Психосексуальная основа деструктивности

Практически любая форма деструктивности имеет своей подспудной целью достижение власти и влияния. Впрочем, сразу стоит оговориться, что и реализация конструктивных идей также предполагает наличие власти и влияния на окружающий мир. Практически любое активное действие человека содержит в себе элемент бессознательного стремления к власти, реализации возможности доминирования. Но по своей внутренней, энергетической сути существует гигантская пропасть между желанием живописца влиять на мир своими полотнами, обращая его к своему видению мироздания, и фанатика, из тщеславия посылающего полчища собратьев для истребления друг друга. Так же, как не может быть сопоставимо влияние музыканта, который заставляет восхищаться колдовским букетом звуков, и разрушителя, способного сжечь город.

Многие ученые уже давно сказали свое веское слово относительно сплетения власти и эротизма. Зигмунд Фрейд недвусмысленно подчеркивал неразрывную связь сексуальной и психической жизни, подчеркивая, среди прочего, что агрессия и влечение к смерти являются таким же естественным биологическим побуждением, как и инстинкт продолжения рода. Артур Шопенгауэр называл эротические стремления «сильнейшей волей к жизни». Действительно, власть многолика, она имеет множество проявлений и форм, и ее низшей ступенью всегда было сексуальное обладание для мужчины и сексуальная привлекательность для женщины. Так было со времен промискуитета (стадии ничем не ограниченных отношений между полами до установления норм брака в обществе), когда вожак человеческой стаи по праву силы присваивал себе любую самку, одновременно подавляя остальных самцов, доминируя на определенном участке пространства, властвуя в определенном микросоциуме. Сексуальная власть, таким образом, всегда была тесно связана с социальным доминированием, а с развитием жизни человек часто прибегал к подменам, в ходе которых одно проявление власти заменяло другое. Например, в ходе войн захватчики нередко осуществляли сексуальные насилия, насыщая за счет достигнутой власти эротический голод. А сексуальные издевательства в тюрьмах продолжаются и поныне, но в большинстве случаев они служат демонстрацией социальной власти. Сексуальные притязания и домогательства тех, кто в цивилизованном мире стоит на более высокой социальной ступени, к тем, кто ниже по положению, также является лишь закамуфлированной формой стремления к психосексуальной власти.

Сексуальная власть, как и любое другое ее проявление, зависит от устремлений и жизненной позиции каждого человека. При этом если сексуальное или грубое физическое доминирование одного индивидуума над другим может подменять иные формы власти, то и любые другие проявления возвышения человека, от религиозного и государственного лидерства до признания творческого таланта, могут служить эрзацем сексуальной силы. Может показаться удивительным, но среди титанов вообще достаточно редкое явление – нормальная (с точки зрения общепринятых норм своего времени) сексуальность. Что касается деструктивных личностей, то в большинстве своем они несут в себе либо гипертрофированную сексуальность, либо сексуальную инфантильность. Говоря о психосексуальном контексте деструктивности, стоит принять во внимание идею восточного философа Ошо об энергетическом единстве внутренней системы человека, которая дает объяснение такому нестандартному положению вещей. Энергия внутри человека способна трансформироваться, а человек может по своему разумению направить ее в разные русла. Если энергия будет подчинена интеллекту, она становится духовной энергией и может служить творческим достижениям; если никаких идей нет, энергия будет устремляться в другие ниши. Иными словами, когда человек не способен сосредоточиться на какой‑нибудь созидательной идее, которая захватывает его целиком и которой он посвящает большую часть своей энергии, его энергия будет стремиться вернуть его в животное состояние. Находясь в нем, человек лишается стремления к самореализации, а заботится преимущественно о таких тривиальных вещах, как сексуальное удовлетворение или максимальное удовольствие от еды и питья…

В результате люди, которые имеют неограниченную власть и не обременены тяжелым трудом для обеспечения себя и семьи всем жизненно необходимым, часто сосредоточивают свои помыслы на сексе. Секс, становясь для них всем, приобретает различные формы и оттенки, заполняет таких людей целиком или почти целиком, разрушая целостность личности и приводя к хаосу и деградации. Любопытно, но худшие примеры деструктивной сексуальности являют как раз те фигуры, которые, отлученные от власти и обладающие неограниченными полномочиями, не имеют или не испытывают необходимости бороться за нее в силу традиций или иных жизненных ситуаций. К примеру, внутренний мир иракского диктатора Саддама Хусейна пуст и ужасен, но в силу сосредоточенности на власти на фоне доступности женщин он не придавал сексу особого значения в своей жизни. Хотя тиран имел множество любовниц, мысли о них никогда не были навязчивыми идеями. Зато его старший сын Удей, отлученный от власти, практически всю свою жизнь сосредоточил вокруг секса, а оргии и насилие стали для него частью повседневной жизни. Даже европейским женщинам было непросто избежать его навязчивых сексуальных притязаний, а двум итальянским манекенщицам, посетившим Ирак по приглашению Удея, пришлось в полном смысле спасаться бегством. Что же касается иракских женщин, то для зарвавшегося отпрыска Саддама не существовало ограничений, у него были даже собственные тюрьмы, в которых истязались и подвергались насилию строптивицы. К концу жизни личность этого человека была разрушена до основания, сам он представлял собой жалкое зрелище. В таком же контексте можно упомянуть верного сталинского приспешника Лаврентия Берию, который, не имея возможности бороться за власть при живом, сосредоточенном на властвовании Сталине, забавлялся сексуальными похождениями. Насилие и сексуальное доминирование настолько прочно вошли в его жизнь, что на время в подсознании стали заменителями самой власти, фактически единственно возможной формой ее демонстрации. Девушек хватали прямо на улице, чтобы возвысившийся негодяй мог их безнаказанно насиловать. По той же причине Калигула, Нерон или Иван Грозный, получившие власть как подарок судьбы, уделяли сексу гораздо больше внимания, чем те, кому пришлось добывать власть силой или хитростью и коварством. Действительно, ни Чингисхан, ни Сталин, ни Гитлер не усматривали в сексе того уровня величия, которое способно было поднять их над миром и стать дополнительным символом власти. Их мысли и устремления были заняты другим полюсом власти.

Небезынтересна попытка Ошо связать секс и агрессию в единую цепь. По его мнению, одержимость проникновением в чужое тело, как фаллоса мужчины в женское лоно, так и оружия в тело иного живого существа, имеет в подсознании сходство самого стремления. И в частности, из формулы философа следует, что сексуальное удовлетворение сродни разрядке, какую подневольный воин или сознательный убийца получает при осуществлении акта насилия. Это чрезвычайно важное замечание, поскольку способно обнажить и объяснить человеческую жажду к агрессии в принципе. Как каждый человек неосознанно или сознательно стремится к получению сексуального удовлетворения, так глубоко в подсознании человека дремлют демоны смерти, готовые проснуться и взяться за свое черное дело. Но так же очевидно, что для появления непреодолимого стремления к сексуальным излишествам человек должен знать о них, испытывая или наблюдая. Если таких эпизодов в его жизни на этапе формирования личности не было или если он увидел нечто подобное, будучи уже сформированной, целеустремленной личностью, узнанное может и не возбудить в нем деструктивных мотиваций. И напротив, сцены сексуального насилия или физических истязаний, увиденные или, еще хуже, испытанные в детстве, в большинстве случаев становятся назойливыми провокаторами сознания. Сверля все чаще и глубже, эти раздражители приводят к галопирующему росту деструктивного внутри человека. Небезынтересно, что многие философы считают одним из наиболее сильных раздражителей сознания власть саму по себе.

Примечательно, но большинство дисгармоничных фигур, одержимых иррациональными, направленными против человека, идеями – фантомами, проявляли необычные, неестественные для общества своего времени сексуальные влечения. Достаточно часто гипертрофированно активный эротизм являлся следствием яростного стремления к запретному, не дозволенному остальным членам общества. Нарушение табу всегда относилось к одной из эффективных форм проявления власти и потому часто использовалось деструктивными личностями, в подавляющем большинстве примитивными и лишенными понимания иных форм проявления власти. Вполне очевидно, что превращающееся в навязчивую цель стремление достичь небывалого наслаждения в значительной степени оказывалось связанным с неосознанным намерением продемонстрировать, насколько далеко простирается власть индивидуума и насколько велико его презрение к общественным нормам и канонам. Более того, часто стремление к сексуальной власти на первом этапе являлось не поиском физиологического наслаждения, а компенсацией дисгармонии сексуальной сферы и первоначально должно было решить задачу утверждения в социуме, а также самоутверждения, приобретения или возвращения высокой самооценки. Затем же понятия сексуальной власти, физической власти (выражающейся в присвоенном праве убивать или позволять жить) и психической власти (непрерывной жажде подавления) в восприятии деструктивной личности сращивались или настолько тесно переплетались, что составляли мозаичную картину одного и того же образа демона.

Жизнь людей, лишенных способности любить и творить, зато болезненно одержимых идеями властвования, свидетельствует о прямой связи власти с психосексуальной сферой. Часто власть используется ими для жестокой сексуальной эксплуатации, но еще чаще у «злых гениев» происходит наоборот: секс используется для подчеркнутой демонстрации власти. Этот вирус распространялся от самого тирана и его ближайшего окружения вниз по иерархической лестнице пропорционально влиянию каждого участника сформированной системы власти. У многих великих негодяев были лакеи‑приспешники, которые действовали еще более жестоко и прямолинейно, поскольку являлись исполнителями тайных или явных желаний своих господ. У Калигулы был Лепид, у Нерона – Тигеллин, у Ивана Грозного – Малюта Скуратов, у Сталина – Лаврентий Берия, у Саддама Хусейна – химический Али. Они во многом компенсировали временное отсутствие сексуальных притязаний своих боссов откровенными желаниями сексуально подавлять женщину и неумолимо садистскими склонностями к насилию. В некоторых случаях они нужны были для удовлетворения склонности хозяев к вуайеризму: они должны были еще насытить неодолимые желания извергов смотреть на истязания других (или хотя бы знать о них), что становилось еще одним подтверждением незыблемости и безграничности их власти. Конечно, и сами вассалы деструктивных гигантов пользовались практически безбрежными перспективами близости к ним. К примеру, если Гитлеру самому были присущи извращенные формы секса, то и его приближенные, почуяв дозволение презреть существующие каноны морали и общественных норм, не упустили возможности воспользоваться запретным плодом и нарушить табу. Герман Раушнинг в своем исследовании «Голос деструктивного» дает такую оценку окружению диктатора: «Наиболее презренное из всего – это зловонные испарения скрытой, неестественной сексуальности, которая наполняет и загрязняет всю атмосферу вокруг Гитлера. Ничто в этом окружении не искренно. Тайные связи, заменители и символы, фальшивые нежности и скрытые похоти – все в окружении этого человека неестественно, все не имеет открытости природного инстинкта».

Иногда пороки крупных злодеев распространялись на потомство. Не только сыновья Саддама Хусейна проявили себя как моральные уроды, невоздержанные в сексе и алчущие насилия и убийств. Иван Грозный сознательно лепил из сына отъявленного садиста. Но более всего порочность родителя нашла выражение в детях Екатерины Медичи. Французская королева, по всей видимости, не могла сама испытать чувственного удовольствия обычного человека, довольствуясь на склоне жизни актами вуайеризма и садомазохистского истязания красивых придворных. Зато ее многочисленные дети с лихвой компенсировали сексуальную патологию матери. Красотка Марго жила в кровосмесительной связи со всеми братьями, эротические же забавы сыновей королевы Медичи простирались еще дальше, подтверждая гипотезу о неспособности проявить себя в других областях, и прежде всего в качестве государственных деятелей. Наиболее раскованный из них – самый младший и, как утверждают исторические источники, самый любимый сын Генрих – был, по словам Льва Клейна, «фривольный и сугубо гомосексуальный», «со своими бесчисленными миньонами».

Чем более примитивными в своих воззрениях и устремлениях оказывались враждебные к человечеству покорители Фортуны, тем большее значение приобретали в их глазах сексуальные символы. Калигула во время апогея власти утверждался доведенным до абсолюта сексуальным доминированием, достигаемым за счет так называемого «права первой ночи». Отбирая у других мужчин возможность лишения девственности своих избранниц, полусумасшедший тиран использовал сексуально‑психологическое насилие в качестве инструмента демонстрации своей власти. Сексуальная власть становилась для него сакральным символом и заменителем власти во всех иных плоскостях еще и в силу неспособности проявить себя в другой области. И хотя тот же Калигула пытался выступать на играх в качестве возницы, а однажды даже организовал военную кампанию, не только окружающим, но и ему самому была понятна собственная несостоятельность и комичность положения императора, пытающегося утвердиться на каком‑либо принимаемом обществом поприще. Более образованный и обладающий изощренным деструктивным мышлением, но такой же ущербный Нерон достиг абсолютной власти путем возбуждения всеобщей паники и ужаса, поэтому подобные сексуальные эрзацы ему были необходимы гораздо меньше. Но и у него за демонстрацией вопиющей разнузданности, устройством удручавших современников масштабных оргий, где сам он выступал как в доминирующей роли, так и в пассивных гомосексуальных играх, также скрывается желание показать «совершенную» власть – власть «покорителя недозволенного». Такую форму демонстрации власти он использовал для того, чтобы добиться запоминания своего образа, но ключевой причиной была все та же необходимость заменить чем‑то «осязаемым» посредственность правителя, как и скудость личности в целом. Разгул и сексуальная вседозволенность выступали у Нерона в качестве демонстрируемой им возможности властителя совершать запредельные поступки, внедряться в область недопустимого, и это тоже становилось частью самой власти. Так или иначе, иррациональное выпячивание эротических побуждений присутствовало в жизни Нерона, ибо он, как и Калигула, жил без всякой разумной цели, без каких‑либо идей. И так же, как и Калигула, Нерон с томительной патетичностью искал себя, например, в качестве театрального актера, пытаясь затушевать не только тривиальную лень и примитивность образа жизни, но и психическую неготовность проявить себя достойной личностью. Выпячиваемый эротизм в самых различных формах стал неотъемлемой частью портрета Нерона. Летописцы подчеркивали, что император, отправляясь в Элладу, взял с собой новую жену (которой он обзавелся после зверского убийства Поппеи), кастрированного мальчика Спора для гомосексуальных утех и известную в Риме участницу сексуальных оргий, умевшую превратить интимный акт в невероятное театрализованное представление со множеством декораций. Но та же официальная брачная церемония Нерона с мальчиком Спором может свидетельствовать как об отсутствии внутренних ограничителей у императора, так и о его преднамеренном действии, направленном на создание общественного резонанса.

Царь Иван Грозный, человек с опустошенной душой и стремительно деградирующей психикой, также использовал секс для компенсации бездарности властителя. В его кровавой жизни непомерная разнузданность присутствовала для демонстрации вседозволенности, как, например, «содомский грех» с Федором Басмановым, которого он позже безжалостно убил. Так же, как и римские императоры‑тираны, Иван Грозный еще в раннем возрасте «предавался диким потехам», гоняя с ватагой подростков с наклонностями маньяков по московским улицам и растаптывая конями прохожих. Раззадоренные отсутствием преград и озверевшие от страсти молодчики с великим князем Иваном во главе хватали девушек прямо на улице и увозили насиловать. Уже тогда царь‑насильник начал испытывать восторг не столько от самого физиологического акта, сколько от пьянящей власти и возможности видеть насилие и связанные с ним психологические травмы жертв. Он наслаждался возможностью при помощи уничижительного секса переводить человека из нормального состояния в состояние мученика, истязаемого, подавленного, молящего о пощаде и поверженного. Подобные акты группового изнасилования, к которым Иван Грозный подключал не только десятки опричников, но и собственного сына, периодически повторялись в течение всей его жизни, что, среди прочего, говорит об исключительно извращенном, садистском восприятии сексуальной связи. Царь‑деспот дошел до того, что в Александровской слободе (где патологический трус прятался от возможного возмездия) вместе со своими опричниками раздевал девушек и «забавлялся» стрельбой в них из луков. Как и Калигула, для компенсации своей недостаточности и ущербности царь присвоил себе «право первой ночи», с особым рвением насилуя девственниц. Летописи хранят много страшных историй об этом маньяке; наиболее шокирующим кажется эпизод, когда, нагрянув с погромом в дом одного из своих подданных, он приказал опричникам посадить одну из женщин на натянутую веревку и таскать ее по ней, пока несчастная не скончалась от невыносимых мучений. Сыну же своему он велел насиловать ее юную дочь.

Не исключено, что бисексуальность Ивана Грозного, как и Нерона, проистекала из желания испробовать все в области секса. Но еще больше самому гнусному из российских властителей была присуща страсть к сексуальному насилию для демонстрации силы. И тут почти всегда присутствовал сексуальный контекст, начиная с первого убийства. Так, приказав убить главу своего опекунского совета князя Андрея Шуйского, четырнадцатилетний правитель распорядился раздеть его, и обнаженное обезображенное тело первой жертвы несколько часов находилось на улице, являясь немым свидетельством не только власти государя, но и его неожиданно обнаружившейся жажды унижать жертву. На этот нюанс особое внимание обращает и Л. Клейн, исследовавший гомосексуальные проявления известных исторических личностей. Ученый подчеркивает вуайеризм Ивана Грозного, указывая на то, что «сладострастное наслаждение смешивалось у него с наслаждением от насилия над живыми существами и властного унижения окружающих».

Петр Первый, несомненно, сильная противоречивая личность, представляет собой удивительный и пестрый симбиоз созидательного и деструктивного, сплетение мерзких привычек и животных влечений с навязчивым и реализованным желанием оставить после себя глубокий исторический след. Рассматривая эротику как звериную забаву, основанную на зове инстинктов, он становился порой крайне непристоен и, с точки зрения современной культуры, деструктивен. Как и у большинства властителей, не несших ответственности за свои поступки, психосексуальная природа проявлялась в этом русском царе наиболее остро и в тесном переплетении с властью. Власть использовалась для секса, а секс использовался для демонстрации власти. С женщинами Петр не церемонился, имея интимные отношения и со знатными дамами, и с кухарками. Расплатой за невоздержанность стали такие грозные болезни, как сифилис и цирроз печени; они и свели его в могилу. Небезынтересным являются зафиксированные случаи его вуайеризма, связанные к тому же с некрофилией. В. Степанян описывает такие показательные эпизоды из жизни Петра. Свою любовницу, горничную царицы, он за какой‑то проступок приговорил к смертной казни и приказал у себя на глазах отрубить голову, которую потом с жутким цинизмом поцеловал «на прощанье» в мертвые губы. В другой раз он приказал казнить любовника Екатерины, которую специально повез посмотреть на отрубленную голову. А еще позже Петр велел заспиртовать эту голову и водрузить ее в спальне царицы, дабы из потустороннего мира бывший любовник призывал ее к верности.

На первый взгляд, Чингисхан вел себя несколько иначе. Зацикленный на абсолютной власти и получивший ее не из чужих рук, как Калигула, Нерон или Иван Грозный, а завоевавший силой и устрашением, монгольский разрушитель пользовался сексом как плодом, полученным вместе с властью. Множество жен и еще большее количество наложниц, воспринимаемое и мужским и женским окружением безропотно, призваны были дарить наслаждение, приобретенное властью. Сила оружия и изощренный, но однобоко‑примитивный ум открывали Чингисхану врата в храм желаний, хотя игнорирование времени и восточных традиций делали поведение великого разрушителя непривлекательным в глазах представителя современной ему культуры. Как и большинство властителей Востока, он был невоздержан в эротических утехах, но не делал из них культа. В этом контексте его сексуальные пристрастия вполне вписываются в общую историческую канву и на фоне смертоносного урагана разрушений монголов представляли собой наименьшее зло. Если, конечно, не принимать во внимание, что именно правители восточного мира в силу своего развития, или, лучше сказать, недоразвитости, и определяли традиции, трактующиеся историками как неотъемлемая часть культуры своего времени и своего пространства. Рассматривая же устремления каждого из непримиримых захватчиков сквозь призму современной культуры, стоит относиться к подобным историческим фактам как к предвестнику формирования эволюцией современного индивидуума, со всеми его потенциальными и реальными устремлениями к насилию и разрушениям. Так же, как и у Чингисхана, не обнаруживается зацикливания на эротизме у исламиста Усамы бен Ладена (похоже, по той же причине доступности женщин через многоженство и следования религиозным канонам). Сексуальная невоздержанность могла бы привести к несоответствию образу патриарха терроризма на религиозной основе, а значит, сделала бы Усаму уязвимым. Более близка к установленной обществом планке нормальности сексуальная сфера таких тиранов, как Сталин. Но тут опять‑таки стоит учесть необходимость строгого соответствия образу советского вождя, что выступало ограничителем для московского палача. Исследуя образы Сталина и бен Ладена, мы сталкиваемся с наличием заменителей идей (у первого – движение советского общества к коммунизму, у второго – непримиримая война с неверными), сущность которых заключает в себе определенные ограничители. Можно лишь предполагать, что следование таким ограничениям с лихвой восполняется актами социальной власти, замещающими сексуальное доминирование.

Продолжая рассмотрение сексуальной сферы деструктивных личностей, стоит сказать и о влиянии унижений в раннем возрасте. В зависимости от порога восприятия унижений и психосексуального насилия в раннем возрасте это может сказаться по‑разному: от подавленной сексуальности у Гитлера до гипертрофированной распущенности у Распутина и патологий у Екатерины Медичи. У Распутина ранний сексуальный опыт связан со случаем, когда его заманила к себе молодая генеральша, но позабавилась с ним таким способом, что он был осмеян и унижен как мужчина. Что происходило в интимной жизни молодого Гитлера, сказать трудно, но его слишком выраженные застенчивость и боязливость по отношению к женщинам наводят на мысль о том, что молодым будущий фюрер имел возможность почувствовать себя несостоятельным мужчиной. У обоих мужчин по достижении высокого социального статуса наблюдалось подчеркнутое желание использовать женщин для демонстрации своего положения. Григорий Распутин еще до проникновения в царскую семью, невзирая на социальное неравенство, научился видеть в любой женщине только женщину, используя половое различие с максимальной выгодой для своего мужского статуса. Он демонстративно отказывался целовать руки дамам, ведь это противоречило бы его образу религиозного лидера и прорицателя. Его своеобразная форма мести женщинам заключалась в выпячиваемом бесстыдстве и неослабевающей жажде обладания ими.

Распутин, как и другие разрушители, не имел никакой иной цели, кроме сохранения личного влияния на царскую семью и максимального обогащения. Формулы сексуальности для Распутина, как и для Калигулы, часто служили лишь символами, заменителями власти, самообманом для больного тщеславия. Например, акты эксгибиционизма в ресторанах с показом «сексуального орудия» для него являлись не чем иным, как подчеркиванием могущества и общественно‑политической значимости. Использовал он такой незамысловатый способ не только в силу отсутствия фантазии, а еще и потому, что его примитивное полуживотное мышление уловило связь между сексуальностью сильного самца и распространением его власти в пространстве. Распутин руководствовался логикой, принятой в среде животных и недоразвитых племен, напоминая цивилизованному обществу о присутствии в каждом животного начала. И похоже, нелепые выходки «старца» забавляли и его, и его недалекое окружение, ибо он играл на струнах самых низменных ощущений.

То же можно сказать и о Мао Цзэдуне, личность которого стремительно деградировала после обретения власти вследствие неспособности генерировать идеи, адекватные взятой на себя миссии. Скудость ума выходца из крестьянской семьи, который не задумывался о самосовершенствовании, позволяла сосредоточиться лишь на плотских утехах. Многочисленные любовницы, неугасимое желание все новых сексуальных приключений и особенно инфантильная радость лишения девственности стали отражением не только кажущейся власти над миром, но и глубокой душевной пустоты лидера, как и морального падения его ближайшего окружения. Он, кажется, стремился «побить рекорд» Ивана Грозного, который признавался в растлении «тысячи дев».

Жизнь великих разрушителей, облеченная в различные формы фанатического стремления к власти, нередко камуфлировала или сублимировала сексуальные устремления. Некоторые «злые гении», поглощенные борьбой за доминирование над себе подобными, отводили эротизму незначительное или, по меньшей мере, второстепенное место в жизни. Некоторые же одержимые личности, целиком направлявшие свою энергию на достижение власти, заметно трансформировали свои интимные представления и, похоже, могли долгое время обходиться без сексуальной жизни. К представителям первой группы можно отнести Гитлера, периодически стремившегося к удовлетворению неестественных сексуальных побуждений. Вторую когорту мог бы представлять Сталин. Но в каждом из вариантов психосексуальная основа деятельности имеет место: и извращенные формы эротизма, и его полная трансформация при устремлении к власти свидетельствуют не только о действующих заменителях, но и о деформации, болезненной уязвимости и даже патологии сексуальной сферы у деструктивных личностей. Более того, наличие идей‑фантомов, например, великих завоеваний с целью обогащения или расширения жизненного пространства, непременно вместе с прикрываемой необходимостью жестокостью содержит и элемент сексуального насилия. Не важно, выступает ли эта форма насилия сопровождающей формой закрепления добытой власти, имеет ли она сакрально‑ритуальный оттенок или это просто дикая страсть, проявление которой становится разрешенной и даже поощряемой при военной победе. Несмотря на желание считать эту деструктивную характеристику близкой лишь ранним формам цивилизации, ярко выраженную, например, у монголов Чингисхана или в скифско – славянской борьбе во время становления Киевской Руси, она на самом деле характерна и для современных представителей цивилизации. Приведем пример, который касается похода киевского князя Владимира на Полоцк, когда он после взятия города на глазах у поверженного полоцкого князя и его жены изнасиловал их дочь (правда, потом он взял ее в жены). Тут речь идет о замещении сексом власти – для более яркой ее демонстрации. К слову, для тиранов была характерна именно такая форма насилия, выражавшаяся в желании посредством косвенного психосексуального воздействия подавить психику другого и показать свою неограниченную власть. К таким примерам можно отнести приказ Саддама Хусейна изнасиловать сестру арестованного и истязаемого в тюрьме Бакера Садера на его глазах, дабы максимально унизить жертву. Сам иракский диктатор присутствовал при этом. Другой формой демонстрации власти через сексуальное насилие может послужить пример Екатерины Медичи и ее страсти к оргиям.

Нельзя также проигнорировать еще один аспект психосексуального деструктивного. Любое общество на любом отрезке своего развития характеризуется высоким уровнем напряженности. Любая общность людей сама по себе динамична, так как складывается из множества элементов, слишком противоречивых и слишком отличающихся друг от друга своими воспитанием, воззрениями, системой ценностей, волей (что и стимулирует борьбу внутри этой общности людей). Необоснованное и внезапное проявление агрессивности, насилия и даже кровавых очагов борьбы как раз и является результатом неспособности человека ускользнуть от всепоглощающего водоворота стресса, вызванного противостоянием внутри общества. Могущество деструктивных личностей основано на воздействии на окружающих в психосексуальной плоскости, позволяя наиболее агрессивному психически деформированному меньшинству получить возможность высвободить свои разрушительные порывы, выплеснуть наружу деструктивную энергию в виде необузданного сексуального поведения, насилия или приступов агрессии, направленных на унижение ближнего. Эта форма приобретает в условиях глобализации и формирования мирового общества, подверженного влиянию гигантских информационных потоков, несущих дополнительную напряженность, зловещее значение. Обладающие сильной волей и повышенной чувственностью деструктивные личности открывали своему многочисленному окружению легальный и оправдываемый путь к насилию и разрядке, происходящей на стыке непосредственно сексуальных отношений и властвования над сексуальным объектом. Во всех случаях деструктивной разрядки речь идет о формах безоговорочного обладания, что подразумевает разрешенное насилие. Именно этот психосексуальный подтекст в различных деструктивных движениях и является чрезвычайно привлекательным элементом, манящей силой для тех, кто не способен развить себя как целостную созидательную личность, способную этой созидательной силой влиять на окружающий мир. Поэтому в окружении Гитлера появлялись такие люди, как Геббельс и его менее влиятельные предшественники, питавшиеся деструктивной властью обладания и насилия. А в окружении Сталина – такие, как Лаврентий Берия, способные использовать власть для достижения сексуальной разрядки. Круги от деструктивного эпицентра расходились достаточно далеко, захватывая сотни и даже тысячи людей. Всегда находящееся пополнение для опричного войска Ивана Грозного, гитлеровские штурмовые отряды, не редеющие ряды сталинского НКВД, не устающие от пыток и насилия штурмовики Саддама Хусейна – все это подтверждения склонности человека встать под знамена темных сил.

Масштабные деструктивные фигуры снимали запреты и этим приобретали в глазах части общества значение маяка, к которому, как радостные мотыльки, устремлялись приверженцы и последователи. Таков же источник влияния и Григория Распутина, основанный на снятии сексуальных блоков с части закрепощенных догмами морали женщин. Высвобождая их тайные и тщательно вытесняемые желания, он приобретал власть над ними.

Таким образом, в способности «уловить температуру» общества, силу его внутренней напряженности, как и найти шлюзы, проявляется одна из сильных сторон деструктивных личностей. Они намеренно старались заглянуть в такие лабиринты, куда боялась ступить нога ангела. В жизни и смерти, в проявлении стремлений к Эросу (любви) и Танатосу (смерти) они становились апологетами Зла и, зная это, поступали по своему усмотрению, словно подчеркивая черными красками свои выразительные портреты. И потому что эти портреты оказались такими колоритными и волнующими, они запомнились (и в том числе своим отношением к эротизму).

Date: 2015-08-15; view: 348; Нарушение авторских прав