас в обществе и быть совершенно почтительным наедине. И все-таки он должен быть всегда готов вытерпеть самую ужасную сцену, если нам захочется ее устроить, мгновенно стать несчастным, совершенно несчастным, и через какие-нибудь двадцать минут осыпать нас справедливыми упреками, а через полчаса положительно разъяриться и покинуть нас навеки без четверти восемь, когда нам нужно переодеться к обеду. А после того как женщина рассталась с ним навсегда и он отказался взять обратно те пустяки, которые когда-то ей подарил, и пообещал никогда с ней больше не видеться и не писать ей безрассудных писем - он должен чувствовать, что сердце его совершенно разбито, и целый день посылать ей телеграммы и записочки со своим кучером каждые полчаса, и обедать в клубе в полном одиночестве, чтобы все видели, как он несчастен. И вот, после целой ужасной недели, в течение которой она всегда выезжает вместе со своим мужем, для того только, чтобы показать, как он одинок, можно назначить ему третье, последнее свидание, вечером, и тогда, если его поведение было совершенно безупречным, а она действительно была с ним жестока, можно позволить ему сознаться, что он был совершенно неправ; когда же он в этом сознается, долг женщины - простить ему, а после того она может начинать все сначала, с разными вариациями.

Леди Ханстентон. Какая вы умница, дорогая моя! Вы ничего этого не думаете, ни единого слова!

Леди Статфилд. Благодарю вас, благодарю. Это очень, очень увлекательно. Надо постараться все это запомнить. Тут столько очень, очень важных подробностей.

Леди Кэролайн. Но вы не сказали мне, какую же награду получит идеальный мужчина?

Миссис Оллонби. Какую награду? О, возможность бесконечно надеяться. Этого ему вполне достаточно.

Леди Статфилд. Но ведь мужчины так ужасно требовательны, не правда ли?

Миссис Оллонби. Это ничего не значит. Женщина все-таки не должна уступать.

Леди Статфилд. Даже идеальному мужчине?

Миссис Оллонби. Разумеется, только не ему. Если, конечно, она не хочет, чтобы он ей надоел.

Леди Статфилд. Ах!.. да. Понимаю. Это очень, очень важно. Как вы думаете, миссис Оллонби, встречу я когда-нибудь идеального мужчину? Или он не один такой на свете?

Миссис Оллонби. В Лондоне их ровно четыре, леди Статфилд.

Леди Ханстентон. О, моя дорогая!

Миссис Оллонби (подходит к ней). Что случилось? Скажите мне.

Леди Ханстентон (тихим голосом). Я совсем забыла, что эта американочка все время сидела тут же в комнате. Боюсь, кое-что из этого остроумного разговора могло ее шокировать.

Миссис Оллонби. Ах, это будет ей очень полезно.

Леди Ханстентон. Надеюсь, она многого не поняла. Мне, пожалуй, надо бы пойти поговорить с ней. (Встает и подходит к Эстер.) Ну, милая моя мисс Уэрсли. (Садится рядом.) Вы так тихонько сидели все это время в вашем уютном уголке! Должно быть, читали? Здесь в библиотеке столько книг.

Эстер. Нет, я слушала ваш разговор.

Леди Ханстентон. Знаете, дорогая, не следует верить всему тому, что здесь говорилось.

Эстер. Я и не поверила ни единому слову.

Леди Ханстентон. Так и надо, милая.

Эстер. Я не могла поверить, чтобы женщины действительно смотрели на жизнь так, как об этом рассказывали сегодня ваши гостьи.

Неловкая пауза.

Леди Ханстентон. Говорят, у вас, в Америке, такое приятное общество. Кое-где совсем похоже на наше, судя по письмам моего сына.

Эстер. У нас в Америке, как и везде, тоже есть свои кружки, леди Ханстентон. Но настоящее общество состоит из всех хороших женщин и мужчин, из всех хороших людей, какие только есть в нашей стране.

Леди Ханстентон. Какая разумная система и, я думаю, очень приятная к тому же. Боюсь, у нас, в Англии, слишком много искусственных социальных перегородок. Мы почти не видим средних и низших классов общества.

Эстер. У нас в Америке нет низших классов.

Леди Ханстентон. В самом деле? Какое странное общественное устройство!

Миссис Оллонби. О чем говорит эта ужасная девочка?

Леди Статфилд. Она так утомительно естественна, правда?

Леди Кэролайн. Говорят, у вас в Америке нет очень многого, мисс Уэрсли. Говорят, у вас совсем нет развалин, нет редкостей.

Миссис ОллонбиСк леди Статфилд). Какой вздор! У них есть их матери, есть их манеры.

Эстер. Английская аристократия поставляет нам редкости, леди Кэролайн. Их высылают к нам каждое лето пароходом, и на другой день после приезда они предлагают нам руку и сердце. Что касается развалин, мы стремимся построить нечто более долговечное, чем кирпичи и камни. (Встает, чтобы взять со стола свой веер.)

Леди Ханстентон. Что же это такое, милая? Ах да, эту вашу железную Выставку в городке с таким смешным названием, не правда ли?

Эстер (стоя у стола). Мы хотим построить жизнь, леди Ханстентон, на лучших, более чистых я справедливых основаниях, чем те, на каких она построена здесь. Без сомнения, всем вам это покажется странно. Да и не может не показаться странным. Вы, богатые англичане, сами не понимаете, как вы живете. Да и как вам понять? Вы изгоняете из вашего общества все доброе и хорошее. Вы смеетесь над всем простым и чистым. Живя, как вы все, на чужой счет, эксплуатируя людей, вы издеваетесь над самопожертвованием, а если и бросаете беднякам кусок хлеба, то только для того, чтобы усмирить их на время. Со всей вашей роскошью, богатством и художеством вы не умеете жить даже этого не умеете. Вам нравится красота, которой можно любоваться, которую можно трогать и вертеть, та красота, которую вы в силах уничтожить и уничтожаете, но о незримой красоте жизни, о незримой красоте высшей жизни вы не имеете понятия. Ваше английское общество кажется мне мелким, эгоистичным, неразумным. Оно не видит и не слышит. Оно возлежит как прокаженный в пурпуре. Оно недвижимо, словно гроб повапленный. В нем все ложно, все ложно.

Леди Статфилд. Об этом, я думаю, и знать не следует. Это ведь очень, очень неприлично, не правда ли?

Леди Ханстентон. Милая моя мисс Уэрсли! А я-то думала, что вам очень нравится английское общество. Вы имели у нас такой успех. Вами так восхищались самые первые люди. Не припомню, что сказал про вас лорд Генри Уэстон, - но что-то очень лестное, а вы знаете, какой он ценитель красоты.

Эстер. Лорд Генри Уэстон! Я его помню, леди Ханстентон! Человек с отвратительной улыбкой и отвратительным прошлым. Его везде приглашают. Ни один обед без него не обходится. А где те, кого он погубил? Они - парии. Даже имени их не называют. Вы отвернетесь, если встретите их на улице. Я не жалею о том, что они наказаны. Пусть будут наказаны все женщины, которые грешили.

Миссис Арбетнот входит с террасы в накидке, с кружевной вуалью на голове.

Услышав последние слова, она вздрагивает.

Леди Ханстентон. Дорогая моя мисс Уэрсли!

Эстер. Это справедливо, чтоб они несли кару, но пусть же страдают не они одни. Если мужчина и женщина согрешили, пусть удаляются в пустыню и там любят или ненавидят друг друга. Надо заклеймить и того и другого. Если хотите, отметьте клеймом обоих, но нельзя же карать одну, оставив другому свободу. Нельзя, чтоб был один закон для мужчин, а другой для женщин. У вас в Англии несправедливы к женщинам. И пока вы не признаете, что позор для женщины есть бесчестье и для мужчины, вы всегда будете несправедливы, и Добро - этот огненный столп, и Зло - этот облачный столп, будут вам видны очень смутно, или совсем не видны, а если и будут видны, вы не станете на них смотреть.

Леди Кэролайн. Нельзя ли попросить вас, милая мисс Уэрсли, раз вы все равно стоите, передать мне мой клубок: он как раз за вашей спиной? Благодарю вас.

Леди Ханстентон. Миссис Арбетнот, дорогая моя! Я так рада, что вы пришли. Но я не слышала, как о вас доложили.

Миссис Арбетнот. О, я вошла прямо с террасы, не снимая накидки. Вы мне не писали, что у вас званый вечер.

Леди Ханстентон. Какой же вечер? Так, несколько человек, которые гостят у нас; я вас с ними познакомлю. Позвольте мне. (Хочет помочь ей. Потом звонит.) Кэролайн, это миссис Арбетнот, мой лучший друг. Леди Кэролайн Понтефракт, леди Статфилд, миссис Оллонби и мой юный друг из Америки, мисс Эстер Уэрсли, которая только что рассказывала нам, какие мы все испорченные.

Эстер. Боюсь, леди Ханстентон, вам показалось, что я говорила слишком резко. Но в Англии много такого...

Леди Ханстентон. Милая девочка, я думаю, в том, что вы говорили, немало правды, и вы были такая хорошенькая в эту минуту, что гораздо важнее, как сказал бы лорд Иллингворт. В одном только вы были слишком уж строги, как мне подумалось, - это по отношению к брату леди Кэролайн, бедному лорду Генри. Право, он такой интересный собеседник.

Входит лакей.

Возьмите вещи миссис Арбетнот.

Лакей уходит с вещами.

Эстер. Леди Кэролайн, я понятия не имела, что это ваш брат. Мне очень жаль, что я вас огорчила... я...

Леди Кэролайн. Милая мисс Уэрсли, единственное место в вашем маленьком спиче, если можно так выразиться, с которым я вполне согласна, это то, что вы говорили о моем брате. Что бы вы о нем ни сказали, все это будет слишком мягко для него. Я считаю Генри бесчестным, совершенно бесчестным. Но я должна сознаться, как и вы это заметили, Джейн, что он - интересный собеседник, что повар у него - лучший в Лондоне, а после хорошего обеда всякому простишь, даже родному брату.

Леди Ханстентон (к мисс Уэрсли). А теперь, дорогая, подойдите и познакомьтесь с миссис Арбетнот. Она одна из тех добрых, хороших, простых людей, которых мы, по вашему мнению, никогда не допускаем в общество. Мне очень жаль, что миссис Арбетнот так редко ко мне приходит. Но я тут ничего не могу поделать.

Миссис Оллонби. Как досадно, что мужчины так засиживаются в столовой после обеда! Должно быть, говорят про нас бог знает что.

Леди Статфилд. Вы в самом деле так думаете?

Миссис Оллонби. Уверена в этом.

Леди Статфилд. Это очень, очень гадко с их стороны! Не перейти ли нам на террасу?

Миссис Оллонби. О, куда угодно, лишь бы подальше от этих вдов, от этих нерях. (Встает и вместе с леди Статфилд идет к двери.) Мы только пойдем посмотрим на звезды, леди Ханстентон.

Леди Ханстентон. Сейчас их очень много, дорогая моя, очень много. Не простудитесь только. (К миссис Арбетнот.) Нам будет очень недоставать Джеральда, миссис Арбетнот.

Миссис Арбетнот. Но разве лорд Иллингворт действительно предложил Джеральду быть его секретаоем?

Леди Ханстентон. О да! Он был так мил, так любезен. Он самого высокого мнения о вашем сыне. Вы, кажется, незнакомы с лордом Иллингвортом, дорогая.

Миссис Арбетнот. Я никогда с ним не встречалась.

Леди Ханстентон. Но вы, конечно, знаете его по имени?

Миссис Арбетнот. Кажется, нет. Я живу так замкнуто, почти никого не вижу. Помню, много лет назад я слышала о старом лорде Иллингворте, который жил, кажется, в Йоркшире.

Леди Ханстентон. Ах, да. Это был предпоследний граф. Очень любопытный человек. Он хотел жениться на женщине из низов. Или, напротив, не хотел. Об этом много говорили. Нынешний лорд Иллингворт совсем другой. Большой аристократ. Он занимается... Впрочем, он ничем особенно не занят, что так не нравится нашей хорошенькой американской гостье; не знаю даже, интересуется ли он тем, что так занимает вас, миссис Арбетнот. Как вы думаете, Кэролайн, интересуется ли лорд Иллингворт убежищами для бедных?

Леди Кэролайн. Думаю, что ничуть не интересуется, Джейн.

Леди Ханстентон. У всех нас разные вкусы, не правда ли? Но лорд Иллингворт занимает очень высокое положение и может добиться всего, чего только захочет. Конечно, он еще сравнительно молодой человек и не так давно унаследовал свои титул - с каких пор он лорд Иллингворт, Кэролайн?

Леди Кэролайн. Да я думаю, уже года четыре, Джейн. Я помню, он получил титул в тот самый год, когда моего брата разоблачили в газетах.

Леди Ханстентон. Ах да, припоминаю. Это будет как раз около четырех лет. Ну, вы понимаете, миссис Арбетнот, между лордом Иллингвортом и титулом стояло много людей. Там был, например... кто же такой, Кэролайн?

Леди Кэролайн. Сын бедняжки Маргарет. Вы помните, как ей хотелось иметь сына, и у нее родился мальчик, но он умер, а после него умер и ее муж, и она как-то очень скоро вышла за одного из сыновей лорда Аскота, и, говорят, он ее колотит.

Леди Ханстентон. Ах, дорогая, это у них семейное. А еще был один пастор, который выдавал себя за сумасшедшего, или сумасшедший, который выдавал себя за пастора, - точно не помню, но знаю, что дело разбирал Канцлерский суд и вынес решение, что он в своем уме. Потом я его видела у бедного лорда Пламстеда с сеном в волосах или еще с чем-то таким странным. Уж не помню с чем. Я часто жалею, Кэролайн, что милая леди Сесилия не дожила до того дня, когда ее сын стал лордом.

Миссис Арбетнот. Леди Сесилия?

Леди Ханстентон. Матушка лорда Иллингворта, милая миссис Арбетнот, была одна из хорошеньких дочек герцогини Джернингэм: она вышла за сэра Томаса Харфорда, и в то время не считали, что это хорошая партия для нее, хотя он был первым красавцем во всем Лондоне. Я близко знала всю семью, и обоих сыновей тоже: и Артура и Джорджа.

Миссис Арбетнот. Титул унаследовал, конечно, старший сын, леди Ханстентон?

Леди Ханстентон. Нет, милая, он был убит на охоте... Или на рыбной ловле, Кэролайн? Забыла. Но все наследство досталось Джорджу. Я всегда говорю, что ни одному младшему сыну так не повезло, как ему.

Миссис Арбетнот. Леди Ханстентон, мне нужно сейчас же переговорить с Джеральдом. Могу я его видеть? Можно за ним послать?

Леди Ханстентон. Конечно, дорогая. Он в столовой. Я сейчас пошлю за ним. Не знаю, что это мужчины сегодня так засиделись. (Звонит в колокольчик.) Когда я знала лорда Иллингворта еще нетитулованным Джорджем Харфордом, это был просто блестящий светский юноша, и у него никогда не было своих денег, кроме того, что давала ему бедняжка леди Сесилия. Она его очень любила. Больше из-за того, я думаю, что он очень не ладил с отцом. А вот и наш милый архидиакон. (Слуге.) Нет, не нужно.

Входят сэр Джон и доктор Добени. Сэр Джон подходит, к леди Статфилд,

доктор Добени к леди Ханстентон.

Доктор Добени. Лорд Иллингворт был сегодня очень интересен. Я никогда еще не проводил время так приятно. (Видит миссис Арбетнот.) А! миссис Арбетнот!

Леди Ханстентон (доктору Добени). Видите, наконец-то я уговорила миссис Арбетнот приехать ко мне.

Доктор Добени. Это большая честь, леди Ханстентон: миссис Добени позавидует вам.

Леди Ханстентон. Ах, как жаль, что миссис Добени не могла приехать с щами. Головная боль, как и всегда, я думаю?

Доктор Добени. Да, леди Ханстентон, она сущая мученица. Но ей всего лучше, когда она остается в одиночестве. Всего лучше в одиночестве.

Леди Кэролайн (мужу). Джон!

Сэр Джон подходит к ней. Доктор Добени разговаривает с леди Ханстентон и миссис Арбетнот. Миссис Арбетнот все время следит за лордом Иллингвортом. Не заметив ее, он переходит комнату, направляясь к миссис Оллонби, которая

вместе с леди Статфилд смотрит на террасу, стоя возле дверей.

Лорд Иллингворт. Как чувствует себя самая очаровательная женщина на свете?

Миссис Оллонби (беря за руку леди Статфилд). Мы обе чувствуем себя прекрасно. Благодарю вас, лорд Иллингворт. Что же вы так недолго побыли в столовой? Мы, кажется, только что оттуда ушли.

Лорд Иллингворт. Скука была смертная. Я все время молчал. Только и думал, как бы поскорее вернуться к вам.

Миссис Оллонби. А стоило бы. Американка читала нам лекцию.

Лорд Иллингворт. В самом деле? Мне кажется, все американцы любят читать лекции. Должно быть, у них климат как-то располагает к этому. О чем же была лекция?

Миссис Оллонби. Ну конечно, о пуританстве.

Лорд Иллингворт. Мне предстоит обратить ее, не правда ли? Какой срок вы мне даете?

Миссис Оллонби. Неделю.

Лорд Иллингворт. Недели за глаза хватит.

Входят Джеральд и лорд Альфред.

Джеральд (подходит к матери). Милая мама!

Миссис Арбетнот. Джеральд, мне что-то нехорошо. Проводи меня домой. Не надо мне было приезжать.

Джеральд. Как жалко, мама. Ну конечно. Но сначала познакомься с лордом Иллингвортом. (Идет к нему.)

Миссис Арбетнот. Только не сегодня, Джеральд.

Джеральд. Лорд Иллингворт, мне очень хотелось бы познакомить вас с моей матерью.

Лорд Иллингворт. С величайшим удовольствием! (К миссис Оллонби.) Я через минуту вернусь. Чужие матери всегда надоедают мне. И все женщины становятся похожи на своих матерей. В этом их трагедия.

Миссис Оллонби. А мужчины - никогда. В этом их трагедия.

Лорд Иллингворт. Какое у вас чудесное настроение сегодня! (Поворачивается и подходит вместе с Джеральдом к миссис Арбетнот. Увидев ее, отшатывается в изумлении. Затем медленно переводит взгляд на Джеральда.)

Джеральд. Мама, это лорд Иллингворт, который предлагает мне стать его личным секретарем.

Миссис Арбетнот холодно кланяется.

Для меня это прекрасное начало, не правда ли? Надеюсь только, что он во мне не разочаруется. Ты ведь поблагодаришь лорда Иллингворта, мама?

Миссис Арбетнот. Конечно, лорд Иллингворт очень добр, что принимает в тебе участие.

Лорд Иллингворт (кладя руку на плечо Джеральда). О, мы с Джеральдом уже успели подружиться, миссис... Арбетнот.

Миссис Арбетнот. Между вами и моим сыном не может быть ничего общего, лорд Иллингворт.

Джеральд. Мама, милая, как ты можешь это говорить? Конечно, лорд Иллингворт очень остроумен и все такое, он все на свете знает.

Лорд Иллингворт. Мой милый мальчик!

Джеральд. Он знает жизнь лучше, чем кто бы то ни было. Я себя чувствую таким тупицей, когда я с вами, лорд Иллингворт. Конечно, у меня не было никаких преимуществ. Я не учился ни в Итоне, ни в Оксфорде, как другие. Но лорд Иллингворт, по-видимому, не придает этому значения. Он был очень добр ко мне, мама.

Миссис Арбетнот. Лорд Иллингворт может еще передумать. Вряд ли он хочет, чтобы ты был его секретарем!

Джеральд. Мама!

Миссис Арбетнот. Не забывай, ты сам сказал, что у тебя не было почти никаких преимуществ.

Миссис Оллонби. Лорд Иллингворт, мне нужно поговорить с вами. Подойдите на минутку.

Лорд Иллингворт. Извините меня, миссис Арбетнот. Не позволяйте вашей милой матушке настаивать на своих возражениях, Джеральд. Дело ведь совсем решено, не так ли?

Джеральд. Надеюсь, что так.

Лорд Иллингворт отходит к миссис Оллонби.

Миссис Оллонби. Я думала, вы никогда не уйдете от этой дамы в черном бархате.

Лорд Иллингворт. Она очень красива. (Смотрит на миссис Арбетнот.)

Леди Ханстентон. Кэролайн, не перейти ли нам в концертную залу? Мисс Уэрсли сыграет нам. Вы ведь тоже идете с нами, милая миссис Арбетнот? Вы не знаете, какое нас ждет удовольствие. (Доктору Добени.) Право, надо как-нибудь привезти к вам мисс Уэрсли. Мне так хочется, чтобы милая миссис Добени послушала ее игру на скрипке. Ах, я и забыла! Милая миссис Добени, кажется, не так хорошо слышит?

Доктор Добени. Глухота для нее большое лишение. Она не может даже слушать мои проповеди. Она читает их дома. Но у нее есть внутренние ресурсы, есть ресурсы.

Леди Ханстентон. Она, я думаю, много читает?

Доктор Добени. Только самую крупную печать. Ее зрение быстро слабеет. Но она никогда не жалуется, никогда.

Джеральд (лорду Иллингворту). Пожалуйста, поговорите с мамой, лорд Иллингворт, перед тем как вы пойдете слушать музыку. Ей кажется, вы говорите мне не то, что думаете.

Миссис Оллонби. Разве вы не идете?

Лорд Иллингворт. Сию минуту. Леди Ханстентон, если миссис Арбетнот позволит, я хотел бы сказать ей несколько слов, а потом мы присоединимся к вам.

Леди Ханстентон. Ах, да, конечно. Вам есть что сказать ей, и ей хочется поблагодарить вас за многое. Не каждому сыну делают такое предложение, миссис Арбетнот. Но я знаю, вы его сумеете оценить, дорогая моя.

Леди Кэролайн. Джон!

Леди Ханстентон. Только не задерживайте миссис Арбетнот слишком долго, лорд Иллингворт. Мы без нее не можем обойтись. (Уходит вслед за другими гостями.)

Из залы доносятся звуки скрипки.

Лорд Иллингворт. Так это наш сын, Рэчел! Что ж, я горжусь им. Он настоящий Харфорд, с головы до ног. Кстати, почему он Арбетнот, Рэчел?

Миссис Арбетнот. Не все ли равно, какое имя он носит, если у него нет прав ни на какое.

Лорд Иллингворт. Пожалуй, но почему он Джеральд?

Миссис Арбетнот. В честь того человека, чье сердце я разбила, - в честь моего отца.

Лорд Иллингворт. Ну, Рэчел, что прошло, то прошло. Скажу только одно я очень, очень доволен нашим мальчиком. Общество будет знать его только как моего личного секретаря, но для меня он будет и самым близким и самым дорогим человеком. Странно, Рэчел, мне казалось, что жизнь моя полна. Но это было неверно. Мне чего-то недоставало, мне недоставало сына. Теперь я нашел моего сына и очень рад, что нашел.

Миссис Арбетнот. Вы не имеете на него никакого права, ни малейшего. Он целиком мой и останется моим.

Лорд Иллингворт. Милая моя Рэчел, вы владели им больше двадцати лет. Почему бы теперь не уступить его мне, хоть ненадолго? Он столько же мой, сколько и ваш.

Миссис Арбетнот. Вы говорите это о ребенке, которого бросили? О ребенке, который мог бы умереть от голода и нужды, если б это только от вас зависело?

Лорд Иллингворт. Вы забываете, Рэчел, что это вы меня бросили. А не я вас.

Миссис Арбетнот. Я бросила вас потому, что вы отказались дать ребенку имя. Перед тем как родился мой сын, я умоляла вас жениться на мне.

Лорд Иллингворт. У меня тогда не было никаких надежд на будущее. И кроме того, Рэчел, я был не многим старше вас. Мне было всего двадцать два года. А когда вся эта история началась в саду вашего отца, мне был двадцать один год.

Миссис Арбетнот. Когда мужчина достаточно взрослый для того, чтобы делать зло, он достаточно взрослый и для того, чтобы это зло исправить.

Лорд Иллингворт. Милая Рэчел, отвлеченные рассуждения всегда очень интересны, но в моральном отношении они ровно ничего не стоят. Говорить, будто я оставил своего сына умирать голодной смертью, и неверно и неумно. Моя мать предлагала вам шестьсот фунтов в год. Но вы ничего не взяли. Вы просто скрылись и увезли с собой ребенка.

Миссис Арбетнот. Я не приняла бы от нее ни одного пенни. Ваш отец был совсем другой. Когда мы были в Париже, он вам сказал при мне, что вы должны на мне жениться.

Лорд Иллингворт. Долг - это то, чего мы требуем от других и не делаем сами. Конечно, я был тогда под влиянием матери. В юности это со всеми бывает.

Миссис Арбетнот. Очень рада это от вас слышать. Джеральд, разумеется, не поедет с вами.

Лорд Иллингворт. Какой вздор!

Миссис Арбетнот. Неужели вы думаете, я позволю моему сыну...

Лорд Иллингворт. Нашему сыну!

Миссис Арбетнот. Моему сыну!

Лорд Иллингворт пожимает плечами.

Уехать с человеком, который погубил м