Глава 6. — Но я все же хочу знать, где вы с Гудвином были и что делали в течение последних двадцати четырех часов?

— Но я все же хочу знать, где вы с Гудвином были и что делали в течение последних двадцати четырех часов? — заявил инспектор Кремер, сидевший в красном кожаном кресле, вынимая изо рта изжеванную сигару. Разговор этот происходил в 12.35 дня в пятницу.

Единственное затруднение, лишавшее нас возможности правдиво ответить ему, состояло в том, что он сейчас же послал бы полицейского проверить наши слова, а мы не могли расплачиваться с доктором Волмером за его гостеприимство такой черной неблагодарностью. Говоря о гостеприимстве, не могу не признать, что я-то выспался прекрасно в предоставленной мне комнате, но Вулфу пришлось помучиться. Хотя там были книги для чтения, но ни одного подходящего для него кресла не нашлось, а лежа он читать не может. Не оказалось там пижамы соответствующего размера, и он вынужден был спать в нижнем белье; еда была хоть и неплохая, но не для такого гурмана, как он; пиво, лишь одного сорта, да и не того, какое он всегда пьет; всего две подушки, причем на одной он спать не мог — низко, а на двух — слишком высоко; полотенца или слишком маленькие, или слишком большие; мыло пахло туберозой, а не франью, как он привык. И все же, принимая во внимание, что Вулф больше года уже не ночевал вне дома, первые день и ночь он держался хорошо, хотя, конечно, был мрачен, но и у вас вряд ли было бы лучше настроение, если бы по не зависящим от вас обстоятельствам вам пришлось бы в спешке бежать из дома, не захватив даже зубной щетки.

Мы не звонили Фрицу, чтобы справиться о визитерах, так как не знаем много о последних изобретениях в области электроники, да и кто вообще-то знает? Мы знали, что установить, откуда звонили, дело довольно сложное, но вдруг полицейские использовали какой-нибудь нейтрон, позитрон или еще какой-нибудь «трон», который немедленно засечет, откуда последовал звонок? За новостями мы следили по газетам, вышедшим в четверг вечером и в пятницу утром. Лон сдержал слово, и «Газетт» не обмолвилась о похищении; ничего не было также ни в «Нью-Йорк таймс», ни в «Последних известиях», переданных по радио в одиннадцать часов. Правда, о Джимме Вэйле было написано предостаточно, однако сутью всего было именно то, что сообщил мне Лон; в 9.05 утра в четверг в библиотеку зашла Маргот Теддер и обнаружила отчима под бронзовой статуей Бенджамина Франклина, продавившей ему грудь.

Пятеро, а не один видели его в последний раз живым вечером в среду — жена, ее сын и дочь — Ноэль и Маргот Теддер; ее брат — Ральф Парселл и ее адвокат Эндрю Хлад. Все они собрались в библиотеке после ужина (о теме их совещания ничего не сообщалось), а вскоре после десяти часов вечера Джимми Вэйл заметив, что не спал как следует в течение трех ночей (о причине этого в газетах не говорилось), улегся здесь же на кушетке. Он все еще спал, когда примерно через час члены семьи разошлись. Ноэль и Маргот Теддер и Ральф Парселл отправились к себе, а Хлад, вместе с миссис Вэйл, поднялся к ней в кабинет. Часов около двенадцати ночи Хлад уехал, а миссис Вэйл легла спать. Видимо, раньше она тоже недосыпала, потому что находилась все еще в постели в четверг утром, когда ее сын и дочь прибежали к ней, чтобы сообщить о несчастье с Джимми.

Все в доме, конечно, включая и прислугу, знали, что статуя Франклина неустойчива. «Газетт» даже поместила заключение эксперта о различных способах закрепления ног бронзовых статуй на пьедестале. Ему не разрешили осмотреть статую, упавшую на Джимми, но он все же высказал мнение, что она могла рухнуть не из-за какой-нибудь плохо завернутой гайки, а потому, что болт или болты были с браком или могли треснуть во время установки. По его словам, вполне возможно, что Джимми Вэйл, проснувшись, направился через комнату к двери, нечаянно потерял равновесие, схватился за статую, чтобы не упасть, и повалил ее на себя. Я подумал, что «Газетт» поступил чертовски умно, поместив такое сообщение. Умело поданное убийство или подозрение в убийстве, конечно, способствовало бы продаже дополнительных тысячи экземпляров, но газета давала понять, что смерть Вэйла могла явиться результатом несчастного случая.

В газетных сообщениях не было никаких ссылок на беседы с членами семьи. Миссис Вэйл лежала в постели под наблюдением врача и, конечно, не принимала. Эндрю Хлад уклонялся от встреч с репортерами, а полицейским сообщил, что, уходя домой около двенадцати часов ночи, в библиотеку он не заходил и что при уходе никто из семьи его не провожал.

Как я уже сказал, в «Последних известиях», передававшихся по радио в пятницу в одиннадцать часов утра, ничего нового тоже не было. В 11.10 я позвонил в уголовную полицию из кабинета доктора Волмера (он в это время был в больнице) и попросил дежурного передать инспектору Кремеру, что у Ниро Вулфа есть для него кое-какая информация о Джимми Вэйле. В 11.13 я позвонил в прокуратуру в Уайт-Плейнс, связался с одним из помощников прокурора и попросил его передать Хоберту, что Вулф готов ответить на все интересующие его вопросы, В 11.18 я позвонил Лону Коэну в «Газетт» и сказал, что он может использовать мои сведения, как он найдет нужным, я даже разрешил ему сослаться на нас, как на источники информации при условии, что он правильно напишет наши фамилии. Разумеется, ему хотелось узнать что-нибудь еще, но я положил трубку. В 11.24 мы поблагодарили Элен Джиллард, попросили передать нашу благодарность доктору Волмеру, вышли, прошли ярдов шестьдесят до особняка Вулфа, нашли дверь закрытой и позвонили. Дверь открыл Фриц, тут же доложивший, что сержант Пэрли Стеббинс приходил минут через десять после нашего ухода, а часов около шести появился инспектор Кремер собственной персоной. Ордера на обыск они не предъявили, однако Кремер звонил в 8.43 и 10.19. На пороге кабинета Вулф справился о мидиях, и Фриц ответил, что они прекрасно сохранились. Вулф уселся за письменный стол и закрыл глаза. Я просматривал почту, когда в дверь позвонили. Я открыл. Это был инспектор Кремер, еще более багровый, чем обычно, и сутулившийся несколько заметнее, чем во время предыдущих визитов. Даже не взглянув на меня, он прошел в кабинет и, не медля ни секунды, спросил:

— Где вы с Гудвином были вчера, начиная с полудня?

Спустя пятьдесят минут, в 12.35, Кремер снова потребовал:

— Но я все же хочу знать, где вы с Гудвином были и что делали в течение последних двадцати четырех часов?

Мы рассказали все. Большей частью говорил я, ибо весь мир… ну, скажем, человек семь-восемь… знает, что единственная разница между мною и магнитофоном заключается в том, что мне можно задавать вопросы. Да и кроме того, Вулф не был в Уайт-Плейнс и не присутствовал на семейном совещании в библиотеке Гарольда Ф. Теддера. Мы вручили Кремеру письмо, полученное почтой, сделанные мною копии обеих записок, текст телефонного разговора миссис Вэйл с Нэппом. Я несколько изменил формулировки отдельных выражений Вулфа и моих с тем, чтобы подчеркнуть главное, а именно: мы стремились прежде всего к тому, чтобы обеспечить возвращение Джимми Вэйла живым, а затем защитить его самого и его жену путем выполнения обещания, взятого с них похитителями. Разумеется, Кремер тут же зацепился за это. Почему мы хранили молчание в течение суток уже после смерти Вэйла? Да только потому, что Вулф не желал вернуть гонорар, уже положенный в банк. Но это же сокрытие информации, исключительно важной для ведения следствия по делу об убийстве!.. Создание помех отправлению правосудия в своих личных корыстных интересах!..

Вулф фыркнул, а я почувствовал себя обиженным. Должны же мы были подумать о мисс Вэйл, а кроме того, мы не знали, что Вэйл убит. Он действительно убит, да? Я читал заключение эксперта, который заявил, что он мог стать жертвой несчастного случая. Может быть, и в самом деле произошел несчастный случай, а? Кремер уклонился от ответа, да он, собственно говоря, и не требовался, поскольку визит инспектора свидетельствовал, что на этот счет вопрос остается открытым. Он заметил, что мы, очевидно, читали сообщение прокуратуры, опубликованное в утренних газетах. В нем говорилось, что вероятной причиной смерти Вэйла была придавившая его статуя, что сейчас проводится тщательное расследование и что окончательный ответ можно будет дать после судебно-медицинской экспертизы. Лишь после изложения всего этого Кремер вынул изо рта изжеванную незажженную сигарету и спросил, где мы провели последние двадцать четыре часа.

Однако сейчас уж вывести Вулфа из себя было нельзя. Он находился дома, в своем любимом кресле, знал, что через час будут готовы мидии, а срок, в течение которого он обязывался молчать, истек.

— Как я уже сказал, — заявил Вулф, — мы понимали, что нас будут беспокоить, и поэтому решили провести некоторое время вне дома. Где именно — значения не имеет. Мы ничего не делали и ни с кем связи не поддерживали. Сегодня в одиннадцать часов утра, после того, как срок нашего обязательства перед миссис Вэйл истек, мистер Гудвин позвонил в уголовную полицию, тут у вас никаких законных претензий быть не может. Вот и сейчас вы уклонились от ответа — ведете ли вы следствие по делу об убийстве. Я понимаю вас — вы пытаетесь установить, имел ли место сам факт убийства. Попытка обвинить нас в создании помех отправлению правосудия вряд ли заслуживает серьезного внимания. Судя по вашим вопросам, вы подозреваете мистера Гудвина в том, что он пытается найти пишущую машинку, исчезнувшую из кабинета миссис Вэйл. Но это совершенно не соответствует действительности. Вчера с полудня ни он, ни я ничего не искали. Наша заинтересованность в том деле вообще исчерпана. Никаких обязательств перед миссис Вэйл мы больше не имеем. Нашей клиенткой она больше не является. Если миссис Вэйл убила мисс Атли и своего мужа (мне лично это кажется маловероятным, но не невозможным) — ваше дело доказать ее вину.

— Но она же заплатила вам шестьдесят тысяч долларов!

— Да, и по условиям нашей договоренности с нею я заработал этот гонорар.

Кремер встал, подошел к моему столу и бросил сигарету в корзину для мусора. Это было необычно для него — обычно он швырял ее издалека и всегда мимо. Потом вернулся к столу Вулфа, поднял шляпу, положенную им раньше на стол, и сказал:

— Мне нужны подробности, письменное объяснение, подписанное вами и Гудвином. Оно должно быть вручено мне в моем кабинете не позднее четырех часов дня. По всей вероятности, прокуратура вызовет Гудвина. Меня вполне устроит, если прокурор вызовет также и вас.

— Но я не в состоянии написать все к четырем часам, — попытался возразить я. — Тут же работы часов на шесть.

— Мне нужно основное, но со всеми подробностями. О том, что произошло в Уайт-Плейнс можете опустить. Эти данные мы получим оттуда.

С этими словами Кремер повернулся и вышел. Я проводил его, закрыл за ним дверь, а когда вернулся в контору, Вулф уже был погружен в чтение книги. Закончив с почтой, я положил ее Вулфу на стол, поставил перед собой машинку, достал бумагу и копирку. Мне предстояла большая работа, по существу бесполезная, поскольку дело нас уже не интересовало и клиента у нас не было. Пришлось заложить в машинку бумагу для четырех экземпляров — для полиции графства Вестчестер, для прокуратуры и два для нас.

Несмотря на то, что мне пришлось потратить некоторое время на обед, бритье и перемену сорочки, было всего лишь пять минут пятого, когда я вышел из дома, на углу Тридцать пятой улицы и Восьмой авеню купил «Газетт» и взял такси. Мне с трудом удалось закончить объяснение вовремя, ибо меня несколько раз прерывали. Ну, во-первых, позвонил сержант Пэрли Стеббинс, и сказал, чтобы я отвез наше объяснение в прокуратуру, а не Кремеру. Потом позвонил Бен Дайкс и продержал меня за разговором минут пятнадцать, прежде чем согласился со мной, что Вулф никак не может принять его раньше половины двенадцатого в субботу. После этого мне пришлось отделываться от трех репортеров — от двух по телефону, а от третьего — лично. Все они были страшно возмущены тем, что «Газетт» первая опубликовала сообщение о похищении Джимми Вэйла. Я прочитал его в такси. Конечно, «Газетт» не хватало присущей всем такого рода сообщений сенсационности, мучительной неизвестности о судьбе жертвы и все такое, коль скоро Джимми вернулся домой живым и невредимым. И тем не менее сообщение «Газетт» вызвало огромный интерес, поскольку через какие-то пятнадцать часов после возвращения Вэйл оказался мертвым в собственном доме. Газета поместила фотоснимки ресторанов «Фоулер» и «Жирный теленок» и Старой Рудничной дороги. Сохраняя, как мы условились, в секрете мое сообщение, Лон предпринял некоторые меры для проверки его. Мы с Вулфом упоминались как-то глухо и неопределенно, но вместе с тем так, что вроде бы мы знали об этом, потому что вообще знаем все. Это было вроде неплохо. Сообщение представляло собою самую громкою сенсацию, которую я когда-либо доставлял Лону, что тоже было совсем недурно. В прокуратуре меня провели в кабинет помощника прокурора Мандельбаума, который, даже не поздоровавшись, ткнул пальцем в «Газетт», лежавшую на столе, и потребовал:

— Когда вы сообщили все это «Газетт»?

Я ответил, что мы сделали это сегодня в десять минут двенадцатого.

На этот раз я отделался сравнительно легко. В прошлом в этом же здании чиновники прокуратуры «беседовали» со мною несколько раз часов по шесть, а дважды допросы оканчивались тем, что я оказывался в каталажке в качестве особо важного свидетеля. В этот день Мандельбаум и два детектива из уголовной полиции отпустили меня меньше чем через два часа, во-вторых, потому, что у меня с собой было уже готовое объяснение, во-вторых, потому, что официально они не были причастны к расследованию дела о похищении, ведущему полицией и прокуратурой графства Вестчестер, и, в-третьих, из-за отсутствия у них уверенности, была ли смерть Вэйла результатом убийства или несчастного случая, причем последнее их вполне устраивало. Полицейским хватает хлопот с их обычной «клиентурой», они предпочитали не связываться с богачами вроде Теддеров и Вэйлов. Так что после рутинного допроса в течение полутора часов они выставили меня, и в четверть седьмого я уже расплачивался с таксистом перед старинным особняком Вулфа. Однако едва я успел выйти из машины и ступить на тротуар, как кто-то, назвав мою фамилию, схватил меня за руку. Я обернулся. Это был Ноэль Теддер.

— Какого дьявола воображает о себе этот ваш Ниро Вулф? — пропищал он.

— Все зависит от того, в каком он настроении. — Я попытался освободить руку, но Теддер не выпускал ее. — Отпустите мою руку — она еще пригодится мне. Он что, выставил вас?

— Да нет, меня и в дом-то не впустили. Вначале мне предложили прийти после шести, что я и сделал, но при этом лишь узнал, что он «занят». Я спросил о вас и получил ответ, что вас нет и неизвестно, когда вы будете. Я попросил меня впустить, чтобы я мог подождать вас, но мне отказали. Может быть, мне следовало явиться сюда с паспортом?

— Вы назвали свою фамилию?

— Конечно.

— Вы объяснили, зачем хотите повидаться с Вулфом?

— Нет. Я сделаю это при встрече с ним.

— Только после того, как вначале все расскажете мне. Это не потому, что таков у нас порядок, просто сегодняшний день для Вулфа был исключительно тяжелым — за завтраком не оказалось ежевичного джема, ему пришлось пропустить утренний визит в оранжерею с орхидеями, к нему приходил полицейский инспектор и, в довершение ко всему, он прочел и подписал длинное объяснение. Если вы скажете мне, чего вы хотите, возможно, он примет вас. Не скажете — ваше дело безнадежно.

— Сказать здесь, на улице?

— Ну, если предпочитаете, мы можем посидеть на крыльце.

Теддер отвернулся, чтобы посмотреть на проходивших мужчину и женщину, и я успел заметить, что ему вовсе не мешало бы побриться, постричься и погладить костюм. Как только пара отошла от нас шагов на десять, он перевел взгляд на меня.

— Вы знаете, у меня сейчас есть возможность получить кучу денег, но один я не в состоянии это сделать и даже не представляю, с чего начать. Мама сказала, что если я найду часть или все деньги, выплаченные ею похитителям отчима, они — мои, а ведь речь идет о пятистах тысячах долларов! Если Вулф согласится помочь мне, я согласен уплатить ему пятую часть.

— Когда миссис Вэйл сказала вам это? — удивился я.

— В среду вечером.

— Но, возможно, теперь она уже передумала.

— Нет, не передумала. Я спрашивал ее опять сегодня днем. Она сейчас не… Она не в очень хорошем состоянии, но я решил, что от моего вопроса хуже ей не будет. Она ответила положительно и сказала, что даже не желает видеть эти деньги, они ей не нужны.

— Но о похищении известно полиции и ФБР.

— О ФБР я не знаю, а в полицию мы заявили сегодня утром.

— Но сейчас на расследование брошены десятки опытных детективов, завтра их будет уже сотни. Какие же шансы могут быть у вас?

— Черт побери, я и сам знаю, что никаких, и поэтому мне нужна помощь Ниро Вулфа! Разве он не лучше всех этих детективов?

— Да, это, конечно, так, — согласился я, хотя и воспринял его предложение совсем с иной точки зрения. Мы никогда не занимались подобными делами, удайся соблазнить Вулфа этой проблемой, было бы интересно понаблюдать, как он возьмется за нее. Конечно, не менее интересно было бы заполучить и обещаемую часть денег.

— А знаете, что я скажу? — заметил я. — Весьма сомнительно, чтобы мистер Вулф ухватился за подобное дело. Он не только эксцентричен, но и, как правило, не соглашается на долевое участие. Однако я передам ему ваше предложение. Вы можете подождать в доме.

— Если туда вообще можно попасть, — снова пропищал Теддер голосом, никак не соответствовавшим его внешности.

— Попытаемся, — ответил я, поднимаясь на крыльцо. Дверь была закрыта на цепочку, мне пришлось позвонить. Если Фриц удивился, увидев меня с посетителем, которому уже дважды было отказано в приеме, то вида не подал. Я сам отправился в контору. Вулф сидел за столом и рылся в среднем ящике — считал колпаки от пивных бутылок, чтобы определить, насколько он превысил недельною квоту пива после суточного воздержания. Я подождал, пока он закрыл ящики взглянул на меня.

— Прокурор меня не принял, а Мандельбаум шлет вам привет. Они, наверное, не будут беспокоить нас, пока не решат, что смерть Джимми Вэйла последовала не в результате несчастного случая, хотя им страшно не хочется приходить к такому решению. Вы читали «Газетт»?

— Да.

— И что вы можете сказать?

— Ничего.

— Следовательно, я еще не уволен. В таком случае беру отпуск без сохранения содержания. Ну, скажем, на месяц, хотя возможно и на более длительный срок.

Вулф поджал губы, глубоко вздохнул, а потом спросил:

— Ты что, решил довести меня до белого каления?

— Нет, сэр. Я просто хочу использовать одну предоставившуюся мне возможность. Я только что встретил возле дома Ноэля Теддера, доведенного до белого каления вашим отказом принять его. В среду мамаша сказала, что он может взять все деньги, уплаченные ею в качестве выкупа, если их найдет, и Ноэль явился к вам с просьбой помочь ему, суля пятую часть в качестве гонорара. Разумеется, вас это интересовать не может, поскольку вы сейчас берете только дела, которые удается успешно закончить всего лишь путем помещения объявления в газетах. Поэтому я намерен сообщить Теддеру, что сам приму его предложение. Я взял на себя смелость, без вашего разрешения, пригласить его в гостиную, однако подумал, что вначале я должен сообщить вам об этом. Конечно, шансы у меня очень небольшие, но если удастся найти эти деньги, моя доля составит сто тысяч долларов и я перестану сердить вас, так как тогда, возможно, смогу открыть собственное агентство с Солом Пензером в качестве партнера, причем мы…

— Заткнись!

— Слушаюсь, сэр. Вот еще одно преимущество моего ухода — вам не придется кричать…

— Хватит!

— Слушаюсь, сэр.

Вулф взглянул на меня, как мне показалось, довольно тепло.

— Ты явно надеешься втравить меня в это фантастическое предприятие, — заметил он.

— Может быть, вы найдете несколько минут, чтобы выслушать Теддера. Ведь было бы занимательно нам найти то, что ищут десять тысяч фараонов и шпиков из ФБР. Кроме того, заработав сумму, выше которой финансовые органы начинают удерживать с вас восемьдесят процентов всех ваших доходов, вы прекращаете работать и отдыхаете. Я понимаю, что успешный исход такого расследования весьма маловероятен, но если вы все же найдете деньги и добавите гонорар к тому, что уже заработали в этом году (а сейчас даже еще не май), вы сможете всю зиму отдыхать. Если же вас постигнет неудача, вы потеряете лишь небольшую сумму. Я вовсе не хочу втравливать вас во что-то, но сейчас у нас нет на руках и в перспективе ничего, и, если я уйду в месячный отпуск, Фриц будет стирать пыль с вашего стола, выбрасывать мусор из корзинки, ну а почту вы сможете вскрывать сами.

— Очередной вздор! Ты не посмеешь так поступить.

— Вы так думаете?

Вулф закрыл глаза, вероятно, для того, чтобы насладиться созерцанием чудесной возможности безделья в течение нескольких месяцев, когда его не будут беспокоить всякие посетители. Спустя минуту он открыл глаза и пробормотал:

— Ну, хорошо, приведи его.

Date: 2015-07-27; view: 281; Нарушение авторских прав