Двадцать четвертое ноября

Черная пятница.

Полное соответствие – подумала я, когда проснулась после беспокойной ночи без Маркуса. Зачем я взяла на себя обязанность наполнить радостью день рождения мамы? И куда меня занесет, если я буду улучшать настроение другим?

Мама была уже одетой и готовой идти, когда я спустилась к завтраку.

– С днем рождения, мама!

– Думала, ты никогда не встанешь! – воскликнула она. – Я уже собиралась разбудить тебя, но знаю, какой тогда ты будешь раздраженной.

«Это ее день рождения, – говорила я себе. – Не будь скотиной».

– Уже десять тридцать! – показала она на часы. – Мы должны поскорее поехать, если хотим что‑нибудь купить. Уверена, что в магазинах все уже раскупили к этому времени!

«Это ее день рождения. Это ее день рождения. Это ее день рождения. Не будь скотиной. Не будь скотиной. Не будь скотиной».

Я засунула пригоршню печенья в рот и поплелась наверх одеваться. Минут пять стояла перед шкафом в нижнем белье, размышляла о том, какой наряд меньше всего ее обидит. Наконец выбрала брюки желтовато‑коричневого цвета и бежевую толстовку. Нейтральная одежда. Нейтралитет. Мир.

Я почистила зубы, умылась, заколола волосы и намазала губы гигиенической помадой. Вернулась обратно на кухню минут через семь.

– Идем.

Мама удивленно поднялась со стула:

– Уже?

– Чем быстрее, тем лучше.

– Знаешь, – сказала он, беря пальто, – есть преимущество, когда идешь с тобой вместо Бетани. Мне не надо ждать тебя целую вечность, когда ты соберешься.

Ну я рада, что есть хотя бы одно преимущество. На одно больше, чем я думала.

Магазин был украшен к Рождеству еще до хеллоуина. Кругом все красно‑зеленое, в колокольчиках и мишуре. Это должно было поднять мне настроение, но пока я этого не почувствовала.

– Разве не весело? – сказала мама, сжимая мою руку, так что у меня остановилось кровообращение.

Я улыбалась во весь рот.

Мама хотела расстаться на час, чтобы каждый смог купить рождественские подарки и это было бы потом для всех сюрпризом. Эта идея мне понравилась. Я уже позаботилась о подарках для всех. На этот раз выбрала тему журналов. Оформила подписку для всех членов семьи («Марта» и «Красивый дом» для мамы; «Мир ПК» и журнал о велосипедах для папы; «Космо» и журнал о знаменитостях для Бетани; несколько скучных журналов по торговле для Г‑кошелька). А для Хоуп я изготовила поддельную обложку журнала для тинейджеров. Для этого не требовались художественные способности, просто компьютер. Я отсканировала ее фотографию и написала следующие строчки:

«Хоуп Вивер рассказывает всем: „Нелегко быть королевой тинейджеров“. Руководство для всех девчонок школы, как заполучить парня (когда вокруг нет таковых, а дворник выглядит таким душкой). С ума схожу по ткани в клетку: 101 способ, как добиться, чтобы шотландка стала обязательной формой одежды.

Правда, что девушки из штата Нью‑Джерси самые лучшие в мире? Прими участие в нашей викторине!!!»

Я смеялась до упада.

Я не могла позволить маме узнать, что уже купила подарки к Рождеству. Это бы разбило ее и без того слабое сердце. Поэтому провела шестьдесят минут в кафе, поедая пирожные и запивая их колой, чтобы потом, когда мы снова соединимся, у нас было бы время начать поиски антибального платья. Мне необходимо насытить организм глюкозой, чтобы хватило энергии на его поиски.

Я знаю, как настоящая американская девочка‑подросток, мне следовало бы испытывать глубокое волнение при мысли, что мама собирается купить мне подарок получше, чем крошечный флакончик «Шанель № 5», который мы с папой подарили ей утром. Ну все‑таки ходить за покупками – это так невыносимо.

– О, вот то, что надо! – сказала мама восторженно, ставя свои сумки с покупками, для того чтобы она могла пощупать ворс темно‑бордового бархата. – Ты прекрасно будешь в этом выглядеть.

– Мама, ты не поняла, – сказала я. – Предполагается, что это должно быть антибальное платье. Анти обозначает что‑то, что я не могла бы надеть на бал.

– Хорошо, – совершенно спокойно согласилась она. – И каким же оно должно быть?

– Во всяком случае, не напоминать что‑либо из «Отдела бальных платьев для старшеклассников» в универмаге «Мейси».

Я потащила ее в «Делию», в которой продается слишком модная для меня одежда, но где я могу обычно найти что‑нибудь клевое для своего совершенно плоского тела. После того как я отвергла дюжину платьев, которые были по вкусу моей маме, она в конце концов вытащила платье, на которое я могла бы согласиться. Оно было сшито из серовато‑синего вельвета в рубчик, спортивного покроя, с молнией впереди. Круто, но не очень. Я примерила его, и мне очень понравилось свое отражение в зеркале. Настолько, что я вышла из примерочной и показалась маме. Большая ошибка.

– В этом платье ты по‑настоящему оправдываешь свою фамилию, – сказала она, переполненная материнской гордостью. – Ты такая в нем милая.

Милая. Раз я выгляжу в нем такой милой, значит, это не я. И вот тогда меня осенило: я сделала свою маму счастливой в день ее рождения, потому что стала похожей на Бетани. Внезапно все это предприятие показалось таким глупым. Мне совершенно не нужна эта вещь. Мне не надо ни ради чего‑либо, ни ради кого‑либо выглядеть милой. Я расстегнула молнию, повесила платье на крючок, открыла дверь и сказала маме, что пора идти.

– Ты не собираешься его покупать? – Мама выглядела совершенно подавленной.

– Нет.

– Почему?

– Мне не нужно оно, мама, – сказала я.

– Ерунда, – ответила она, снимая платье с крючка. – Я куплю его тебе.

– Ну, мааааам, – я начала протестовать, вырывая платье у нее из рук, – мне некуда в нем идти.

– Тебе будет куда в нем пойти, я обещаю.

Если ей хочется до максимума снизить кредитный лимит на ее карте, то кто я такая, чтобы останавливать ее?

Наконец, обойдя четыре главных универмага и 170 маленьких специализированных магазинчиков, мы закончили с покупками.

– Совсем немного народу сегодня, – заметила мама за салатом в ресторане.

Я засунула в рот полную пригоршню жареного картофеля, чтобы не изрыгать злобу в стиле Линды Блэр.

– Держу пари, все дома готовятся к балу, – сказала мама, вонзая вилку в помидорку черри.

Стрелы из моих глаз могли бы пронзить ее сердце.

– Что? – спросила она.

– Ты можешь хотя бы две секунды помолчать и не напоминать мне об этом чертовом бале?

– Следи за языком, дорогая, – сказала она строго. – Просто не могу поверить, что ты – единственная девочка в классе, которая не смогла найти себе пару.

– Бриджит тоже не идет.

– Бриджит? – От изумления она выпрямилась в кресле. – Бриджит не нашла себе пару? А как же Берк?

– Они с Берком расстались.

– Они расстались? Когда? Почему? Как?

Моя мама живет ради такой ерунды. Это – ее день рождения, поэтому я решила бросить ей «косточку». Кроме того, я подумала, что ей следует знать, какие отвратительные мои бывшие псевдодрузья. Может, после этого она перестанет приставать ко мне, почему я больше с ними не общаюсь.

– Это все началось с того, что Мэнда занялась сексом с Берком, пока Бриджит была в Лос‑Анджелесе.

И рассказала всю эту грязную историю. Когда закончила, она онемела от удивления:

– Я не верю этому.

– Это правда.

– Бедная девочка, – сказала мама. – Такая красивая и одна дома в день бала.

Опять бал. Боже мой! Я едва сдерживалась.

– Она не одна дома, – произнесла я, так что у меня перехватило горло. – Она улетела к отцу на День благодарения, потому что ее матери надо работать.

– Нам бы следовало пригласить ее пойти с нами, – сказала мама. – Было бы весело! Как в старые добрые времена!

Ну вот опять. Конец.

– Ты права, – закричала я, бросая салфетку на стол с отвращением. – Как я могла быть такой глупой?! Мне надо было взять напрокат Бриджит для твоего дня рождения! Дочка напрокат! Для того чтобы тебе не было так мучительно от того, что пришлось ходить со мной.

– Потише!

– Я ухожу отсюда, – закричала я.

Смысл в таком драматическом уходе со сцены состоит в следующем: он помогает, если ты настолько вышла из себя, что не можешь контролировать. Я не догадалась швырнуть маме ключи или схватить рюкзак, чтобы взять до дома такси. Поэтому я застряла. Мне пришлось отдыхать на скамейке рядом с входом до тех пор, пока она не появилась.

Я услышала стук ее каблуков, прежде чем увидела. Она прошла мимо меня прямо к машине. Я последовала за ней. Она открыла дверь, чтобы впустить меня, поэтому я подумала, что она не собиралась уезжать без меня.

– Не хочешь ли ты объяснить мне, что все это значит?

Одна половина меня хотела, другая нет.

– Я не уеду отсюда, пока не получу объяснений.

Я не была уверена, собирается она это сделать или нет, но каждая минута, проведенная в машине, стоила мне года жизни.

– Я…

Когда я открыла рот, чтобы что‑нибудь сказать, я намеревалась сказать достаточно, чтобы только заставить ее вставить ключ в зажигание и поехать домой. Но когда я начала, то не могла остановиться.

– Я чувствую, что тебе хотелось бы быть со мной, если бы я была не я, а красавица вроде Бетани или Бриджит. И мне кажется, что и папа хочет общаться со мной только как со звездой спорта, то есть чемпионом, каким он и мечтал увидеть своего сына. Но когда я пытаюсь быть собой, вы несчастны от того, какая я. Постоянно пытаетесь разубедить меня в моих чувствах, и вам плохо от того, что я мыслю по‑другому, не так, как вы. Приношу свои извинения, что я не популярна и не люблю делать покупки и за то, что у меня нет миллиона парней, как у Бетани. Извините, что умер Мэтью и папа никогда не тренировал его! Но это не моя вина! И я устала от того, что вы оба сваливаете это все на меня!

Слезы полились по нашим лицам – моему и маминому одновременно. Я не знала, собирается мама обнимать меня или бить.

– Джесси, – сказала она. – Я понятия не имела, что ты… – Затем она положила руку мне на плечи и начала гладить волосы. Ее тело было мягким и теплым и таким успокаивающим, как в детстве.

Она освободила меня из объятий и взяла обеими руками за щеки.

– Я не хочу, чтобы ты была Бетани. И твой папа не хочет, чтобы ты была… – она не смогла заставить себя произнести имя брата, – кем‑либо, кроме себя самой. Мы оба хотим, чтобы ты была собой.

– Я этого не чувствую.

– Я понимаю Бетани больше, чем тебя. Она, конечно, не подарок, но определенно она не такая… – Она отвернулась в сторону, пытаясь подобрать нужное слово. – Не такая сложная, как ты. И как мать, я иногда думаю, что мне было бы легче, будь у меня две такие дочери, как Бетани. Но тогда ты не была бы ты.

– И разве мы все испытываем радость от того, что я такая, какая есть.

– Перестань говорить такие вещи, – сказала мама. – Я знаю, что тебе теперь не сладко. Знаю, но не вполне понимаю, почему. Но думаю, что эти трудности помогут тебе стать лучше в будущем.

– Но почему некоторые люди, например Бетани, живут, не испытывая проблем и трудностей на протяжении школьных лет, учебы в колледже и всей жизни.

– Я люблю Бетани, ты знаешь об этом. Но она настолько привыкла делать все, как ей хочется, что стала избалованным, эгоистичным человеком. И частично я в этом тоже виновата, – сказала мама. – Рано или поздно ее эгоизм ей же и отольется.

Ее слова звучали так знакомо, как в диалоге между родителем, тронутым тем, что у него с его отпрыском наконец‑то установилось какое‑то взаимопонимание. Все это напоминало сцены из моих любимых фильмов. Такие откровения вызывают у меня смех. Или отвращение. Или плач. Почему? Просто это доказывает, что я словно вышла из‑под штампа. Никакой я не борец с предрассудками, каким я себе считала в глубине души. Но в этот момент я не чертыхнулась, что мама говорит банальности и что я сама банальна, потому что навеваю такие ассоциации. От ее слов я почувствовала себя лучше.

Когда мы добрались домой, я решила показать маме мои статьи. Если она, правда, хочет узнать, что творится в голове у второй дочери, пусть так и будет.

– Ты пишешь для школьной газеты?

– Да. Это просто баловство.

– Почему ты не сказала мне?

– Это все не очень серьезно.

Она надела очки для чтения и открыла номер «Голоса Чайки». Мне пришлось выйти из комнаты, потому что я не смогла бы справиться с собой, если бы увидела ее реакцию.

Через десять минут раздался стук в дверь моей спальни.

– Да, – сказала мама. – Ты истинная дочь своего отца.

Не такой реакции я ожидала.

– Я и отец? Между нами ничего общего.

Она вздохнула и села рядом со мной на кровать.

– Вы оба очень взыскательны, пытаетесь во всем добиться совершенства. Педанты. Оба испытываете трудности в общении с людьми. Оба впадаете в депрессию, когда все идет не так, как вы бы хотели. Вы слишком много размышляете обо всем. Оба сдерживаете внутри себя чувства, а затем в самый неподходящий момент вас прорывает, – говорила мама, разглаживая при этом треугольники на одеяле своими пальчиками с накрашенными ноготками.

– Ну если мы так похожи, то почему единственная тема разговора для нас – это бег? О другом мы не говорим вообще.

– Он думает, что это то, что вас объединяет. Так он пытается сблизиться с тобой.

– Но он оказывает на меня такое давление. Я начинаю ненавидеть его и спорт, поэтому не хочу им больше заниматься.

– Знаю, – ответила мама. – Просто попытайся понять, что всякий раз, когда он говорит с тобой о беге, это потому, что он любит тебя, а не потому, что хочет тебя помучить.

В глубине души я уже догадывалась об этом. Но легче сказать, чем сделать.

– Спасибо, что показала мне свои статьи, – сказала мама, поднимаясь с кровати. – Это самый лучший подарок ко дню рождения, который я когда‑либо получала.

Date: 2015-07-27; view: 337; Нарушение авторских прав