Юмор, остроты, ирония

Священник-доминиканец Рохус Шпикер пишет, что некоторые люди используют серьезность как фальшивую бороду, для маскировки, и продолжает: «В красном слов­це, которое проскользнет в разговоре, заключено боль­ше ума и сердца, чем в иной вычурной фразе, сакрамен­тальная ценность которой — лишь декорация.

♦ Острота освещает глубже, чем трагическая серьез­ность.

Фраза, брошенная со смехом, может беззвучно пла­кать. Конечно, нам, немцам, постичь это трудно. Итак, пожалуй мы и дальше будем искать мудрость за фальши­вой бородой»,

Шпикер совершенно прав: часто мы стараемся решить проблему слишком односторонне — с помощью намор­щенного лба и напряженной серьезности. Во время речи

(разумеется, не надгробной) прямо-таки необходимо, чтобы слушатели могли улыбнуться или как следует пос­меяться. Юмор и остроты будоражат и оживляют, если они не слишком натянуты.

♦ Юмор и шутки особенно необходимы, когда трудные места речи уже позади.

После тяжелых пассажей слушателям нужно перевес­ти дух, лучше всего с веселой шуткой, «причем при смехе важны и внутреннее веселье и внешнее освежающее дей- ствие благодаря дополнительному кислородному обме­ну» (Эндрес). «Смех — выражение некоторой приятнос­ти ощущений» (Буш). Имеется, например, протокол речи Бисмарка, в котором не раз отмечено «оживление в ауди­тории».

Юмор, в основе которого сердечность, несомнен­но эффективнее, чем острота, основанная на интеллек­те. «Острота доказывает не более, чем остроту ума, в юморе проявляется избыток душевности» (Вильгельм Пиндер). Людвик Райнерс описывает различие меж­ду остротой и юмором следующим образом: «Острота высмеивает, юмор смеется. Острота умна, юмор полон любви. Острота сверкает, юмор излучает тепло. Острота разоблачает несовершенство мира, юмор помогает нам преодолевать его».

Юмор - лучшая приправа к горькой действитель­ности, чем сухость и конструктивность. Один анекдот может охарактеризовать человека лучше, чем целая биография. «В трех анекдотах можно дать образ челове­ка» (Ницше). Только анекдоты не просто кое-где вста­вить в речь, как это бывает, но заранее обдуманно запла­нировать. Острые пункты речи также должны быть тщательно отточены.

Нередко смешат нечаянные шутки. Их причиной яв­ляется способ выражения, вызывающий недоразумение. Два примера из недавнего времени: Федеральный ми-

нистр почтовой связи Штюклен в бундестаге провозгла­сил, вызвав общее веселье: «Die ledigen Postbeamtinnen liegen mirganz besonders am Herzen.» (игра слов: меня осо­бенно тревожат вакансии для почтовых служащих-жен­щин мне особенно по сердцу холостые почтовые слу­жащие-женщины).

Политик в области культуры Пауль Микат сказал в дюссельдорфском ландтаге в речи о проблемах школы: «Холостяки, как известно, не имеют детей...» Смех депу­татов. Микат: «Господа, вы смеетесь преждевременно, я хотел сказать..., которых бы они посылали в школу!» За­частую в парламентской жизни шутки смягчают напря­жение. «Не правда ли, господин Реннер, если вы придете к власти, то вы меня повесите, — сказал однажды Аде-науер известному коммунисту. Тот на это: «Конечно, гос­подин Аденауер, но со всем почтением».

Едкая ирония, безжалостная насмешка, злой сарказм не /всегда применимы. Кто не знает эти небрежно бросаемые недосказанности, вызывающие смех друзей и бешенство противников? «Господин министр, я только что услышал Вашу речь, однако теперь шутки в сторону...»; или (из речи адвоката перед судом): «...если мы откажемся от какой бы то ни было логики и примем во внимание только мнение прокурора...» Вот один политик кричит своему оппоненту: «Если Вы соглашаетесь со мной, я чувствую, что я сказал что-то неверное». Это все может быть очень остроумным, но иной раз действует даже разрушительно, так как легко уводит от конструктивных положений.

Но находчивость в импровизации действует как осве­жающий бриз.

Ирония и насмешка особенно действенны, когда ора­тор подвергает им и себя самого. Отпускать шутки на свой собственный счет означает действовать, управляя собой, (например, это может быть рассказ о комической или не­ловкой ситуации, участники которой смешны слушате­лю. Что-нибудь в этом роде понравится любому).

Существенным элементом многих речей является вы­полнение доказательств. Я проработал эти вопросы в моей книге «Школа дебатов»*

3.1.4 Стиль речи — стиль письма

Одно старое изречение гласит: «Это противный недостаток, Если человек говорит, как книга. Ведь хорошо читается любая книга, Которая говорит, как человек».

Современный литературный немецкий язык вначале был письменным**, а не разговорным языком. Сегодня нас иногда раздражает канцелярский стиль, безгранично рабо­лепный, напыщенный, вычурный, неестественный. Время от времени он очень обесцвечивает разговорный язык, дей­ствуя не в его пользу. «Нельзя забывать, что первична уст­ная речь, а письменность — это вспомогательное средство, которое преодолевает непостоянство звучания речи» (Хрис­тиан Винклер).

Английский парламентский деятель Фокс обычно спра­шивал своих друзей, если они читали его опубликованные выступления: «Речь читалась хорошо? Тогда это плохая речь!»

«Некоторые удивительно хорошо прозвучавшие речи, прочитай мы их на следующий день в газетах или в пар-

* Lemmermann H. Schule der Debatte. Miinchen, 1986. P. 3.1-3.2.

** В 12-13 в. в Германии в разговорной сфере преобладали диалекты, в письменной - господствовала латынь. Все делопроизводство, го­сударственное управление, деловая переписка осуществлялись на ла­тыни. Постепенно (к 17 в.) немецкая письменность (смешанный в диалектном отношении вариант литературного письма) вытесняет латынь. Формирование современного литературного языка завер­шается к 19 в. На основе сценического произношения вырабатыва­ются произносительные нормы «правила» и создаются нормативные словари немецкого языка.

ламентских протоколах, сгинули бы в прахе забвения» (Хайнц Кюн). Карл Маркс, например, обладал большой остротой мышления, но не был хорошим оратором. «На­писанное» может быть насыщенным по смыслу; в край­нем случае, если мысль неясна, можно повторить чтение. «Речь — не письмо» — кратко и твердо сказал специалист по эстетике Ф. Т. Вишер.

Речь не тождественна тексту, который произносит оратор, так как речь воздействует на слушателя не толь­ко содержанием и формой, но всей манерой выступле­ния. Речь взаимодействует между оратором и слушате­лем; создается для определенного мгновения и направ­лена на определенный состав слушателей. Сама по себе написанная речь действует как еда, о которой только что рассказано.

Следующий обзор выражает некоторые различия меж­ду звучащей речью и речью записанной.

Звучащая речь

• Действие через содержание и выступление
• Ограничение в отборе фактов и мыслей
• Редакция ключевых слов с возможностью их вариации, (остается пространство для спонтанных идей; фиксируются только обороты, требующие особой точности
• Больше повторений и обобщений, чем в «письме», так как у слушателя нет возможности навести справки.
• Зависимость от момента произнесения

Записанная речь

• Действие только через содержание

По возможности полное и

и законченное выражение

замысла

• Однократная и точная

фиксация; предельная

стилистическая шлифовка

• Большее напряжение в манере изложения; меньше повторений и обобщений, так как у читателя есть возможность навести справки. «Написанное» читатель имеет в своем

речи; однократное исполнение.

• Обращается в первую очередь к определенному обществу

распоряжении, так как оно не связано со временем и однократностью исполнения. Обращается в первую очередь к неопределенному читателю.

(Впрочем: сегодня, напротив, письменная речь заим­ствует многое прежде всего от устной речи. Спонтанная, гибкая и оживленная устная речь может быть плодотвор­нее, чем зачастую сухой и безжизненный текст.)

3.2 О структуре (план речи)

Иоганн Готтфрид Гердер писал (в 45-м теологичес­ком письме): «Я охотно прощаю все ошибки, кроме оши­бок в последовательности частей речи». И Шопенгауер констатирует: «... немногие пишут так, как строит архи­тектор, который заранее составляет план и продумывает все вплоть до деталей, большинство же, напротив, дей­ствуют будто играют в домино». Это точно. При игре в домино кости кладут так, как они подходят в данное мгновение, без обозрения возникающего строения как целого. Многие ораторы также поступают с частями сво­их речей. К сожалению.

Никто не строит дом без плана. И речь никто не стро­ит без разработки ее структуры. Речь - не сумма деталей, у нее продуманная внутренняя структура.

Мы различаем два аспекта структуры: план (основ­ная структура) и план деталей. Для речи справедливо то же, что Рудольф Энгельгардт сказал в своей книге «Весе­лый экзаменационный молитвенник» (Эссен, 1962): «Книги с малым числом разделов подобны плохо провет­ренной комнате. Они вызывают заболевания органов дыхания». А также: «В них - бес высокомерия. Мол, мне, автору нет нужды оглядываться на моего читателя».

Уже тогда, когда мы собираем материал и производим его отбор, мы с «величайшим старанием» заботимся о его наилучшей структуре. Это редко удается с первого раза. Постоянно обдумывают возможность улучшения струк­туры. Схемы, которая подходила бы для всех речей, не су­ществует. Но следует соблюдать некоторые принципы.

Построение деталей должно быть:

• логически правильным и искусным с точки зрения психологии;

• обозримым;

• продуманным в отношении увеличения напря­жения.

• Соблюдаем в речи и в плане известное правило трех частей (введение — главная часть — заключение).

Введение является одновременно настройкой на слу­шателей. Основной отрезок речи образует главная часть (главная тема и «ключевые мысли»; объяснение, пример, следствие, доказательство). Заключение содержит обзор, кульминацию, окончание.

Хотя мы не ставим вопрос, как это делали в древнос­ти, однако во многих случаях для речей с выражением мнения очень полезным показал себя следующий план (следуя Р. Виттзаку).

Введение и главная часть должны дать ответ на сле­дующие четыре вопроса:

Введение.

1. Почему я говорю?

Главная часть.

2. Каково существующее положение («Что было, что есть?»)

3. Что должно быть вместо этого?

4. Как можно изменить существующее положение? Заключение содержит побуждение к действию: идти путем, о котором узнал оратор, и таким об­разом изменить существующее поло­жение.

Разрабатывая структуру, думают о возможности эф­фективного воздействия главных мыслей на слушателя. Если их несколько, то каждой из них отдельно мы посвя­щаем отрезок речи, после чего соединяем отрезки друг с другом.

(Руссо полагал, что только любовные письма позво- лительно начинать, еще не зная, что собственно сказать; в таком случае их можно и заканчивать, не очень думая о том, что сказано).

Мы выделяем отдельные части нашей речи, однако пе­реходы не должны быть внезапными. При наличии взаи­мосвязанных частей обеспечивается плавность перехода от одной части к другой. Если тем много, слушатели бу­дут признательны, если сообщим, какие темы мы рас­сматриваем. Квинтилиан сказал, что такие объявления действуют, как придорожные камни; они указывают пут­нику, сколько ему предстоит пройти.

♦ Подумайте: высокая степень эффективности речи зависит от искусной организации ее структуры.

Date: 2015-07-27; view: 401; Нарушение авторских прав