Куплено и уплачено

Даже я долго спала на следующее утро. В детстве я ненавидела часы сна между встречей Рождества и рождественским утром. Было мучением дожидаться восхода солнца, когда я могла спуститься вниз и развернуть подарки. Неважно, насколько бедным оказывался прожитый год, бабушка Катрин всегда ухитрялась приготовить для меня что-нибудь замечательное. Да и ее подруги обычно мне что-нибудь приносили. Всякий раз находился один таинственный подарок, без имени на карточке, указывавшей на того, кто его прислал. Мне нравилось представлять себе, что он от моего загадочного папы. Может быть, бабушка Катрин позволяла мне воображать это, чтобы я продолжала верить – у меня есть отец и он ждет меня где-то там. Она предвидела будущее и предвосхищала день, когда я отправлюсь на его поиски.

Теперь, когда со мной не было ни бабушки Катрин, ни папы, возбуждение и радость рождественского утра стали меньше. Оно превратилось в обычное утро. Я подумала, что Жизель должна чувствовать то же самое, правда, по другим причинам, несмотря на то что она перед всеми хвасталась горой подарков под елкой, предназначенных для нас. У нее было столько всего – тонны одежды в шкафах и ящиках, горы косметики, реки духов, королевское количество драгоценностей и множество красивых часов. Если их менять каждый час, не хватило бы и суток. Я не представляла, что еще ей можно подарить и что может доставить ей радость. Я не сомневалась, что Жизель чувствует себя так же, и ни солнечный свет, ни звон часов не выведут ее из ступора. Я знала, что сестра страдает от похмелья после всего выпитого накануне.

Я лежала с открытыми глазами, думая только о Бо и о тех обещаниях, что мы дали друг другу. Как мне хотелось перешагнуть через годы и оказаться на нашей свадьбе, которая вырвет меня из нашей распавшейся семьи и перенесет на порог новой жизни, наполненной надеждой и любовью. Я представила себе стоящую в сторонке Жизель, глядящую на нас завистливыми глазами. Эта зависть изогнет ее губы в кривой, безрадостной усмешке, когда я буду клясться в моей любви и верности Бо, а он скажет о том же мне. Я подумала, что Дафна просто обрадуется, что сбыла меня с рук.

Поток моего воображения прервался, когда я неожиданно услышала громкие возгласы “о-хо-хо!” и звон колокольчиков.

– Ну-ка, сони, поднимайтесь, – раздался с лестницы голос Брюса. Я встала и выглянула за дверь. Бристоу нарядился Санта-Клаусом, не забыв про фальшивую бороду. – Нам с Дафной очень хочется, чтобы вы развернули ваши подарки. Давайте, просыпайтесь. – Он подошел к двери в комнату Жизель и сильнее потряс колокольчиками. Я услышала ее стенания и проклятия и рассмеялась про себя, представив, что эти звуки должны были наделать в ее голове при таком похмелье.

– Иду, – крикнула я, когда Брюс проделал то же самое около моей комнаты.

Я умылась, надела белую шелковую блузку с кружевным воротником и манжетами и крестьянскую юбку. Завязав волосы шелковой лентой в тон, даже я почувствовала некоторое возбуждение и поняла, что мне хочется спуститься. Марту Вудс послали поторопить Жизель, но в тот момент, когда я вышла и направилась к лестнице, она стояла у моей сестры под дверью, ломая руки и бормоча:

– Ах, Господи, Господи.

Я заглянула к Жизель. Та калачиком свернулась под одеялом, наружу выглядывали только пряди волос.

– Просто скажите им, что Жизель не интересуется своими подарками, – сказала я достаточно громко, чтобы меня услышала сестра. Она тут же сбросила одеяло.

– Ты ничего такого им не скажешь, – закричала Жизель и тут же застонала. – Ох, да что это я так ору? Руби, помоги мне. Мне кажется, что у меня в голове туда-сюда перекатываются шары для боулинга.

Я знала, что у Нины есть рецепт эликсира, излечивающего тяжелое похмелье.

– Начинай одеваться, – посоветовала я, – а я принесу кое-что, что тебе поможет.

Жизель села и с надеждой посмотрела на меня.

– Принесешь? Обещаешь?

– Сказала же, принесу. Давай, одевайся.

– Марта, заходи, – приказала Жизель. – Почему ты не достала мои вещи?

– Ох, да что же это такое? Сначала она велит мне убираться вон, а теперь кричит, чтобы я вошла, – пробормотала горничная и торопливо прошла мимо меня в комнату.

Я спустилась вниз и прямиком отправилась на кухню. Там Нина готовила рождественский завтрак.

– Счастливого Рождества, Нина, – приветствовала я ее.

– И тебе счастливого Рождества, – ответила она с улыбкой.

– Нина, мне нужно две вещи, если ты будешь настолько добра, что сделаешь это, – сказала я.

– Что ты хочешь, дитя?

– Во-первых, – начала я с гримасой, – у Жизель во-от такая голова, – я сопроводила эти слова красноречивым жестом, – оттого что она выпила слишком много рома.

– Это не в первый раз, – ухмыльнулась Нина. – Боль можно снять, но этим ей не помочь.

– Знаю, но, если Жизель будет плохо, она станет портить жизнь окружающим, и тогда Дафна найдет способ обвинить в этом меня.

Нина кивнула.

– Ладно, – согласилась она, подошла к шкафчику и начала вынимать необходимые ингредиенты. – Лучше всего, если нам попадутся сырые яйца с пятнышком крови внутри, – бормотала женщина, начиная смешивать продукты. – Надо мне было сохранять то яйцо, что я находить вчера. – Я улыбнулась, подумав: если бы Жизель знала, что именно она пьет, то никогда бы не стала этого делать. – Готово, – объявила Нина, смешав эликсир. – Заставь ее выпить это залпом, чтобы не дышала. Это есть очень важно.

– Хорошо.

– Что еще? Ты сказала, тебе от Нины нужно две вещи.

– Вчера вечером Бо подарил мне свое школьное кольцо, – заговорила я, показывая ей подарок. – Он поклялся любить меня, а я поклялась любить его. Ты можешь зажечь для нас свечу?

– Тебе нужна сера, а не свечка, особенно если вы клясться в любви в этот дом, – добавила Нина, широко раскрыв глаза. – Ты приводить месье Бо попозже в комната Нины, и Нина делать это для вас двоих, пока вы держаться за руки.

– Я скажу ему, Нина, – пообещала я, улыбаясь про себя и гадая, как Бо отнесется к подобному предложению. – Спасибо тебе.

Я торопливо поднялась наверх и пришла как раз тогда, когда Жизель безжалостно отчитывала Марту Вудс за неверно выбранное платье и туфли.

– У этой женщины нет никакого вкуса. Посмотри! Она хочет, чтобы я надела эту блузку с такой юбкой и вот этими туфлями.

– Я просто подумала, что сегодня вы захотите надеть цвета Рождества и…

– Все в порядке, Марта. Я помогу ей.

– Хорошо, – произнесла женщина с облегчением. – У меня этим утром много других дел. – Горничная торопливо вышла.

– Что это такое?

– Лекарство от Нины. Тебе надо выпить это залпом. Если ты этого не сделаешь, оно не поможет, – предупредила я.

Жизель с подозрением рассматривала напиток.

– Ты когда-нибудь это пила?

– Я пила нечто подобное, когда у меня болел живот, – ответила я.

Сестра скорчила рожу.

– Я сделаю все, что угодно. Я бы даже дала отрезать себе голову, – воскликнула Жизель и взяла стакан у меня из рук. Потом задержала дыхание и поднесла его к губам. Ее глаза вылезли из орбит, когда содержимое стакана оказалось у нее во рту.

– Не останавливайся, – приказала я, видя, что она готова перестать пить. Должна признаться, что ее дискомфорт меня порадовал. Жизель выпила эликсир до дна и перевела дух, прижав руку к сердцу.

– Ух. Это было ужасно. Вероятно, я выпила яд. Из чего это сделано?

– Насколько мне известно, здесь сырое яйцо, какие-то травы, какой-то порошок – судя по всему, растолченная погремушка гремучей змеи…

– Ох, нет. Не рассказывай мне больше, – воскликнула Жизель, всплеснув руками. Сестра тяжело сглотнула. – Мне кажется, меня сейчас вырвет. – Она вскочила с кресла и бросилась в ванную, но ничего не произошло. Через несколько минут Жизель вышла, краски вернулись на ее лицо.

– По-моему, лекарство уже действует, – радостно объявила она.

– Выбери, что ты наденешь. Они ждут нас в гостиной. Брюс в костюме Санта-Клауса и с бородой.

– Ах, как мило, – отозвалась Жизель.

Когда мы спустились вниз, Дафна была уже там, в своем красном китайском кимоно и домашних туфлях, волосы аккуратно причесаны и заколоты, макияж наложен, словно она давно встала и долго приводила себя в порядок. Мачеха расположилась во французском кресле из Прованса с высокой спинкой и потягивала кофе из серебряной чашки. Брюс стоял у елки в наряде Санта-Клауса и сиял.

– Да, нашим примадоннам понадобилось время, чтобы спуститься вниз. Девочкой я не могла дождаться, когда можно будет открыть подарки.

– Но мы не маленькие девочки, мама, – возразила Жизель.

– Когда дело касается подарков, женщина всегда остается маленькой девочкой, – парировала Дафна и подмигнула Брюсу, который смеялся, придерживая руками свой фальшивый живот. – Пора, Санта, – сказала она.

– Хо-хо-хо, – воскликнул он, подобрал несколько подарков и вручил их нам. Я присела на диванчик, чтобы развернуть свой, а Жизель рассматривала свой, оставаясь в своем кресле, пока Бристоу курсировал между елкой и нами. Мы получили много одежды, свитера, блузки и юбки от дорогого модельера. Мы обе получили по новой кожаной куртке с подходящими сапогами и меховые шапки, которые, вероятно, нам никогда не придется надеть. Брюс подарил нам браслеты с брелками, были среди подарков и наборы масла для ванн, талька и духов. Как только Жизель открывала один подарок, она тут же бросалась разворачивать другой.

– Всего так много, – проговорила я. Я все еще была сбита с толку новой щедростью Дафны.

– Вот подарок, который, мне кажется, ты с удовольствием отвезешь дяде Жану, – заговорила она, протягивая мне сверток. – Здесь полдюжины шелковых рубашек, которые ему всегда нравились.

– Ты позволишь мне съездить в больницу? – изумленно спросила я.

– Я прикажу нашему шоферу отвезти тебя туда завтра, если хочешь, – ответила Дафна.

Я повернулась к Жизель:

– Хочешь поехать со мной?

– В психушку? Ты, что, с ума сошла?

– Раньше ты ездила, – напомнила я сестре.

– Очень редко и только из-за папы, – возразила та. – Я этого терпеть не могла.

– Но… только на Рождество.

– Ну, пожа-алуйста, – заныла Жизель.

– Поезжай с Бо, если хочешь, – предложила Дафна. Я уставилась на нее, не веря своим ушам. Я потеряла дар речи. – Мне кажется, там есть подарки от вашего сводного брата, – продолжала она. – Брюс!

Он их быстро отыскал и принес нам. Это оказались красивые ежедневники с обложкой ручной работы из кипариса, с резным изображением болотного пейзажа с испанским мхом, аллигатором, высунувшим голову, и морскими ласточками, устремившимися к воде.

– Дневник! – выпалила Жизель. – Можно подумать, я стану в нем записывать мои секреты. – Она рассмеялась.

– Ну что ж, – произнесла Дафна, сначала посмотрев на Брюса, – у нас есть один секрет, который мы хотим открыть. Это еще один рождественский подарок, – добавила она.

Жизель округлила глаза и выпрямилась в кресле, а Бристоу подошел поближе к мачехе. Дафна потянулась, чтобы взять его за руку, а затем повернулась к нам и объявила:

– Мы с Брюсом собираемся пожениться.

– Пожениться! Когда? – воскликнула Жизель.

– После того, как пройдет положенный срок траура после смерти вашего отца. – Дафна смотрела на нас, ее глаза пытливо скользили по нашим лицам, пытаясь уловить истинную реакцию. – Я надеюсь, что вы обе за нас порадуетесь и примете Брюса в семью в качестве вашего нового отца. Я понимаю, что для вас все это несколько неожиданно, но будет лучше, если мы предстанем перед обществом единой семьей. Я могу положиться на вас? – спросила она, и я вдруг поняла, почему мачеха стала такой ласковой.

Эта свадьба должна была стать главным светским событием в высшем свете Нового Орлеана, и для Дафны было важно, чтобы все прошло великолепно, как на королевской свадьбе. Об этом будут писать во всех светских колонках, и наша семья станет центром внимания со дня объявления о предстоящем событии. К ужину будут приглашать важных гостей, и мачехе, конечно, хочется, чтобы нас всех вместе видели в театре и в опере.

– Я знаю, что не могу заменить вашего отца для вас, – начал Брюс, – но мне бы хотелось попытаться. Я буду делать все возможное, чтобы стать для вас настоящим отцом.

– Ты сможешь уговорить нашу маму позволить нам вернуться домой, чтобы здесь жить и ходить в школу? – быстро поинтересовалась Жизель.

Улыбка Дафны увяла.

– Закончите этот школьный год в “Гринвуде”, Жизель. Нам с Брюсом есть о чем побеспокоиться и без ваших с сестрой ежедневных потребностей. Я дам вам разрешение выходить с территории и прослежу за тем, чтобы суммы на ваши карманные расходы были увеличены, – добавила она.

Жизель взвесила “за” и “против”.

– Мы еще не услышали от тебя ни слова, Руби. – Дафна сосредоточилась на мне.

– Надеюсь, что вы оба будете счастливы, – откликнулась я. Мы не сводили глаз друг с друга, переглядываясь через комнату подобно двум гладиаторам, размышляющим, стоит ли начать новое сражение или установить перемирие. Мачеха решила принять мое холодное благословение.

– Благодарю тебя. Ну а теперь, когда со всем этим покончено, мы можем сесть за наш рождественский завтрак. – Она поставила чашку и начала подниматься с кресла.

– Подождите, – воскликнула Жизель. Она бросила взгляд на меня, а потом улыбнулась Дафне и Брюсу. – Я хочу преподнести вам сюрприз. Я хотела, чтобы это стало моим подарком к Рождеству, но теперь, – добавила моя сестра, – это может стать и вашим первым свадебным подарком.

Дафна осторожно села.

– И что же это такое, Жизель?

– Вот это! – произнесла Жизель и начала вставать с кресла, делая вид, что прилагает гигантские усилия. Замешательство на лице Дафны сменилось ликованием. Брюс рассмеялся и обнял ее за плечи. Я смотрела, как Жизель, пошатываясь, выпрямляется, глубоко дышит, гримасничает, словно от боли, потом отпускает подлокотники кресла, чтобы встать свободно, нетвердо стоит с закрытыми глазами, а затем, изображая, что ей для этого необходимо сконцентрироваться и приложить все свои силы, делает один шажок вперед, за ним другой. Сестра выглядела так, будто вот-вот упадет, но Брюс подбежал к ней, обнял ее, и она упала в его объятия.

– Ах, Жизель, как замечательно! – воскликнула Дафна. Сестра глотнула воздуха, прижав руку к груди, извлекая из события все, что только возможно.

– Я работала над этим, – прошептала она. – Я знала, что могу встать и сделать несколько шагов, но мне хотелось пройти всю дистанцию до вас. Я так разочарована, – простонала Жизель. – Я еще попытаюсь.

– Все в порядке. Ты и так сделала нам замечательный рождественский подарок, правда, Брюс?

– Совершенно верно, – ответил он, все еще крепко обнимая мою сестру. – Тебе лучше не торопиться. – Мужчина отвел ее обратно к коляске. Пока он помогал Жизель усесться, она торжествующе взглянула на меня.

– Ты знала об этом, Руби? – спросила Дафна.

Я посмотрела на сестру, потом перевела взгляд на мачеху.

– Нет, – ответила я. Этот дом и эта семья построены на лжи. На мою правду никто бы и внимания не обратил.

Пусть Дафна и Жизель обманывают друг друга и потакают одна другой, они это заслужили, я была в этом убеждена.

– Вот это сюрприз. И никому не сказать об этом, даже сестре, чтобы впервые показать твои успехи нам. Очень мило с твоей стороны, Жизель.

– Обещаю, мама, – поклялась она, – я буду упорно работать, чтобы вновь обрести способность ходить, чтобы быть рядом с тобой, когда Брюс поведет тебя к алтарю.

– Это будет… просто фантастика. – Мачеха посмотрела на Брюса. – Подумай, как прореагируют гости на свадьбе. Как будто… мой новый брак восстанавливает здоровье этой семьи.

– Так что, как видишь, мама, – продолжала Жизель, – я не могу теперь вернуться в “Гринвуд”. Мне нужна ежедневная работа по реабилитации и отличная стряпня Нины вместо этой общественной похлебки. Просто пригласи ко мне специалиста и позволь мне остаться.

Дафна на мгновение задумалась.

– Дай мне время на размышление, – сказала она. Жизель просияла:

– Спасибо, мама.

– А теперь я по-настоящему проголодалась. Это Рождество оказалось куда лучше, чем я ожидала, – проговорила Дафна, поднимаясь. – Санта! – Она протянула руку, и Брюс поспешил взять ее. Я посмотрела им вслед, потом повернулась к Жизель. На ее лице сияла улыбка от уха до уха.

– Теперь она позволит нам остаться. Вот увидишь.

– Может быть, тебе Дафна и позволит остаться, но не мне, – ответила я. – У меня нет увечья, от которого я могу чудом оправиться.

Жизель пожала плечами.

– В любом случае, спасибо за молчание и поддержку.

– Я тебя не поддерживала. Я просто стояла в сторонке и наблюдала, как вы потчуете друг друга ложью, – сказала я.

– Пусть так. Держи. – Сестра протянула мне подарок Поля. – Вероятно, у тебя так много тайных мыслей, что ты сможешь заполнить оба ежедневника за одни сутки.

Я взяла дневник и пошла следом за Жизель, покатившей свое кресло из гостиной. Но на пороге я обернулась, чтобы взглянуть на елку и огромную груду развернутых подарков. Как же мне хотелось пережить настоящее утро Рождества, когда истинно ценным подарком была подаренная мне любовь.

Бо пришел вскоре после того, как в его семье все обменялись подарками. Я тоже отдала ему свой подарок – золотой браслет с именем, купленный мной на следующий день после нашего с Жизель возвращения домой. На обратной стороне я попросила ювелира сделать надпись: “С моей любовью навсегда. Руби”.

– У меня три подобных браслета лежат дома в ящике, – сказал Бо, надевая его на руку, – но ни один из них не имел для меня никакого значения. – Он быстро поцеловал меня в губы, пока никто не вошел в гостиную.

– А теперь я хочу попросить тебя об одолжении, – сказала я, – и ты не должен смеяться.

– Что это может быть? – Бо широко улыбался в ожидании.

– Нина сожжет для нас немного серы, чтобы благословить нашу любовь и не дать злым духам разрушить ее.

– Что?

– Пойдем. – Я взяла его за руку. – Это не опасно и не больно.

Бо продолжал смеяться, пока мы шли по коридору к комнате Нины. Я постучала, и мы вошли, услышав ее приглашение. Бо чуть не задохнулся при виде маленькой комнаты, напичканной предметами культа вуду: куколками и свечами, кусочками чего-то, что очень напоминало шерсть черного кота, прядями волос, перевязанными кожаными ремешками, изогнутыми корнями и полосками змеиной кожи. Полки переполняли маленькие бутылочки с разноцветными порошками, груды желтых, голубых, зеленых и коричневых свечей, банки со змеиными головами. Стояла там и фотография женщины – я знала, что это Мари Лаво, – восседающей на чем-то напоминающем трон. Нина часто зажигала белые свечи вокруг снимка, когда вечерами читала свои заклинания.

– Кто это? – спросил Бо.

– Ты быть парень из Нового Орлеана и не знать Мари Лаво, Королеву Вуду?

– Ах, да. Я о ней слышал. – Он посмотрел на меня и закусил нижнюю губу.

Нина подошла к полкам и выбрала маленький керамический горшочек. Мы с ней уже проделали подобную церемонию, когда я впервые приехала в этот дом с протоки.

– Возьмите его вдвоем, – скомандовала женщина. Она зажгла белую свечу и пробормотала заклинание. Потом поднесла свечу к керамическому горшочку и приблизила пламя к его содержимому, чтобы сера зажглась, но этого не случилось. Нина озабоченно посмотрела на меня, потом попыталась еще раз. Теперь она подержала свечу подольше, пока тоненький дымок не заклубился вверх. Бо скривился, потому что запах оказался неприятным, но я этого ждала и затаила дыхание.

– Оба закрывать глаза и наклоняться так, чтобы дым касаться ваших лиц, – приказала Нина. Мы повиновались и услышали, как она что-то бормочет.

– Эй, становится горячо, – пожаловался Бо. Его пальцы разжались, и я неловко подхватила горшок, чтобы он не упал. Нина выдернула его у меня из рук и крепко обхватила пальцами.

– Жар – ерунда, – строго выговорила она, – по сравнению с огнем злых духов. – Потом Нина покачала головой. – Нина надеяться, что серного дыма достаточно.

– Вполне достаточно, – заверил ее Бо.

– Спасибо, Нина, – поблагодарила я, видя, насколько неуютно он себя чувствует. Она кивнула, и Бо подтолкнул меня к дверям.

– Да-да, спасибо, Нина, – добавил он и выпихнул меня в коридор.

– Не смейся, Бо Андрис.

– Я не смеюсь, – ответил он, но я видела, что мой спутник безмерно счастлив, что мы выбрались из комнаты Нины и вернулись в гостиную.

– Моя бабушка учила меня никогда не смеяться над чужими верованиями, Бо. Никто не имеет монополии на правду, когда речь идет о вере.

– Ты права, – ответил он. – И потом, все, что делает тебя счастливой и успокаивает, приносит покой и счастье мне. Честное слово, – подтвердил Бо и поцеловал меня.

Мгновением позже Жизель вкатила свое кресло в гостиную. Выглядела она очень довольной собой. Все разговоры за столом вертелись только вокруг ее чудесного исцеления. Эдгару и Нине тоже сообщили об этом, но они выглядели настолько равнодушными, что сестра подозревала, что я все им рассказала.

– Я помешала? – застенчиво спросила она Бо.

– Если честно, то да, – отозвался он с улыбкой.

– Очень плохо. Ты уже ему сказала? – спросила Жизель меня.

– Сказала мне о чем?

– Полагаю, что не сказала, потому что для тебя это не так важно, как для всех остальных. – Она повернулась к Бо, театрально вздохнула и объявила: – Я начинаю понемногу ходить.

– Что? – изумился Бо и взглянул на меня. Я молчала.

– Все верно. Мой паралич проходит. Скоро я снова смогу составить конкуренцию Руби, и она не слишком счастлива в связи с этим обстоятельством, ведь так, дорогая сестра?

– Я никогда с тобой не соревновалась, Жизель, – возразила я.

– Неужели? А как же ты назовешь твой пылкий роман с моим бывшим приятелем? – бросила она.

– Послушай-ка, мне кажется, у меня на этот счет может быть собственное мнение, – вмешался Бо. – И кроме того, мы с Руби начали встречаться еще до аварии.

Жизель улыбнулась, а потом рассмеялась своим тонким, сардоническим смешком.

– Мужчины считают, что сами принимают решение, но истина в том, что мы можем обвести их вокруг нашего мизинца. Для меня ты всегда был несколько консервативен, Бо. Это я решила тебя бросить. Это я предоставила вам обоим возможность встретиться и… – ее губы скривились в снисходительной улыбке, – …познакомиться.

– Ага, верно, – раздраженно ответил Бо.

– В любом случае, на Новый год я снова буду танцевать и надеюсь потанцевать с тобой. Ты ведь не станешь возражать, дражайшая сестрица?

– Ни в коем случае, – подтвердила я, – если Бо не против.

Жизель мой тон не понравился, и улыбка быстро слетела с ее лица.

– Я собираюсь позвонить Джону и сообщить хорошие новости. Вероятно, это разобьет ему сердце. Он так наслаждался моей беспомощностью прошлой ночью.

– Тогда тебе не следует выздоравливать слишком быстро, – предложила я, но вместо того, чтобы рассердиться, Жизель рассмеялась.

– Может быть, я и не буду. Не уверен – не обгоняй, – добавила она, сощурившись. Потом снова засмеялась и выкатила кресло из комнаты.

– Жизель говорит правду о своем выздоровлении?

– Нет.

– Она не может двигать ногами?

– Может, но уже много недель, а вероятно, и месяцев. – Я быстро рассказала об инциденте, произошедшем в школе, и о том, в чем меня обвиняли.

– Да, черт побери. Ты получила свою долю сюрпризов, – заметил Бо.

– Это еще не все.

– Да?

– Дафна разрешила мне отвезти рождественский подарок дяде Жану. Она сказала, что ты можешь поехать со мной, если захочешь.

– В самом деле? – Бо удивленно покачал головой. Потом я рассказала ему, почему мачеха была такой милой со мной и Жизель. – Выходит замуж? Так быстро? – переспросил он.

– Дафна сказала, что это произойдет после положенного срока траура, но кто знает, что она замышляет на самом деле.

– Мои родители подозревали об этом, – прошептал мне Бо. – Этих двоих все время видели вместе. – Он опустил глаза, потом снова посмотрел на меня. – Об их отношениях говорили, еще когда твой отец был жив, – добавил Бо.

– Я в этом не сомневаюсь. Мне все равно, что Дафна станет делать сейчас, и я не хочу больше говорить об этом, – сердито отрезала я.

– Тогда почему бы нам не навестить дядю Жана сегодня и не пообедать в одном из придорожных ресторанчиков на обратном пути? – предложил Бо.

Я отправилась за подарком дяде Жану и сообщила Дафне, что мы уезжаем.

– Убедись в том, чтобы он понял, что подарок от меня, – велела мачеха.

Но когда мы приехали в санаторий и нас провели к нему в комнату отдыха, я немедленно поняла, что дядя не только не поймет, от кого подарок, он даже не соображает, что у него посетители. Жан превратился практически в собственную тень. Подобно одному из зомби Нины, он сидел, слепо глядя перед собой, взгляд обращен внутрь, словно дядя снова посещает те места, где бывал раньше, И переживает то, что испытал в прошлом. Когда я заговорила с ним и взяла его за руку, дядя Жан лишь едва моргнул и в его глазах появился слабый свет.

– Он похож на моллюска, закрывающего свою раковину! – простонала я. – Дядя едва слышит меня.

Мы сидели в комнате отдыха. Дождь начался еще по дороге в санаторий, и теперь капли неистово барабанили по окну, через которое мы смотрели. Их дробь совпадала с ударами моего сердца. Дядя Жан выглядел сильно похудевшим, скулы и нос заострились. У него был такой вид, словно смерть точила его изнутри.

Я попыталась еще раз, заговорила о Рождестве, о моих занятиях в школе, об украшении дома. Но выражение его лица не изменилось, дядя даже не взглянул на меня. Через какое-то время я сдалась, наклонилась к нему, поцеловала на прощание в щеку. Его веки дрогнули, губы затряслись, но он ничего не сказал и даже по-настоящему не взглянул на меня.

По дороге к выходу я остановилась побеседовать с его медсестрой.

– Он говорит что-нибудь?

– Уже некоторое время Жан молчит, – призналась она. – Но иногда, – добавила женщина с улыбкой, – подобные ему возвращаются в мир. Каждый день теперь появляются новые лекарства.

– Вы проследите за тем, чтобы дядя надел новые рубашки? Он раньше так гордился новой одеждой, – печально сказала я. Сестра пообещала сделать это, и мы с Бо уехали. Посещение дяди Жана больше омрачило этот рождественский день, чем темные тучи и дождь. Я едва разговаривала, аппетит у меня пропал, когда мы остановились на ленч. Говорил в основном Бо, описывая наши планы на ближайшее будущее.

– Я уже решил – мы оба поступим в колледж в Тулейне. Таким образом, мы оба останемся в Новом Орлеане. Мои преподаватели считают, что мне следует стать врачом, из-за того что я хорошо успеваю по биологии. Доктор Андрис… Неплохо звучит?

– Звучит просто великолепно, Бо.

– Что ж, твоя бабушка была знахаркой. Мы постараемся продолжить традицию. Я буду заниматься медициной, а ты будешь писать и станешь лучшим художником в Новом Орлеане. Люди будут приезжать отовсюду, чтобы купить твои картины. По воскресеньям, после церкви, мы станем прогуливаться по улицам Садового района, и я буду хвастаться нашему ребенку, что и в этом доме есть картина его матери, и в том…

Я улыбнулась. Бабушке Катрин понравился бы Бо, я уверена.

– Отлично, ты снова улыбаешься. Ты восхитительно красива, когда счастлива, Руби. Пока я жив, я хочу все время дарить тебе счастье, – сказал он. Его слова вернули краску моим щекам, на сердце у меня потеплело.

Когда Бо привез меня домой, я нашла Дафну в кабинете отца. Она говорила по телефону. Судя по всему, даже на Рождество мачеха не забывала о бизнесе. Она надела элегантный светло-синий костюм из твида и белую кружевную блузку, волосы уложила во французский пучок.

– Как там Жан? – с некоторым интересом спросила Дафна, перекладывая какие-то бумаги с места на место.

– Он превратился в овощ, – ответила я. – Может быть, ты изменишь свое решение и позволишь снова перевести его в отдельную палату?

Мачеха выпрямилась и какое-то время смотрела на меня.

– Предлагаю тебе сделку, – произнесла она.

– Сделку? – Я не могла представить, что у меня может быть такого, чего хочется ей.

– Я верну Жана в отдельную палату, если ты убедишь Жизель вернуться в “Гринвуд”. Я не хочу, чтобы она была здесь, особенно в этот трудный период.

– Жизель не станет меня слушать, – простонала я. – Она ненавидит ограничения и правила.

Дафна снова опустила взгляд на бумаги.

– Таково мое предложение, – холодно произнесла она. – Найди способ.

Я с минуту постояла в кабинете. Почему здоровье дяди Жана должно зависеть от эгоизма Жизель? Можно ли найти более нечестную сделку? С куда большим пессимизмом, чем нутрия в зубах у крокодила, я понурилась и вышла. Сейчас я нуждалась в папе, как никогда раньше.

Остаток дня я провела в своей мастерской, рисовала и писала маслом для мисс Стивенс. Моя студия и мое искусство оставались для меня единственным убежищем в этом доме, полном лжи. Я выбрала для своей картины вид из окна комнаты, чтобы запечатлеть раскидистые дубы и цветники. Я решила изобразить черного дрозда, гордо выступающего по стене заднего двора. Как хорошо было погрузиться в работу. Я писала под аккомпанемент симфонии Луи и не услышала, как в студию вошел Брюс.

– А, вот где прячется наш Рубин, – заговорил он. Я обернулась. Бристоу стоял, уперев руки в бока, осматривал комнату и кивал. Он переоделся в широкие темно-серые шерстяные брюки и рубашку из тончайшего египетского хлопка. – Очень мило. А из этого, судя по всему, выйдет прелестная картинка, – заметил Брюс, взглянув на мой мольберт.

– Еще рано говорить, – скромно возразила я.

– Ну, я не критик, но, конечно, представляю цену хороших произведений на рынке. – Он пристально посмотрел на меня с минуту, потом улыбнулся и подошел ближе. – Я надеялся сегодня немного поговорить с тобой и Жизель наедине. Я уже беседовал с твоей сестрой, которая умоляла меня использовать мое влияние на Дафну, чтобы та позволила ей остаться и ходить в школу здесь, в Новом Орлеане. Очевидно, если я добьюсь для нее этого, то она примет меня в семью с распростертыми объятиями. А теперь, – Брюс медленно придвинулся ко мне, – что я могу сделать, чтобы ты приняла меня так же?

– Я не прошу ничего для себя, но, если ты хочешь сделать что-то, чтобы доставить мне удовольствие, добейся, чтобы Дафна перевела дядю Жана обратно в отдельную палату.

– Ага, самоотверженная просьба. Неужели ты такая, какой кажешься, Руби?…Драгоценный камень без изъянов, подлинный, целомудренный. Ты так же невинна, какой кажешься, так же невинна, как цветы и животные на твоих картинах?

– Я не ангел, Брюс, но мне не нравится видеть, когда кому-то причиняют ненужную боль. А именно это и происходит сейчас с дядей Жаном. Если хочешь сделать что-нибудь хорошее, помоги ему.

Бристоу улыбнулся и протянул руку, чтобы коснуться моих волос. Я съежилась и начала отступать, но он взял меня за руку чуть повыше локтя.

– Ты и Жизель близнецы, – заговорил мужчина почти шепотом, – но только слепой может не увидеть разницы. Мне бы хотелось стать тем, кого ты будешь любить и кому сможешь доверять. Ты знаешь, я всегда восхищался тобой, Рубин. Но тебя перебросили из одного мира в другой, и, когда ты действительно нуждалась в опекуне, ты его лишилась. Ты позволишь мне… быть твоим опекуном, защитником и сторонником? У меня отличный вкус. Я могу превратить тебя в принцессу, ты этого заслуживаешь. Поверь мне, – продолжал Брюс, поднимая руку к моему плечу. Он стоял так близко, что я могла разглядеть мелкие капельки пота над его верхней губой, уловить аромат выкуренной им сигары. Бристоу крепко обнял меня и поднес губы к моему лбу. Я ощутила, как он вздохнул, словно вдыхая запах моих волос. Я позволила ему обнять меня, но не стала обнимать его в ответ.

– Все в порядке, – сказал Брюс, почувствовав мою скованность и отступая назад. – Я не виню тебя за твою осторожность. Я новый человек в твоей жизни, и ты не слишком хорошо меня знаешь. Но я собираюсь проводить с тобой столько времени, сколько ты позволишь, чтобы мы могли узнать друг друга как можно ближе. Идет?

– Ты будущий муж моей мачехи, – ответила я, словно мои слова что-то объясняли.

Бристоу кивнул.

– Я поговорю с Дафной. Может быть, мне удастся найти приемлемое финансовое соглашение и получить от нее то, что ты хочешь. Я не могу обещать, но постараюсь.

– Спасибо.

– Рубин, – повторил он со своей похотливой улыбкой и снова оглянулся. – У тебя отличное убежище. После того как я женюсь на Дафне, может быть, ты позволишь мне иногда делить его с тобой. N'est-ce pas?

Я кивнула, хотя сама мысль об этом была мне неприятна.

– Хорошо, – сказал Брюс. – Мы будем замечательной семьей, еще более уважаемой, чем теперь. Ты и твоя сестра станете самыми сливками Нового Орлеана. Обещаю. А теперь возвращайся к своей работе. Мы поговорим позже.

Я посмотрела ему вслед, потом села, потому что мое сердце все еще стучало так громко, что я побоялась упасть в обморок.

Несмотря на обещание Брюса, между Рождеством и Новым годом о дяде Жане не было сказано ни слова. Предложение Дафны загнало меня в ловушку, и я несколько раз пыталась уговорить Жизель не оставаться в Новом Орлеане.

– У тебя новые подруги, они все смотрят на тебя и зависят от тебя, – сказала я ей, когда мы собирались ложиться спать. Это было вечером накануне Нового года. – Ты их лидер.

– Можешь взять себе эту честь, – парировала она.

– Но подумай о том, что ты можешь сделать теперь, когда ходишь. И скоро Валентинов день, танцы.

– Чушь. Танцы в День святого Валентина. Не подходите близко друг к другу и не держитесь долго за руки. И только ты с кем-нибудь познакомишься, как уже пора прощаться. И этот дурацкий отбой, даже по выходным.

– Дафна собирается позволить нам выходить с территории. Мы сможем встречаться с мальчиками в городе.

– Ты не станешь этого делать, – возразила мне сестра. – У тебя в разгаре роман с Бо. Погоди-ка минутку, – Жизель с подозрением оглядела меня. – Почему ты пытаешься убедить меня вернуться в “Гринвуд”? Что происходит?

– Когда ты захочешь, я поеду с тобой в Батон-Руж, – пообещала я, пропуская мимо ушей ее вопрос.

– Тут что-то не так, Руби. В чем дело? Лучше скажи мне. Одно я знаю наверняка – я никогда не вернусь в “Гринвуд”, если ты не скажешь мне правду.

Я вздохнула и прислонилась к косяку.

– Я попросила Дафну перевести дядю Жана обратно в отдельную палату. Он теперь просто превратился в овощ. У него потеряно желание жить, общаться. Жан весь в своем мире.

– Ну и что? Он ведь был психом.

– Дядя им не был. У него наблюдался прогресс. Если бы рядом с ним снова была любящая семья…

– Ах, да прекрати ты строить из себя благодетельницу. Какое отношение это все имеет к моему возвращению в “Гринвуд”?

– Дафна сказала, что, если я смогу убедить тебя вернуться, она позволит перевести Жана в отдельную палату.

– Я так и знала, что-то кроется за твоими сладкими речами. Так вот, забудь об этом, – ответила Жизель и повернулась, чтобы посмотреться в зеркало. – Я не намерена возвращаться в “Гринвуд”. Сейчас я развлекаюсь с Джоном и не собираюсь бросать его только из-за того, чтобы мой сумасшедший дядя смог получить отдельную комнату в своей психушке. – Она улыбнулась. – Дафна точно позволит мне остаться. Мачеха не захочет, чтобы я расстроила ее планы. Спасибо, что призналась мне.

– Жизель…

– Я же сказала, что не вернусь. Это мое последнее слово, – отрубила она. – А теперь перестань думать о грустном и помоги мне спланировать нашу новогоднюю вечеринку. Я пригласила двадцать человек. Антуанетта и Клодин придут завтра, чтобы помочь украсить гостиную. На закуску, я думаю, пойдут сандвичи. Мы приготовим фруктовый пунш и подождем, пока Дафна с Брюсом уйдут. А затем добавим в него ром. Что ты об этом думаешь?

– Мне все равно, – мрачно отозвалась я.

– Тебе лучше не изображать из себя кучу болотной грязи завтра вечером. Я тебя предупреждаю – не порти веселье.

– Господь с тобой, испортить твое веселье мне бы хотелось меньше всего на свете, – бросила я и вышла из ее комнаты, чтобы не выдрать ей волосы, все до последнего.

Date: 2015-07-25; view: 244; Нарушение авторских прав