Дьявол и господь бог

Жан-Поль Сартр.

Пьеса в трех актах, одиннадцати картинах.

Первая постановка пьесы была осуществлена на сцене театра "Антуан"

в четверг 7 июня 1951 г.

.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ГіЦ. ГЕНРИХ. НАСТИ. БАНКИР. КАТЕРИНА. ХИЛЬДА. АРХИЕПИСКОП.

СЛУГА. ПОЛКОВНИК ЛИНЕГАРТ. ГЕЙНЦ. ШМИДТ. ГЕРЛАХ. ЖЕНЩИНА. ПРОРОК.

БЕДНЯКИ. БОГАТЫЕ ГОРОЖАНЕ. ЕПИСКОП. ЧЕЛОВЕК ИЗ НАРОДА. ОФИЦЕРЫ.

САНИТАРЫ. ГЕРМАН. ФРАНЦ. КАПИТАН ШЕН. КАПИТАН УЛЬРИХ. КРЕСТЬЯНЕ.

КАРЛ. ШУЛЬГЕЙМ. НОССАК. РИТШЕЛ. ТЕТЦЕЛЬ. СТАРИК. ПОСЛУШНИКИ.

СВЯЩЕННИК. ПРОКАЖЕННЫЙ. СТАРУХА. НАСТАВНИЦА. КОЛДУНЬЯ. СОЛДАТЫ.

НАЧАЛЬНИКИ.

АКТ ПЕРВЫЙ

Картина первая

Слева - словно повисший между землей и небом один из залов

архиепископского замка. Справа - дом епископа и крепостные стены

города. Освещен лишь зал в архиепископском замке, остальная часть

сцены затемнена.

<ul><a name="3"></a><h2>ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ</h2></ul>

Архиепископ (стоя у окна). Где же он? О Господи! Пальцы моих

подданных стерли мое изображение на золотых монетах, а твоя

суровая длань, о Господи, стерла черты моего лица. Не архиепископ,

а тень его! Если к вечеру придет весть о поражении, я, пожалуй,

стану совсем бесплотным. А на что тебе. Господи, тень служителя?

Входит слуга.

Полковник Линегарт?

Слуга. Нет, банкир Фукр. Он просит...

Архиепископ. Сейчас, сейчас. (Пауза.) Где же Линегарт, чего

он медлит? Я жду вестей. (Пауза.) На кухне идут толки о сражении?

Слуга. Только о том и толкуют, монсеньор.

Архиепископ. А что говорят?

Слуга. Сражение началось отлично. Конрад зажат между рекой и

горой...

Архиепископ. Знаю, знаю. Но в драке можно оказаться и

побитым.

Слуга. Монсеньор...

Архиепископ. Ступай!

Слуга уходит.

Как допустил ты это, Господи? Враг вторгся в мои земли. Мой

добрый город Вормс восстал против меня. Пока я сражался с

Конрадом, город Вормс всадил мне нож в спину. Я и не знал,

Господи, что ты уготовил мне столь почетную судьбу. Неужто мне

побираться слепцом вслед за поводырем-мальчишкой? Разумеется, я к

твоим услугам, раз ты настаиваешь, чтобы воля твоя свершилась. Но

молю тебя, Господи, вспомни, что мне уже не двадцать и я вообще

никогда не имел призвания к мученичеству.

Издалека раздаются возгласы: "Победа! Победа!" Голоса при

ближаются. Архиепископ прислушивается и кладет руку на сердце.

Слуга (входя). Победа! Победа! Мы победили, монсеньор!

Полковник Линегарт здесь!

Полковник (входя). Победа, монсеньор! Полная победа! Все по

уставу! Образцовая битва! Исторический день: противник потерял

шесть тысяч человек, их перерезали, утопили; уцелевшие бегут.

Архиепископ. Благодарю тебя. Господи! А Конрад?

Полковник. Он среди павших.

Архиепископ. Благодарю тебя, Господи! (Пауза.) Если он мертв

- прощаю его. (Линегарту.) Дай благословлю тебя. Ступай!

Распространяй повсюду эту весть!

Полковник (выпрямившись). Едва успело подняться солнце, как

мы заметили тучи пыли...

Архиепископ (прерывает его). Нет, нет! Никаких подробностей.

Победу, изложенную со всеми подробностями, трудно отличить от

поражения. Ведь это победа, не так ли?

Полковник. Изумительная победа - само изящество, а не

победа.

Архиепископ. Ступай, я буду молиться.

Полковник уходит, архиепископ пускается в пляс.

Победа! Победа! (Кладет руку на сердце.) Ох! (Преклоняет

колени на молитвенную подушечку.) Лучше помолимся!

Освещается часть сцены, справа - верхняя часть крепостной

стены. Дозорные Гейнц и Шмидт прильнули к бойницам.

Гейнц. Не может быть... Не может быть! Господь не мог этого

допустить.

Шмидт. Погоди, сейчас они опять начнут. Взгляни-ка! Раз,

два, три... три... и еще - два. три, четыре, пять...

Насти (появляется среди укреплений). Ну, что тут у вас?

Шмидт. У нас дурные вести. Насти...

Насти. Для тех, кто избран Богом, нет дурных вестей.

Гейнц. Вот уже час, как мы следим за сигнальными вспышками.

Они повторяются. Погоди! Раз, два, три... пять. (Он показывает

рукой на гору.) Архиепископ выиграл сражение.

Насти. Знаю.

Шмидт. Все погибло. Нас загнали в Вормс. Союзников нет,

продовольствия нет. Ты говорил, что ГЈц устанет, что он в конце

концов снимет осаду, что Конрад разгромит архиепископа. И вот

Конрад убит, войска архиепископа у наших стен соединяются с

войсками ГЈца. Наш удел - гибель!

Герлах (вбегает). Конрад разбит! Бургомистр и советники

заседают в ратуше.

Шмидт. Черт возьми! Придумывают, как бы получше сдаться.

Насти. Есть у вас вера, братья?

Все. Да, Насти! Да!

Насти. Тогда не бойтесь ничего. Поражение Конрада - знак.

Шмидт. Знак?

Насти. Знак, поданный мне Богом. Ты, Герлах, беги в ратушу,

разузнай, что решил совет.

Крепостные стены города исчезают во мраке ночи.

Архиепископ (вставая). Эй, кто там?

Входит слуга.

Пригласите банкира.

Входит банкир.

Садись, банкир. Ты весь забрызган грязью. Откуда ты?

Банкир. Я тридцать шесть часов провел в пути, чтобы помешать

вам совершить безумный поступок.

Архиепископ. Безумный поступок?

Банкир. Вы хотите зарезать курицу, которая что ни год

приносит вам золотое яичко.

Архиепископ. О чем ты говоришь?

Банкир. О вашем городе Вормсе. Мне сообщили, будто вы его

осаждаете. Если его разграбят ваши войска, вы разоритесь сами и

разорите меня. Неужто в ваши годы пристало играть в полководца?

Архиепископ. Не я бросил Конраду вызов.

Банкир. Может, и не вы, но кто мне докажет, что не вы

заставили его бросить вызов вам?

Архиепископ. Он мой вассал и обязан мне повиноваться. Но

дьявол внушил ему призвать рыцарей к мятежу и стать во главе их.

Банкир. Чего он желал прежде, чем восстать? В чем вы ему

отказали?

Архиепископ. Он желал всего.

Банкир. Ладно, оставим Конрада. Конечно, раз его разбили,

агрессор - он. Но ваш город Вормс...

Архиепископ. Вормс - мое сокровище! Вормс - любовь моя!

Неблагодарный Вормс восстал против меня в тот самый день, когда

Конрад пересек границу.

Банкир. Очень дурно с его стороны. Но из этого города

поступает три четверти ваших доходов. Кто будет вам платить

налоги, кто возместит мне то, что я роздал в долг, если вы,

подобно Тиберию, на старости лет перебьете своих горожан?

Архиепископ. Они причинили урон священникам, заставили их

укрыться в монастырях, оскорбили моего епископа и запретили ему

покидать свой замок.

Банкир. Пустяки! Они не восстали бы, если бы вы их к тому не

вынудили. Насилие хорошо для тех, кому нечего терять.

Архиепископ. Чего же ты хочешь?

Банкир. Чтоб вы их помиловали. Пусть заплатят изрядную дань

- и позабудем об этом.

Архиепископ. Увы!

Банкир. О чем вы вздыхаете?

Архиепископ. Я люблю Вормс, банкир. Я великодушно простил бы

город и без уплаты дани.

Банкир. За чем же дело стало?

Архиепископ. Не я начал осаду.

Банкир. А кто же?

Архиепископ. ГЈц.

Банкир. Кто это ГЈц? Брат Конрада?

Архиепископ. Да, лучший полководец Германии.

Банкир. Что ему нужно под стенами вашего города? Ведь он ваш

враг?

Архиепископ. По правде говоря, я и сам не знаю. Поначалу -

союзник Конрада и мой враг, затем - мой союзник и враг Конрада. А

теперь... У него переменчивый нрав, мягче о нем не скажешь.

Банкир. Зачем же вам понадобился такой ненадежный союзник?

Архиепископ. Разве у меня был выбор? Он вместе с Конрадом

вторгся в мои земли. К счастью, я узнал, что между ними возник

раздор, и тайно обещал ГЈцу земли его брата, если он возьмет мою

сторону. Не оторви я его от Конрада, война давно была бы

проиграна.

Банкир. Итак, он перешел на вашу сторону вместе со своими

войсками. А потом?

Архиепископ. Я поручил ему охрану тыла. Должно быть, он

соскучился. Как видно, он вообще не любит гарнизонной жизни. В

один прекрасный день он привел свои войска под стены Вормса и

начал осаду города, хоть я его и не просил.

Банкир. Прикажите ему...

Архиепископ печально улыбается, пожимает плечами.

Он вам не подчиняется?

Архиепископ. Разве полководец на поле боя когда-либо

подчинялся главе государства?

Банкир. Словом, вы у него в руках.

Архиепископ. Да.

Снова освещены крепостные стены.

Герлах (входя). Совет решил послать парламентеров к ГЈцу.

Гейнц. Вот как... (Пауза.) Трусы!

Герлах. У нас одна надежда - ГЈц выставит неприемлемые

условия. Если он таков, как говорят, то не захочет даже, чтоб мы

сдались ему на милость.

Банкир. Может, он хоть имущество пощадит?

Архиепископ. Боюсь, он не пощадит и людей.

Шмидт (Герлаху). Но почему же? Отчего?

Архиепископ. Он рожден в блуде, он никогда не знал отца. Ему

одна отрада - чинить зло.

Герлах. Свиное рыло! Ублюдок! Он любит зло! Раз он хочет

разграбить Вормс, горожане должны сражаться до последнего.

Шмидт. Если он и решит стереть город с лица земли, то не

станет об этом оповещать заранее. Просто потребует, чтобы его

впустили, и пообещает ничего не тронуть.

Банкир (возмущенно). Вормс должен мне тридцать тысяч

дукатов, нужно остановить все это сейчас же! Отправьте ваши войска

против ГЈца.

Архиепископ (подавленно). Боюсь, как бы он их не разбил.

Зал архиепископа погружается во мрак.

Гейнц (Насти). Значит, мы и впрямь разбиты?

Насти. Господь на нашей стороне, братья! Нас не могут

разбить. Этой ночью я выйду за стены города и проберусь через

вражеский лагерь в Вальдорф, за неделю я там соберу десять тысяч

вооруженных крестьян.

Шмидт. Как мы продержимся неделю? Они сегодня вечером могут

открыть ворота врагу.

Насти. Наше дело не допустить этого.

Гейнц. Ты хочешь захватить власть?

Насти. Нет, еще не время.

Гейнц. Что же делать?

Насти. Нужно толкнуть богачей на такой шаг, чтобы они стали

бояться за собственные головы.

Все. Как ты этого добьешься?

Насти. Только кровью.

Освещается площадка под крепостной стеной. У лестницы,

ведущей к дозорным постам, сидит, уставившись в одну точку,

женщина, ей 35 лет, она в лохмотьях. Мимо проходит священник,

читая на ходу молитвенник.

Кто этот священник? Почему он не заточен, как все остальные?

Гейнц. Ты его не узнаешь?

Насти. Ах, это Генрих! Как он изменился!.. Все равно его

должны были посадить под замок.

Гейнц. Бедняки любят его, он живет, как они. Мы побоялись

вызвать их недовольство.

Насти. Он опаснее всех.

Женщина (заметив священника). Эй, поп!

Священник убегает, она кричит.

Куда ты бежишь?

Генрих. У меня больше ничего нет. Ничего! Ничего! Ничего! Я

отдал все.

Женщина. Это не причина убегать, когда тебя зовут.

Генрих (устало возвращаясь к ней). Ты голодна?

Женщина. Нет.

Генрих. Чего же ты хочешь?

Женщина. Хочу, чтоб ты мне объяснил...

Генрих (быстро). Ничего я не могу объяснить.

Женщина. Ты даже не знаешь, о чем я говорю.

Генрих. Ну что? Только живо! Что тебе нужно объяснить?

Женщина. Почему умер ребенок?

Генрих. Какой ребенок?

Женщина (с усмешкой). Мой. Да. Ведь ты сам его вчера

похоронил. Ему было три года, а умер он с голоду.

Генрих. Я устал, сестра, я никого не узнаю. Все вы на одно

лицо, и глаза одни и те же.

Женщина. Почему он умер?

Генрих. Не знаю.

Женщина. Но ты же священник.

Генрих. Да, я священник.

Женщина. Так кто же еще объяснит, если не ты? (Пауза.) А

хорошо ли будет, если я наложу на себя руки?

Генрих (с силой). Дурно. Очень дурно!

Женщина. Так я и знала. Но мне хочется умереть. Вот почему

нужно, чтобы ты все объяснил. (Пауза.)

Генрих (проводит рукой по лбу, делает над собой усилие).

Ничто не совершается без дозволения Божьего. Господь есть добро:

все что ни совершается - к лучшему.

Женщина. Не понимаю.

Генрих. Бог знает больше тебя. То, что для тебя зло, в его

глазах - добро, он взвешивает все последствия.

Женщина. Ты-то сам все можешь понять?

Генрих. Нет! Нет! Я не понимаю! Я ничего не понимаю! Не

могу, не хочу ничего понимать! Нужно верить! Верить! Верить!

Женщина (усмехнувшись). Говоришь - нужно верить, а сам-то,

видно, и собственным словам не веришь.

Генрих. Сестра, вот уже три месяца, как я повторяю все те же

слова; не знаю, по убеждению или по привычке. В одном не

заблуждайся - верую, всеми силами верую, всем сердцем! Господи,

будь свидетелем, ни на миг сомнение не коснулось моей души.

(Пауза.) Женщина, твое дитя на небесах, ты его встретишь там.

(Преклоняет колена.)

Женщина. Да, конечно. Но это - совсем другое дело. И устала

я так, что уже сил не хватает радоваться. Даже там, на небесах...

Генрих. Сестра моя, прости!

Женщина. За что тебя прощать? Ты мне ничего не сделал.

Генрих. Прости меня. Прости меня и заодно со мной всех

священников, богатых и бедных.

Женщина (удивленно). Прощаю тебя от души. Ты рад?

Генрих. Да. Теперь, сестра моя, помолимся. Будем молить

Господа, чтобы он вернул нам надежду.

На последней реплике Насти медленно спускается по ступенькам

лестницы, ведущей к крепостной стене.

Женщина (видит Насти ирадостно восклицает). Насти! Насти!

Насти. Что тебе нужно от меня?

Женщина. Булочник! Мой ребенок мертв. Ты знаешь все... Ты

должен знать, почему он умер.

Насти. Да, я знаю.

Генрих. Насти, умоляю тебя, молчи. Горе тем, кто повинен в

раздоре.

Насти. Твой ребенок умер оттого, что богачи нашего города

восстали против епископа, своего богатейшего повелителя. Воюют

друг с другом богачи, а подыхают бедняки.

Женщина. И Господь позволил им вести эту войну?

Насти. Нет, Господь им запретил.

Женщина. А вот он говорит - ничто не свершается без

дозволения Господа.

Насти. Ничто, кроме зла, порожденного людской злобой.

Генрих. Ты лжешь, булочник! Мешаешь истину с ложью, вводишь

души в заблуждение.

Насти. А ты смеешь утверждать, будто Господу угодны эти

жертвы, нужны напрасные страдания? Он тут ни при чем, слышишь?

Генрих молчит.

Женщина. Значит, мой ребенок умер не по Божьей воле?

Насти. Разве он позволил бы ему родиться, если бы желал его

смерти!

Женщина (с облегчением). Вот это мне по душе. (Священнику.)

Видишь, я все понимаю, когда со мной так говорят. Значит, Господь

в печали, когда видит мои муки?

Насти. Его печали нет предела.

Женщина. И он ничем не может мне помочь?

Насти. Конечно, может. Он вернет тебе ребенка.

Женщина (разочарованно). Да, знаю. Там, на небесах.

Насти. Нет, здесь, на земле.

Женщина (удивленно). На земле?

Насти. Только нужно пройти сквозь игольное ушко, претерпеть

семь лет горестей, лишь потом наступит царство Божие на земле, и

вернутся к нам мертвые наши, и все полюбят всех, и больше никто не

будет голодать.

Женщина. К чему ждать семь лет?

Насти. Нужно семь лет драться, чтобы избавиться от злых

людей.

Женщина. Крепко придется потрудиться.

Насти. Вот почему Господу нужна твоя помощь.

Женщина. Неужто всемогущий нуждается в моей помощи?

Насти. Да, сестра моя. Еще семь лет продлится царствие

лукавого на земле. Но если каждый из нас будет смело драться, мы

все спасемся, и Господь спасется вместе с нами. Веришь ли ты мне?

Женщина (встает). Да, Насти, я тебе верю!

Насти. Женщина, твой сын не вознесен на небо, он во чреве

твоем, и будешь ты его носить семь лет, и настанет час - он

зашагает рядом с тобой, вложит свою руку в твою, ты породишь его

во второй раз.

Женщина. Я верю тебе, Насти. Я тебе верю! (Уходит.)

Генрих. Ты погубишь ее душу.

Насти. Почему ты меня не прервал, раз ты в этом уверен?

Генрих. Потому что она стала счастливей...

Насти пожимает плечами и уходит.

Господи! Я не посмел остановить его речи. Я согрешил,

Господи. Но верую, Господи, верую в Твое всемогущество, в матерь

нашу святую церковь, святую плоть Иисусову. Верю, что все решится

по воле Твоей, даже смерть ребенка. Верю, что все на свете-добро.

Верю, потому что это нелепо! Нелепо! Нелепо!

Вся сцена освещается. Горожане со своими женами толпятся

вокруг епископского замка и ждут.

Голоса в толпе. Какие новости?..

- Никаких.

- Что здесь происходит?

- Ждут...

- Чего ждут?

- Ничего...

- Вы видели?..

- Справа.

- Да.

- Грязные рожи.

- Дерьмо в воде не тонет.

- Даже на улицу опасно показаться.

- Пора кончать войну. Быстрее кончать, не то быть беде.

- Повидать бы епископа. Повидать бы его.

- Он не покажется. Он слишком разгневан...

- Кто?.. Кто?..

- Епископ...

- С тех пор как его заточили, он иногда показывается в окне,

приподнимает занавеску, глядит.

- Вид у него недобрый.

- Что вы хотите услышать от епископа?

- Может, у него есть новости.

Ропот.

- Епископ! Епископ! Покажись! Напутствуй нас!

- Что с нами будет?

- Конец света настал!

Из толпы выходит человек, прорывается к стене епископского

замка и прислоняется к ней. Генрих отходит от него подальше и

смешивается с толпой.

Пророк. Мир погиб! Повсюду падаль! Падаль! Падаль! С нами

Бог!

Крики. Начинается паника.

Богатый горожанин. Эй! Эй! Спокойно! Это всего лишь пророк!

Голоса в толпе. Еще один пророк? Хватит!

- Замолчи!

- Отовсюду пророки полезли! Стоило наших попов запирать?

Пророк. От земли пошел смрад. Солнце взмолилось Господу:

"Боженька, не хочу светить! Хватит с меня гнили. Чем больше землю

греешь, тем сильнее смрад. Земля грязнит мои лучи. Беда,- говорит

солнце.- Золотые кудри мои в дерьме".

Богатый горожанин (бьет пророка). Заткни глотку!

Пророк падает. Окно епископского замка распахивается на

стежь. Епископ в парадных одеждах появляется на балконе.

Толпа. Епископ!

Епископ. Где войска Конрада? Где рыцари? Где сонмы ангелов,

которые должны были обратить в бегство врага? Вы одни. Без друзей,

без надежды. Вы прокляты. Горожане Вормса, отвечайте: вы хотели

умилостивить Господа, заточив его служителей, но почему же Господь

вас покинул?

Стоны в толпе.

Отвечайте!

Генрих. Не лишайте их мужества.

Епископ. Кто это сказал?

Генрих. Это я, Генрих, священник церкви святого Гильхау.

Епископ. Проглоти язык, богоотступник. Посмеешь ли ты

взглянуть в глаза своему епископу?

Генрих. Простите их, если они оскорбили вас, монсеньор,

простите их, как я прощаю вам вашу брань.

Епископ. Иуда, Иуда Искариотский. Иди повесься!

Генрих. Нет, я не Иуда.

Епископ. Почему же ты среди них, отчего ты стал их опорой?

Почему тебя не заточили вместе с нами?

Генрих. Я на свободе оттого, что они знают, как я люблю их.

И я не пошел в заточение вместе с другими священниками, чтоб в

этом пропащем городе хоть кто-нибудь мог служить мессу и провожать

покойников. Без меня здесь не было бы церкви. Вормс был бы

беззащитен перед ересью, люди дохли бы, как псы, без причастия.

Монсеньор, не лишайте их мужества!

Епископ. Кто вскормил тебя? Кто тебя воспитал? Кто научил

тебя читать? Кто дал тебе звание? Кто сделал тебя

священнослужителем?

Генрих. Церковь, пресвятая матерь моя.

Епископ. Ты всем обязан ей. Прежде всего ты принадлежишь

церкви.

Генрих. Церковь прежде всего. Но я брат им...

Епископ (повышая голос). Прежде церковь!

Генрих. Да, прежде церковь, но...

Епископ. Я хочу обратиться к этим людям. Но если они будут

упорствовать в заблуждениях и бунтовать, повелеваю тебе, вернись к

церкви, к твоим подлинным братьям, в монастырь, куда их заточили.

Готов ли ты подчиниться своему епископу?

Человек из народа. Не покидай нас, Генрих! Ты пастырь

бедняков. Ты наш.

Генрих (с горечью, но твердо). Прежде церковь! Монсеньор, я

подчиняюсь.

Епископ. Жители Вормса! Взгляните на свой белокаменный, на

свой богатый город. Взгляните на него в последний раз. Он станет

средоточием чумы и голода, и под конец богачи и бедняки истребят

друг друга. Солдаты ГЈца найдут здесь только трупы и развалины.

(Пауза.) Я мог бы спасти вас, но вы должны смягчить мое сердце.

Голоса в толпе. Спаси нас, монсеньор! Спаси нас.

Епископ. Эй, обуянные гордыней! На колени! Просите прощения

у Господа!

Богатые горожане один за другим становятся на колени.

Бедняки по-прежнему стоят.

Генрих, преклонишь ли ты колена?

Генрих становится на колени.

Господи, прости нам прегрешения наши и умерь гнев

архиепископа. Повторяйте за мной!

Толпа. Господи, прости нам прегрешения наши и умерь гнев

архиепископа!

Епископ. Аминь! Встаньте! (Пауза.) Сначала вы освободите

монахов и священников, затем откроете ворота города, встанете на

колени перед храмом и будете в великом раскаянии ждать. А мы

вместе выйдем навстречу ГЈцу молить его, чтобы он пощадил нас.

Богатый горожанин. А если он будет глух к мольбам?

Епископ. Над ГЈцем - архиепископ. Он наш отец и не оставит

нас отчей милостью.

За минуту до этого у дозорных постов появился Насти. Он

слушает молча и после этой реплики спускается по лестнице

крепостной стены на две ступеньки вниз.

Насти. ГЈц служит не архиепископу, ГЈц служит дьяволу. Он

присягал Конраду, своему родному брату, и затем предал его. Даже

если он пообещал сохранить вам жизнь, неужто вы так глупы, что

поверите ему?

Епископ. Эй ты, там, наверху! Кто бы ты ни был, я тебе

повелеваю...

Насти. Кто дал тебе право приказывать мне? А вы? Зачем вы

слушаете его? Кого вы сами избрали, тот вам и начальник, других

нет.

Епископ. А кто избрал тебя, чучело?

Насти. Бедняки. (Обращаясь к толпе.) Солдаты на нашей

стороне. Я выставил людей у ворот города. Смерть каждому, кто

заговорит о том, чтобы открыть городские ворота!

Епископ. Ступай, нечестивый, веди их на погибель! Ты лишаешь

их спасения!

Насти. Не будь надежды на спасение, я первый сказал бы вам -

сдавайтесь. Но кто посмеет сказать, будто Господь нас покинул? Вас

хотят заставить усомниться в ангелах. Братья мои, ангелы здесь.

Нет, не подымайте ваших глаз. Небеса пусты. Ангелы здесь, на

земле. Ангелы напали на вражеский лагерь!

Богатый горожанин. Какие ангелы?

Насти. Ангел холеры и ангел чумы, ангел голода и ангел

раздора. Запомните, город неприступен. Господь на нашей стороне.

Солдаты снимут осаду.

Епископ. Жители Вормса! Адские муки ждут тех, кто послушает

этого еретика. Клянусь своим райским блаженством.

Насти. Господь давно швырнул псу под хвост твое райское

блаженство.

Епископ. Ну, а твое райское блаженство Господь, конечно,

хранит в теплом местечке, ждет, пока ты сам явишься! То-то

радуется сейчас Господь, слыша, как ты оскорбляешь его служителя.

Насти. Кто посвятил тебя в сан?

Епископ. Святая церковь.

Насти. Твоя церковь-потаскуха, распродает свои милости

богачам. И ты возьмешься меня исповедовать? Ты отпустишь мне грехи

мои? Господь скрепит зубами, глядя на твою душонку. Братья, нам не

нужны попы! Каждый может крестить, каждый может отпускать грехи,

каждый может молиться - истинно вам говорю. Каждый человек -

пророк, или Бога нет!

Епископ. Тьфу! Тьфу! Тьфу! Анафема! (Швыряет ему в лицо свой

кошель для раздачи милостыни.)

Насти (показывая дверь замка). Эта дверь источена червями.

Нажать плечом - и распахнется. (Пауза.) Сколько у вас терпения,

братья? (Пауза. Обращаясь к народу.) Все они заодно: епископ,

городской совет, богачи. Они хотят сдать город врагу, потому что

боятся вас. А кто после сдачи заплатит за все? Вы! Всегда платите

вы. Вставайте же, братья! Вперед! Нужно убивать, если хотите, чтоб

настало царствие небесное.

Шум в народе.

Богатый горожанин (своей жене). Уйдем отсюда!

Другой богатый горожанин (своему сыну). Скорей! Запрем лавку

на замок, укроемся в своем доме.

Епископ. Господи, ты свидетель - я сделал все для спасения

народа. Во имя славы твоей умру без колебаний, ибо знаю, гнев твой

обрушится на Вормс и разнесет его в прах.

Насти. Этот старик готов сожрать вас живыми. Откуда столько

силы в его голосе? Ясно - он жрет вволю. Откройте его закрома,

найдете там столько зерна, что целому полку хватит на полгода.

Епископ (кричит). Ты лжешь! Мои закрома пусты, ты это

знаешь.

Насти. Взгляните сами, братья, взгляните! Неужто вы поверите

ему на слово?

Богатые горожане поспешно спасаются бегством. Бедняки

остаются с Насти. Генрих приближается к Насти.

Чего ты хочешь от меня?

Генрих. Ты же знаешь, что закрома пусты? Ты знаешь, что он

живет впроголодь, отдавая последнее беднякам!

Насти. Ты за нас или против нас?

Генрих. За вас - когда вы страдаете, против - когда вы

хотите пролить кровь церкви.

Насти. Ты за нас, когда нас убивают, и против нас, когда мы

начинаем защищаться.

Генрих. Я принадлежу церкви, Насти.

Насти. Ломайте двери!

Люди наваливаются на дверь. Епископ молча молится.

Генрих (кидается к двери). Пусть прежде убьют меня...

Человек из народа. Убить тебя? Зачем?

Генриха отталкивают и швыряют на землю.

Генрих. Вы ударили меня. Я любил вас больше собственной

души, а вы меня бьете. (Он поднимается и идет к Насти.) Только не

трогайте епископа, Насти. Только не трогайте епископа! Убей меня,

если хочешь, только не епископа.

Насти. Почему? Он морит голодом народ.

Генрих. Ты знаешь, что это ложь. Ты это знаешь. Ты хочешь

освободить своих братьев от гнета и лжи, почему же сам начинаешь с

обмана?

Насти. Я никогда не лгу.

Генрих. Ты лжешь, нет в его закромах зерна.

Насти. Все равно! Есть золото, есть драгоценные камни в

церквах. Всех, кто подох с голоду у подножия мраморных распятий и

мадонн из слоновой кости, всех убил он.

Генрих. Это совсем другое дело. Может, это не ложь, но и

правды тут нет.

Насти. Твоей в том правды нет, а наша есть. Господь любит

бедняков, и наша правда станет его правдой в судный день.

Генрих. Предоставь ему судить епископа, только не проливай

кровь церкви!

Насти. У меня одна лишь церковь - все люди на земле.

Генрих. Люди? Значит, христиане, соединенные любовью. Ты же

хочешь освятить свой храм кровопролитием.

Насти. Еще рано любить. Право на любовь мы завоюем кровью.

Генрих. Бог запретил насилие, оно ненавистно ему.

Насти. Ну а как же ад? По-твоему, грешников не насилуют?

Генрих. Господь сказал: взявший меч...

Насти,...от меча и погибнет... Что ж, мы погибнем от меча.

Все погибнем, но наши сыновья увидят царство Божие на земле. Уйди!

Ты не лучше других.

Генрих. Насти! Почему вы меня не любите? Что я вам сделал?

Насти. Ты поп, а поп останется попом, что бы ни делал.

Генрих. Я ваш. Бедняк и сын бедняка.

Насти. Что ж, значит, ты предатель, только и всего.

Генрих. Они взломали дверь!

Дверь подалась, и люди ворвались в замок.

(Бросился на колени.) Господи, если ты еще любишь людей,

если ты еще не отвернулся от них, воспротивься этому убийству!

Епископ. Мне не нужны твои молитвы, Генрих. Прощаю всех вас, не

ведающих, что творите. А тебя, богоотступник, проклинаю!

Генрих. О! (Падает ниц.)

Епископ. Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя!

На него кидаются с кулаками, он падает.

Насти (Шмидту). Что ж, пусть теперь попробует сдать город.

Человек из народа (показываясь в дверях). В закромах не

было зерна.

Насти. Значит, они спрятали его в монастыре. Человек

(кричит). В монастырь! В монастырь!

Голоса в толпе. В монастырь! В монастырь!

Насти (Шмидту). Этой ночью я попытаюсь пробраться

сквозь осаду.

Они уходят. Генрих подымается на ноги, оглядывается по

сторонам. Теперь он остался один с пророком. Он замечает лежащего

на балконе епископа, который глядит на него широко открытыми

глазами. Генрих хочет войти в замок, епископ подымает руку, чтобы

оттолкнуть его.

Генрих. Я не войду в замок, опусти свою руку. Если ты еще

жив и можешь простить меня, прости. Злоба - великий грех. Земную

злобу оставь здесь, на земле. Умирать надо легко.

Епископ пытается говорить.

Что?

Епископ смеется.

Предатель? Ну да, конечно. Ты ведь слышал, они тоже зовут

меня предателем. Скажи мне, как это я только ухитрился предать

всех зараз?

Епископ продолжает смеяться.

Отчего ты смеешься, ну отчего? (Пауза.) Они избили меня. А я

любил их. Господи! Как я любил их! (Пауза.) Я любил их, но лгал

им. Я лгал им своим молчанием. Я молчал! Я молчал! Я замкнул уста,

стиснул зубы. Они мерли как мухи, а я молчал. Когда им нужен был

хлеб, я нес им распятие. Ты думаешь, распятие съедобно? Ну опусти

же руку, мы соучастники. Я хотел жить их бедностью, страдать

вместе с ними от холода, мучиться их голодом, а они все равно

умирали. Выходит, я предавал их на свой лад - убеждал их, будто

церковь бедна. Теперь ими овладело бешенство, теперь они убивают.

Они погибли. Им не видать ничего, кроме ада, и в этой и в той

жизни.

Епископ произносит несколько неразборчивых слов.

А что мне было делать? Как я мог помешать им? (Оборачивается

и смотрит, что происходит в глубине.) Площадь полна народу. Они

взламывают двери монастыря. Двери прочны, монастырь продержится до

утра, а я ничем не могу помочь! Ничем, ничем! Сомкни уста, умри

достойно.

Епископ роняет ключ.

Что за ключ? От каких дверей? От дверей твоего замка? Нет.

От дверей храма? Нет. От дверей ризницы? Нет. От дверей

усыпальницы, что всегда заперты? И что?

Епископ. Подземный ход...

Генрих. Куда он ведет? Не говори! Если бы ты смог умереть

прежде, чем скажешь...

Епископ. За город...

Генрих. Нет, я не возьму его. (Пауза.) Подземный ход из

усыпальницы ведет за город. Ты хочешь, чтобы я отправился к ГЈцу и

впустил его тем же путем в Вормс? Не рассчитывай на меня.

Епископ. Двести священников, их жизни в твоих руках.

(Пауза.)

Генрих. Вот отчего ты смеялся. Отличная шутка. Спасибо,

епископ, спасибо! Бедняки убьют священников, или ГЈц убьет

бедняков. Двести священников или двадцать тысяч человек - вот

какой выбор ты мне предоставил. Конечно, двадцать тысяч больше,

чем двести. Нужно только выяснить, скольких стоит каждый

священник, и решать должен я. В конце концов, я - это церковь.

Нет, я не возьму твой ключ: попы отправятся прямо на небеса.

Епископ умирает.

Если только не умрут, как ты, со злобой в сердце. Что ж, ты

свое сделал, прощай! Прости его, Господи, как я прощаю. Ключ я не

возьму. Нет! Нет! (Поднимает ключ.)

Пророк. Господи! Да свершится воля твоя! Мир погиб! Погиб!

Да свершится воля твоя.

Генрих. Господи! Ты проклял Каина и детей каиновых. Да

свершится воля твоя! Ты допустил, чтобы боль пронзила сердца

людей, прахом пошли их желания, дела рук их смердели. Господи! Да

свершится воля твоя! Ты пожелал, чтобы уделом моим на земле стало

предательство. Да свершится воля твоя! Да свершится воля твоя!

(Уходит.)

Картина вторая

На подступах к лагерю ГЈца. Ночь. В глубине - город.

Появляется офицер, который рассматривает город. За ним сразу же

появляется еще один офицер.

<ul><a name="4"></a><h2>ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ</h2></ul>

Офицеры, Герман.

2-й офицер. Что ты здесь делаешь?

1-й офицер. Гляжу на город. Порой мне кажется, что он в один

прекрасный день куда-нибудь улетучится...

2-й офицер (первому). Никуда он не денется. Такой удачи нам

не видать. (Внезапно поворачивается.) Что это?

Двое санитаров проходят с носилками, на которых лежит тело,

покрытое простыней. Оба молчат, 1-й офицер подходит к носилкам,

приподнимает простыню и тотчас опускает ее.

1-й офицер. Бросить в реку! Тотчас же!

2-й офицер. Значит...

1-й офицер. Уже весь почернел. (Пауза.)

Санитары продолжают свой путь. Больной стонет.

2-й офицер. Подождите! Они останавливаются.

1-й офицер. В чем дело?

2-й офицер. Он еще жив.

1-й офицер. И знать не хочу. В воду!

2-й офицер (санитарам). Какого полка?

Санитар. Полк "Синий крест".

2-й офицер. А, мой полк! Кругом!

1-й офицер. Ты с ума сошел! В реку!

2-й офицер. Я не позволю топить своих людей, словно котят.

Они глядят друг на друга, санитары обмениваются насмешливыми

взглядами, кладут на землю носилки и ждут.

1-й офицер. Не знаю, жив он или нет, но, если мы его

оставим, он заразит холерой всю армию.

3-й офицер (входя). Если не холерой, то паникой. Живо в

воду!

Санитар. Он стонет. (Пауза.)

1-й офицер (со злобой оборачивается к санитару, в ярости

выхватывает шпагу и наносит удар по лежащему на носилках телу).

Теперь он не будет стонать. Ступайте!

Санитары уходят.

2-й офицер. Третий. Третий со вчерашнего дня.

Герман. Четвертый. Там еще один свалился, как раз посреди лагеря.

2-й офицер. Люди его видели?

Герман. Я же сказал: он свалился посреди лагеря.

3-й офицер. Будь я командующим, мы этой ночью сняли бы

осаду.

Герман. Согласен. Но ведь командуешь не ты.

1-й офицер. Что ж, нужно с ним поговорить.

Герман. А кто же станет говорить? (Пауза. Глядя на них.) Вы

сделаете все, что он захочет.

2-й офицер. Значит, мы пропали. Пощадит холера, так

перережут свои же солдаты.

Герман. Если только сам он не подохнет.

1-й офицер. Он? От холеры?

Герман. От холеры или от чего иного. (Пауза.) Мне сказали,

что архиепископ не был бы чрезмерно удручен его кончиной.

2-й офицер. Я бы не смог...

1-й офицер. И я не смог бы. Он мне внушает такое отвращение,

что мне противно поднять на него руку.

Герман. От тебя ничего и не требуется. Только помалкивай и

не мешай тем, чье отвращение не так сильно.

Пауза. Входят ГЈц и Катерина.

<ul><a name="5"></a><h2>ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ</h2></ul>

Те же, ГЈц, Катерина.

ГЈц (входя). Вам нечего мне сообщить? Вы даже не хотите

доложить, что солдатам не хватает хлеба? Что холера убивает

каждого десятого? Вы ничего у меня не просите? Вы даже не просите,

чтобы я снял осаду, избежал гибели? (Пауза.) Вы так меня боитесь?

Все молчат.

Катерина. Как они глядят на тебя, мое сокровище. Не очень-то

они тебя жалуют. Не удивлюсь, если когда-нибудь они воткнут тебе в

брюхо большой нож.

ГЈц. А ты меня любишь?

Катерина. Черта с два!

ГЈц. И все же ты меня не прикончила.

Катерина. Не потому, что не хотела.

ГЈц. Знаю, о чем ты мечтаешь, но я спокоен. В час моей

смерти на тебя накинутся двадцать тысяч мужчин, это даже для тебя

многовато.

Катерина. Лучше двадцать тысяч, чем один, если он тебе

противен.

ГЈц. То-то мне и нравится, что я тебе противен. (Офицерам.)

Когда же я, по-вашему, должен снять осаду? В четверг? Во вторник?

В воскресенье? Так вот, друзья: этому не бывать ни во вторник, ни

в четверг. Я возьму этот город нынешней ночью.

2-й офицер. Этой ночью?

ГЈц. Да, этой ночью. (Глядит в сторону города.) Видите там,

вдали, синий огонек? Я каждый вечер на него гляжу. И каждый вечер

он гаснет именно в эту минуту. Вон, видите, погас! Но сегодня он

гаснет в сто первый и последний раз. Прощай! Приходится убивать

то, что любишь. А вон еще... Гаснут другие огни. Черт возьми! Люди

ложатся рано, потому что хотят завтра встать пораньше. Этого

"завтра" у них не будет! Чудесная ночь! Не слишком светлая, зато

как много звезд! Сейчас луна взойдет. В такие ночи ничего не

ждешь. Все-то они знают, ко всему готовы. Даже к гибели. Но только

не этой ночью. Такое чистое небо, оно им внушает доверие. Эта ночь

принадлежит им. (Внезапно.) Какая власть! Господи, этот город мой,

и я дарю его тебе. Сейчас я подожгу его во славу твою. (Офицерам.)

Из Вормса сбежал священник. Он готов ввести нас в город. Его

допрашивает капитан Ульрих.

3-й офицер. Гм...

ГЈц. В чем дело?

3-й офицер. Не доверяю предателям.

ГЈц. Что ты? А я их обожаю.

Входит офицер, подталкивая священника, за ними - солдат.

<ul><a name="6"></a><h2>ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ</h2></ul>

Те же, Генрих, капитан.

Генрих (падает на колени перед ГЈцем). Пытайте меня! Вырвите

мне ногти! Сдерите с меня заживо кожу!

ГЈц (громко смеется. Падает на колени перед священником).

Вырвите мне кишки! Колесуйте меня! Четвертуйте меня! (Встает.) Что

ж, лед сломан. (Капитану.) Кто он?

Капитан. Это Генрих, священник из Вормса. Тот, кто должен

выдать нам город.

ГЈц. Ну и что же?

Капитан. Он отказывается говорить.

ГЈц (подходит к Генриху). Почему?

Капитан. Говорит, что передумал.

3-й офицер. Передумал? Черт возьми! Выбейте ему зубы!

Переломите ему позвоночник!

Генрих. Выбейте мне зубы! Переломите мне позвоночник!

ГЈц. Вот бешеный! (Генриху.) Почему ты хотел выдать город?

Генрих. Для спасения священников, которых чернь хочет

растерзать.

ГЈц. А почему ты передумал?

Генрих. Увидел рожи ваших наемников.

ГЈц. Ну и что?

Генрих. По ним все видно.

ГЈц. Что именно?

Генрих. Ради спасения немногих я буду повинен в истреблении

всех.

ГЈц. А разве ты раньше не видывал наемников? Ты же знал, что

они не слишком благообразны.

Генрих. Эти хуже всех.

ГЈц. Ерунда! Все солдаты похожи друг на друга. Кого же ты

думал встретить? Ангелов?

Генрих. Людей. И я хотел просить их пощадить других людей.

Они вошли бы в город, только поклявшись, что оставят в живых всех

жителей.

ГЈц. Значит, ты готов был поверить моему слову?

Генрих. Твоему слову? (Глядит на него.) Ты ГЈц?

ГЈц. Да.

Генрих. Я... Я думал, что смогу на тебя положиться...

ГЈц (удивленно). На мое слово? (Пауза.) Даю тебе слово.

Генрих молчит.

Клянусь тебе, если ты введешь нас в город, я сохраню жизнь

его жителям.

Генрих. И ты хочешь, чтобы я тебе поверил?

ГЈц. Но ты сам говорил...

Генрих. Да, до того как увидел тебя.

ГЈц (хохочет). Понятно! Тот, кто меня видит, редко верит

моему слову. Должно быть, я кажусь слишком умным, чтобы сдержать

его. Так вот, послушай: лови меня на слове. Ради того, чтоб

проверить! Только проверить... Ведь я христианин: хочешь,

поклянусь на Библии? Поверь мне, как это ни глупо! Разве вы, попы,

не обязаны искушать нечестивцев добром?

Генрих. Искушать добром тебя? Представляю, как бы ты был

рад!

ГЈц. Ты меня раскусил. (Глядит на него, улыбаясь.) Убирайтесь все!

Офицеры и Катерина уходят.

<ul><a name="7"></a><h2>ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ</h2></ul>

ГЈц, Генрих.

ГЈц (почти с нежностью). Ты весь в поту. Как ты страдаешь!

Генрих. Моих страданий мало. Страдают другие, а не я. Господь

пожелал, чтобы я мучился чужими, а не своими муками. Зачем ты глядишь

на меня?

ГЈц (по-прежнему нежно). У меня тоже бывала такая двуличная рожа.

Гляжу на тебя и самого себя жалею: мы с тобой одной породы.

Генрих. Ложь! Ты предал своего брата, я своих братьев не предам.

ГЈц. Ты их предашь этой ночью.

Генрих. Ни этой ночью, ни потом. (Пауза.)

ГЈц (равнодушно). Что же бедняки сделают с попами? Повесят на мясных

крючьях?

Генрих (кричит). Замолчи! (Овладевает собой.) Вот ужасы войны. Я

только бедный священник, и я бессилен их предотратить.

ГЈц. Лицемер! Этой ночью в твоей власти жизнь или смерть двадцати

тысяч людей.

Генрих. Я не желаю этой власти. Она от дьявола.

ГЈц. Хочешь или нет, но ты обладаешь ею.

Генрих убегает.

Эй, что ты делаешь? Если бежишь - значит, ты решился.

Генрих (возвращается, глядит на него и начинает смеяться). Ты

прав. Бежать или покончить с собой - все это ни к чему. Все только

способ умолчания. Но я избранник Божий.

ГЈц. Лучше скажи, что ты похож на крысу.

Генрих. Все равно. Избранник - человек, припертый

к стенке дланью господа. (Пауза.) Господи! Зачем твой выбор пал на

меня?

ГЈц (ласково). Последние муки... Как хотелось бы их

сократить. Дай помогу тебе.

Генрих. Ты хочешь мне помочь, когда сам Бог молчит? (Пауза.)

Так вот, я лгал, я не его избранник. Да и какой из меня избранник?

Кто заставил меня покинуть город? Кто поручал тебя найти? По

правде говоря, я сам себя избрал. Пришел просить тебя о милосердии

к братьям, зная, что ничего не добьюсь. Я передумал - и не оттого,

что у вас злобные рожи, просто теперь я вижу их наяву. Я хотел

чинить Зло, увидев вас, понял, что и впрямь причиню его. Знаешь ли

ты, что я ненавижу бедняков?

ГЈц. Да, знаю.

Генрих. Почему они бегут от меня, когда я им протягиваю

руки? Почему страдания их всегда неизмеримо больше моих? Господи,

как мог ты допустить, чтобы на свете были бедняки! Почему не

сделал ты меня монахом? Там, в монастыре, я был бы твой, но как

быть нераздельно твоим, когда люди подыхают с голоду? (ГЈцу.) Я

пришел, чтобы выдать их тебе, надеясь, что ты их истребишь, и

тогда я смогу позабыть, что они жили.

ГЈц. Ну и что же?

Генрих. Я передумал, в город ты не войдешь.

ГЈц. А что, если на то была Господня воля, если Господь

хотел, чтобы ты впустил нас в город? Так послушай: ты промолчишь -

и священники погибнут этой ночью, наверняка погибнут. А бедняки?

Ты думаешь, выживут? Осаду я не сниму. Через месяц в Вормсе все

передохнут с голоду. Ты не властен решать - жить или умереть. Ты

можешь только выбрать, как им умирать. Так выбирай же скорую

смерть, они только выгадают, погибнув этой ночью, прежде чем

перебьют священников. Умрут, не замарав рук, и все окажутся на

небесах. Если ты оставишь им несколько недель, они запятнают себя

кровью и отправятся в ад. Послушай, поп, а вдруг это дьявол велит

тебе продлить их земную жизнь, чтоб они успели заслужить вечное

проклятие? (Пауза.) Скажи мне, как проникнуть в город?

Генрих. Тебя нет.

ГЈц. Что?

Генрих. Тебя нет. Твои слова умирают прежде, чем я их

расслышу. Такие лица, как твое, не повстречаешь ясным днем. Я знаю

все, что ты мне собираешься сказать, все твои поступки предвижу.

Ты - мое создание, это я внушаю тебе твои мысли. Мне все это

снится. Все мертво, в воздухе разлиты сновидения.

ГЈц. Значит, ты тоже снишься мне, я тебя насквозь вижу,

настолько, что ты мне уже надоел. Осталось только выяснить, кому

из нас кто снится.

Генрих. Я не покидал города! Не выходил из него. Мы играем

перед намалеванными декорациями. Что ж, ты мастер говорить, играй

комедию! Знаешь ли ты роль? Я-то свою знаю: говорить "нет! нет!

нет! нет! нет!" Ты молчишь. Это наваждение, обыкновенное

наваждение, да к тому же еще нелепое. Что бы я стал делать в

лагере ГЈца? (Указывает на город.) Если бы только эти огни

погасли! Почему этот город виден там, вдали, если я не выходил за

его пределы? (Пауза.) Да, дьявольское искушение! Только не знаю

какое. (ГЈцу.) Одно мне ясно: я вижу дьявола. Спектакль начнется

фантасмагорией, а потом пойдут рожи.

ГЈц. Ты его уже видел?

Генрих. Чаше, чем ты свою мать.

ГЈц. Я на него похож?

Генрих. Ты? Бедняга! Ты просто шут.

ГЈц. Шут?

Генрих. Без шута не обойтись! Его роль - мне перечить. Я...

(Пауза.) Я победил.

ГЈц. Что?

Генрих. Я победил. Гаснет последний огонек. Исчезает

дьявольское видение - Вормс. Постой, сейчас и ты исчезнешь,

страшному наваждению придет конец. Ночь. Повсюду ночь... Какой

покой!

ГЈц. Продолжай, поп, продолжай! Я знаю все, что ты мне

скажешь. Год назад... О да, мой брат, я знаю, как хотелось бы

вместить в себя всю эту ночь! Как я хотел того же.

Генрих (бормочет). Где же я проснусь?

ГЈц (внезапно смеется). Ты уже проснулся, штукарь! И знаешь

это. Все наяву - взгляни же на меня, дотронься до меня! Здесь я,

во плоти. Взгляни! Вот и луна показалась, вот снова твой

дьявольский город выступает из мрака. Взгляни-ка, разве это

призрак? Ведь это настоящая скала. И настоящие укрепления. Это

настоящий город, в нем настоящие жители, а ты настоящий предатель.

Генрих. Предателем становишься, когда предашь. Зря

стараешься, я не предам.

ГЈц. Предашь, раз ты предатель. Послушай, поп, ведь ты уже

предатель. Две стороны дерутся, а ты хочешь в одно и то же время

быть и за тех и за других. Значит, ведешь двойную игру. Значит,

говоришь на двух языках. Страдания бедняков на церковном языке -

это испытание, а по-немецки - беззаконие, несправедливость. Что

изменится для тебя, если ты впустишь меня в город? Станешь

предателем? Но ты уже предатель, только и всего. Предатель,

который совершает предательство,- это предатель, который приемлет

себя.

Генрих. Откуда ты все это знаешь, если не я внушил тебе эти

слова?

ГЈц. Я тоже предатель. (Пауза.) Я уже прошел тот путь,

который предстоит пройти тебе. Ты только взгляни на меня, разве у

меня не цветущий вид?

Генрих. Вид у тебя цветущий, потому что ты следуешь своей

натуре. Все незаконнорожденные - предатели, уж это известно, а я

не из ублюдков.

Генрих (хочет ударить его, но сдерживается). Помни: кто

назвал меня ублюдком, больше не раскрывает рта.

Генрих. Ублюдок!

ГЈц. Поп! Поп, ну образумься! Не то я отрублю тебе уши.

Впрочем, это не поможет - язык-то у тебя останется! (Внезапно

обнимает его.) Люблю тебя, мой брат. Мы оба появились на свет вне

закона. Чтобы породить тебя, попам пришлось переспать с Нищетой.

Зловещий акт. (Пауза.) Конечно, ублюдки предают. Что они, по-

твоему, еще могут делать? Я с самого рождения раздвоился: мать

отдалась босяку; я как бы из двух половинок, которые никогда не

склеишь, одна другой противна. А разве ты лучше меня? Полупоп,

полубедняк - из этого еще ни разу не получался цельный человек.

Нас нет, и у нас ничего нет. Законнорожденные дети даром радуются

жизни на земле. Но это ни тебе, ни мне не дано. С детства я гляжу

на мир сквозь замочную скважину. В мире у каждого свое место. Но

для нас места нет, мы изгои. Откажись от мира, который не хочет

тебя знать. Твори Зло! Увидишь, как тебе станет легко.

Входит офицер.

Чего ты хочешь?

Офицер. Прибыл посланец архиепископа.

ГЈц. Пусть войдет.

Офицер. Он принес вести. Противник оставил семь тысяч

убитыми. Это отступление.

ГЈц. А мой брат?

Офицер хочет что-то сказать ему на ухо.

Не подходи ко мне и говори громко.

Офицер. Конрад убит.

С этой минуты Генрих начинает пристально вглядываться в

ГЈца.

ГЈц. Вот так. Нашли ли его тело?

Офицер. Да.

ГЈц. В каком виде, отвечай!

Офицер. Оно обезображено.

ГЈц. Удар шпаги?

Офицер. Волки.

ГЈц. Какие волки? Здесь есть волки?

Офицер. Арнгеймский лес...

ГЈц. Хорошо. Дайте мне закончить одно дело, и мы направим

против них целую армию. Я истреблю всех волков Арнгейма. Ступай!

Офицер уходит. Пауза.

Умер без причастия. Волки обгрызли его лицо. Но видишь, я

улыбаюсь.

Генрих (мягко). Зачем ты его предал?

ГЈц. Люблю завершенность... Поп, я сам стал тем, чем стал.

Не моя заслуга, что я не знал отца, но званием братоубийцы я

обязан лишь самому себе. (Пауза.) Теперь он мой, только мой.

Генрих. Кто? Что?

ГЈц. Дом Гейденштамов. Им теперь конец. Весь род теперь

сведен ко мне, от Альбериха - основателя, до Конрада - последнего

наследника. Взгляни-ка на меня. Я - фамильный склеп. Отчего ты

смеешься?

Генрих. Я думал, этой ночью увижу дьявола. Теперь, пожалуй,

мы вдвоем его увидим.

ГЈц. Плевать мне на дьявола. Он только берет чужие души, но

не обрекает их на проклятие. Я хочу иметь дело только с Господом.

Ведь на него пошли и чудовища и святые. Бог видит меня, знает, что

я убил своего брата, и сердце его кровоточит. Да, Господи, все

верно - я его убил. А что ты можешь против меня? Я совершил

страшнейшее из преступлений, а Бог справедливости меня не может

покарать. Уже больше пятнадцати лет, как он меня проклял. Что ж,

на сегодня хватит, сегодня праздник. Я буду пить.

Генрих (приближаясь к нему). Держи! (Достает из кармана ключ

и протягивает его ГЈцу.)

ГЈц. Что это?

Генрих. Ключ.

ГЈц. Какой ключ?

Генрих. Ключ от Вормса.

ГЈц. Я же сказал, что на сегодня хватит. Черт побери! Ведь

он мой брат. Не каждый день хоронишь брата, я могу себе позволить

отпуск до завтра.

Генрих (приближается к нему). Трус!

ГЈц (останавливаясь). Взяв ключ, я все сожгу.

Генрих. В самой глубине ложбины большая белая скала. У

подножия прикрытая кустарником дыра. Войдешь в подземный ход и

обнаружишь дверь - откроешь ее этим ключом.

ГЈц. Как тебя полюбят твои бедняки! Как они тебя

благословят!

Генрих. Мне теперь все равно, теперь я погиб... Но тебе,

ублюдок, я доверяю своих бедняков. Выбирай!

ГЈц. Ты сказал, что стоит лишь взглянуть на мою рожу...

Генрих. Я ее плохо разглядел.

ГЈц. А что ты видишь теперь?

Генрих. Вижу, что ты противен самому себе.

ГЈц. Это верно. Но только ты не слишком обольщайся. Я уже

пятнадцать лет себе противен. Разве ты не понял, что Зло -

единственное, ради чего я живу? Дай мне этот ключ! (Берет ключ.)

Что ж, поп, ты врал себе до самого конца. Решил, будто тебе

удастся скрыть от себя собственное предательство, и под конец ты

все же предал: ты выдал Конрада.

Генрих. Конрада?

ГЈц. Не беспокойся. Ты так походишь на меня, что я тебя

Принял за самого себя. (Уходит.)

Картина третья

Палатка ГЈца. Сквозь щель в свете луны виден раскинувшийся

вдали город.

<ul><a name="8"></a><h2>ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ</h2></ul>

Третий офицер, Герман, Катерина.

Герман входит и пытается спрятаться за походной кроватью.

Его голова и тело исчезают, виден лишь толстый зад. Катерина

входит и, подойдя к нему, дает ему пинка. Герман в растерянности

вскакивает. Катерина хохочет и отступает.

3-й офицер. Если ты закричишь...

Катерина. Если я закричу, тебя схватят и ГЈц велит тебя

повесить. Лучше поговорим. Что ты хочешь с ним сделать?

Офицер. Будь у тебя в жилах кровь, ты, распутница, давно бы

уже все сделала сама. Хватит! Убирайся и благодари Бога, что за

тебя все сделают другие.

Катерина. А что будет со мной, когда он умрет? Весь лагерь

набросится на меня.

Офицер. Мы дадим тебе бежать.

Катерина. А денег дадите?

Офицер. Немножко дадим.

Катерина. Дайте денег, и я пойду в монастырь.

Офицер (смеясь). Ты? В монастырь? Если тебе по нраву женское

общество, лучше поступай в бордель. У тебя такие бедра... сможешь

кучу золота заработать... Решай! От тебя я требую лишь молчания.

Катерина. Можешь не беспокоиться. Я тебя не выдам. Но вот

позволю ли его зарезать?.. Неизвестно.

Офицер. Почему?

Катерина. У нас с тобой разные интересы, капитан. Честь

мужчины на острие шпаги, ее всегда защитишь. А меня он превратил в

потаскуху, это труднее исправить. (Пауза.) Ночью город будет взят.

С войной покончено. Все разбредутся. Он придет сюда, и я спрошу

его, как он намерен со мной поступить. Если он оставит меня при

себе...

Офицер. ГЈц оставит тебя при себе?! Да ты с ума сошла! Что

он станет с тобой делать?

Катерина. Если он оставит меня, ты к нему не прикоснешься.

Офицер. А если он тебя прогонит?

Катерина. Что ж, тогда он твой. Если я крикну: "Ну, пеняй на

себя!" - выходи из укрытия, он в твоих руках.

Офицер. Не нравится мне это: не люблю, когда дело зависит от

юбки.

Катерина (все это время посматривавшая наружу). Ну что ж,

тогда тебе придется встать на колени и просить его о пощаде. Вот

он.

Герман быстро прячется. Катерина смеется.

<ul><a name="9"></a><h2>ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ</h2></ul>

ГЈц, Катерина, Герман в укрытии, позже Франц.

ГЈц (входя). Чему ты смеешься?

Катерина. Своим снам. Видела тебя мертвым, с кинжалом в

спине. (Пауза.) Ну, он заговорил?

ГЈц. Кто?

Катерина. Поп.

ГЈц. Какой поп? Ах, да, конечно.

Катерина. Значит, сегодня ночью?

ГЈц. Тебя это не касается! Сними с меня сапоги!

Катерина снимает с него сапоги.

Конрад убит.

Катерина. Знаю. Весь лагерь об этом знает.

ГЈц. Дай мне вина! Это нужно отпраздновать.

Катерина подает ему вино.

И ты тоже пей.

Катерина. Не хочу.

ГЈц. Пей! Черт возьми, сегодня праздник.

Катерина. Чудесный праздник: начался убийством, кончится

побоищем.

ГЈц. Самый лучший праздник за всю мою жизнь. Завтра я

отправлюсь в свои поместья.

Катерина (взволнованно). Так скоро?

ГЈц. Так скоро! Вот уже тридцать лет, как я мечтаю об этом.

Больше и дня не стану ждать.

Катерина кажется встревоженной.

Тебе нехорошо?

Катерина (овладевая собой). Ты заговорил о своих землях, а

тело Конрада еще не остыло.

ГЈц. Вот уже тридцать лет, как я владею ими тайно.

(Поднимает свой бокал.) Пью за свои земли, за свой замок. Чокнись

со мной.

Она молча поднимает бокал.

Говори: пью за твои земли!

Катерина. Нет.

ГЈц. Отчего же, девка?

Катерина. Они не твои. Разве, убив брата, ты перестал быть

незаконнорожденным?

ГЈц смеется и хочет ударить ее. Она уклоняется от пощечины и

хохочет, откинувшись назад.

Земли передаются по наследству.

ГЈц. Да меня хоть озолоти, я не принял бы наследства. Своим

я считаю лишь то, что беру сам. Ну, пей же, не то рассержусь.

Катерина. За твои земли! За твой замок!

ГЈц. Пусть по замку ночами бродят разгневанные призраки.

Катерина. Конечно, комедиант. Что бы ты стал делать без

публики? Пью за призраков! (Пауза.) Итак, мой милый, твое лишь то,

что ты сам взял.

ГЈц. Только это.

Катерина. Но кроме замка и поместий ты владеешь еще

сокровищем, которому нет цены, ты как будто совсем о нем позабыл.

ГЈц. Что за сокровище?

Катерина. Это я, мой дорогой. Разве ты не взял меня силой?

(Пауза.) Что же ты намерен делать со мной?

ГЈц (глядя на нее, думает). Заберу с собой.

Катерина. Заберешь с собой? (Шагает в нерешительности.)

Зачем ты берешь меня с собой? Чтобы поселить потаскуху в

историческом замке?

ГЈц. Да, и положить тебя в постель моей матери. (Пауза.)

Катерина. А если я откажусь, если не пойду за тобой?

ГЈц. Надеюсь, ты не станешь отказываться.

Катерина. Ага, значит, увозишь меня силой? Это мне нравится.

По своей воле мне идти за тобой стыдно. (Пауза.) Почему ты всегда

стремишься силой взять то, что тебе, быть может, отдали бы даром?

ГЈц. Чтобы быть уверенным, что я свое получу в любом случае.

(Подходит к ней.) Взгляни на меня, Катерина! Что ты скрываешь от

меня?

Катерина (быстро). Я? Ничего!

ГЈц. Ты с некоторых пор переменилась. Ведь ты меня все так

же ненавидишь?

Катерина. Будь спокоен. Все так же.

ГЈц. И все еще во сне мечтаешь меня убить?

Катерина. Не раз за ночь.

ГЈц. И ты всегда помнишь, что я осквернил и унизил тебя?

Катерина. Всегда.

ГЈц. Ты с отвращением переносишь мои ласки?

Катерина. Они меня приводят в дрожь.

ГЈц. Великолепно! Если бы ты сказала, что испытываешь

блаженство в моих объятиях, я тотчас же прогнал бы тебя.

Катерина. Но...

ГЈц. Я ничего не хочу принимать, даже любви женщины.

Катерина. Почему?

ГЈц. Я слишком многое брал от других. Вот уже двадцать лет,

как все милостиво дают мне подачки. Жалуют даже воздух, которым

дышу. Незаконнорожденный должен целовать кормящую его руку. О!

Теперь я буду давать сам! Как я буду щедр!