Интеллигенция в оппозиции бюрократии: социальные роли и функции

Тема интеллигенция и власть, почти запретная в недавнем прошлом, становится и предметом особенно острых дискуссий в эпохи переоценки ценностей. Сегодня именно такую эпоху переживает Россия.

Многие точки зрения, которые были выражены в сегодняшних дискуссиях, в принципе имеют общее, инвариантное содержание, но сформулированное в разных языках. И это совсем неплохо, когда используются разные языки для описания одной и той же реальности, поскольку реальность при этом предстает в разных ракурсах, а ее описание включает каждый раз новые смысловые оттенки.

Важно только, чтобы не утрачивалась коммуникация и не создавалось впечатление, что мы начинаем с чистого листа и до нас (за исключением классической философской литературы, включая, разумеется, и русскую философскую классику “Серебряного века”) ничего толкового не было сказано. Много из того, о чем сегодня говорится, уже было сформулировано, причем во времена, когда такие идеи развивать было совсем небезопасно.

В частности, я хотел бы напомнить, что в 1972 году в эстонском журнале “Лооминг” была напечатана статья Г.И.Наана “Власть и дух”. Она не была переведена на русский язык, поскольку воспринималась тогда как диссидентское произведение. В этой статье эстонский академик обратил внимание на то, что в любом обществе, если это общество более или менее развивается, обязательно должны быть два социальных слоя, которые вместе с основными классами определяют характер его социальной структуры. Первый из них ответственен за то, чтобы вносить мутации в культуру, за то, чтобы продуцировать инновации, и эти инновации должны открывать путь к новым цивилизационным завоеваниям. Второй слой призван заботиться об устойчивом воспроизводстве тех социальных связей, которые исторически сложились и которые составляют основу существующего образа жизни. Первый слой — это интеллигенция, а второй — бюрократия. И тогда проблема “интеллигенция и власть” предстает как соотношение “бюрократия и интеллигенция”, как соотношение “власти и духа”. Власть — это бюрократия, а интеллигенция — дух. Отсюда можно вывести многие черты, в том числе и психологические особенности тех личностей, которые должны составлять слой интеллигентов, и тех, кто выполняет функцию бюрократов.

В наших сегодняшних дискуссиях представления об органической связи интеллигенции и творчества, интеллигенции и духовности, интеллигенции и развития культуры воспроизводились многократно. В принципе они могут быть редуцированы к фундаментальному определению функций интеллигенции — ее предназначению вносить инновации в культуру. Когда говорится, что интеллигент — это носитель культуры, то против такого утверждения вроде бы и нечего возразить. Но в этом случае культура понимается только в одном аспекте и в специфическом смысле — как система изменений, как инновационный процесс, способствующий накоплению достижений, определяющих восхождение человечества по ступеням цивилизационного развития. Но в культуре всегда наличествуют и стереотипы, которые должны воспроизводиться как традиция. Интеллигент — носитель культуры не столько в смысле хранителя традиций и консервативного ее начала, сколько в том именно смысле, что он порождает новые идеи, идеалы, образцы и ценности, характеризующие развитие культуры, или, иначе говоря, он порождает в своем творчестве возможные будущие программы человеческой деятельности, общения и поведения людей. Эти программы впоследствии могут стать стереотипными, но в эпоху их формирования — они инновации. Причем это могут быть в высшей степени инновационные достижения.

Однако культура включает не только инновации, приводящие к изменениям социальной жизни. У нее есть и другая функция — обеспечивать воспроизводство этой жизни в исторически определенных формах.

Но в таком случае бюрократию можно тоже рассматривать как носителя культуры, только в очень и очень специфическом смысле. Бюрократия как реальная власть реализует программы стабильности общества, программы, составляющие своего рода социальную наследственность.

Поэтому само понятие бюрократии в этом рассуждении вовсе не означает нечто негативное и заслуживающее осуждения. Напротив, оно относится к слою профессионалов управления, умеющих осуществлять свои функции (что, конечно, не исключает наличие бюрократов непрофессионалов и бездельников). Кстати, в дословном переводе бюрократия означает власть канцелярии, т.е. предполагает способ управления, основанный на соблюдении формальных правил, в рамках которых собирается и накапливается информация, необходимая для принятия управленческих решений, и осуществляется контроль за последствиями решений. Вне этой функции достаточно сложные социальные организмы не могут устойчиво воспроизводиться. Поэтому хороший бюрократ, т.е. профессиональный чиновник-управленец, весьма ценная социальная фигура. Он относится к числу социальных персонажей, обеспечивающих сохранение наследственности определенного типа общества, тогда как призвание интеллигента — обеспечить его изменчивость.

Те мутации в культуре, которые вносит творческая деятельность интеллигенции, могут стать предпосылкой будущего изменения социальной жизни. Но если призвание интеллигента состоит именно в такого рода деятельности, то тогда, во-первых, он всегда будет стоять в определенной оппозиции к власти, которая охраняет традицию, и во-вторых, бюрократия всегда будет стремиться взять его под контроль, превратить его в чистого идеолога, охраняющего традиционные ценности и стереотипы. В своей основной функции интеллигент ей мешает, потому что он все время сомневается, все время под руку толкает, говорит, что все не так, что, может быть, надо действовать иначе. А бюрократ, который наделен властью и осуществляет, проводит в жизнь некие социальные программы, должен твердо рулить и вести государственный корабль в соответствии с принятым курсом. Я заимствовал этот образ корабля, которым управляет бюрократия, из названной мной статьи Г.И.Наана.

Капитан, которому доверено управление, ведет корабль и видит впереди какие-то острова, воде опасные рифы, но рулит в соответствии с курсом, пока не сворачивая. Тут появляется интеллигент и говорит: ну что ты делаешь? Ведь мы же разобьемся! Начинает у него выхватывать руль и говорит: надо поворачивать! И если они начнут бороться за этот руль, то наверняка на рифы и налетят. Но если бюрократ упрям и оттеснит интеллигента, то реальна другая опасность, что он свернет поздно и все закончится катастрофой.

В западном обществе был исторически выработан особый механизм: руль социального управления с люфтом. Руль можно немного поворачивать и кажется, что ты у руля, но на самом деле не управляешь, потому что все равно корабль идет прежним курсом до определенного момента. Но интеллигенция, подталкивая бюрократию, может довести руль государственного управления до такого положения, когда даже небольшое усилие, которое потом сделает власть, приведет к нужному изменению курса. Такую конструкцию “с люфтом” в демократических обществах обеспечивает правовое государство, оппозиция, свободная пресса, общественное мнение — все то, что реально воздействует на власть и не дает ей обуздать интеллигенцию. А задача интеллигенции — через эти механизмы оказывать давление на власть, заставляя ее прислушиваться к новым идеям и корректировать государственный курс.

Важно сразу же подчеркнуть, что социальные фигуры бюрократа (власть) и интеллигента (дух) — фигуры функциональные. Есть немало примеров, когда государственный чиновник, уходя из власти, затем успешно проявляет себя в тех или иных областях духовного творчества (в науке, искусстве и т.п.). Есть и обратные примеры, когда представители интеллигенции идут во власть. Но когда они становятся у руля управления, то их социальная роль меняется. Они переходят в иной социальный слой, выполняя функции бюрократии, то есть должны профессионально управлять обществом, стремясь к социальной стабильности.

Противоречие между стремлением к постоянным изменениям и стремлением сохранить стабильность — это противоречие выражается в противостоянии интеллигенции и бюрократии. Динамично развивающееся общество предполагает баланс этих сил, когда функции изменения и функции стабильности дополняют друг друга. Наилучшие возможности для такого баланса создает демократия, а практически уничтожает эти возможности тоталитаризм.

В тоталитарных обществах отсутствуют все те социальные механизмы, которые обеспечивает относительно независимую позицию интеллигенции, позволяющие ей свободно вырабатывать новые идеи и мировоззренческие ориентации, открыто критиковать власть и активно влиять на общественное мнение. Оппозиционность интеллигенции в тоталитарных системах облекается в иные формы. Власть стремится поставить ее под жесткий контроль, превратить в идеологических чиновников, занятых пропагандой необходимых власти взглядов. Но творческий дух находит лазейки даже в системе тотального контроля, чтобы выработать и зафиксировать в культуре идеи и образы, выходящие за рамки общепринятых стереотипов.

История советского искусства, литературы, науки и философии дает достаточно много примеров такого скрытого сопротивления тоталитарной идеологии, когда новые идеи представления и образцы создавались в различных формах, начиная от поиска новых выразительных средств, нового языка в различных сферах культурного творчества и кончая поиском новых жизненных смыслов меняющих мировосприятие (в последнем случае эти новые смыслы, как правило, маскировались путем формального использования тех или иных элементов принятой идеологической символики).

В принципе сама проблема интеллигенции и ее отношения к власти возникает тогда, когда в человеческой истории формируется техногенный тип цивилизационного развития.

Особая значимость инноваций и, прежде всего научно-технических открытий, для самого существования техногенных обществ (которые, наподобие двухколесного велосипеда, только тогда и устойчивы, когда движутся вперед) приводят к двум важным последствиям. Во-первых, творчество, направленное на преобразование человеком природной и социальной среды, воспринимается здесь как весьма высокая ценность и, соответственно, ценятся творческие личности, порождающие новое а различных сферах социальной жизни. Во-вторых, в область интеллектуального труда по мере развития общества включается все большее число людей, занимающихся различными его видами. Система образования и запрос на все новые интеллектуальные профессии делает людей умственного труда все более часто встречающимися персонажами в различных областях, уже не только духовной культуры, но и производства, и сферы услуг. Интеллектуальная деятельность приобретает во второй половине XX века массовый характер.

Ничего подобного не было и не могло быть в традиционных обществах.

Есть в древнекитайской философии понятие “совершенно-мудрого”. Это не тот, кто стремится активно действовать и создавать новое. Это — мудрец, исповедывающий идеал недеяния, т.е умеющий совершать минимальное естественное действие (“у-вэй”), которое соответствует ритму неба и поднебесной и основано на чувстве и знании этого ритма. Такое действие не приводит к революционным катаклизмам и не вносит духовную смуту, а наоборот стабилизирует жизнь и приносит спокойствие.

Когда человек традиционных культур Востока создавал новое, то он всегда выдавал созданное за продолжение традиции и вовсе не стремился представить себя в качестве творца нового и оригинального. В свое время философ и индолог Д.Б.Зильберман, анализируя тексты Веданты, обнаружил, что сам способ изложения традиционного текста не просто фиксирует знание, но одновременно создает своего рода психологическую матрицу, которая заставляет читающего и размышляющего над текстом отождествлять свое сознание с Брахманом — Абсолютом, обезличенным духом[46], а любые акты собственного творчества относить к этому обезличенному духу. Д.Зильберман показал, что такой способ порождения и трансляции знаний соответствовал особенностям реального воспроизводства древнеиндийской социальности, когда высшая каста брахманов осуществляла функции хранителя основных традиций социальной жизни, могла вносить в них только малозаметные новации и только от имени обезличенного коллективного (кастового) субъекта.

Понятно, что оформление изобретательства и творения нового в систему массовых профессий принципиально не могло осуществиться в традиционных культурах. Другое дело — профессиональная подготовка чиновника. Это — занятие серьезное, и, например, в древнем Китае претенденту на чиновничью должность необходимо было сдать довольно сложные экзамены, к которым готовились подчас по несколько лет. Так что образованный человек в китайском обществе — это прежде всего государственный чиновник, который призван заботиться о стабильности общества.

Что же касается положения в обществе мудрецов — философов и ученых, то они открыто не претендовали на изобретение каких-либо принципиально новых теорий и идей, выходящих за рамки традиции, а, напротив, стремились укрепить и обосновать традицию. Они были не столько учеными (в новоевропейском понимании), сколько учителями жизни. А их учения часто канонизировались и становились основой традиции.

Таким образом, проблема интеллигенции, равно как и само понятие интеллигенции в строгом смысле неприменимы к традиционным обществам. Ну, а если эта терминология используется в нестрогом метафорическом смысле, то не лишне вспомнить об условности всякой метафоры.

Проблема интеллигенция-власть (бюрократия) особенно усложнилась в наше время, когда массовый приток интеллектуалов в различные сферы деятельности, в том числе и политическую, обозначил условность и относительность принадлежности каждого индивида к определенному социальному слою “интеллигенции” или “бюрократии”. Возникли новые профессиональные роли, например, организатора науки, когда крупный ученый, не переставая генерировать новые идеи, одновременно осуществляет управленческие функции в качестве руководителя научно-исследовательского учреждения или крупной комплексной программы, координирующей деятельность многих учреждений. При президентах и правительствах формируются многочисленные экспертно-прогнозные службы, объединяющие ученых и профессиональных политиков. Деятели искусства активно участвуют в политической борьбе, часто занимая высокие государственные посты. И некоторые из них даже умудряются совмещать это со своей первичной профессиональной деятельностью. В этом отношении современная Россия, наверное, перещеголяла иные страны, дав за годы перестройки и реформ пример двух артистов, занявших министерские посты и в то же время участвовавших не только в политических, но и в обычных (театральных) спектаклях. Как говорится, сегодня интеллигент, завтра бюрократ, а послезавтра — снова интеллигент. Или даже еще более: утром бюрократ, вечером — интеллигент. Не даром на Западе слово “интеллигенция” постепенно исчезает из социолого-политологического лексикона и вытесняется термином “интеллектуалы”.

Массовый характер интеллектуальной деятельности с усиливающимся разделением труда и профессиональной мобильности, постепенно размывает идеал интеллигента. Если попытаться охарактеризовать этот идеал, то он предполагает такие черты целостной личности как высокая нравственность, интеллектуальная эрудиция, гуманизм, выражающийся не в абстрактной любви к человечеству вообще, а в доброте к людям, уважении к личности и в обостренном чувстве справедливости.

В нашей жизни все реже встречаются люди, которые можно было бы идентифицировать с этим идеалом. В российском общественном мнении последних лет в этом качестве, пожалуй, больше других признаны только А.Д.Сахаров и Д.С.Лихачев. Но конечно же, в жизни есть и другие, может быть не столь масштабные личности, с точки зрения их влияния на общественное сознание, которые тоже несут в себе заряд интеллигентного духа. Причем то не обязательно великие творцы нового в науке или искусстве. Инновации в культуре имеют широкий спектр проявлений. Поступок как образец, прожитая нравственно жизнь отдельного человека также могут стать феноменами культуры и воздействовать на выбор будущего. В этом отношении обыденное сознание справедливо относит к подлинным интеллигентам тех людей, которые не только образованы и занимаются интеллектуальным трудом, но, прежде всего, реализуют в своей жизни принципы нравственности и доброты.

В целом же эпоха XX столетия сделала весьма зыбким и неопределенным классический образ интеллигенции, сформировав многочисленный слой интеллектуалов, занятых в различных сферах умственного труда. Весь этот слой именуется интеллигенцией, но по старым, классическим меркам большинство из них “образованщина”, если выразиться словами А.И.Солженицына. А среди “образованщины” тоже есть разные люди: великие, но прагматично настроенные на карьеру, и совсем не великие, однако умеющие делать свое дело, и даже те, кого И.Ильф и Е.Петров называли “пролетариями умственного труда”.

Весь этот разрастающийся и разнородный слой интеллигенции интенсивно обменивается людьми с другими социальными слоями. Отсюда мигрируют во власть и в оппозицию к власти, прекращая занятия своей интеллектуальной и профессиональной деятельностью и переходя в сферу другой деятельности — политики, отсюда переходят в бизнес. Да мало ли есть областей, в которых может проявить себя интеллектуал!

Специализированная интеллектуальная деятельность высоко ценится в развитых странах Запада и Востока. Люди, добившиеся здесь реальных успехов, обретают как материальное благополучие, так и общественное признание. Между интеллигенцией и бюрократией в демократических обществах постоянно поддерживается динамическое равновесие, которое становится условием и одним из оснований устойчивого развития общества.