Глава 49

Когда внизу остановилась машина и открылась дверца, я вышел и встал наверху, собираясь окликнуть Линду. Но дверцу придержал пожилой цветной шофер. Он вынес небольшой саквояж и стал подниматься вслед за ней. Так что я просто стоял и ждал.

Добравшись до верха, она обернулась к шоферу:

– М‑р Марлоу отвезет меня в гостиницу, Эймос. Спасибо вам за все. Я позвоню утром.

– Слушаюсь, м‑с Лоринг. Можно мне задать вопрос м‑ру Марлоу?

– Разумеется, Эймос.

Он вошел, поставил саквояж, а она прошла в дом, оставив нас наедине.

– "Я старею... Дрожат руки... скоро буду закатывать брюки". Что это значит, м‑р Марлоу?

– Да ни черта. Просто хорошо звучит.

Он улыбнулся. Это из «Любовной песни Дж. Альфреда Пруфрока». А вот еще.

«Женщины туда‑сюда похаживали – говоря о Микель Анджело». Это вам что‑нибудь говорит, сэр?

– Говорит, Что этот парень не слишком разбирался в женщинах.

– Точь‑в‑точь мое ощущение, сэр. Но это не умаляет степени моего восхищения Т. С. Элиотом.

– Как вы сказали – не умаляет степени вашего восхищения?

– Совершенно верно, м‑р Марлоу. Я употребил не правильное выражение?

– Нет, но не вздумайте так выразиться при каком‑нибудь миллионере. Он решит, что скоро вы ему пятки начнете подпаливать.

Он грустно улыбнулся.

– Я не мог бы об этом и помыслить. Вы попали в несчастный случай, сэр?

– Нет. Так было задумано. Спокойной ночи, Эймос.

– Доброй ночи, сэр.

Он пошел вниз по лестнице, а я вернулся в дом. Линда Лоринг стояла посреди гостиной, оглядываясь вокруг.

– Эймос окончил Гарвардский университет, – сказала она. – Вы живете в довольно безопасном месте.

– Безопасных мест не существует.

– Бедняжечка, что у вас с лицом. Кто это сделал?

– Менди Менендес.

– А что вы ему сделали?

– Почти ничего. Лягнул пару раз. Он попал в западню. Сейчас едет в Неваду в обществе трех‑четырех свирепых помощников шерифа. Забудьте о нем.

Она села на диван.

– Что будете пить? – спросил я. Достал коробку с сигаретами и протянул ей.

Она сказала, что не хочет курить. И что выпивка сойдет любая.

– Я вообще хотел предложить шампанского, – сообщил я. – Ведерка со льдом у меня нет, но шампанское холодное. Берегу его уже несколько лет. Две бутылки «Кордон Руж». Надеюсь, хорошее. Я не специалист.

– Бережете для чего? – спросила она.

– Для вас.

Она улыбнулась, не сводя глаз с моего лица.

– Вы весь в порезах. – Она протянула руку и легонько коснулась моей щеки. – Бережете для меня? Вряд ли. Мы познакомились всего два месяца назад.

– Значит, я его берег на случай нашего знакомства. Сейчас принесу. – Я подхватил ее саквояж и пошел к двери.

– Куда вы это несете? – резко осведомилась она.

– Там ведь ваши туалетные принадлежности, верно?

– Поставьте его и подите сюда.

Я так и сделал. Глаза у нее были блестящие, но в то же время сонные.

– Это что‑то новенькое, – медленно произнесла она. – Просто невиданное.

– Что именно?

– Вы ко мне ни разу и пальцем не притронулись. Никаких заигрываний, двусмысленных фраз, хватаний руками, ничего. Я думала, вы жесткий, язвительный, злой и холодный.

– Я такой и есть – иногда.

– А теперь я здесь, и после того, как мы изрядно угостимся шампанским, вы, вероятно, собираетесь без лишних слов схватить меня и потащить в постель. Так ведь?

– Честно говоря, – сказал я, – подобная мысль где‑то у меня шевелилась.

– Польщена, но что, если я против? Вы мне нравитесь. Очень нравитесь.

Но отсюда не следует, что я хочу ложиться с вами в кровать. Не слишком ли вы спешите с выводами – просто потому, что я приехала с саквояжем?

– Может, я и ошибся, – сказал я. Вернулся к входной двери и поставил саквояж обратно, возле порога. – Пойду за шампанским.

– Я не хотела вас обидеть. Может быть, вам лучше поберечь шампанское для более благоприятного случая?

– Там всего‑то две бутылки, – отвечал я. – Для настоящего благоприятного случая потребуется дюжина.

– А, понятно, – заявила она, внезапно вспылив. – Я гожусь только, пока на горизонте не появился кто‑нибудь покрасивее. Спасибо вам большое. Теперь вы меня обидели, зато я знаю, что нахожусь в безопасности. Если вы думали, что от бутылки шампанского я превращусь в женщину легкого поведения, могу заверить, что вы очень ошиблись.

– Я уже признал ошибку.

– Если я сказала, что собираюсь разводиться, и если Эймос привез меня сюда с саквояжем, это еще не значит, что я так доступна, – заявила она так же сердито.

– Будь он проклят, этот саквояж! – прорычал я. – Чтоб он провалился! Еще раз о нем вспомните, и я спущу его к черту с лестницы. Я пригласил вас выпить. Иду на кухню за выпивкой. Вот и все. У меня и в мыслях не было вас спаивать. Вы не хотите со мной спать. Прекрасно, Почему вы должны этого хотеть? Но можем мы все‑таки выпить по бокалу шампанского? Не обязательно затевать из‑за этого склоку – кого собираются совратить, когда, где и сколько для этого требуется вина.

– А вам не обязательно злиться, – сказала она, вспыхнув.

– Это просто очередной трюк, – хмуро сообщил я. – У меня их полсотни, и все коварные.

Она встала, подошла ко мне вплотную и осторожно погладила кончиками пальцев синяки и порезы у меня на лице.

– Простите. Я устала и разочарована в жизни. Пожалуйста, будьте со мной подобрее. Никому я не нужна.

– Вы не устали, а разочарованы в жизни не больше, чем всякий человек.

По всем правилам из вас должна была получиться такая же избалованная, распущенная девчонка, как ваша сестра. Но произошло чудо. Вся честность и немалая часть мужества в вашей семье достались вам. И не. надо вам ничьей доброты.

Я повернулся, пошел в кухню, достал бутылку шампанского из холодильника, хлопнул пробкой, быстро налил два плоских фужера и один из них выпил. От шипучей остроты на глазах выступили слезы, но я осушил фужер.

Налил его снова. Потом расставил все на подносе и потащил в гостиную.

Линды не было. Саквояжа не было. Я поставил поднос и открыл входную дверь. Я не слышал, чтобы ее открывали, и у Линды не было машины. В кухню вообще не донеслось ни звука.

Потом сзади раздался ее голос:

– Идиот. Неужели вы решили, что я удрала? Я закрыл дверь и обернулся.

Она распустила волосы и надела на босые ноги домашние туфли с пушистыми помпонами. Шелковый халат был цвета заката с японской гравюры. Она медленно подошла ко мне с неожиданно застенчивой улыбкой. Я протянул ей бокал. Она взяла, отпила пару глотков и отдала обратно.

– Очень вкусно, – сказала она.

Потом очень спокойно, без всякой игры или притворства, обняла меня и, приоткрыв рот, прижалась губами к моим губам. Кончик ее языка коснулся моего. Спустя долгое время она откинула голову, но руки ее по‑прежнему обвивали мою шею. Глаза сияли, как звезды.

– Я все время об этом думала, – сказала она. – Нарочно упрямилась. Не знаю, почему. Может быть, просто нервы. Вообще‑то я совсем не распущенная.

Это плохо?

– Если бы я так о тебе думал, я бы начал к тебе приставать еще тогда, в первый раз, у Виктора. Она медленно покачала головой и улыбнулась.

– Вряд ли. Потому я и здесь.

– Ну, может быть, не тогда, – сказал я. – Тот вечер принадлежал другому.

– Может быть, ты вообще не пристаешь к женщинам в барах?

– Редко. Свет слишком тусклый.

– Но масса женщин для того и ходит в бары, чтобы к ним приставали.

– Масса женщин и по утрам встает с той же мыслью.

– Но спиртное вызывает желание – до известного предела.

– Врачи его рекомендуют.

– Кто тут вспомнил врачей? Где мое шампанское? Я поцеловал ее еще раз.

Это была легкая, приятная работа.

– Хочу поцеловать твою бедную щеку, – сказала она и осуществила свое желание. – Она прямо горит.

– А вообще я замерзаю.

– Не правда, дай еще шампанского.

– Зачем оно тебе?

– Выдохнется, если мы его не выпьем. И мне нравится его вкус.

– Хорошо.

– Ты очень меня любишь? Или полюбишь, если я лягу с тобой в постель?

– Возможно.

– Знаешь, тебе не обязательно со мной спать. Я не так уж настаиваю.

– Спасибо.

– Где мое шампанское?

– Сколько у тебя денег?

– Всего? Откуда мне знать? Около восьми миллионов долларов.

– Я решил с тобой переспать.

– Корысть взыграла, – заметила она.

– За шампанское платил я.

– К черту шампанское, – сказала она.