Соседка

В тридцать шестую, на Фортунатовской…

122. В МОРГЕ.

ПРОЗЕКТОР (Алене)

Смерть наступила в результате обширного инфаркта… Если бы не успокоительные уколы, которые делались в последнее время, – это случилось бы гораздо раньше… И еще: в крови не обнаружено никаких ядовитых веществ, что опровергает версию о насильственной смерти вашей матери…

123. КВАРТИРА АЛЕНЫ.

Вечер. Алена была одна. По радио звучала песня Курлычёва «Старый трамвай».

В салоне старого трамвая

звенят слова, как медяки.

Болит, как рана ножевая,

душа под лезвием тоски.

На рельсы тьма легла ночная,

но вряд ли сможет эта ночь

помочь…

Молча прошлась по комнатам, перебрала какие-то вещи…

Вокруг привычная морока:

– …пройдите дальше, ваш билет…

А человеку одиноко,

а он один на целый свет.

И мы еще не научились

за суетой локтей и плеч –

беречь…

Подошла к пианино: там явно не хватало для симметрии какой-то статуэтки, а в книжных шкафах – нескольких книг.

Достала из шкафа папку с документами. Что-то в ней поискала, но безрезультатно…

Но в пору нашего ненастья

одно желаем – я и ты –

всего-то капельку участья,

всего крупицу доброты.

Вот так и катимся по миру:

трамвай битком, толпа тесна –

стена…

Закурила новую сигарету. Пепельница уже была переполнена окурками. Бутылка с водкой наполовину опустела. Она достала из шкафа семейный альбом. Принялась рассматривать старые фотографии…

Друг другу ближе быть желаем,

но, как ни странно, – далеки.

Внутри у нас душа живая,

да на душе висят замки.

А человеку одиноко…

Откроем душу – где ключи?

Кричи, душа моя, кричи!..

Вот – она в детстве с матерью… Вот – молодая Агнесса Павловна… Это – мать с отцом… А на этой – она с родителями…

Постоянно с разными промежутками трезвонил телефон. Алена не желала снимать трубку. Звонки были долгие и настойчивые. Наконец не выдержала.

АЛЕНА

Да!.. Здравствуй… Спасибо… Вчера ночью… Обширный инфаркт… Нет, не стоит! Я сама… И справки, и похороны, и поминки… Я выдержу… Должна же, наконец, что-то сделать хотя бы в ее память!.. Не надо меня жалеть! Как у тебя?.. Поздравляю… Прощай…

Алена положила трубку на место, посмотрела на себя в зеркало и вдруг закричала самой себе с ненавистью.

АЛЁНА

Дрянь! Дрянь!..

Внезапно она услышала, что кто-то вставил ключ в замочную скважину. Алена резко вытерла лицо рукой и вышла в прихожую.

124. ПРИХОЖАЯ.

На пороге стоял Шурик.

АЛЕНА (скорее удивлена, чем напугана)

Вы кто?

ШУРИК

Курленко. Вот… принес ключи… Звонил, но вы не открывали…

АЛЕНА

Какой Курленко?.. Какие ключи?

ШУРИК

Я – доктор… Александр Александрович… Агнесса Павловна… ваша мама… наверное, писала обо мне… Это я ухаживал за ней последние полгода…

АЛЕНА

Вот и доухаживались!

ШУРИК

Зачем же вы так?.. У вашей мамы было очень слабое сердце… Соболезную…

АЛЕНА

Постойте!.. Так вы тот самый Шурик, о котором говорит весь двор?! (Смотрит на него холодным, пронизывающим взглядом.) Это хорошо, что сами пришли! Так сказать, явка с повинной! Ну, что вы там копаетесь?! Проходите!

125. КОМНАТА.

Они вошли в комнату.

АЛЁНА

Не знаете, куда делись некоторые вещи из моей квартиры?

ШУРИК

Вы имеете в виду бюст Орфея? (Бросив взгляд на пианино.)

АЛЕНА

Его, болезного! Не мог же он, в самом-то деле, отправиться за Эвридикой. Она пока еще, слава Богу, стоит на месте!

ШУРИК

Я его в ломбард сдал.

АЛЕНА

Что?! Чужую вещь?! Спасибо, конечно, на честном слове, но я бы назвала это иначе.

ШУРИК

И не только Орфея…

АЛЕНА

Это я тоже заметила. Наверняка, в милиции не знают о вашем увлечении антиквариатом, иначе не выпустили бы из-под стражи. Что ж! (Решительно подходит к телефону.) Придется заполнить этот пробел. (Набирает номер.) Небось, не только у нас потрудились… Алё! Милиция?..

ШУРИК (не двигаясь с места)

Об этом просила сама Агнесса Павловна.

АЛЕНА

Что?.. Алё!

ШУРИК

Ваша мать бедствовала… Приходилось сдавать вещи… Часть из тех денег я отправлял вам телеграфом… Все квитанции – в ящике…

АЛЕНА (растерянно кладет трубку на рычаг)

Что вы сказали?.. Да, я их получала… Простите… Я не знала… Мне сказали, что вы… Словом, наговорили много неприятного…

ШУРИК

Вы имеете в виду завещание?

АЛЕНА

И про завещание тоже…

ШУРИК

Оно здесь…

Он достал из резного шкафа книгу. В ней лежал вчетверо сложенный листок. Она взяла его и пробежала глазами.

АЛЕНА (закурив)

Какие злые вокруг люди!.. (Пауза.) Простите, Александр… Александрович…

ШУРИК

Люди не злые. Просто – озлобленные. Оттого, что не знают, как сделать добро другому.

Она удивленно на него посмотрела.

АЛЕНА

А вы-то сами знаете?..

ШУРИК

Думаю: тоже не знаю. Но стараюсь не делать зла.

АЛЕНА. Да вы – блаженный!

ШУРИК

Увы! «Нет в мире совершенства!» (Кладет ключи на столик и молча удаляется.)

Алена стояла, ошарашенная, и только после того, как хлопнула входная дверь, бросилась за ним следом.

126. НА ПЛОЩАДКЕ.

АЛЕНА

Александр! Саша! Куда же вы? Шурик, вернитесь!

Глухо хлопнула дверь подъезда…

127. КЛАДБИЩЕ.

В дождливый осенний день состоялись похороны Агнессы Павловны. На Николо-Архангельском, вокруг могильной ограды, в которой лежал ее муж, а теперь и она сама, – собралось совсем немного людей. Были и соседи. Рабочие уже утрамбовывали лопатами свежий земляной холмик. Алена, в черной накидке, стояла под зонтом, отрешенная от всех.

Вдруг она заметила подошедшего Шурика. Постаралась поймать его взгляд. Но тот, не глядя ни на кого, положил букет полевых цветов на могилу и одиноко побрел по кладбищенской аллее…

128. КВАРТИРА АЛЕНЫ.

Звонил телефон в ее квартире. Алена вновь не брала трубку. Словно неживая, она стояла у окна пустой квартиры. В стекло монотонно стучали дождевые капли.

За кадром звучала песня Курлычева «Разговор с бродячей собакой».

В темное окно смотреть часами,

на стекло холодное дыша,

видеть, как внизу, в бетонной яме

бродит бесприютная душа.

Нам все чаще по ночам не спится,

псина, сторожащая мой двор.

Мне все ж проще: умереть иль спиться,

а тебя отловит живодер.

129. УЛОЧКИ ИЗМАЙЛОВА.

Алена бесцельно бродила по многочисленным Парковым улицам, не замечая никого и ничего вокруг.

В ушах продолжала звучать песня.

Ночь качнется негром пучеглазым,

тормоза завоют в тишине…

Гнутым саксофоном, диким джазом,

сучка-шавка, вспомни обо мне!

Все старо: и петь, и материться,

наша жизнь – наколка «Счастья нет!».

На душе морозно – минус тридцать.

Понимаешь? Минус тридцать лет!..

На одном из перекрестков Первомайской, – когда она переходила на красный свет, ее сбивает машина…

130. БОЛЬНИЧНАЯ ПАЛАТА.

Стоял звенящий шум. Алена открыла глаза. В нечетком изображении она увидела больничную палату… На подоконнике – большой букет осенних цветов. За окном шел ночной дождь. Из радиоточки негромко лилась все та же песня.

Тощий календарь, огрызок года –

дохлый оборванец, шулер, вор!

Дней твоих потрепана колода,

козырей не вышло до сих пор.

Замолчи, бродячая скотина!

Пререстань остатки ночи пить!

Наша жизнь – такая сучка-тина –

в ней, почти что подвиг – не скулить…