Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Применение карательной медицины в советской России





 


Партия большевиков, узурпировав власть в октябре 1917 года, постоянно подчеркивала необходимость защиты государства рабочих и крестьян от силовой и идеологической агрессии как извне, так и изнутри, всеми способами, не считаясь ни с какими международными нормами права и морали, руководствуясь исключительно соображениями революционной необходимости.

Инакомыслящие в СССР подвергались самым разнообразным политическим репрессиям: лишение свободы, выдворение из страны на чужбину, лишение гражданства, перемещение групп населения из традиционных мест проживания, направление в ссылку, высылку и на спецпоселение, лишение или ограничение прав и свободы лиц, признававшихся социально опасными для государства. И, наконец, самый изощренный по своей сути вид репрессий - признание человека невменяемым и помещение его на принудительное лечение в психиатрическое лечебное учреждение.

ВКП(б) и СНК не принимали официальных решений о применении к своим политическим врагам такого вида репрессий. Во всяком случае, отыскать в архивах документы на сей счет не удалось. Но советская власть эпизодически в качестве меры наказания направляла своих недругов в психиатрические дома.

Одной из первых жертв репрессивной психиатрии стала предводительница социал-революционной партии России Мария Спиридонова. Об этом довольно красочно написал в своей книге “Карательная медицина” известный российский правозащитник А. Подрабинек. Трибунал, судивший Спиридонову, жизни ее не лишил, но отправил на исправление в психиатрический санаторий, откуда она сбежала, но ВЧК ее быстрехонько арестовала. И на этот раз чекисты были начеку. В архиве бывшего КГБ СССР имеются любопытные документы на сей счет. Сам Ф. Дзержинский в коротенькой записке своему подчиненному Самсонову 19 апреля 1921 года указывает:

“Надо снестись с Обухом и Семашкой (известные медицинские функционеры) для помещения Спиридоновой в психиатрический дом, но с тем условием, чтобы оттуда ее не украли или не сбежала. Охрану и наблюдение надо было бы сорганизовать достаточную, но в замаскированном виде. Санатория должна быть такая, чтобы из нее трудно было бежать и по техническим условиям. Когда найдете таковую и наметите конкретный план, доложите мне”.

Вскоре М. Спиридонова была переведена из лазарета ВЧК в Пречистенскую психиатрическую больницу, где, кстати, находилась ее товарищ по партии - Измайлович. Чекисты попросили обследовать Спиридонову известного профессора Ганнушкина, вердикт которого гласил: “Истерический психоз, состояние тяжелое, угрожающее жизни”1. Диагноз даже для дилетанта очевиден своей поверхностностью, но, может быть, у мэтра на то были свои причины?

Тем не менее массовыми такие случаи не стали. В XX веке, вплоть до конца II Мировой войны, психиатрию в качестве инструмента контроля над сознанием и подавления инакомыслия практически не использовали: времена были простые и жестокие. Напротив, известно, что политически неблагонадежные не раз прикидывались психически больными и успешно скрывались от преследования в психбольницах: в сталинском Советском Союзе, в фашистской Италии, в хортистской Венгрии. Были такие же догадливые персонажи и в нацистской Германии, но там их хитрость вышла им боком: вместе с действительно психически больными они подпали под гитлеровскую программу «эвтаназии».

Все резко изменилось в годы «холодной войны», когда в психиатрическую практику была введена психофармакология (начиная с первого нейролептика – аминазина). Как только обнаружилось, что с помощью лекарственных препаратов можно менять сознание и осуществлять за ним контроль, власти поняли, какой мощный инструмент подавления инакомыслия попал им в руки.

Первыми оказались американцы, широко применившие – в обстановке антикоммунистической истерии – «лечение» в психбольницах нейролептиками тех, кто опрометчиво выказывал сочувствие к коммунистическим идеям, но при этом ни в каких коммунистических организациях не состоял (кто состоял – тех сажали). Некоторые такие истории стали широко известны много позже – в 70-е годы, а о трагической судьбе голливудской кинозвезды Фрэнсис Фармер в США даже сняли в 1982 году художественный фильм с Джессикой Ланж в главной роли.

СССР долго отставал от Запада. Конечно, в послевоенный период отдельные политзаключенные попадали в психбольницы (часто, правда, в результате действительно развившихся из-за пыток временных – и не очень – психических расстройств), но отработанной системы провозглашения инакомыслящих «сумасшедшими» в СССР не было. Такая система стала складываться уже в годы «оттепели», при Н.С. Хрущеве.

В 1956 году, в ходе борьбы с «культом личности», КПК при ЦК КПСС под горячую руку чуть было не разогнала печально знаменитые «Серпы» – Институт судебной психиатрии им. Сербского. Институт, однако, уцелел, а пережившие сильный испуг врачи спецотделения, сотрудничавшие с НКВД–МГБ (возглавлял их приобретший позже зловещую славу Д.Р. Лунц), сплотились в тесную группу, объединились круговой порукой и стали ждать своего часа.

Этот час настал в начале 60-х, когда СССР столкнулся с острым социально-политическим кризисом. Внешним (хотя и тщательно скрывавшимся) проявлением этого кризиса стали массовые беспорядки 1961–1963 годов – в Муроме, Александрове, Бийске, Краснодаре, Кривом Роге, Сумгаите и Новочеркасске. Кончилось дело снятием Хрущева. И в тот же период по всей стране начали строить и открывать новые спецпсихбольницы: Сычевскую, Благовещенскую, Черняховскую, Костромскую. Опять, как и в прошлых случаях, все зависело от общеполитических причин: при Сталине с его теорией «обострения классовой борьбы по мере продвижения к коммунизму» просто не было нужды провозглашать политических врагов психами, а вот при Хрущеве – Брежневе, когда уже было изобретено «общенародное государство» и «морально-политическое единство советского народа», вполне логично возникал соблазн зачислить как можно большее число недовольных (а их было много – «отдельные отщепенцы» массовые беспорядки устроить не в силах) в разряд «душевнобольных».

К концу 70-х система сформировалась окончательно. К имевшимся спецпсихбольницам добавили еще пять. «Серпы» из находившегося под угрозой запрета учреждения превратились в важнейший инструмент политических репрессий и «карательной психиатрии». Д.Р. Лунц и Г.В. Морозов оказались в фаворе. Услужливым профессором А.В. Снежневским была изобретена нигде в мире, кроме СССР, не признававшаяся «вялотекущая шизофрения», которую и стали выставлять инакомыслящим в качестве диагноза (с такими замечательными симптомами, как «философская интоксикация» – это если кто философскую литературу читает – и «бред реформаторства» – это если кто мечтает о каких-то социальных изменениях).

Контроль над сознанием с помощью психбольниц и нейролептиков был поставлен на поток. В начале 80-х стали строить еще 6 спецпсихбольниц (а собирались – 8). Когда в 1988 году, в обстановке «перестройки» и критики «карательной психиатрии», приняли новое законодательство о психиатрической помощи, в стране разом сняли с учета у психиатра 776 тыс. человек, ликвидировали 5 спецпсихбольниц, а 16 передали в ведение Минздрава СССР.

К тому времени психиатры умели уже не только контролировать сознание и поведение, но и физическое состояние «политпсихов». Ничего не стоило убить человека – и не так грубо, как в начале века, а изящно, без применения физической силы. Если, конечно, было указание убить.

Институт судебной психиатрии им. проф. Сербского был организован на базе бывшего полицейского приемника в 1923 году и находился сначала в ведении органов юстиции и внутренних дел, а в последующем - Минздрава СССР. Из научно-исследовательского учреждения, изучавшего проблемы судебно-психиатрической экспертизы и комплексов связанных с нею вопросов (вменяемости, дееспособности), институт к середине 30-х годов (то есть к периоду создания исполнительных органов для психиатрических репрессий) превратился в монопольный бесконтрольный орган, проводивший (проводящий до сего времени) судебно-психиатрическую экспертизу по всем наиболее важным делам (и, разумеется, по делам, связанным с так называемой контрреволюционной деятельностью). Такой монопольный орган, изолированный от других медицинских психиатрических учреждений завесой особой секретности, стал послушным орудием в руках следствия и государственной безопасности, выполняя их политические заказы. Этому способствовала и в значительной степени актуальная до сих пор Инструкция НКЮ СССР, Наркомздрава СССР, НКВД СССР и Прокуратуры СССР от 17 февраля 1940 года, в соответствии с которой “методическое и научное руководство судебно-психиатрической экспертизой осуществляется Наркомздравом СССР через Научно-исследовательский институт судебной психиатрии им. проф. Сербского (ст. 2)”. В соответствии со статьей 4 этой инструкции “при судебно-психиатрическом освидетельствовании лиц, направленных на экспертизу органами НКВД (и милиции) разрешается участие врача Санотдела НКВД, а также представителя органа, ведущего следствие”. (Участие представителя интересов подэкспертного и его адвоката предусмотрено не были.)

Сотрудники, особенно секретного отдела Института им. Сербского, проводившего экспертизу по уголовным делам, связанным с государственной безопасностью, вовлекались в следственные мероприятия. Так, в институте широко практиковался метод “кофеин-барбитурового растормаживания”, в период которого подэкспертные, находившиеся в состоянии заторможенности и отказывавшиеся от речевого контакта вследствие реакции на судебно-следственную ситуацию, становились разговорчивыми и в состоянии лекарственного опьянения давали те или иные показания, использовавшиеся в ходе следствия. Более того, в 30-е годы в институте была организована специальная лаборатория (закрытая вскоре после смерти Сталина), целью которой была разработка особых медикаментозных средств, притупляющих самоконтроль за высказываниями у лиц, находившихся на экспертизе.

Экспертные заключения такого монопольного органа диктовались, как правило, интересами следствия и с годами становились все менее объективными и доказательными. При этом в зависимости от воли “заказчика” преобладал то медицинский, то юридический критерий вменяемости, часто без попытки свести их к соответствию.

Подэкспертные в ЦНИИСП подвергаются не только общетерапевтическим, неврологическим и другим анализам, но проходят часто и диагностическое лечение. Эта официальная установка свидетельствует о полном пренебрежении интересами и правами обвиняемых.

"В условиях судебно-психиатрической экспертизы должны быть шире использованы лечебные средства, применяемые в общей психиатрии. Активная терапия в целом ряде случаев помогает более точной оценке состояния испытуемого, так как почти при каждом психическом заболевании имеется типичная динамика исчезновения болезненных симптомов "при терапевтическом вмешательстве. Следовательно, лечебные мероприятия не могут мешать судебно-психиатрической оценке"*.
* Судебная психиатрия. М., изд-во "Юридическая литература", 1967 г., стр. 14.

Арсенал карательных мер, применямых в ЦНИИСП имени проф. Сербского и спецпсихбольницах (СПБ)

Сделав один шаг на преступном пути — заточение нелояльных граждан в СПБ, власти вынуждены сделать следующий, еще ужаснее и преступнее — назначение психофармакологических средств, подрывающих физическое и психическое здоровье. Интенсивность лечения зависит от больницы, лечащего врача, от отношения к заключенному КГБ. Случаев, когда заключенные "лечения" не получали, известно относительно мало, но такие случаи бывают. "Лечение" не назначалось месяцами, даже до года (М.И. Кукобака — Владимир, Ю. Шиханович — Дмитров, В. Гершуни — Москва). Но совсем не назначать "лечения" врачи спецов боятся — ведь считается, что в "спецу" сидит больной, и поэтому надо и дальше исправно играть роль врача. Впрочем, некоторым надоедает делать вид, что они верят в диагноз. "Мы не находим у вас болезни, но выписать не можем", — заявила представитель ЦНИИСП им. Сербского доктор Холодковская (не рядовой психиатр, а представитель центрального института!) Ю. Белову, тому самому Белову, которому его лечащий врач А.Л. Зеленеев, зав. 4-го отделения Сычевской СПБ, так объяснил, почему ему назначены лекарства: "Ты не нуждаешься в лечении, но, если мы не будем давать тебе лекарства, выйдя отсюда, ты заявишь, что был здоров и что лечение не назначалось"*.
* "Хроника текущих событий", Самиздат, 1975, № 34.
"Врач" Зеленеев прекрасно сформулировал одну из причин, по которым в СПБ психически здоровым людям проводят "лечение". Другая причина — желание определенных кругов правительства и КГБ с помощью медицины, точнее лекарств, избавиться от своих политических противников. От тех, которые есть, — физически, от возможных новых — путем наглядного примера. Третья причина — воздействуя лекарствами, добиться от заключенных отречения от своей веры или принципов, чтобы скомпрометировать диссидентское движение или религиозные течения. Наконец, четвертая причина, по которой в СПБ здоровых людей пичкают лекарствами, — наказание за непокорность больничным властям.
В распоряжении врачей СПБ все современные психофармакологические средства.

Амитал-кофеиновое растормаживание. Метод амитал-кофеинового растормаживания применяется в психиатрии с диагностической целью. Амитал-натрий (этаминал, барбамил) считается самым мощным в современной психофармакологии средством. После внутривенного введения раствора амитала-натрия через 2-5 минут наступает максимальный эффект. Пациент впадает в состояние эйфории, повышенной речевой и двигательной активности. Он охотно отвечает на все вопросы, ведет себя непринужденно, благодушно. Такое состояние можно сравнить с легкой степенью алкогольного опьянения. Больные, находящиеся до инъекции в ступоре, с проявлениями мутизма, охотно рассказывают о себе, о своих мыслях, намерениях. Столь чудесное внезапное превращение окаменевшего, бесчувственного существа в оживленно-го, полноценного человека ни в каких других случаях увидеть не удается"*. Действие этого средства продолжается полтора-два часа. Сочетание амитал-натрия с кофеином предложено Бродером, но такая модификация метода ничем существенно не отличается от первоначального. Как уже было сказано, амитал-кофеиновое растормаживание — метод диагностический, как терапевтическое средство он не пригоден. Повторные инъекции не достигают своей цели, так как эффект от них резко снижен. Поэтому метод используется в экспертной практике, в том числе и в судебно-экспертной. Судебно-психиатрическая экспертиза проводится, как известно, во время следствия. Когда к экспортируемому применяют такой метод, пусть даже с целью выявить глубину мутизма, это становится запрещенным приемом следствия, так как налицо совершенно явное насилие над волей подследственного, не признанного еще психически больным и невменяемым в содеянном. То, что подследственный выдает свои секреты врачам, а не органам власти, не имеет значения, так как все экспертные материалы в любом случае (признан подследственный невменяемым или нет) передаются в распоряжение предварительно-го следствия, а затем и суда. Это уже вопрос нарушения не только медицинской этики, но и уголовно-процессуальных норм. Правда, существует мнение, что на психически здоровых людей метод амитал-кофеинового растормаживания не действует. "Отметим особо, что у здоровых испытуемых, которые намеренно и упорно желают скрыть какие-либо обстоятельства или переживания, интересующие экспериментатора, вливание амитал-натрия не дает эффекта," — пишет Н. Трауготт. Такого же мнения придерживаются В. Буковский и С. Глузман**. Но у нас имеется, например, свидетельство вполне здорового человека М. Нарицы об амитал-кофеиновом растормаживании ("растормозки", как говорят в спецах): "Мне такой укол делали. Когда я пришел в сознание, смотрю — у нее (т.е. врача — А.П.) целая страница написана. И не помню, что спрашивала и что я отвечал"***. Вопрос о действии амитал-кофеинового растормаживания на здоровых людей представляется нам в некоторой степени спорным. Состояние пациентов под амитал-натрием напоминает состояние хирургических больных в поверхностной стадии наркоза. Излишне напоминать о повышенной речевой активности в поверхностной стадии наркоза у психически здорового человека. Показания М. Нарицы и некоторых других бывших узников спецпсихбольниц и ЦНИИСП им. проф. Сербского убеждают нас, что метод амитал-кофеинового растормаживания применяется к здоровым людям не зря.
* Н.Н. Трауготт. Очерки психофармакологии человека. Л., изд-во "Наука", 1968.
** В. Буковский, С. Глузман. Пособие по психиатрии для инакомыслящих. Самиздат.
*** Казнимые сумасшествием. Изд-во "Посев", Франкфурт-на-Майне, 1971.

Надо также учитывать, что под маркой амитал-кофеинового растормаживания может применяться любой другой метод, может быть, не опубликованный в открытой печати, но подходящий для целей карательной медицины. Некоторые факты свидетельствуют в пользу этого предположения. Известно, что после амитал-кофеинового растормаживания не наступает амнезии, как, например, в случае Нарицы. Этот и ряд других фактов, а также воспоминания перенесших "растормозку" заставляют предположить, что под видом амитал-кофеинового растормаживания применяются иные средства, возможно, психотомиметики типа производных лизергиновой кислоты. И хотя такие препараты как ЛСД-25, псилобицин, мескалин официально для применения на людях в СССР запрещены, они поступают к нам для экспериментальных целей. Возможно, они синтезируются и в лабораториях наших научно-исследовательских институтов. Безусловно, от недостатка их психиатры-каратели не страдают. Сочетание психотомиметиков с последующим введением нейролептиков и снотворных может вызвать конечное состояние, подобное тому, которое испытал Нарица и некоторые другие. Что на экспертизе многих здоровых подследственных заставляют "говорить", представляется нам безусловным. Что для этого применяют, выяснить пока трудно.
Не исключена и такая возможность применения амитал-кофеинового растормаживания. Находясь на экспертном обследовании, подследственный, несомненно, пребывает в состоянии некоторого нервно-психического напряжения. Ожидание решения экспертной комиссии, ход предварительного следствия с одиночным заключением, общение с настоящими душевноболь-ными во время стационарной экспертизы, безусловно, накладывают определенный отпечаток на психику здорового человека. Справедливое желание скрыть от следствия те или иные сведения, боязнь выдать товарищей при одновременном сознании того, что полное раскаяние смягчило бы его участь, концентрирует внимание подследственного на этих проблемах. Сведения о мощном, безотказном действии растормозки еще больше усугубляет боязнь "расколоться". Находясь длительно в таком состоянии, он уже не может считаться совершенно здоровым человеком, хотя органических поражений не имеет. Такое состояние можно расценить как функциональное неврогенное расстройство, т. е. невроз. Учитывая индивидуальность психической конституции и специфику психогенной травмы, надо заметить, что подследственные в разной степени подвержены невротическим расстройствам; неврозы протекают с различной степенью динамичности клинической картины. Подследственный с той или иной глубиной функционального психического расстройства, с определенной степенью амбивалентности к даче показаний под амитал-кофеиновым растормаживанием подсознательно может рассказать как раз то, чего в нормальном состоянии он бы никогда своему следователю не рассказал.
Применение амитал-кофеинового растормаживания к стойким невротикам тоже противозаконно, так как невротическое состояние не является, как правило, основанием для вынесения заключения о невменяемости. (А сведения, полученные при растормозке, тем не менее подшиваются к следственному делу.)
Как видим, вариантов насильственного получения сведений, интересующих следствие, с помощью психотропных средств много. Это может быть успешное применение амитал-кофеинового растормаживания и к здоровым людям, и к стойким невротикам, и к людям, доведенным до реактивного невротического состояния в ходе следствия и экспертизы. Это может быть применение галлюциногенов типа ЛСД с последующим введением средств, вызывающих антероградную амнезию и сон. Это может быть применение не известных нам широко не апробированных новых лекарственных препаратов.

Аминазин — препарат широкого спектра действия, и применение его, особенно длительное, может повлечь за собой самые разнообразные осложнения. Но на жалобы непсихиатрического характера врачи почти никакого внимания не обращают, консультаций специалистов не назначают, а ведь лечение аминазином грозит такими осложнениями как дерматиты, помутнение роговицы и хрусталика, аллергические реакции с отеками лица и ног, фотосенсибилизация кожи, диспепсические расстройства, токсический гепатит. Более редким, но грозным осложнением лечения аминазином является агранулоцитоз, с частотой случаев до 0,3%, из них в одной трети летальных*. Статистически из 1000 человек, леченных аминазином, один умирает от агранулоцитоза. А так как количество узников совести, побывавших в "спецах", по нашим подсчетам, давно перевалило за тысячу, то, возможно, аминазин уже отправил на тот свет кое-кого из политических противников советского режима.
Среди других нейролептиков производных фенотиазина в практике карательной медицины применяются тизерцин, санапакс, этаперазин, френолон, трифтазин (стелазин), мажептил. Применение этих препаратов иногда приводит к тромбофлебитам вен конечностей, тромбоэмбо-лиям и смерти. В отношении мажептила необходимо заметить, что применение его влечет за собой суицидальную настроенность. Известны случаи самоубийства после приема мажептила (Казанская СПБ). Из остальных препаратов чаще всего применяется стелазин.
Вот как описывает ощущения от приема не известного ему производного фенотиазина один бывший узник: "Специальное снотворное типа аминазина дают по шести таблеток, что просто убийственно. У всех, кого заставляют принимать эти лекарства, полость рта становится совершенно белой, так же и язык. Одновременно у них тускнеют зрачки. У них все время ужасный вкус во рту, они беспрерывно должны полоскать рот. Лекарства эти приходится принимать в обязательном порядке. Кто отказывается, тех переводят в отделение буйных, где их связывают и насильственно дают уже не таблетки, а делают вливания..."
Такова наша гуманная медицина! Таковы отдаленные последствия талантливых работ Шарпантье, Делея и Деникера!**
Пожалуй, самым распространенным в карательной медицине лекарственным средством является все-таки производное бутерофенона, нейролептик галоперидол. Потенциирует действие наркотиков, снотворных, анальгетиков, купирует разного рода возбуждения. Оказывает противорвотное действие. Применяется в медицине при шизофренических, олигофренических, эпилептиформных психозах, при маниакальных и параноидных бредовых состояниях, при ажитированной депрессии, психомоторных возбуждениях***. При применении галоперидола возможны кожные реакции и фотосенсибилизация (повышенная чувствительность кожи к солнечному облучению). Однако самым характерным и существенным осложнением при лечении галоперидолом являются экстрапирамидные расстройства. Симптоматика экстрапирамидных расстройств до деталей сходна с постэнцефалическим паркинсонизмом, поэтому их называют лекарственным (токсическим) паркинсонизмом. Клинику экстрапирамидных расстройств можно разделить на три основных синдрома.
* А.А. Портнов, Д.Д. Федотов. Психиатрия. М., изд-во "Медицина", 1971.
** Шарпантье в 1950 г. впервые синтезировал хлорпромазин (аминазин). Делей и Деникер в 1952 г. впервые применили его в клинике.
*** М.Д. Машковский. Лекарственные средства, ч. 1, М., "Медицина", 1972. стр. 58-59.
Акинетико-гипертонический синдром характеризуется амиостатическими расстройствами в виде общей скованности, бедности и замедленности моторики, амимии, отсутствии содружественного движения рук при ходьбе и пр., а также вегетативными расстройствами (гиперсаливация, себорея, потливость, тахикардия).
При гиперкинетико-гипертоническом синдроме помимо мышечной ригидности отмечаются различные гиперкинезы, тремор, акатизия (чувство моторного беспокойства со стремлением менять положение тела, "неусидчивость". По поводу этого состояния у заключенных спецпсих-больниц есть песня, начинающаяся словами "Не сидится, не лежится, не гуляется...").
При дискинетическом синдроме наблюдаются (особенно в первые дни) тонические судороги, чаще мышц языка, шеи, дна рта, жевательной мускулатуры. Отмечаются судороги в виде торсионного атетоза, судороги взора (по типу синдрома Куленкампфа-Тарнова). Возможны эксимоторные кризы, судорожные сведения конечностей, эпилептотонус*.
* А.А. Портнов, Д.Д. Федотов. Психиатрия. М., изд-во "Медицина", 1971; В.Ф. Матвеев. Учебное пособие по психиатрии. М., изд-во "Медицина", 1975; М.Д. Машковский. Лекарственные средства. М., изд-во "Медицина", 1972.
Политические заключенные СПБ, подвергшиеся лечению галоперидолом, в основном предъявляют жалобы на постоянное желание менять позу, двигаться (акатазия). Это состояние их физически изматывает, потому что удобной позы найти невозможно, остается ждать прекращения действия лекарства. "Такое впечатление, будто ты налит внутри свинцом, думать тяжело, ходить тяжело, сидеть тяжело, лежать невозможно," — вспоминает один бывший заключенный СПБ. Многие рассказывают об ужасном состоянии невообразимой тревоги, беспочвенного страха, бессоннице.
Экстрапирамидные расстройства снимаются специальными средствами — корректорами. В спецпсихбольницах применяется в качестве корректора циклодол (синонимы — ромпаркин, паркопан, артан и др.). Корректоры способствуют уменьшению или даже исчезновению экстрапирамидных расстройств у больных, получающих лечение нейролептиками. Однако на психически здоровых людей циклодол оказывает очень незначительное действие, и экстрапира-мидные расстройства уменьшаются в малой степени. К тому же некоторые заключенные не получают корректоров. Наталье Горбаневской (Казанская СПБ) циклодол присылали из Москвы друзья, потому что в IX отделении больницы (заведующая — заслуженный врач республики М. Волкова) его не было. Владимир Борисов (Ленинградская СПБ) получал галоперидол в инъекциях, но в корректорах, несмотря на сильно выраженные экстрапирамидные расстройства, ему было отказано. О том же свидетельствует и Ирина Кристи (психиатрическая больница общего типа № 1 им. Кащенко в Москве).
Назначая заключенным в СПБ галоперидол, тюремно-больничные власти преследуют цель причинить мучения своим жертвам, добиться от них таким образом в дальнейшем беспрекословного подчинения. И действительно, сила воздействия галоперидола такова, что многих смелых и мужественных на воле людей в СПБ одолевает перед галоперидолом такой страх, что они соглашаются признать себя больными, раскаяться в совершенном "преступлении", лишь бы снова не подвергнуться ужасному "лечению". Галоперидол и назначается часто не как курс лечения, а как карательная мера за нарушение режима или стойкое бескомпромиссное поведение. У тех, кто пережил галоперидол и не сдался своим палачам, на всю жизнь остаются кошмарные воспоминания о пережитом в СПБ.
Страх перед галоперидолом испытывают не только з/к психбольниц, но и люди, находящиеся на воле. Нам известно про одного диссидента, побывавшего в спецу в те благодатные времена, когда галоперидол еще не применялся. Наслышавшись об ужасах галоперидола, этот человек, опасаясь нового ареста и заключения в психбольницу, заранее принимает этот препарат, стараясь привыкнуть к нему, чтобы потом не испытывать таких сильных мучений.
Лечение нейролептиками отрицательно сказывается не только на здоровых людях, но и на многих психически больных. Злоупотребления нейролептиками приводят зачастую к тому, что для многих душевнобольных пребывание в СПБ становится трагедией их жизни.


В практике карательной медицины сульфазин, как и галоперидол, назначается в качестве наказания. Инъекция сульфазина вызывает острую и продолжительную болезненность в месте укола. Перед инъекцией ампулу положено встряхнуть и подогреть до полного растворения осадка, однако этого обычно не делается, ибо задача врачей здесь — причинить заключенным максимум мучений. После нескольких инъекций на ягодицах образуются болезненные инфильтраты, из-за чего заключенные не могут сидеть, спать на спине, с трудом ходят. В сочетании с гипертермией достигается тот эффект, которого ожидают врачи, добиваясь ухудшения самочувствия своих пациентов. Вот что вспоминает один бывший политзаключен-ный спецпсихбольницы о сульфазине: "Эти вливания действуют, естественно, еще интенсивнее (чем таблетки аминазина — А.П.), причем вызывают невероятные боли. Как правило, эти вливания делают в ягодицу, в результате чего, как я сам наблюдал, люди месяцами не могли сидеть. Им приходилось обедать стоя, а ночью лежать на животе. Они не могли спать, задыхались, во рту жгло. Вот так и лежали, держась за спинки кроватей, чтобы не задохнуться. Это была такая невыносимая боль, что они не в состоянии были ни сидеть, ни лежать как нормальные люди."
О широком применении пирогенной терапии сульфазином в спецпсихбольницах свидетельствуют Р. Фин, В. Борисов, С-н, П. Старчик.
Имеются сведения применения к политзаключенным в спецпсихбольницах мепробамата, элениума, тазепама, триоксазина, раунатина (и других алкалоидов раувольфии).
Очень распространены в СПБ методы насильственного удержания, которые были популярны в психиатрической практике XVI- XVIII веков. В. Гусаров вспоминает, что в 1951 (1952?) году в Казанской СПБ заключенных заворачивали в "камзол" (смирительная или "горяченная" рубашка)*. В теперешнее время "камзол" в СПБ как будто не применяется, (хотя в тюрьмах и лагерях смирительные рубашки в ходу)**.
* В. Гусаров. При Сталине было лучше... Самиздат, 1976.
** См. Исправительно-трудовой кодекс РСФСР, ст. 35.

К методам насильственного удержания относится и фиксация, заключающаяся в том, что заключенного привязывают за руки и за ноги к кровати и оставляют в таком положении на столько, на сколько заблагорассудится начальству, — на несколько часов, на день, на два, на неделю.
Появился новый, по-видимому, неизвестный нашим далеким предкам метод "лечения" — влажная укрутка. Для того чтобы применить такой современный и результативный метод "лечения", необходимо заключенного плотно запеленать хорошо замоченной в воде простыней. Суть метода заключается в том, что простыня, по мере того как высыхает, сдавливает жертву, причиняя ей невыносимую боль. Этот метод получил большое распространение в СПБ еще и потому, что обладает целебным свойством на расстоянии — услышав крики одного истязуемого заключенного, остальные начинают раздумывать: стоит ли им проявлять свои "психопатологи-ческие черты характера" и поддаваться новой психологической вспышке.
И, наконец, последний, доселе неизвестный широким кругам психиатров метод лечения, выработанный и опробированный в советских спецпсихбольницах, — стенотерапия. Метод этот самый дешевый и простой из всех, перечисленных выше. Он заключается просто в длительной изоляции в СПБ или в угрозе такой изоляцией. В 40-50-х годах этот метод был самым популярным в советской спецпсихиатрии. Иногда в чистом виде применяется он и сейчас, но чаще в сочетании с другими методами "лечения". Врачи СПБ не стесняются своего метода и не держат его в секрете. В. Борисову (из Ленинграда) было прямо сказано: "Мы лечим Вас стенами!" В той же ЛСПБ не лишенный чувства юмора врач заявил одному заключенному: "Мы будем держать тебя до второго коммунизма".
Наибольшее распространение этот метод получил в Сычевской СПБ. Здесь заключенные не получают почти никаких психофармакологических средств и находятся в изоляции по много лет. Юрий Белов, например, сидел там с 1972 по 1976 гг. От него требовалось только признание своей психической неполноценности и раскаяние в содеянном. Тогда с первой же комиссией — выписка и затем свобода. Да только не смогли вырвать у него раскаяние...
Мы перечислили, кажется, все медицинские и медициноподобные методы воздействия на здоровых людей в спецпсихбольницах. Впрочем, может быть, и не все. Научный прогресс не стоит на месте. Психофармакология успешно развивается. Появляются новые лекарства. Может быть, уже есть что-нибудь новое и в СПБ...

Date: 2015-07-27; view: 287; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.006 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию