Шизофрения и мистицизм

На шизофрению и мистицизм всегда смотрели так же, как на безумие и гениальность, — в обоих случаях категории кажутся близко родственными, но в чем-то резко различными. Однако сходство шизофрении и мистицизма привело к двум общим типам убеждений в отношении двух этих психических состояний. Те, кто считают шизофрению заболеванием, чистой патологией наихудшего типа, склонны видеть в том же свете и всякий мистицизм (учитывая их сходство). Если мистики-мудрецы и не попадают под определение чистой патологию, то, по меньшей мере, находятся на полдороги к ней. В недавнем отчете «Группы развития психиатрии»62 говорится: «Психиатру будут интересны мистические феномены, поскольку в них могут быть продемонстрированы формы поведения, промежуточные между нормой и явным психозом; форма регрессии «эго» в целях защиты от внутреннего и внешнего стресса...» [167]. Я нередко соглашался с тем фактом, что регрессия может происходить и происходит, и доказывал, что некоторые люди, называющие себя мистиками, в действительности оказались в ловушке той или иной формы регрессии; и что некоторые подлинные мистики в своем пути к зрелым состояниям единства время от времени реактивируют регрессивные комплексы. Это, однако, не должно мешать нам ясно и четко различать шизофрению и мистицизм как таковые. Следовательно, в качестве общего психологического утверждения о природе трансценденции и мистицизма эта позиция GAP не слишком полезна.

Второе общее отношение к шизофрении и мистицизму выглядит чуть более близким к истине, но временами страдает тем же догматизмом и излишней обобщенностью, что и первое. Эта группа специалистов склонна рассматривать шизофрению не как патологию, а как некое душевное cвepx -здоровье. Исследователи, во всех прочих отношениях вызывающие у меня глубочайшее уважение (такие, как Р. Д. Лэйнг [239] и О. Браун [58]) с симпатией относятся к понятию сверх-реальности трансцендентных состояний (и в этом я с ними согласен), а поскольку шизофрения и мистицизм кажутся столь схожими, то и шизофрения должна быть примером сверх-здоровья. Как выразился Браун, «Вовсе не шизофрения, а так называемая нормальность — вот действительная расщепленность сознания; при шизофрении ложные границы уничтожаются... Шизофреники страдают от истины... Шизофренический мир — это мир мистической сопричастности; “неописуемое расширение внутреннего чувства”; “сверхъестественные чувства соотнесенности”; всевозможные оккультные психосоматические проявления и силы...» [58].

Мое собственное мнение находится где-то посередине между этими двумя позициями и основывается на важнейших различиях между «до-» и «транс-», которые мы выяснили в главе 7. В соответствии с рис. 2 и 3, а также на основании доступных в настоящее время феноменологических отчетов о самом шизофреническом опыте, типичный шизофренический эпизод обычно включает в себя следующие факторы:

1. Инициирующим событием часто является какая-нибудь крайне стрессовая ситуация или беспокоящая дилемма [114]. До этого у индивида могли быть значительные трудности в установлении социальных отношений, довольно слабое «эго» (как Персона) и тенденция к изоляционизму. С другой стороны, он может быть просто поражен дукха, или подлинным страданием, присущим сансаре, и временно ошеломлен болезненным прозрением [239]. Каков бы ни был спусковой механизм (я не исключаю и биохимических факторов — они крайне важны, и биохимические исследования мозговых процессов представляют первостепенную важность для психиатрии — но я не обсуждаю их здесь, поскольку это потребовало бы еще нескольких глав и сколько-либо серьезно не изменило бы тех заключений, к которым мы придем), — итак, каков бы ни был спусковой механизм, трансляции эго/персоны нарушаются или серьезно ухудшаются (и теория «двойного захвата»63 как причины шизофрении, по-видимому, прямо относится к этому разрушению эгоической трансляции или мета программирования) [23].

2. Разрушение редактирующих и фильтрующих функций эгоической трансляции (вторичного процесса, принципа реальности, синтаксического структурирования и так далее) раскрывает природу индивида и оставляет его незащищенным и от низших, и от высших уровней сознания. По моему мнению, таким образом запускается двойной процесс: самость начинает регрессировать на более низкие уровни сознания, будучи в тоже время открытой для затопления аспектами более высоких областей (в частности, тонкой). Иначе говоря, в то время как индивид движется в подсознание, сверхсознание движется в него. Пока он регрессирует к низшему, его затопляет высшее. Он сталкивается с погруженным бессознательным, равно как и с всплывающим бессознательным. Лично я не вижу никакого другого способа объяснить феноменологию шизофренического срыва. Те, кто видят в шизофрении только регрессию, проглядели ее реальное религиозное измерение, а те, кто видят в ней сверх-духовность и сверх-здоровье, просто отмахнулись от свидетельств действительной психической раздробленности и регрессии.

В любом случае, когда начинает отказывать эгоическая трансляция, результатом, как правило, является крайняя тревожность [75]. С началом регрессии и распадом эгоического синтаксиса индивид открывается для мифического мышления и магических соотнесений, характерных для мифических-членских областей [6]. Мифическое мышление, как мы видели, путает часть и целое, члены и классы — а это как раз является определяющей характеристикой шизофренического мышления [6], [7], [23]. Например, шизофреник мог бы сказать: «Прошлой ночью я залез в бутылку, но не смог заткнуть пробку», тогда как сообщает он всего лишь о том, что ему плохо спалось, потому что было холодно. Мифическая логика выстраивается таким образом: постель с простынями и одеялом принадлежит к классу «контейнеров», то есть объектов, которые могут содержать в себе другие объекты. Бутылка тоже принадлежит к этому классу, и поскольку мифическое мышление не умеет различать между членами одного класса, то «залезть в постель» и «залезть в бутылку» — это одно и то же (причем не символически, а буквально). Аналогично «простыни» и «пробки» тоже воспринимаются как одно и то же. «Не смог заткнуть пробку» означает «простыня все время спадала», вот почему ему было холодно и не спалось: пробка все время выпадала из бутылки. Как сказал бы Бейтсон, у него трудности с логическими типами.

Даже если регрессия заходит немного дальше мифического мышления, индивид остается открытым для причудливой до-вербальной фантазии и первичного процесса. Другими словами, он галлюцинирует — обычно это слуховые галлюцинации, иногда зрительные [6], [114], [217].

3. Здесь в истории происходит поворот: на мой взгляд, когда эгоические трансляции перестают срабатывать и самость втягивается в до-эгоические области, она часто становится уязвимой для вторжения (кастрации) со стороны над-эгоических областей. Поэтому осознание часто затопляется вспышками интуиции высокой интенсивности, иногда религиозного характера (актуальными и значимыми духовными озарениями, а не просто регрессивными фантазиями). «Опыт творчества, религиозное обращение и другие «пиковые переживания» будут включать в себя многое из... той формы внутреннего опыта, которая может сопровождать острую психотическую реакцию» [114]. На этот факт, мне кажется, просто невозможно не обратить внимания.

Впрочем, индивид часто не способен логически координировать такие озарения. Если о чем-то настолько простом, как укладывание в постель, он сообщает словами «залез в бутылку», то представьте, как он мог бы описать образное видение Христа! Сверх этого, этим озарениям свойственно очень «аутичными», само-ориентироваными, скрытными: он сам их понимает, но никто другой не сможет понять. Это, видимо, связано с тем, что из-за тенденции регрессивной стороны шизофрении сползать на уровни, предшествующие пониманию ролевого поведения, индивид думает, что он, и только он один, является, например, Христом. Он не способен принять или признать роль других, а поэтому не может видеть, что каждый является Христом. Он испытывает живую и мощную интуицию со стороны своей атманической природы (наплыв с высших стадий), но эта интуиция остается на примитивном и нарциссическом уровне. Вот беседа между мистиком и госпитализированным шизофреником, в которой превосходно видно то, о чем я говорю. Рассказывает Баба Рам Дасс:

Он [госпитализированный шизофреник] делал огромное количество записей, изучал древнегреческий, читать на котором никогда не умел. Он совершал всякие феноменальные вещи, которые врачи считали патологическими, — он мог красть, лгать, мошенничать и при этом объявлять себя Христом. Несколько раз он убегал из лечебницы, — очень изобретательный парень. Чтение его записей показало мне, что он был настроен на некоторые из величайших в мире истин, возвещенных кем-либо из высочайших существ. Он переживал их непосредственно, но был пойман чувством, что это происходит только с ним одним... И поэтому разговор начался с затруднений: «Мне это было дано, а тебе нет...» Я спросил: «Ты считаешь себя Христом? Христом в чистом сознании?» Он говорит: «Да». Тогда я говорю: «Ну хорошо, я думаю, я тоже Христос». А он смотрит на меня и говорит: «Нет, ты не понимаешь». А я говорю — «Вот видишь, потому тебя здесь и держат» [114].

4. В одной своей очень важной работе о Сведенборге, Ван Дьюзен феноменологически различает две главных формы таких галлюцинаций [381]. Я не могу в действительности описать, как он это делает — это слишком сложно, — но с точки зрения практических результатов считаю его методы и выводы вполне значимыми. В основном он просто «разговаривает» с этими галлюцинациями через пациента и составляет о них «биографические очерки». По сути дела, выявляются два типа галлюцинаций. «Низшие» галлюцинации обычно являются злонамеренными, они «выглядят наподобие фрейдовского Ид», они «антидуховны» и «без конца говорят» (то есть являются вербальными структурами). Самое важное, что они «пребывают в низшей, но все еще бессознательной сфере ума, в личной памяти» и «как-то связаны и ограничены собственными переживаниями пациента». Индивид галлюцинирует свою собственную Тень. А вот «высшие галлюцинации чисто визуальны, вовсе не употребляют слов [они трансвербальны и принадлежат к тонкому уровню]» и «больше всего похожи на архетипы у Юнга». Эти галлюцинации происходят из тонкого, трансперсонального и архетипического уровней, и именно в этой мере они реальны, а не галлюцинаторны.

5. И наконец, индивид может регрессировать в действительно уроборические и доличностные структуры, полностью смешивая самого себя и другого, внутреннее и внешнее; время исчезает в до-временности, и система самости оказывается на грани коллапса. Это вовсе не интуиция транс-современного Вечного Теперь — просто полная неспособность распознавать временные последовательности, что с очевидной ясностью было видно на примере несчастных пациентов Ариети [6], [7].

В общем и целом, шизофрения демонстрирует нам, что в поисках единства, движимых проектом Атман, индивид может регрессивно смещаться к нескольким архаическим или инфантильным структурам единства, от родительской и материнской до уроборической и плероматической. Эрих Фромм, видимо, вполне осознавал этот феномен и его последствия, и, хотя он и не вдавался в детали специфических стадий, из нижеследующей цитаты видно его понимание того, о чем идет речь:

Человек может стремиться найти это регрессивное единству на нескольких уровнях, которые, в то же время, являются несколькими уровнями патологии и иррациональности. Он может быть одержим страстью к возвращению в материнскую утробу, в мать-землю, в смерть [плероматический инцест]. Если это всепожирающее и необузданное стремление, его результатом будет самоубийство или безумие [плеромная кастрация]. Менее опасной и менее патологической формой регрессивных поисков единства является стремление остаться привязанным к материнской груди [материнский инцест], к рукам матери или к отцовскому приказу [родительский инцест]. Еще одной формой регрессивной ориентации является деструктивность, стремление преодолеть отдельность в страсти к уничтожению всего и всех [то, что мы называем «замещающими жертвоприношениями»]. Кто-то может искать единство в желании съесть и присоединить к себе все и всех, то есть, по существу, в переживании мира и всего в нем как пищи [оральная фиксация] [148].

В этом небольшом высказывании Фромм приводит пример для каждого из регрессивных единств, которые являются целью плеромного, материнского, родительского и алиментарно-уроборического инцестов. Однако при этом он прекрасно сознает, что мистическое состояние сатори представляет совсем иной тип единства: ведь мистическое единство является «не регрессивным, найденном в возврате к до-индивидуальной, пред-сознательной райской гармонии [плеромно-уроборическому подсознанию], а единством на новом уровне. Такое единство может прийти только после того, как человек пережил свою отдельность, прошел через стадию отчуждения от себя самого и своего мира, полностью родился. Предпосылкой этого нового единства становится полное развитие рассудка человека, ведущее к той стадии, на которой рассудок больше не отделяет своего обладателя от прямого интуитивного постижения реальности» [148]. Этот факт сейчас настолько ясен, что я просто не понимаю, как его можно дальше игнорировать. А поспешное приравнивание мистика к психотику лишь служит демонстрацией собственного невежества многих психиатров относительно этой тонкой темы.

И последний, чрезвычайно важный момент: индивид может «возвращаться», или нет, к нормальной эгоической реальности после шизофренического эпизода. Если он не делает этого, он, скорее всего, просто остается потерянным, покинутым, застрявшем в путанице до-вербальных или даже до-личностных фрагментов. Как раз таковы большинство случаев «хронической» шизофрении. Она почти целиком до-вербальна, с малой долей трансвербальных элементов или вообще без них. Однако при классическом «шизофреническом срыве» наблюдается своеобразная смесь «до-» и «транс-», о которой Лэйнг писал: «Когда человек становится безумным, происходит глубокое видоизменение его позиции по отношению ко всем сферам бытия. Центр переживания смещается от «эго» к Самости. Обычное время становится чем-то совершенно несерьезным, и только Вечное имеет смысл. Тем не менее, безумец пребывает в смятении. Он путает «эго» с самостью, внешнее с внутренним, естественное со сверхъестественным... Изгнанник со сцены существования, какой мы ее знаем, он становится чужаком, странником, посылающим нам сигналы из пустоты, в которой он тонет» [114].

Если же индивид все же «возвращается», и при том вполне окончательно, то обычно он оказывается намного лучше приспособленным — он чувствует себя увереннее, больше открыт миру и меньше пользуется защитными механизмами. Но ни в каком случае, — остается ли он шизофреником, или возвращается исцеленным, — не бывает ничего, напоминающего «просветление» или «мокшу».64 «В сообщениях о выздоровевших шизофрениках нет ничего, что свидетельствовало бы о том, что освободившись от патологических паттернов своей жизни до болезни, они продолжают исследовать те внутренние переживания, которые прежде их переполняли. В отличие от мистиков, чей внутренний опыт сознательно направляется в течение какого-то периода времени и развивается в культурном контексте, переживание глубочайших чувств у шизофреника случается внезапно и в отрыве от его социального функционирования [оно не транс-, а пред-биосоциальное]. Бегство в психоз, будучи успешно завершено, восстанавливает его способность функционировать в качестве полезного члена общества, но вовсе не обязательно подготавливает его к занимающему всю жизнь процессу интеграции внутреннего [трансперсонального] опыта и социального функционирования» [386].

«Успешный» шизофренический эпизод (когда индивид возвращается «исцелившимся») представляется мне точным примером истинной регрессии на пользу «эго». Это, как сейчас предполагают многие исследователи, творческий тип психического переустройства и роста, некий вид опыта смерти и нового рождения [49], [217], [239], [347]. Излечившиеся шизофреники склонны говорить о своих «прежних Я», как о полностью неадекватных, плохо приспособленных, фрагментированных или даже неспособных к обычной жизни. Одна женщина так рассказывала о своем «расстройстве»: «Что-то со мной случилось, не знаю что. Все, что было моим прежним «Я», рухнуло и рассыпалось, вместо него возникло какое-то новое существо, о котором я ничего не знаю». Но та прежняя самость, которая «рассыпалась», была, оказывается, «жалким созданием, которое не могло ни справиться со своей жизнью, ни сбежать от нее, ни приспособиться к ней. Поэтому эта прежняя самость стала безумной и умерла в муках...» [386].

После пяти дней интенсивного страдания, безумия и буквального умирания ее старой самости эта женщина возникла заново с тем, что она назвала «новым «Я», в относительно умиротворенном состоянии по отношению к миру и своему бытию. Не трансцендентная и просветленная самость, а просто хорошо отрегулированная самость. «Здоровое “эго”», как сказал бы психоаналитик.

Сам я считаю, что одна из вещей, которые действительно происходят в эпизодах такого типа — (я, опять таки, не хочу исключать биохимические факторы, а, с другой стороны, не хочу отрицать, что многие феномены, получающие неправильный диагноз шизофрении, являются зачатками подъема кундалини в тонкие области — такова интерпретация Саннеллы и Бентова) — это то, что индивид регрессирует к той глубинной психологической структуре, которая была повреждена при ее построении в младенчестве или раннем детстве. Главной среди них является, на мой взгляд, стадия телесной самости, то есть та стадия, когда самость впервые отделяется от не-себя, и когда сознание, предположительно, должно прочно закрепиться в теле, которое с этого момента будет служить надежной базой действий самости в грубой области. Р.Д. Лэйнг полагает, что неудача при закреплении сознания в теле в ходе дальнейшего развития приводит к преувеличенному расщеплению или диссоциации тела от ума и к построению системы «фальшивой самости» [238], [239]. Я не просто согласен с его общими положениями, но, как мне думается, в своем описании последовательностей развития подкрепляю это согласие. В частности, можно отметить следующее.

На мой взгляд, двумя «опасными» моментами в этиологии шизофрении являются возникновение стадий телесной самости и ментального «эго». Нарушение стадии телесной самости может препятствует полному закреплению сознания в теле, так что базой для последующего построения личности становится слабое образное тело, что приводит к системе «фальшивой самости». По существу, это происходит, как я полагаю, с возникновением ментально-эгоической стадии: поскольку личность не обоснована прочно в сильном теле-образе, то как только «эго» начинает дифференцироваться от тела, оно заранее обречено на его «неправильное» восприятие в качестве части «другого». Поэтому далее оно непременно станет жертвой более насильственной, чем обычно, формы диссоциации ума и тела (в течение стадий комплекса кастрации), оставляя индивида с «фальшивой самостью», разобщенной телом. Таким образом, согласно Лэйнгу, шизофреник склонен переживать свой «ум» как «самого себя», тогда как тело воспринимается им как «другое» [238].

Мне хотелось бы, однако, немного добавить к соображениям Лэйнга: как только при диссоциации от тела создается фальшивая самость, тем самым подготавливается сцена для того, что обычно оказывается самым драматичным аспектом шизофрении. Мы видели, что, вообще говоря, в любой момент после возникновения «эго» может появиться тонкая область сознания. Поэтому индивид с подросткового возраста потенциально открыт для естественного возникновения тонкого сознания. Суть в том, что когда, и если, оно возникает у шизофреника, оно воспринимается только системой фальшивой самости. Оно встречается при этом не с сильным «эго» или с Кентавром, а со слабо укорененной фальшивой самостью. И результатом этого, как я думаю, бывает классический «шизофренический срыв с религиозным прозрением». Тонкие энергии наводняют затопляют фальшивую самость, вынуждая ее регрессировать к низшим структурам с одновременным затоплением содержанием высших областей. Обратите внимание, что по статистике шизофренические срывы чаще всего происходят в возрасте от пятнадцати до двадцати лет [200] — как раз тогда, когда может начать возникать тонкий уровень сознания. Я предполагаю, что здесь имеет место прорыв тонкого уровня и распад самости.

Вернемся к нашей истории: в ходе серьезного срыва индивид регрессирует к той глубинной структуре (телесной самости или какой-то другой), которая при своем построении в младенчестве или раннем детстве была «травмирована». Он регрессирует буквально к этой точке развития [6], [7] и потому как бы перестраивает личность, основывая ее на этой точке. Можно сказать, что после повторного соприкосновения с этим нарушением глубинного комплекса или структуры, после его «повторного проживания», все вышележащие слои сознания самопроизвольно перетасовываются или перестраиваются вокруг улучшенной, трансформированной глубинной структуры. Это подлинное переживание роста, настоящая регрессия в интересах «эго». Как удачно выразился Энтони Бойзен, «по этой причине мы можем прийти к заключению, что подобные [шизофренические] расстройства не обязательно злокачественны, а, подобно лихорадке или воспалению в физическом организме, являются попытками регрессии на более низкие уровни ментальной жизни для усвоения определенного количества жизненного опыта, до того не усвоенного» [49].

Суммируя все сказанное, шизофренический срыв (но не хроническую шизофрению) лучше всего понимать как подлинную регрессию в интересах «эго» с последующей прогрессивной эволюцией к более здоровому «эго». Он также может принести индивиду, его новому «эго», глубокие прозрения. Однако в большинстве случае этот сдвиг нежелателен и происходит против воли индивида, лишая его доступа к логическим, синтаксическим, членским и эгоическим структурам. И чем бы ни заканчивался шизофренический эпизод, индивид не выйдет из него ни просветленным, ни с подлинным сознанием единства.

На подлинно мистическом пути прогрессивной эволюции не наблюдается ничего из вышесказанного, за исключением того признанного факта, что мистик исследует и осваивает некоторые из тех же самых высших областей, которые подавляют шизофреника. Мистик стремится к прогрессивной эволюции, он готовит себя к ней. Подготовка к достижению — если повезет — постоянных, зрелых и трансцендентных структур единства отнимает почти всю жизнь. В то же время мистик сохраняет потенциальный доступ к «эго», к логике, к вербальному и культурному членству, синтаксису и так далее. Он следует по тщательно расписанному пути под внимательным руководством. Он соприкасается не с прошлым и с инфантильными переживаниями, а с наличными и предсушествующими глубинами реальности.

Завершить эту главу хочу указанием на клинические достижения Купера, Лэйнга и Эстерсона, поскольку мне представляется, что и в своих сочинениях, и в реальной клинической практике они проделали не имеющую себе равных работу, значительно продвинувшую наше феноменологическое понимание как самой шизофрении, так и ее отношения к нормальности и душевному здоровью (что не одно и то же). Я буду рад привести здесь диаграмму, которую Купер использовал для подведения итогов всего этого направления работы (см. рис. 4) [87].

Рис. 4. Цикл жизни по Куперу: душевное здоровье,
задержка и безумие

Читатель, безусловно, заметит сходство между этой диаграммой и базовой моделью, которую мы рассматриваем в этой книге (ср. рис. 4 и рис. 3). Точка А, которой Купер дал название «рождение», аналогична нашему осевому уровню, стадии телесной самости. Его «нормальность» соответствует «эго»-Персоне. Сдвиг Б — это наша внутренняя дуга, а «психотический срыв» — это регрессия. Все точки, которые на диаграмме Купера лежат ниже «линии рождения», являются (у нас) либо «до-» (слева), либо над-личностными (справа). Сам Купер так разъясняет свою диаграмму:

С момента рождения большинство людей развиваются за счет социального обучения в семейных и школьных ситуациях вплоть до того момента, когда они достигают социальной нормальности. У большинства людей в этом состоянии нормальности наступает задержка в развитии. У некоторых в ходе развития происходит срыв, и они регрессируют к тому, что на диаграмме названо безумием. Другим же, очень немногим, удается проскользнуть через состояние инертности или задержки [эго /Персона], представляемое отчужденной статистической нормальностью, и они в какой-то мере прогрессируют [эволюционируют] по пути (В) к душевному здоровью [по нашей терминологии, к трансперсональному], сохраняя осознание критериев социальной нормальности [то есть сохраняя доступ ко всем низшим уровням, как мы не раз указывали], так что эти критерии, скорее всего, не потеряют для них своей законной силы (это всегда как повезет). Следует заметить, что нормальность «отдалена» на противоположный полюс не только от безумия, но и от душевного здоровья [именно это мы старались всячески подчеркнуть]. Душевное здоровье близко к безумию, но между ними всегда остается очень значительная дистанция или различие. Это точка Омега (Z) [87].

В отношении «душевного здоровья», как оно представлено на диаграмме, сотрудник Купера Р.Д. Лэйнг выразился так: «Настоящее душевное здоровье так или иначе влечет за собой исчезновение нормального «эго», этой фальшивой самости, успешно приспособленной к нашей отчужденной социальной реальности: возникновение «внутренних» архетипических посредников божественной силы и, через смерть «эго», его новое рождение с установлением нового вида функционирования, когда «эго» становится слугой Божества, а не его предателем» [114].

В завершение обратите внимание на точку Омега: каково бы ни было окончательное мнение о ее природе, одно уже сейчас абсолютно ясно, окончательно и неопровержимо: она существует. И уже одно это свидетельствует в пользу того, что когда-нибудь — я верю — станет простой и общеизвестной истиной: для Возвращения к Божеству не нужно регрессировать в младенчество. Мистицизм — это не регрессия ради интересов «эго», а эволюция ради его трансценденции.

Date: 2015-07-27; view: 347; Нарушение авторских прав