ГЛАВА 2. В городке Староуткинске застыло душное августовское лето

В городке Староуткинске застыло душное августовское лето. Сонное безлюдье, привязанная к колышку коза на косогоре, черные, как уголь, шавки разлеглись в тени у продмага. Скучно, неулыбчиво.

По неряшливой дороге, осторожно преодолевая глубокие выбоины, проследовал МАЗ с прицепом, до отвала груженый зерном. В последний момент, как водила ни ловчил, прицеп подпрыгнул на «лежачем полицейском», неизвестно на кой ляд здесь установленном. Просыпалась толика ценного груза. Как только МАЗ отъехал, на дорогу выбежала баба с веником и совком. Тщательно подмела зерно, ссыпала в пакет и скрылась за калиткой частного дома. До следующей машины.

На соседней улице в кирпичной трехэтажке с покосившейся и исписанной подъездной дверью происходило нечто любопытное. Из распахнутого окна второго этажа вырывались обрывки шансона и бодрый людской галдеж – судя по всему, там собралась задушевная компания.

Так оно и было. В комнате за накрытым столом теснился калейдоскоп лиц, а во главе восседали двое загорелых парней, преисполненных воинственного достоинства. Один постарше другого на несколько лет.

– Аизанька всю жизнь об этом мечтала, – напористо вещала широкая в кости женщина, заметно измотанная непростой жизнью. – А сколько слезок проплакала! Она уже в первом классе так рисовала! Директор школы ее рисунки на конкурс посылал… Целыми днями все сидит, рисует. Или фигурки лепит из пластилина. Откуда это у нее? Я говорю, доча, поди погуляй, вон погода кака! А она – мама, отстань, не хочу! Вы картоху‑то ложьте – остынет! И куру берите!.. Сережа, наливай!

Женщина, как и многие за столом, строчила малопонятными словами, да вдобавок «окала» и резко повышала тон в конце фраз.

Один из парней, который постарше, – бывалый, с расплющенным носом, с тяжелыми побитыми руками, – взялся за бутылку водки, пошел гулять горлышком по стопкам. Проворно, ни капли мимо.

Сама Лиза сидела здесь же и явно сердилась на мать, которая, подчинившись традиции, не только навязала эти глупые проводы, наделав новых долгов, но еще и срамила теперь перед родственниками и соседями. Лизе едва исполнилось шестнадцать – светловолосая, худощавая, фигуристая. За это лето она из подростка окончательно оформилась в девушку и неожиданно для всех расцвела поразительной русской красотой.

Ее родные братья Сергей и Вовка замучились колошматить парней Староуткинска, оберегая «малую». Сергей уже два раза отсидел по мелочи, изрядно наблатыкался, набрался от уголовников всяких жестокостей. А Вовка с его жилистым упорством, презрением к боли и маниакальной мстительностью никогда не отставал от старшего брата. Вместе – озлобленные, пьяные, вооруженные сообразно ситуации – они были авторитетны и непобедимы.

Побитые парни вставали с земли, утирая кровь, шли зализывать раны, но через неделю, подталкиваемые какой‑то силой свыше, вновь искали встреч с Лизой. И опять сталкивались нос к носу с беспощадными братьями. Они не знали, что сексуальные формы Лизы и ее ошеломительная красота обманчивы, что она до сих пор невинна даже в помыслах и живет лишь своим тонким и тайным миром загадочных художественных образов…

В сумочке у Лизы, помимо драгоценной тетради с набросками и всякой мелочи, лежал билет на поезд до Москвы. Для девушки, никогда не покидавшей пределы области, это был не просто клочок бумаги, дающий право на проезд, а словно золотой ключик, позволяющий покончить с опостылевшим затворничеством, одним махом перепрыгнуть через десять границ пространства и бытия.

Эта далекая Москва постоянно довлела над ее разумом. Лиза всю сознательную жизнь мечтала оказаться в этом сумасшедшем эпицентре изобилия, инакомыслия, культуры и искусства. Иной раз ей казалось в отчаянии, что Москва – это только миф о большом и светлом городе Счастья, городе небожителей, придуманный для того, чтобы староуткинцы не теряли надежды, цеплялись за существование. Но теперь – сомненья прочь: вот билет, и из него решительно значит, что по истечении нескольких суток она должна увидеть Москву и сказка превратится в реальность.

В столице Лизу готовилась встретить тетя Маша – мамина двоюродная сестра, уже лет пятнадцать как москвичка. В последние годы она тяжело болела, страдала частыми и необъяснимыми обмороками, но теперь вроде поправилась и сама предложила родственникам погостить у нее недельку. Она покажет ей город, Красную площадь, а главное – свозит Лизу в Московский художественный институт имени Сурикова, где девушке надо все хорошенько разузнать, чтобы на следующий год поступить на факультет скульптуры.

За семейным завтраком скрепя сердце решили купить только один билет на поезд – Лизе. У Сергея – подписка о невыезде, Вовка – комбайнер, сейчас самая уборка, а на матери работа, подработка, квартира, огороды. А денег как всегда – кот наплакал…

– Говорит, поеду в Москву, хочу стать художником или, это самое, скульптором, – продолжала бахвалиться Лизина мать, обильно закусывая после выпитого. – Сама все в компьютере сыскала, в школьном. Позвонила в Москву, справилась, что к чему…

– Да разве женщин в скульпторы берут? – изумился подслеповатый Васильич из двенадцатой квартиры. – Там же, глянь, сила нужна мужская!

– Да где у вас сила‑то?! – мощным голосом заклеймила старого выскочку Лена Ивановна с автобазы. – Вспомнил тоже! Ни сверху ни снизу! На бабах только все и держится!

Хмельной стол одобрительно загудел.

В комнате на фанерных полках действительно стояли разной величины фигурки людей, животных и сказочных существ, которые Лиза «ваяла» сама, руководствуясь исключительно интуицией. Пластилиновые, соломенные, деревянные, глиняные… Помимо фигурок, на стенах аккуратным рядком висели, пришпиленные кнопками, карандашные наброски и акварельные рисунки. Несмотря на откровенное любительство, и в «статуйках», и в картинках явственно просматривался самобытный дар их автора.

– А каки она стихи пишет! – вдруг спохватилась мать Лизы. – Прямо душа плачет! Доча, прочитай про «Мечты» или про «Розовую лошадь»!

– Мама! – На глазах у девушки выступили слезы.

– Мать, отлепись от Лизки! – с градусом в голосе заступился Сергей. – Чего до… дободалась? Она и так вся на стрёме!..

Расплескали еще по стопке. Внимание присутствующих уже невозможно было удержать в русле официального повода.

– На черта мне этот сад и эти яблоки! – басисто объясняла неопределенному кругу лиц Лена Ивановна. – Продавать, что ли, я их пойду? Кто у меня эту кислятину купит? Легче закопать!..

– Нефрит – дело очень серьезное! – настойчиво втолковывал Васильичу его сосед по столу – доктор местной больнички. – Тем более хронический!