Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Часть первая 6 page
Рябинин посмотрел в окно – там, в скверике, в тополях, вроде бы начиналось лето. Окрепли листья, потеплела земля, посветлела кора деревьев, и заблестели под солнцем скамейки. И отцвели синие ирисы Александра Ивановича… Рябинин обернулся – комендант стоял у двери, тускло изучая пол. – Натирать будем? – Да не знаю… Александр Иванович поднял глаза на стены, разглядывая их подозрительно. – Ремонтировать не пора? – Вроде бы чистые. – Рамы не подкрасим? – На ваше усмотрение. Комендант воззрился на потолок и через тягучую минуту сообщил: – В буфет банан подвезли… – Спасибо, – улыбнулся Рябинин. – Не пойдете? – спросил Александр Иванович, потому что следователь продолжал сидеть. – У меня от них изжога. От мучнистой сладкой мякоти была изжога. Но Лида их любила, поедая быстро и вкусно, как обезьянка. Он увидел жену с бананом в кресле, вечером, под торшером – и потянулся к портфелю. И тут же представил набежавшую очередь – нервную, напористую, из одних женщин – и опустил руку. Очередей он стеснялся. Рябинин не любил говорить о деньгах, вещах, квартирах… Ему казалось, что беспокоиться о материальном – стыдно, а если уж заставляет жизнь, то делать лишь самое необходимое и делать как‑то незаметно. Он не очень понимал людей, которые носились со своими физиологическими потребностями – едой, сном, сексом, – доказывая, что все естественное естественно. Были и у него материальные заботы, были и физиологические потребности. Но его ум… И промелькнуло, исчезая… …Человек – это тело, мышцы, нервы, материя. А материи подобает заботиться о материальном. Нет. Человек – это все‑таки ум, совесть, чувства, дух. Чего же стоит дух, обслуживающий лишь свое тело? Стыдно же. Духу духовное… – Я банан тоже не уважаю, – поделился комендант. – Говорят, витамины‑витамины, а их роль в организме сильно завышена. В траве витаминов полный комплект. Корова эту траву употребляет с утра до вечера. А как была коровой, так коровой и осталась. – Наверное, витамины на интеллект не влияют, – развеселился Рябинин. Вот и Александр Иванович думает о материи и духе. Видимо, и о смысле жизни думает. Скраденными шажками он уже добрался до середины кабинета и стоял как‑то необязательно и не очень заметно – маленький, сухощавый, безвозрастный… С волосами, зачесанными… Однажды Рябинина удивило известное выражение «волосы, зачесанные назад». Разве можно зачесывать вперед? Оказывается, можно: у коменданта была темная косая челка. В черном дешевеньком костюме, – а он ходил только в черных костюмах, – говорили, что комендант где‑то когда‑то закупил их штук двадцать, якобы сшитых на покойников. В синих носках, всегда в синих, говорили, что после войны он где‑то купил тюк белый нитяных носков и до сих пор красил их дома в синий цвет. – Про эту‑то, которая в сквере денежки выманила, газета пропечатала, опять сообщил комендант. – Какая газета? – Вчерашняя «Вечерка». Вчерашняя «Вечерка», еще не читанная, лежала в портфеле. Рябинин извлек ее, сразу отыскал заметку и начал читать… Тихие, еще далекие, как загоризонтные громы, услышал он стуки в висках. Злость, она. Стуки крепли, шли уже по груди, стягивая там все тяжелой щемящей силой, словно на нее давила земля. Злость. Она полегоньку пройдет, и грудь отпустит. Нет, не отпустит, пока он… Александр Иванович, освободившись от новостей, ушел скраденными шажками – только белесой синью мелькнули недокрашенные носки. Рябинин снял трубку и набрал номер: надо бы поехать, чтобы лицом к лицу, но в груди стучало, и он боялся, что не довезет этого стука. – Мне, пожалуйста, Холстянникову. – Я слушаю. – Здравствуйте, говорит следователь Рябинин. – А‑а, здравствуйте, – обрадовалась она. – Наверное, прочли мою статью? – Прочел, – угрюмо согласился Рябинин. – Ну и как? – почти кокетливо спросила Холстянникова. Он не знал ее имени – тогда, у него в кабинете, она представилась официально: корреспондент Холстянникова. Молодая, высокая, в джинсовом брючном костюме, синевато‑дерюжном, как носки Александра Ивановича. Впрочем, этот костюм мог называться как‑нибудь иначе, ибо брюки были окорочены, с какими‑то широкими манжетами, которые лежали на высоченных блестящих сапогах, и Рябинину все казалось, что за окном ее ждет привязанная лошадь. – Как говорится, у вас бойкое перо, – промямлил он. – Правда? – обрадовалась корреспондентка. – Я хотел спросить о другом… – Пожалуйста. – Скажите, что вы цените в женщине? – Многое, – не удивилась она вопросу. – Интеллект, красоту, энергию, грацию… Что еще? – Вы забыли самое главное женское качество. – Умение любить? – Важнее. – Верность? – Нет. – Обаятельность? – Неужели в детстве у ваших кукол не отрывались ручки‑ножки? – глухо спросил Рябинин. – А‑а, – рассмеялась она. – Умение шить? – Нет, жалость. – Ради этого сообщения вы и звоните? – уже без смеха спросила она. «Сообщения». Это о жалости, которая дороже красоты, энергии и грации… Есть‑таки у корреспондентки верховая лошадь с седлом, стременами и этими… шпорами. – Звоню, чтобы рассказать случай. Лет десять назад я отстал от поезда и очутился без денег и документов. Знаете, кто меня выручил? – Кто? – спросила она, уже что‑то подозревая. – Простофили и ротозеи. – Но как явление… – И не спросили ни документов, ни справок, – перебил он. – Поверили на слово. – Вы что ж, оправдываете простофиль? – Да это же хорошие люди с открытой душой! – прорвало Рябинина. – Странно слышать от следователя… – Вам бы в статье воспеть этих людей, которые отозвались на беду незнакомого человека! – Извините, но учить меня не стоит, – отрезала она. Рябинин перевел дух, хотя он не взбирался на гору, а говорил в трубку чуть повышенным тоном. Тяжело задышала и корреспондентка, словно только что соскочила со своей лошади. – Я напишу официальное письмо главному редактору, – сказал Рябинин. – Представляю, как вы мягкотело обращаетесь со своими преступниками, усмехнулась она. – А я представляю, как в детстве вы отрывали ручки своим куклам…
Из дневника следователя. Предложи мне перед тяжким испытанием выбор товарища – хитрюгу или простофилю, – я выберу простофилю. Возможно, хитрюга ловчее бы миновал пули и взрывы, расщелины и топи… Но из расщелины меня вытащил бы простофиля. Я люблю простофиль, – это же люди с открытой душой. В том обществе, которое мы построим, будут жить лишь одни простофили; будут жить только люди с честной и открытой душой, потому что пропадет нужда запечатывать ее, как и пропадут враги душевной простоты.
Из постановления следователя … Учитывая вышесказанное, а также руководствуясь пунктом 2 статьи 5 Уголовно‑процессуального кодекса РСФСР, постановил: уголовное дело в отношении гр. Калязиной Аделаиды Сергеевны прекратить за отсутствием в ее действиях состава преступления.
Из дневника следователя. Я‑то прекратил. Прекратит ли она?..
|