Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Как меня подвел Айвазовский
Ах как хочется выглядеть! Блистать и производить впечатление умом, талантами, манерами… Поражать воображение, изумлять или хотя бы просто нравиться! Хочется, чтобы хвалили, чтобы гордились знакомством с тобой. Чтобы говорили: «Редкого ума человек». Хочется… Так случилось, что именно через Айвазовского я познал коварные свойства невинного вранья, и было это давным‑давно, в конце шестидесятых, когда я бегал ассистентом у Григория Михайловича Козинцева, подобравшего меня, можно сказать, с улицы. Нетрудно представить, как трепыхалось мое провинциальное сердечко рядом с великим старцем. С утра до ночи, вдохновленный какой‑нибудь чепухой, порученной Мастером, я носился по съемочной площадке как ошпаренный. Наградой мне была фраза, произнесенная устами моего кумира во время обсуждения кандидатуры ассистента для экспедиции. – Возьмите Аркадия, – услышал я голос Козинцева в соседнем кабинете. – Молодой, неопытный, – засомневался директор картины Шостак. – Один смышленый молодой человек лучше трех опытных дураков, – отрезал Козинцев знакомым фальцетом, который появлялся у него в минуты раздражения. Восторг!.. Произведенный в «смышленого молодого человека» и окрыленный столь высоким званием, я с еще большим усердием замельтешил по площадке. Правда, что и Мастер выделял меня из армии помощников. А уж как мне хотелось соответствовать! «„Смышленый“ – это что… – думал я. – Вот если бы он хоть раз поговорил со мной по‑настоящему… Узнал бы, каков я изнутри, как тонко проникаю в его творческие замыслы…» Но «по‑настоящему» поговорить с Козинцевым удавалось немногим. – Организуйте нищих на третьем плане… Подведите лошадь… Расставьте сановников по кадру… Заставьте массовку волноваться!.. – командовал он мне в микрофон. Кто‑нибудь знает, как заставить волноваться тысячу заспанных статистов? Случалось, конечно, и неформальное общение с Мастером. «Вы не знаете, Аркадий, где тут туалет?» Или: «Где можно купить „Юманите диманш“? – спрашивал Козинцев. – Как, вы не читаете „Юманите диманш“? – с издевательским простодушием удивлялся он. – Французский не знаете? Никогда бы не подумал…» Отвечать следовало односложно, исчерпывающе и, по возможности, остроумно, поскольку вопросы, как правило, бывали риторическими – ежу ясно, что в Казантипской степи, где мы снимали «Короля Лира», ни о какой «Юманите диманш» не могло быть и речи. Был богом забытый поселок Ленино из трех улиц и гостиницы барачного типа. И раскаленные камни на берегу Азовского моря, по которым, распугивая ящерок, я бегал весь съемочный день. И вот объявили выходной. Съемочная группа тотчас помчалась в Феодосию. Черное море, белый пароход на рейде, пляж, павильон с беляшами и пивом… Когда под вечер, изнывая от жары, я добрел до главной городской достопримечательности – музея Айвазовского, ноги уже не несли. Оказавшись же в музейной прохладе, я совсем раскис и поплыл. Музей показался скучным, и, вместо того чтобы наслаждаться высоким искусством, я сел на диван и честно проспал час среди живописных штормов и штилей. В итоге из всей обширной экспозиции в памяти отпечатались лишь зеленая пена на картинах да пышно оформленное меню какого‑то праздничного застолья, устроенного в доме великого мариниста. И все. Утром следующего дня на площадке, развалившись в кресле, Козинцев листал свои записи и, как обычно, между делом, задавал ничего не значащие вопросы. – Как отдыхали, Аркадий? – Спасибо, отлично. – Ездили в Феодосию? – Ездил. Замечательный город. – Музей Айвазовского посетили, разумеется? – Посетил. – Ну и как вам музей? Понравился? – спросил Козинцев и, оторвавшись от бумаг, приготовился слушать. Мое сердце вздрогнуло, как у подростка на первом свидании, – вот он, момент истины! Вот он, вопрос, отвечая на который можно было блеснуть умом и тонкостью, то есть всеми присущими мне качествами, о которых не ведал мой кумир и покровитель. Я набрал воздуха, открыл рот, чтобы потрясти Козинцева, и вдруг сообразил, что говорить нечего. Проклятый музей выскочил из головы. Ничего не помню! То есть абсолютно ничего – ни одного названия, ни одной картины! Ничего, кроме злосчастного меню. Но надо отвечать, не мог же я признаться Мастеру, что проспал в храме искусства. О господи!.. Я залопотал что‑то невразумительное о композициях, колорите и прочих наукообразных глупостях, которые мне якобы понравились в работах Айвазовского. – Правда? – удивился Козинцев. – А мне музей показался чудовищно скучным. Я бы, пожалуй, там заснул, если бы не меню. Вы не заметили, Аркадий, там дивное меню выставлено?.. – Мастер восторженно закатил глаза. – Настоящее произведение искусства! Неужели не заметили?! Ничего я не ответил. Стоял и хлопал глазами, как последний идиот. Потом развернулся и ушел. Зачем врал? Почему не сказал правду? Увы, увы! Козинцев умер, так и не узнав во мне родственную душу. Не ведая, каков я есть на самом деле.
|