Исходный текст

Чаще всего человек ищет свою мечту, но бывает и так, что мечта находит человека. Как болезнь, как вирус гриппа. Вроде бы никогда Колька Велин не смотрел на небо, затаив дыхание, и голоса птиц, реявших в голубой вышине, не заставляли трепетать его сердце. Он был самым обыкновенным учеником, в меру усидчивым и старательным, в школу ходил без особого задора, на уроках был тише воды, любил рыбачить…

Всё переменилось в один день. Он вдруг решил, что станет лётчиком.

В глухой, далёкой деревне, где до ближайшей станции больше ста километров, где любая поездка становится целым путешествием, сама эта мысль казалась безумием. Жизненная стезя каждого человека здесь была ровной и прямой: после школы мальчики получали права на управление трактором и становились механизаторами, а самые смелые оканчивали водительские курсы и работали в селе шофёрами. Ездить по земле—вот удел человека. А тут летать на самолёте! На Кольку смотрели как на чудака, и отец надеялся, что вздорная идея как-нибудь сама собой улетучится из головы сына. Мало ли чего мы хотим в молодости! Жизнь—жестокая штука, она всё расставит по своим местам и равнодушно, как маляр, закрасит серой краской наши пылкие мечты, нарисованные в юности. Но Колька не сдавался. Ему грезились серебристые крылья, несущие его над влажным снегом облаков, и густой упругий воздух, чистый и холодный, как родниковая вода, наполнял его лёгкие.

После выпускного вечера он отправился на станцию, купил билет до Оренбурга и ночным поездом поехал поступать в лётное училище. Проснулся Колька рано утром от ужаса. Ужас, будто удав, сдавил его окоченевшее тело холодными кольцами и впился своей зубастой пастью в самую грудь. Колька спустился с верхней полки вниз, посмотрел в окно, и ему стало ещё страшнее. Деревья, выступавшие из полумглы, тянули к стеклам кривые руки, узкие просёлки, словно серые степные гадюки, расползались по кустам, и с неба, заполненного до краёв клочьями ободранных туч, фиолетово-чёрной краской стекал на землю сумрак. Куда я еду? Что я там буду делать один? Кольке представилось, что сейчас его высадят и он окажется в беспредельной пустоте необитаемой планеты…

Приехав на вокзал, он в тот же день купил билет на обратную дорогу и через два дня вернулся домой. К его возвращению все отнеслись спокойно, без издёвки, но и без сочувствия. Денег, потраченных на билеты, немного жаль, зато съездил, посмотрел, проверил себя, успокоился, теперь выбросит из головы всякий вздор и станет нормальным человеком. Таковы законы жизни: всё, что взлетело вверх, рано или поздно возвращается на землю. Камень, птица, мечта—всё возвращается назад…

Колька устроился в лесхоз, женился, сейчас растит двух дочек, в выходные ходит на рыбалку. Сидя на берегу мутной речушки, он смотрит на бесшумно летящие в небесной вышине реактивные самолеты, сразу определяет: вот «МиГ», а вон «Су». Сердце его стонет от щемящей боли, ему хочется повыше подпрыгнуть и хотя бы разок глотнуть той свежести, которой небо щедро поит птиц. Но рядом сидят рыбаки, и он пугливо прячет свой взволнованный взгляд, насаживает червячка на крючок, а потом терпеливо ждёт, когда начнёт клевать.

(По С. Мизерову)

Сочинение

В данном тексте С. Мизеров говорит о том, как рождается выбор жизненного пути.

Влияет ли среда на выбор человеком жизненного пути? Что мешает ему сохранить верность своей мечте?

Над этими вопросами задумывается автор текста. Над этой нравственной, актуальной для нас проблемой предлагает поразмышлять и нам.

С. Мизеров считает, что влияние житейских традиций, привычек часто заставляет человека изменять своей мечте, не позволяет реализовать свои способности до конца. Герой рассказа Колька Велин не смог преодолеть чувство страха перед новым, он предал свою мечту и стал как все.

С автором текста трудно не согласиться. Часто человек теряется перед трудностями. А он, на мой взгляд, должен не просто чего-то хотеть, а стремиться к осуществлению своей мечты. И тогда реализовавшаяся мечта сделает жизнь его полнокровнее, интереснее.

Герой повести Б. Полевого летчик Алексей Мересьев(он же Алексей Маресьев в жизни), оставшись без ног, мечтал летать. Сколько пришлось перестрадать ему, чтобы снова сесть за штурвал самолета!

Мария из повести В. Закруткина «Матерь человеческая» в невероятно тяжелых условиях, мечтая выжить и сохранить ещё не родившегося ребенка как память о прошлом, смогла преодолеть свой страх и подарить жизнь новому человеку.

Не нужно сдаваться, терять самообладание, а нужно верить в свои силы, в свою мечту, и тогда сердце не будет стонать от «щемящей боли».

Детство

Текст

(1)Как-то раз я спросил у одной художницы, почему это на полотнах старых мастеров лица у детей такие взрослые. (2)Мадонна или просто какая-нибудь женщина держит на руках ребёнка или ведёт его за ручку, телом он совсем маленький, а глаза смотрят серьёзно.

(З)Художница ответила мне примерно так. (4)Старые мастера и вообще большие живописцы прошлого видели в младенце прежде всего человека. (5)Ведь главное в каждом малыше не то, что он ребёнок, а то, что он человеческий ребёнок. (6)И жизнь у него человеческая — трудная, сложная. (7)Конечно, детство - это заря жизни, это счастье. (8)Но сам ребёнок этого счастья не осознаёт. (9)Вот вы в детстве были счастливы?

(10)Выслушав её, я призадумался. (11)Конечно, какой-то перехлёст был в её словах. (12)Но когда я начал перебирать в памяти грустные и счастливые впечатления своего детства, счастливых оказалось очень мало. (13)И причиной тому были отнюдь не родители, не окружающие, не трудности эпохи. (14)Мне просто некогда было быть счастливым.

(15)Ну а как же тогда быть с «золотым детством»? (16)«3олотое детство» - это прочно затверженная формула.

(17)А что если миф о золотом детстве придумали взрослые дяди и тёти, которые забыли свои детские годы? (18)Ведь если бы все в детстве были безоблачно счастливы, то из детей вырастали бы глупые взрослые. (19)Между тем мы живём в обществе людей разумных, талантливых, способных, умных, толковых, мыслящих - и это во всех областях жизни.

(20)Детство - пора очень напряжённой учёбы («научения», как теперь говорится), пора освоения и усвоения бытия. (21)В детстве жить очень интересно и очень нелегко. (22)Колоссальный поток сведений, ощущений, переживаний вливается в сознание, и во всём надо разобраться, а умственных силёнок и опыта ещё очень мало. (23)Все время ошибки, накладки, просчёты, недоумения. (24)Радость постижения чего-то мгновенно сменяется новыми поисками и новыми ошибками.

(25)Кто-то сказал, что каждый человек - это целый мир. (26)Но фундамент этого мира человек закладывает очень рано. (27)Самые тяжёлые камни нам приходится ворочать в детстве, потом уже пойдут кирпичики. (28)А под старость, с высоты взрослых лет, эти камни начинают казаться нам лёгкими, как пушинки, и мы начинаем вспоминать своё золотое детство.

(По В. Шефнеру)

Однажды ночью мне приснился сон: мне пять лет, и я без всяких забот строю замки в песочнице. Утром проснулась с мыслями о том, как хорошо быть маленькой: мама ведет тебя в детский сад, а ты несмело, ещё зевая, топаешь по дорожке, не задумываясь в этот момент ни о чем.

Но задуматься пришлось после прочтения текста Вадима Сергеевича Шефнера. Сразу возник закономерный вопрос: почему детство традиционно называют «золотой порой»?

Эта социально-нравственная, очень важная, по моему мнению, проблема заставила поразмышлять и автора. Он думает, что по мере того, как происходит накопление человеком жизненного опыта, те трудности, которые он преодолевал в детстве, кажутся незначительными, поэтому детство и представляется беззаботной, «золотой порой».

Я согласна с мнением Вадима Шефнера. Ведь это действительно самое прекрасное время в жизни абсолютно каждого человека. Иду по дороге и вижу резвящихся детей. Хочется, очень хочется побегать, попрыгать с ними, окунуться в ту «безоблачную» атмосферу, когда в мире нет ничего, кроме кукол, мячика и мультфильмов.

Много раз слышала песню Ю. Шатунова: «Детство, детство, ты куда бежишь? Детство, детство, ты куда спешишь? Не наигрался я ещё с тобой, детство, детство, подожди, постой!». Да, это игра, которая обязательно остается в памяти.

А вспомним повесть Л.Толстого «Детство», где великий классик делится яркими воспоминаниями своей «золотой поры».

Сейчас мне семнадцать лет. Через год оканчиваю школу, и для меня навсегда закроются двери детства. Но они не закроются в моем сердце, в моих мыслях, в моей душе.

Война

Текст

Андрей увидел, как из узких вагонных дверей с вертикальными неудобными ступенями какие-то женщины в белых халатах, военные в бушлатах и сапогах и просто люди в темных ватниках выносили детей и ставили, сажали, а то и клали тут же у рельсов на землю.

--Блокадные… Ленинградские… Из Вологды привезли…- было произнесено в толпе, рядом с Андреем.

Никто никак не среагировал на эти слова. Все знали, что такое блокада и что такое Ленинград. Но было в детях что-то такое, что люди, и не слышавшие последних слов, останавливались и замирали, не в силах оторвать глаз. А наними подходили всё новые и так стояли, выстроившись на краю платформы и забыв про свой поезд.

Люди видели на войне всё. Их ничем ни удивить, ни поразить было нельзя. Но вот они смотрели, а кто бы посмотрел на них: столько боли, скорби, мучительной жалости, потрясения, страдания, но и горькой радости было в их глазах. Ибо, хоть это были дети войны, жалкие обгарки на черном пепелище, но это были живые; дети, спасенные и вынесенные из гибельного пламени, а это означало возрождение и надежду на будущее, без чего не могло быть дальше жизни и у этих, также разных на платформе людей.

Дети тоже были разные. Но что-то их всех объединяло. Не только необычный цвет лица, сливавшийся с выпавшим снегом, не только глаза, в которых застыл, будто заморозился, навсегдашний ужас блокады, не только странные неразомкнутые рты. Было в них ещё одно, общее—и в облике, и в тех же лицах, и в губах, и в глазах, и ещё в чём-то, что рассмотреть можно было лишь не поодиночке, а только когда они все вместе, и что выражалось в том, как вели они себя по отношению друг к другу и к взрослым, как стояли, как брались за руки, выстраивались в колонну,--и можно выразить так: дети войны. Страшное сочетание двух противоестественных, невозможных рядом слов. Дети здесь своим присутствием выражали самую низкую, самую адскую, разрушительную сущность войны: она била в зародыше, в зачатке по всем другим детям, которые не были рождены, по всем поколениям, которых ещё не было.

Но вот эти, которые стояли теперь колонной, взявшись по двое, готовые отправиться в неведомый путь, ведь выжили же! Выжили! Дай-то бог! Они были посланцы оттуда, из будущего, несущие людям, стоящим на другой стороне платформы, на этой, ещё военной, стороне жизни, надежду на будущее, несмотря ни на что.

Странной колеблющейся тонкой струйкой вслед за худенькой темной женщиной потекли блокадные вдоль рельсов всё дальше и дальше в сторону города. И в каждом крошечном человечке, закутанном в тряпьё, была, несмотря на робкость первых шагов, слабое покачиванье,--отчего живая струйка то растягивалась, то сжималась, и пульсировала, и рвалась, чтобы снова слиться,--неразрывная связь с ближними, друг с другом, с кем они сейчас шли, сцепив синие пальцы так, что никто бы не смог их разомкнуть, но и с людьми на платформе, и с этой беззвучной станцией, и с этой новой обетованной землёй, которая их взрастит.

Семя, брошенное в жесткую почву, взойдешь ли, станешь ли шумящим колосом?

(По А. Приставкину)

Сочинение

После прочтения текста А.Приставкина моментально всплыли в памяти слова классика Л.Толстого: «Война не любезность, а самое гадкое в мире дело». Почти каждое предложение текста дает понять основную мысль: «дети… выражали самую низкую, самую адскую, разрушительную сущность войны: она била в зародыше, в зачатке…».

Читая эти строки, задумываюсь: а вырастет ли из этих

«крошечных людей, закутанных в тряпьё», обессиленных от тяжких испытаний, нормальный человек?

Проблема эта психологическая, жизненно важная и актуальная особенно в наши дни.

Автор считает, что дети, стоявшие на перроне —«посланцы оттуда, из будущего, несущие людям надежду на будущее». Я согласна с автором. Конечно, горько от того, что дети—«жалкие огарки» войны, но всё же радостно, что они

«живые», спасённые, а значит, надежда на лучшее действительно есть.

Сжимается сердце, когда вижу с экрана телевизора документальные кадры: измождённые в концлагере дети, торопясь, освобождают ручонки, чтобы показать варварам свой номер. Видя этот ужас, говорю себе: «Да будь ты проклята, война!»

До недавнего времени о детях, как о жертвах войны, было написано не так уж много. В памяти лишь Ваня Солнцев из повести «Сын полка» В.Катаева да Кузьмёныши из произведения А.Приставкина «Ночевала тучка золотая».

Плачу, читая воспоминания взрослых, уважаемых ныне людей о военном лихолетье, о времени их «счастливого» детства в документальной повести белорусской писательницы С.Алексиевич «Последние свидетели», где название книги говорит само за себя.

Это текст-завещание, предостережение, напоминание всем нам! И это текст-надежда: семя, брошенное даже в черствую, жесткую почву, обязательно взрастёт; обязательно вырастет «шумящий колос», ведь жизнь победить нельзя.